«Прокляты и убиты» audiokitabından sitatlar
Нигде столь не врут, как на войне и на охоте», – гласит русская пословица, и никто так не искажает понятия любви и правды, как военные. Я не люблю, я жалею людей, – страдают люди, им голодно, устали они – мне их жалко. И меня, я вижу, жалеют люди. Не любят, нет – за что же любить-то им человека, посылающего их на смерть
оружия, – и печка оживлялась, к вечеру тянуло от нее чахоточным теплом, но четыре печки казарму нагреть уже не могли. С той и с другой стороны ворота батальонной казармы обмерзали льдом – ночью обитатели ее не успевали или не хотели выбегать на улицу, мочились на лестнице, в притвор. Их ловили, били, заставляли отдалбливать желтый лед в притворе, но все равно в дверь тянуло так, что до самых нижних нар первого взвода лежала полоса изморози и накопыченный обувью снег
Бедственное время страшно еще тем, что оно не только угнетает – оно деморализует людей.
Изо всех спекуляций самая доступная и оттого самая распространенная – спекуляция патриотизмом, бойчее всего распродается любовь к родине – во все времена товар этот нарасхват. И никому в голову не приходит, что уже только одна замашка – походя трепать имя родины, употребление не к делу: «Я и Родина!» – пагубна, от нее оказалось недалеко: «Я и мир».
Здесь, на плацдарме, погибает так много народу, что у солдат, у русских усталых солдат слабеет чувство сопротивляемости, и у железных вояк – немецких солдат слабеет оно. В облике рыжего немца, в мертвом его взгляде сквозила все смиряющая изнуренность, и враз исхудалое лицо да эти глаза в святом ободке придавали ему сходство со святым с иконы.
Закуривай, курачи, кто не курит, тот дрочи!» – пришлепал в землянку, разулся, выбросил
беда. Победы нам даются лавинойИзо
Почитай, человек, родителей своих, каких Бог дал, таких и почитай.
надломится, но хер не сломится, слыхал
требует… Шорохов возился в ровике, чего-то толок камнями, попадая по пальцам, ругался. – Ты куда отлучился? – как будто с того света, затушеванным расстоянием голосом спросил Сема Прахов, дежуривший у телефона на левом берегу. – На промысел я ходил, Сема… на рыбный. – А-а, – начал успокаиваться Сема. – Надо все же предупреждать, а то вдруг чё… «Ах, Сема, Сема! Какое тут у нас может быть „вдруг“ или „чё“. Вот
