Kitabı oxu: «Психология вторичного образа», səhifə 5

Заметим, что уникальность вторичного образа как когнитивного образования внутреннего мира личности заключается в том, что в образе огромная информационная емкость материала сочетается с симультанностью его отображения: информация одновременно и целостно предстает перед «внутренним взором» человека. Эта одновременная данность содержания интенсифицирует переживание различных событий внешней и внутренней жизни личности. Полиморфность хранения, передачи и преобразования информации в образной сфере человека проявляется в возможностях отражения содержания разных уровней бытия личности: от предметного содержания текущей бытовой ситуации до отражения мировоззренческих смыслов жизни. Содержательные различия каждого уровня бытия столь велики, что каждый из них имеет свой язык. Образы оказываются, с одной стороны, неким «трансязыковым механизмом»³², а с другой – механизмом, обеспечивающим полноту и точность как когнитивной, так и эмоционально-чувственной переработки происходящего в объективной и субъективной реальности. Именно эта полнота и точность интенсифицирует переживание различных событий внешней и внутренней жизни личности и дает новое качество осознания и понимания в познании мира.

Уловление смысла в переживании образа, как подчеркивалось, дает дополнительные возможности исследования духовных измерений бытия, трудно подающихся концептуальной рефлексии. Трансляционная функция образной сферы человека призвана отражать реальность, идеально и потенциально (для осознания) представленную в человеке. Поэтому речь может идти не только об отражении в образной сфе ре многомерного внутреннего мира человека, например, наиболее скрытых от самопознания характеристик личности, ее «отвергнутых частей», тенденций жизненного пути и перспектив развития и т.д. Следует исследовать саму возможность отражения указанных: а) духовно-нравственных измерений бытия, б) неявных аспектов окружающего мира, в) сфер идеальных объектов (ценностей и отношений эстетического, этического, философско-мировоззренческого, религиозного и т.п. порядка). Переживание духовных измерений – это также разнокачественные встречи внутреннего мира человека с областями трансперсонального, трансцендентального опыта, архетипами коллективного бессознательного, религиозно-мифологическим символизмом из различных культурных традиций, а также видениями, воспринимаемыми как божественные откровения об объектах высшего идеального бытия. Изучение когнитивных и регулятивных эффектов от переживания субъектом такой феноменологии является актуальной задачей психологической науки.

***

Итак, образная сфера человека должна быть описана как структурно-функциональное целое. Здесь особенно важен анализ объединения функций по классам вторичных образов. В определенной мере объединены, например, функции в связи с основными формами отражения (чувственное – понятийное), менее объединены функции в связи с отнесенностью вторичных образов к сферам осознаваемого и неосознаваемого, совсем слабо – функции образов измененных состояний сознания. Иными словами, при поиске ответа на вопрос, зачем нужно человеку все потенциальное субъективное многообразие образного опыта, следует говорить именно о системе функций множества классов вторичных образов. Для теоретического обоснования существования этого многообразия может быть привлечен принцип, согласно которому целостным системам присуще разнообразие свойств частей. Жизнеспособны, как известно, лишь системы с определенным уровнем разнообразия (закон необходимого разнообразия Эшби). Отображение разнообразия объекта – а им в данном случае является сверхсложная многомерная реальность человеческого бытия, включенного в Мир – предполагает определенные свойства отражающей системы [63]. Это аргументы в пользу того понимания образной сферы личности, которое присутствует в нашем подходе.

Глава 2
Методологические и теоретические проблемы изучения феноменологии и функционирования вторичных образов

2.1. ФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКИ-ГЕРМЕНЕВТИЧЕСКИЙ ПОДХОД К «МИРУ ОБРАЗОВ»

Сегодня много говорится о синтезе многообразных философско-теоретических подходов, о комплексных многоуровневых исследованиях, о принципах познавательного плюрализма, методологической дополнительности и т.п. Методология предлагаемого в книге исследования образной сферы человека опирается на эти идеи, которые, в частности, позволяют понимать соединение естественнонаучного и гуманитарного знания по проблеме вторичного образа, междисциплинарность подхода к образной сфере человека, привлечение порой гипотетических предположений. Более конкретно теоретико-методологической основой данного подхода выступают: комплексный подход Б.Г. Ананьева, системный подход Б.Ф. Ломова, структурно-функциональные описания В.А. Ганзена, субъектно-деятельностная парадигма³³, принцип единства сознания и деятельности С.Л. Рубинштейна, экспериментальный метод гуманистической психологии. В этой связи важным становится понимание вторичного образа как изображения [52]³⁴. Здесь следует напомнить о выделении «чувственной ткани» образа в качестве важнейшей образующей индивидуального сознания (А.Н. Леонтьев). Речь идет об обобщенном наименовании для различных перцептивных категорий, типа пространства, цвета, формы и т.д., которые присутствуют в образе. Особая функция чувственных образов сознания усматривалась в том, что они придают реальность картине мира, открывающейся субъекту.

Все затронутые теоретико-методологические основания исследования нашли свое выражение в формулировании феноменологически‐герменевтического подхода. Именно он выражает уже обозначенную общую исследовательскую установку: целостное многоуровневое рассмотрение образного опыта с точки зрения его переживаемости, осознаваемости и понимаемости человеком. Сразу отметим, что при использовании терминов «феноменология», «феноменологический» не имеется в виду понимание, вкладываемое в термин историей психологии и философией. Термин используется как синоним для описания фактологии субъективного мира человека (событий в сознании). Феноменологически-герменевтический подход опирается на разработку проблемы субъективности, которая начинает перемещаться в центр психологической проблематики. Происходит осознание, что не все в психике может быть рассмотрено объективно; прежде всего это относится к сознанию [205, с. 61]. Изучая субъективность и феноменологию сознания, мы опираемся на труды отечественных исследователей: В.М. Аллахвердова, А. С. Арсентьева, Г.С. Батищева, М.М. Бахтина, А. В. Брушлинского, Э.В. Ильенкова, М.К. Мамардашвили, Ф.Т. Михайлова, В.И. Слободчикова и др. Особое значение имеет психологическое наследие С. Л. Рубинштейна, согласно которому психическое объективно существует только как субъективное и потому лишь в этом качестве оно должно исследоваться. Также подчеркнем, что всякий акт психического отражения представляет собой в определенной мере его идеальное преобразование. На уровне вторичных образов непрерывно осуществляется взаимодействие субъекта с объектом в идеальном плане. Существование психического в качестве процесса означает, что «в ходе непрерывного, в частности в идеальном плане, взаимодействия субъекта с объектом, в ходе постоянного преобразования последнего из него «вычерпывается» новое содержание, которым все более насыщается, обогащается психика» [44, с. 373].

Проблема субъективности – узловая проблема психического отражения, поскольку речь идет о принадлежности психического образа субъекту жизнедеятельности. Б.Ф. Ломов указывал, что субъективность имеет множество «ипостасей». Она открывается как: активность, избирательность отражения, неадекватность образа параметрам объекта, направленность личности, интегральная характеристика нейродинамики [29, с. 44]. Изучение субъективности означает исследование отражения мира с учетом потребностей и отношений человека. Содержание психического отражения поэтому всегда оказывается пристрастным, незеркальным. Субъективность, подчеркивают В.И. Слободчиков и Е. И. Исаев,– это та категория, которая выражает сущность внутреннего мира человека, родовую специфику людей. Субъективный (subjectum) в переводе с латинского означает лежащий в основе. Близкими к понятию «субъективный», по их мнению, являются понятия «душа», «внутренний мир». Поэтому образный опыт как компонент внутреннего мира так важен для изучения духовного становления личности.

Выделяя феноменологически-герменевтический подход к образной сфере личности, мы должны помнить о его истоках в идеях Гуссерля, Брентано, Дильтея и др. Это был подход к человеческой душе как к живой целостной личности. Согласно В. Вундту, предметом психологии выступал непосредственный опыт человека, представленный в сознании. У Брентано, идеи которого восходят к Аристотелю, центральным является понятие «интенциональный акт сознания». Сознание активно и направленно; оно всегда есть сознание предмета. Изучение различных проявлений сознания (в ощущениях, представлениях и чувствах) было закономерным. Интроспекция закономерно стала методом исследования, породив интроспективную психологию и субъективистский подход к изучению психики. И хотя «сознание из самого сознания невыводимо» и «оно не разлагается на какие-нибудь неделимые элементы, недостатки метода самонаблюдения не призывают отказаться от этого метода, ибо это невозможно»,– подчеркивает B.М. Аллахвердов [4, с. 120].

В герменевтике³⁵ главный принцип – это связь текста (слов, знаков, символов, любых предметов, явлений, которым может быть приписан смысл) с контекстом, в который встроена вся информация, подлежащая интерпретации. Поскольку текст вплетается в контекст в основном скрытыми связями, понимание текста зависит от уловления этих связях. Интерпретация – это восстановление неявных или специально скрытых связей с контекстом. Лишь благодаря этому текст обретает голос, а письменные обозначения вновь превращаются в смысл (Гадамер). Всякое понимание, по М.М. Бахтину, есть соотнесение данного текста не только с контекстом, но и с другими текстами [168, с. 28-29]. Для феноменологически-герменевтического подхода важно наличие множественности интерпретаций и их конфликта (П. Рикер).

В настоящее время необходимость разработки герменевтических методов исследования в психологии все более осознается. В психологии личности вновь открылась значимость понимания человеком собственного субъективного опыта. Собственный внутренний опыт становится ключом к пониманию других людей [167, с. 195]. Большой вклад в реабилитацию «методов понимания» внесли, в частности, работы К.А. Абульхановой и В.Н. Дружинина. «Субъективные миры психики», подчеркивал последний, предполагают наличие прямо не-проявляющихся в поведении психических образований. Внутренний мир действительно открыт только переживающему происходящие там события человеку. Связь этого мира с внешними проявлениями в деятельности и поведении – непростая, хотя она существует (например, святость не может как-то не проявлять себя для окружающих). Это показывает недостаточность естественнонаучного подхода в психологических исследованиях.

Герменевтика, феноменологический метод, «понимающая психология» связаны с гуманитарным основанием психологической науки, имеющим свою логику анализа психологического факта. Объяснительная и описательная психология демонстрируют два принципиально разных подхода к человеку [299]³⁶. В отличие от естественнонаучного основания, когда психика для исследователя выступает как объект, воздействием на который обнаруживаются ранее не известные его свойства, психику возможно рассматривать и в качестве другого субъекта, с которым человек находится во взаимодействии, с которым он общается, и которого призван понимать. С.Л. Франк, например, показывает [340], что никакими психическими явлениями нельзя объяснить познание как переживание – уловление человеком некоего смысла познаваемого. Важно подчеркнуть, что душевная жизнь во всем ее богатстве в качестве субъективного непосредственного бытия самости есть целый особый мир, непосредственно очевидная реальность [299, c. 339]. Значение анализа феноменологии внутреннего опыта подчеркивается также проблематикой психологии понимания³⁷. Примечательно, что образные явления можно изучать также в русле двух дополняющих друг друга традиций [433]: 1) изучения субъективных и качественных аспектов «внутренней образности», различий переживания образов, степени соответствия образов физическим объектам, роли образов как когнитивной стратегии; 2) позитивистски-экспериментального наследия, в котором мы имеем дело с количественными оценками, с отражением показателей образной сферы человека в поведении, в результатах выполнения когнитивных заданий.

Приходится, однако, констатировать, что все связанное с гуманитарной частью психологической науки достаточно отрицательно воспринимается естественнонаучным ее основанием и даже не признается в качестве науки (причем борьба обоих направлений идет с самого рождения естественнонаучной психологии). Среди представителей естествознания распространена точка зрения, согласно которой субъективное есть враг науки и потому должно быть изгнано из нее [43, с. 9]. В качестве научного метода не рассматривается, например, психоанализ. Более наглядно неприятие гуманитарного основания психологии видно на примере гуманистической и особенно – трансперсональной психологии с уходом последней в попытки осмысления духовного, мистического опыта и особых состояний сознания.

Следует подчеркнуть, что гуманитарное познание обращено к ценностям и смыслам субъективного мира человека. Науки о человеке – это науки о смысле человеческого существования. Поэтому они не могут ориентироваться на эталон естественных наук. П.Н. Шихирев, например, хорошо показывает [357; 358], что ориентация на естественнонаучную парадигму объяснения дала социальной психологии ограниченные представлением о человеке. Важно и то, что в гуманитарной парадигме единичное событие рассматривается в своей самоценности. Современные естественнонаучные психологические направления рассматривают человека как объект в ряду других объектов, к тому же абстрагируя его от исследователя. Но именно поэтому с помощью объективного подхода к человеку нельзя изучать субъективность как таковую, духовную сущность личности [299]. Значение исследования феноменологии внутреннего мира человека для этого показано В.М. Аллахвердовым. Естественнонаучный и гуманитарный подходы при этом взаимно дополняют друг друга [4, c. 103–106]³⁸.

Уже говорилось о том, что в трактовке «образа» в современной психологии в значительной мере за бортом исследований оказалась «феноменальная целостность личностно значимого образного опыта», характерная для внутреннего мира человека в каждый данный момент времени³⁹. В соответствии с феноменологически-герменевтическим подходом, исходя из непосредственной данности человеку внутреннего опыта в его изначальной целостности, акцентируется изучение «вторичного образа как объекта переживания и понимания».

Переживание не исчерпывается сознанием, ибо оно – первичный признак душевной жизни, область непосредственного субъективного бытия, подчеркивал С.Л. Франк. Сущность душевной жизни лежит в переживании как таковом, в непосредственном внутреннем бытии, а не в сопутствующем ему сознании [340, с. 74–75]. Переживание непосредственного бытия является первичным признаком душевной жизни. Поэтому изучение глубинного слоя психического и связано с универсальным языком метапереживаний. Переживание – это особый тип сознания, отличный от самосознания и предметного сознания. Выделение предметного сознания из «сознания-переживания» предполагает «на противоположной стороне душевной жизни» наличие «я». Возникновение предметного сознания – это выделение «не-я» из состава сознания-переживания; но «не-я» предполагает соотносительное себе «я», и, таким образом, вместе с «не-я», рождается и «я» [340, с. 54]. «Я» выступает точкой бытия, «непосредственно для себя», живым внутренним бытием – опорой жизнедеятельности человека. Соответственно реальность сознания представляет собой «бытие как переживание», как внутреннее «бытие-для-себя»; в переживании как таковом состоит существо душевной жизни.

Исследование роли переживаний вторичных образов в их трансляционной функции выделяет проблему психических состояний, интегрирующих динамику психических процессов. Психическое состояние предполагает вполне определенный спектр переживаемых чувств, их качество и интенсивность, в частности, преобладание положительных или отрицательных эмоций [183]. Данные показатели определяют характеристики потока образов в сознании, выступают факторами порождения образов определенного класса и содержания.

Необходимость преодоления замкнутости академической психологии границами естественнонаучного направления подчеркивается также тем, что ее гуманитарная «ветка» широко открыта другим направлениям «психологизированной мысли» в различных междисциплинарных областях знания. Это вытекает из положения психологии в системе человекознания: психология по своему генезису находится как бы на перекрестке, в центре системы наук [8], будучи одновременно гуманитарной и естественнонаучной дисциплиной [43, с. 8]. Изучение непосредственного переживания, интуитивного понимания человеком своего субъективного мира, в частности, образного опыта мира сближают психологию с другими областями познания человека [127]. Вопрос об интуитивности в познании мира через образный опыт является одним из основных. Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий) говорит о философии одного из отцов интуитивизма А. Бергсона как о глубоко жизненной. Подчеркивается, что философ «проложил совершенно новый путь к познанию жизни и с огромной глубиной мысли раскрыл полную неспособность к этому философии интеллектуализма» [15, с. 42]. К великим предшественникам Бергсона архиепископ Лука причисляет Паскаля, а также ссылается на Шопенгауэра в связи с противопоставлением разуму интуиции, столь необходимой для герменевтической деятельности.

Возможности философии, науки, религии и искусства в познании человека различны. Например, искусство целостно постигает человека. Л.М. Веккер пишет: «За искусством остается и навсегда останется целостное и всестороннее непосредственное изображение эмоциональной жизни человека. Наука же реализует свою познавательную функцию, идя от феноменологической поверхности отображаемого явления к его глубинным признакам и – главное – к скрытым закономерностям. По отношению к такой острейшей жизненной, практически и социально значимой сфере, как человеческие эмоции, вполне возможно, естественно и даже вероятно, необходимо взаимное дополнение этих двух важнейших форм человеческого познания» [51, т. 3, с. 57–58]. Наименьших успехов на пути целостного познания человеческой души достигла, как это ни парадоксально, психология. Это объясняется ее ориентацией на идеал научности в классическом естествознании, на создание абстрактных моделей отдельных проявлений человека [299, с. 207].

Итак, можно утверждать, что анализ и обобщение данных и закономерностей в области феноменологии и герменевтики образной сферы личности является необходимым шагом научного гуманитарного исследования психического отражения-регулирования.

2.2. ОБРАЗНОСТЬ В НРАВСТВЕННО-ДУХОВНОМ ИЗМЕРЕНИИ ПСИХИКИ

В развитии феноменологически-герменевтического подхода особое значение имеет духовное измерение бытия и его отражение образной сферой человека. Здесь проблема осознания и понимания человеком внутреннего мира становится особенно актуальной с точки зрения методологической проблематики [299]. Изучение того, как духовное начало в человеке, мир идеальных объектов и духовных смыслов отражается в его образной сфере, является актуальной проблемой психологии. Например, это касается представлений о нравственных истинах, или нравственных качествах. Так, в третьей книге «Пастыря» Ерма нравственные христианские понятия изображаются посредством образов. В частности, семь женских образов символизировали такие добродетели, как «воздержание», «простота», «невинность», «кротость» и т.п.

В связи с изучением представлений о духовных смыслах возникает ряд принципиальных вопросов. П.Н. Шихирев, например, вопрошает [357, c. 379–380]: что собой представляет эта реальность, на которую указывают понятия «духовный», «нравственный» и т.п.? что скрыто за нравственными переживаниями?⁴⁰ являются ли связанные с ними социально-психологические феномены (например, угрызения совести) качественно иными по сравнению с когнитивным диссонансом? какими методами можно исследовать духовное?

Человеческая мысль всегда тянулась познать духовность, ибо сама эта реальность непрерывно и настойчиво предъявляет себя – и людям и обществу. Пусть даже посредством деструктивных форм: сектанство, наркотическая стимуляция и др. Проблематику духовности затрагивает изучение нравственного становления личности и психология религии. Духовность есть самая глубинная суть человека, возводящая его на вершину смысла человеческого существования – богообщение. Фундамент духовности человека лежит в сфере коллективного бессознательного, что позволило Юнгу и его последователям сделать вывод о существовании у людей «морального архетипа», в частности, архетипа «внутреннего бога». И это признается академической психологией [10]. Важным является и понимание того, что состояния одухотворенности представляют архетип культуры [249].

К проявлениям духовности относились потребность и способность человека познавать мир и самого себя. О «духовной личности» прекрасно говорил, например, У. Джемс. Можно вспомнить и Э. Шпрангера, который ярко писал о том, что человек «вплетен в грандиозную систему мира духа, исторического и общественного по своему характеру» [361, с. 289]. Он подчеркивал, что духовной жизнью люди называют ценности, возникшие в истории человечества и выходящие за пределы индивидуальной жизни. Понятием «духа» М. Шелер обозначал принцип, включающий понятия «разума», «мышления», «созерцания», переживания доброты, любви, «покаяния» и др. и тем самым делающий человека человеком. В философско-психологической литературе духовное начало человека связывается с общественным и творчески-созидательным характером его жизнедеятельности, с включенностью человека в мир культуры. Поэтому ограниченным является психологический взгляд на человека, где он предстает как «отдельность» с точки зрения своих индивидно-психологических качеств. «Духовная жизнь человека всегда обращена к другому, к обществу, к роду человеческому. Человек духовен в той мере, в какой он действует согласно высшим нравственным ценностям человеческого сообщества, способен поступать в соответствии с ними» [361, c. 335].

Сегодня можно видеть вполне определенную тенденцию – закладываются основы «духовной психологии» как системы знания о духовном начале в человеке [40; 41; 48; 79; 133; 145–147; 232; 249; 299; 352]. Духовное измерение хорошо обосновывается с точки зрения концепции «субъективных миров психики» (В.Н. Дружинин): внутренний духовный мир человека выделяется в качестве отдельной области, которая открыта только ему, как-то проявляется вовне. Начинает все более осознаваться (в развитии, в частности, идей С.Л. Франка, И. А. Ильина), что область духовного и духовно-религиозного опыта – полноправный объект научного познания [40; 41; 299]. «Духовное» рассматривается, например, как важнейший атрибут субъекта [43]. В исследовании духовно-нравственных и религиозных переживаний, подчеркивает П.Н. Шихирев, системообразующим фактором является установка человека к трансцендированию себя. Признание же за духовностью системообразующего качества социального взаимодействия, по его мнению, повлечет за собой формирование качественно иных моделей взаимодействия человека и общества. Следует также отметить анализ духовных способностей В.Д. Шадриковым [352], и постановку В.А. Пономаренко вопроса об «образе духа/духовности» конкретного человека [249]. Это важная проблема, ибо разные типы религиозной духовности с позиций социальной перцепции имеют свои образы (православная духовность, например, не похожа на духовность буддийскую или духовность «свидетелей Иeговы»).

В.А. Пономаренко приводит яркий образ духовных переживаний. Грандиозные картины звездного неба, восходов, других красот природы порождают в душе летчика ощущения причастности к бесконечности вселенной и вечности бытия, создают переживания «не от мира сего». В «состоянии душевной раскрепощенности, совершенно необычного движения в Пространстве и Времени, во власти красоты и гармонии Природы внезапно пробуждались духовные слои сознания, пугая возникшими не по своей воле богожелательными чувствами. <…> Удивительным способом мгновения, открывающегося в полете надсознания складываются в осознанное чувство, что в небе надо быть духовно чистым без груза земной суеты, быть особо устойчивым к соблазну страстей раскрепощенной воли» [249, с. 21–22].

Указывается, что летчик выступает носителем не только земного сознания [249, с. 47]⁴¹, что с духом летчики связывают психологическую защиту от состояния ожидания гибели. «Духовный слой сознания» удерживает «в подвалах» подсознания видовые защитные реакции и инстинкты самосохранения, предчувствий, навязчивых состояний, фобий. Дух формирует резерв выносливости в опасной профессии, опережает угрозу, мобилизует волю в сочетании с разумом, служит информационным механизмом интуиции, инсайта. Более того, дух в полете – это также особое состояние сознания, когда он выступает как «информационный канал разумности Космоса». Если человек материализует дух в виде ощущения силы, добра, нравственных побуждений, то он может быть представлен как психическое состояние, как свойство сознания, как информация и как энергия. Подчеркивается, что самым сложным вопросом выступает трансцендентное происхождение духа.

В современной психологии начинают обсуждаться проблемы «духовной основы мира». Признание именно духовной основы реальности и системности мироздания, по мнению А.А. Крылова, расширяют возможности познания феномена человека. Создаются предпосылки понимания того, что мышление не ограничивается деятельностью мозга, что коллективное бессознательное содержит информацию, не возникающую в личном опыте. Высказываются предположения о существовании «психосферы» как некоего единства духовной сферы Земли и духовной сферы более высокого порядка [198, с. 23]. В то же время нравственно-духовные переживания, феномен веры и т.п. находятся пока все же на периферии научного исследования. Применительно к социальной психологии об этом пишет П.Н. Шихирев [357]. Он также подчеркивает, что именно «вечные» проблемы (например, бессмертия души, религиозного смысла жизни и т.п.) будут главными проблемами психологии будущего, что уход от решения подобных экзистенциальных проблем приведет к падению интереса общества к науке.

В.И. Слободчиков и Е.И. Исаев указывают [299], что сущность человека особым образом высвечивается в его отношении к «божественному». Смысл жизни, совесть и связанные с ней нравственные переживания являются проявлениями этого отношения. Психиатр С.С. Корсаков писал, что каждому психически здоровому человеку присуще религиозное чувство. Религиозная потребность – это искание и неутолимая жажда Абсолютного, Вечного и Безусловного, искание Высшего Смысла [151, c. 31]. Понятие «духовное измерение», под которым понимается высшее в человеке (его смыслы жизни, направленность, системы базовых ценностей), в настоящее время активно используется в экзистенциальной психологии как религиозного (Франкл), так и светского (Сарт, Камю и др.) толка.

Надо, однако, отметить, что психология религии в достаточно большой степени питается методологическими установками западной психологии – позитивная роль религиозных представлений людей в формировании духовно-нравственных качеств людей и социальных ценностей, в достижении жизненного успеха и т.п. (В.А. Соснин).

В целом же проблематика духовности, формирование нравственной личности в качестве самостоятельного направления исследований все еще не освоена академической психологией. Эту мысль архимандрит Киприан выразил следующим образом: «Позитивизм с его узкорационалистическим взглядом на человека породил и узкий подход к душевной жизни <…> психология, претендующая быть экспериментальной, опытной, ограничила этот свой опыт очень узким кругом феноменов. Она изучает в своих опытах только внешние проявления душевной жизни и глубже идти не в состоянии со своими научными средствами. Все сложные приборы для наблюдения за душевными явлениями дают учебнику психологии материал только об апперцепциях, внимании, памяти и т.п. Душа как искра вечности не доступна профессору психологии, а иными из них ее самостоятельное существование просто берется под подозрение» [100, с. 42–43].

Особое значение имеет осмысление отечественной православно-христианской традиции и выражение на языке науки той феноменологии, которая лежит в основе понимания человека в русле данной традиции. А.А. Гостев, В.А. Елисеев, В.А. Соснин, в частности, подчеркивают [100], что потребность оформления «православной психологии» в качестве самостоятельной дисциплины была осознана давно. Это подтверждается трудами блестящих русских ученых религиозной духовно-философской ориентации начала ХХ в.: В.М. Соловьева, С.Л. Франка, Л.М. Лопатина, Н. Бердяева, С.Н. Булгакова и др. О необходимости научно-богословского осмысления религиозного опыта указывал в 1911 г. архиепископ Федор (Поздеевский)⁴².

Важным методологическим аспектом при анализе святоотеческого психологического наследия, особенно под углом зрения изучения трансляционной функции образной сферы личности, является принцип символизма⁴³. Он задает ориентиры в духе святоотеческого опыта для анализа и интерпретации психологических данных, для осмысления сложных отношений природы и человека, земного и божественного, отраженных в Священном Писании и творениях святых отцов. Согласно этому принципу, внешние обстоятельства жизни человека являются символами, отражающими его духовно-нравственные состояния. Основной задачей и направлением исследования вопросов нравственного развития личности, понимания ее «духовных болезней» становится проникновение во внутренние проблемы человека на основе рассмотрения внешних событий его жизни. Архимандрит Киприан так раскрывает известное богословское положение «природа есть символ истины» (епископ Николай Охридский): «Святоотеческое мироощущение… смотрит на этот мир как на отображение иного мира. Экран эмпирической действительности есть только сложное сплетение переходящих символов, таинственно говорящих о вечных и непреходящих идейных реальностях иного плана… У вещей есть свой язык… Вся природа есть таинственный иероглиф… А таинственна она потому, что скрывает в себе… загадку иного мира… не тварного, скажем просто: из жизни божественной. Природа знает что-то больше о Боге и Его премудром плане, чем ученые системы [100, с. 48]⁴⁴.