Алла Борисова

400 abunəçilər
Yeni kitab, audio kitab, podkastlar haqqında bildiriş göndərəcəyik

Sitatlar

Послушай, гражданская война – это совсем другое. Дикость, доведенная до крайности. Здесь нет правил.

Система национального образования не дает образования ни в любви, ни в уважении к другому, ни в уважении к себе самому.

Я так боюсь, — сказала она, — что эта комната приснится кому-нибудь ещё, и он все здесь перепутает.

— Мина, — сказала слепая, — если хочешь быть счастливой, никогда не поверяй свои тайны чужим людям.

Освобожденный ангел бродил взад-вперед, как обессилевший лунатик. Отчаявшаяся Элисенда кричала, что это настоящая пытка - жить в этом аду, набитом ангелами.

Весь его безумный путь через лишения и мечты пришел в настоящий момент к своему концу. Дальше - тьма.

-Черт возьми, - вздохнул он. - Как же я выйду из этого лабиринта?!

Я хочу, чтобы ты был счастлив и свободен, и одновременно мне хочется, чтобы здесь (она показала рукой на середину груди) у тебя что-то переворачивалось, когда ты думаешь обо мне

К несчастью, обыденность Парижа, а может, и моя собственная подавила во мне безрассудные желания, и теперь я с усилием пытаюсь вспомнить, когда и как « это» началось. «Это» – значит отказ от желаний, скука, размытые очертания жизни – все то, что привело меня к существованию, по сей день и по весьма веским причинам всегда меня привлекавшему. Более того. Это, я думаю, началось в 1969-м, а из событий 1968-го, из всех этих порывов и провалов вряд ли, увы, вышел какой-нибудь толк. И дело не в возрасте: мне тридцать пять, зубы у меня в порядке, и, если мне кто-то нравится, обычно все удается. Просто я больше ничего не хочу. Я бы хотела полюбить, и даже страдать, и даже трепетать у телефона. Или ставить десять раз подряд одну и ту же пластинку, вдыхая воздух разбудившего меня утра, воздух, несущий естественное благословение природы, такой мне знакомый. «Я перестал чувствовать вкус воды, а потом вкус победы». Кажется, так поет Брель. Так или иначе, больше этого нет

всегда был неделикатен, – повторил Юлиус А. Крам. – Впрочем, – добавил он,  – это у меня не от нескромности, а от неловкости