Зимовье на Студеной

только подумал: «Вот бы хорошо зайчиком закусить!» – как слышит, что где-то совсем

Ведь она всегда была такой скромной Метелочкой и никогда не важничала, как это случалось

заляжем в берлоге… На эти слова последовал легкий прыжок, и Музгарко очутился в избушке раньше хозяина. – Не любишь зиму, а? – разговаривал старик с собакой, растопляя старую печь, сложенную из дикого камня. – Не нравится, а?.. Колебавшееся в челе печки пламя осветило лавочку, на которой спал старик, и целый угол избушки. Из темноты выступали закопченные бревна

страха. – Молодец, косой! – закричали все зайцы в один голос. – Ай да, косой!.. Ловко ты напугал старого Волка. Спасибо, брат! А мы думали, что ты хвастаешь

Когда дверь затворилась за Приваловым и Nicolas, в гостиной Агриппины Филипьевны несколько секунд стояло гробовое молчание. Все думали об одном и том же – о приваловских миллионах, которые сейчас вот были здесь, сидели вот на этом самом кресле, пили кофе из этого стакана, и теперь ничего не осталось… Дядюшка, вытянув шею, внимательно осмотрел кресло, на котором сидел Привалов, и даже пощупал сиденье, точно на нем могли остаться следы приваловских миллионов.