«Крестоносцы» adlı səsli kitabdan sitatlar, səhifə 3
На все можно средство найти, была бы только голова на плечах.
— Как же так? Значит, вы в мирное время напали на женщин и на князя, который возводил замок на собственной земле?
— Нет бесчестных поступков, когда речь идет о славе ордена и христианства.
— А этот грозный рыцарь ищет мести только за молодую жену, убитую вами в мирное время?
— Кто поднимет руку на крестоносца, тот — сын тьмы.
— У вас все смешки да песни на уме, — заметил Мацько.
— Да, но скажите мне, что делают на небесах блаженные души?
— Поют.
— Ну, вот видите. А отверженные плачут. Я предпочитаю попасть не к плачущим, а к поющим. Апостол Петр тоже скажет: «Надо пустить его в рай, а то он, подлец, и в пекле запоет, а это никуда не годится».
...как много значит женщина во всех земных делах, любое дело может с нею и удаться и прахом пойти.
На правом крыле шли хоругви Витовта под разноцветными знаменами, но с одинаковым изображением литовской Погони. Не окинуть взором было всю эту рать, которая растянулась вширь среди полей и лесов на целую немецкую милю.
— У вас все смешки да песни на уме, — заметил Мацько.
— Да, но скажите мне, что делают на небесах блаженные души?
— Поют.
— Ну, вот видите. А отверженные плачут. Я предпочитаю попасть не к плачущим, а к поющим. Апостол Петр тоже скажет: «Надо пустить его в рай, а то он, подлец, и в пекле запоет, а это никуда не годится».
- Как? Он требовал, чтоб прославляли его даму? Что вы говорите? Верно, нет у него ни стыда ни совести.
Тут он устремил на иноземного рыцаря взор, точно любопытствуя взглянуть, каков же с виду человек, у которого нет ни стыда, ни совести.
- Вы, рыцарь, знаете толк в крепостях; что скажете вы нам об этой твердыне?
- Твердыня сдается мне неприступной, - как бы в задумчивости ответил польский рыцарь, - но...
- Но что? Что можете вы сказать против нее?
- Но всякая твердыня может переменить господина.
Если даже для блага ордена надо было действовать мягче, например по временам в Жмуди, то при беззаконии и природной жестокости комтуров все указания магистра оставались втуне. Конрад фон Юнгинген чувствовал себя возницей, у которого понесли кони, а сам он выпустил вожжи из рук и бросил свою колесницу на произвол судьбы.
Она слегка наклонилась при этом над столом и, поглядев в сторону Ягенки, заметила:
- Не диво, что при этом факеле гаснут все свечки!
