Обрывки букв

«Этого только не хватало» – в память врезалась знакомая до дрожи интонация. Она схватила радиоприёмник и, не отключая радиовещание, вырвала из разгорячённого корпуса батарейку. Взгляд упал на циферблат настенных часов. Оставалось чуть меньше часа. Каждый шаг оставлял грязный отчётливый след на светлом паркете. Девушка поспешно обошла квартиру и, отыскав нужное, направилась к выходу.

Дождь постепенно утихал, покрывая чёрную кожу осенней куртки маленькими бисеринками капель. На остановке не было ни души. Время поджимало, но транспорт, на удивление, не заставил себя долго ждать. Оказавшись в просторном, полупустом салоне, она заняла место, недалеко от входа. Большое троллейбусное окно нехотя вбирало влагу её тёплого дыхания, слегка затуманивая однообразные быстро сменяющиеся городские пейзажи. Нервно дребезжа, старый троллейбус уверенно двигался от остановки к остановке. Ржавая гармошка дверей в очередной раз с резким скрипом распахнулась. Внутрь вошёл человек, в его руках была зажата деревянная трость. Он присел рядом с девушкой, случайно задев её увесистой сумкой.

– Ай… – инстинктивно отреагировала она на грубый толчок.

– Прошу прощения, – виновато произнёс незнакомец, обеспокоенно повернувшись на звук.

– Ничего страшного, – не глядя бросила девушка, всё ещё задумчиво всматриваясь в запотевшее оконное стекло. В голове упрямо пульсировала мысль: «Лишь бы успеть».

– У Вас очень необычный голос, – осторожно заметил мужчина. Молодое лицо попутчика не выражало никаких эмоций, странноватый взгляд был неподвижен и устремлён куда-то вдаль.

– А, по-моему, самый обычный, – недоверчиво произнесла она, пожав плечами.

– Красивому человеку всегда достаётся выразительный голос, – не обратив внимание на несогласие, продолжил свои рассуждения незнакомец.

– Красивому? – усмехнулась она. – Вы это обо мне?

– Получается, что о Вас, – уверенно подтвердил мужчина.

– А Вы точно меня хорошо разглядели?

Она резко повернулась к собеседнику, демонстрируя безобразный шрам на бледном лице. Не ожидая настолько внезапного движения рядом с собой, мужчина вздрогнул и накрыл рукой сумку, верно, опасаясь, что она может упасть. Его настороженный взгляд рассеянно пронёсся где-то поверх головы девушки. Мгновенно осознав свою ошибку, она растерянно затаила дыхание.

– К сожалению, нет, – добродушно улыбнувшись куда-то в пустоту, ответил мужчина.

Ей стало совестно за своё раздражение. Хотелось извиниться, но в голову никак не приходило подходящих слов.

– Можно я прикоснусь к Вам? – вежливо поинтересовался мужчина, слегка разбавив неловкость.

– Да, конечно…

Рука незнакомца медленно потянулась к девушке. Тяжёлая ладонь мягко накрыла острое напряжённое плечо, быстрые пальцы побежали вверх по чувствительной девичьей шее. Невольно вспомнилось вчерашнее касание ласковых женских рук. Тело приятно откликнулось на воспоминание мурашками. Мужчина осторожно скользнул ладонью по её лицу и, нащупав выпуклую бороздку шрама, замер.

– Вы всё равно красивая, – тихо произнёс он, продолжая тактично исследовать незаурядную внешность. – А откуда у Вас это? – касанием указав на шрам, поинтересовался слепой.

Откровенничать не хотелось. Монотонно скрежещущий, трясущийся автобус не очень располагал к обсуждению семейно-бытовых драм и старых обид.

– Упала в детстве, – сказала она первое, что пришло в голову.

– Как так? – удивился незнакомец, легко коснувшись её непослушных влажных волос.

– Уже не помню, я была очень маленькой, – ловко выкрутилась девушка. Нужно было как-то уйти от неудобной темы: А что для вас «красота»?

Мужчина задумался, слегка склонив голову на бок. Автобус вновь остановился, выпуская толпу пассажиров в промозглый осенний мир, накрытый серым плотным покрывалом тяжёлых туч.

– Красота… Красота – это гармония, – тихо произнёс он. – Это когда ты слышишь голос, чувствуешь интонацию, ощущаешь запах, понимаешь движения, мимику человека… И это всё переплетается настолько тесно, что становится единым целым, – он мечтательно улыбнулся, – красиво – это когда ни прибавить, ни отнять. Ваша остановка?

– Да, а как Вы узнали?

– Вас выдало дыхание. Так обычно дышат, когда намереваются сделать что-то отчаянное или сказать что-то очень важное, – охотно пояснил попутчик. Торопливыми пальцами слепой завязал маленький узелок на шнурке, ведущем к основанию плотного капюшона, – До свидания.

– До свидания.

Здание больницы белело на противоположной стороне улицы. Безобразные разводы на её крупнопанельных стенах наивно пытались осушить робкие солнечные лучи, едва пробившиеся сквозь тяжёлые облака. Перебежав дорогу, она довольно быстро оказалась внутри полуразрушенного здания. Не придумав ничего лучше, девушка решила обратиться в регистратуру с просьбой назвать номер палаты друга.

– Я вам говорю, нет такого… – сверля взглядом список больных сквозь толстые стёкла круглых очков, возмутилась пожилая женщина. – Вот, смотрю… Извольский Сергей Валерьевич. – Она медленно провела пальцем сверху вниз по желтоватому листу. – Нет такого.

– Да как нет? – воскликнула девушка.

– Так нет.

К диалогу присоединилась молодая медсестра. Небрежно опустив толстую стопку бумаг, исписанных вручную, на стол, она так же пробежалась глазами по списку.

– Как фамилия?

– Извольский, – раздражённо ответила женщина.

– Так Извольский же умер пару дней назад… – пролепетала медсестра, обеспокоенно взглянув на девушку. – На сегодня была назначена плановая операция по удалению злокачественной опухоли в правом лёгком, но… Но по каким-то причинам у молодого человека остановилось сердце.

– По каким причинам?! – отчаянно срываясь на крик, девушка пыталась докопаться до истины.

– Извините, я не знаю, я работаю в другом отделении, – с сожалением произнесла медсестра.

– А тело?

– Тело забрали. Родственники планировали перевезти его в Петербург.

– Но он же мне звонил сегодня… – не сдавалась девушка. Она достала мобильный телефон и, открыв историю вызовов, отыскала все возможные приметы состоявшегося утром телефонного разговора. Пожилая женщина любопытно склонилась над прямоугольным экраном.

– Мне очень жаль, но, видимо, над Вами жестоко подшутили, – предположила она, внимательно вглядываясь в информацию, отражённую на ярком дисплее.

Оставив белые халаты и специфический больничный запах позади, девушка вышла на свежий воздух. Она не знала, чему верить. Вряд ли можно было спутать голос старого друга, но и также маловероятно, что ей стали бы лгать в больнице. Девушка взяла телефон и дрожащими пальцами нажала кнопку вызова. Ещё раз, ещё раз… И ещё один… Неприятный женский голос терпеливо повторял одно и то же: «Телефон абонента выключен или находится вне действия сети». По щекам девушки одна за другой катились крупные слёзы. Хотелось кричать, но голос не подчинялся, превращая крик в сдавленный хрип. Мысль, что друга больше нет, никак не укладывалась в голове. Как пара часов могла превратиться в пару дней? Может, всё это сон? Но если это сон, значит, можно всё? Здесь и сейчас можно всё. Воспалённый разум непрерывно рождал безрассудные идеи. Вдруг обезумевший гаджет нервно задрожал в руке. На экране высветилось ёмкое – «Мать». Она глядела на одно-единственное слово, и губы всё более отчётливо придавали беззвучную форму одному единственному слову «Ненавижу». Этот воздух, небо, люди, спешащие мимо, каждый миг, прожитый здесь, в этом городе… Всё было ненавистно и невыносимо до скрипа плотно сжатых челюстей. Случайно увидев оставленную без присмотра яркую женскую сумочку, девушка быстро подошла к ней и вытащила бумажник. Внутри находилось ровно столько, сколько нужно было бы для того, чтобы продолжить путь.

Аэропорт. В любимом рюкзаке – только самое необходимое. В кармане – билет до города на Неве. Поднявшись по трапу, девушка быстро нашла нужное место в душном салоне. Самолёт легко оторвался от земли, быстро спрятав прошлую жизнь за облаками. В её руках впервые за день ожил исцарапанный, видавший виды планшет. На его рабочем столе находился единственный файл: «Значит, меня уже нет в живых».

Глава 3

Вихрь теплого воздуха обдул шарпейные лица. Негромкий стук, сопровождаемый свистом движения, вынес из туннеля серебряную машину, слепящую фарами. Дергающий руками водитель в строгой форме тормозил огромное современное чудовище.

Двери шурша открылись. Серо-синяя масса ввалила внутрь вагона. Сидения, ровно выстроившиеся вдоль двух сторон, не успели отдохнуть от людей, как их снова поспешили занять. В конце вагона пожилая женщина не сдавалась, воспитывая парнишек. Краснеющие ребята, отворачивающие лица, стучали пальцами в экраны и бросали друг на друга шаловливые взгляды. Те, кому посчастливилось занять места, разворачивали только что купленные газеты, пахнущие утренней типографией. Их сонные глаза блуждали по чёрным строчкам и выхватывали самые ужасные и самые потрясающие слова. На картинках красовались изуродованные тела мирных жителей глухой деревни, рядом с открытым ртом позировала блестящая звезда, с темными тенями, скрывающими недельные заплывы в творческий кризис. Последняя страница оптимистично передавала прогноз погоды и котировки. Медленные, ещё мягкие пальцы закрывали одну полосу за другой.

У дверей, к которым категорически нельзя прикасаться, толкались люди, готовящиеся выходить. Они двигали плечами и удивленно-зло смотрели на тех, кто находился ближе к двери, чем они. Толстые, прямые, посверкивающие поручни были облеплены сотнями рук, тянущимися с разных сторон, иногда с самых невообразимых. В окне серые картины проводов прервались, и в вагон упал жёлтый свет станции. Машина плавно остановилась. Двуногие покачнулись в одну сторону, вытягивая губы в молчаливой неловкости. Створки распахнулись, возвращая людям их первоначальное состояние. Словно избавляясь от больных клеток, вагон выпустил торопящихся.

Вслед за ними вошли новые, более свежие, более живые.

Они разбрелись по вагону, принимая для себя самый непринужденный вид. Кто-то продолжал читать газету, или только сейчас узнавал о жутком скандале, разразившемся на телевизионной студии, или как раз сворачивал широкие листы, чтобы поскорее отделаться от увиденного. Кто-то проводил пальцем вверх и начинал смотреть недавно вышедшие видео, или искал подходящую под настроение песню, или быстро печатал сообщение подружке о планах на вечер. Некоторые вовсе закрывали глаза и делали вид, что спят. Как можно заснуть за две секунды – неизвестно, но этим людям удается провернуть эдакую аферу. Немногие стояли и ничего не делали. Они прятали глаза, отводя их от чужих лиц, опуская в пол, миллионный раз пробегая ими по яркой афише, всматриваясь в загадочный на эту минуту номер вагона.

Звуки вокруг слились в единую безумную какофонию. Порой под такого рода невнятный гул становится легче мыслить и видеть. Евгения слегка приподняла капюшон и всмотрелась в беспокойную гущу толпы справа от себя. Как же вас много… И у любого, находящегося здесь, верно, есть веская причина изо дня в день терпеть эту гнетущую подземную суету, принимая на себя роль животного исключительно социального. При этом каждый справляется с этой непростой ролью в меру своих сил, так, как может, как привык. Молодая девушка, осторожно держась за поручень и увлечённо глядя в тусклый экран телефона, смущённо улыбалась своему виртуальному собеседнику. Как же изящны и красивы, непослушно скользнувшие вниз по лицу, завитки её тёмных волос… В то же время без капли смущения высокий немолодой мужчина крепкого телосложения, слегка раскрасневшийся от умеренного употребления спиртных напитков, безотрывно наблюдал за лёгкой тканью коротенькой юбки, покачивающейся от частых конвульсивных вздрагиваний транспорта. Пожилая, но отчаянно молодящаяся женщина, почуяв неладное, а именно резкий запах алкоголя и аморальности, что-то недовольно проворчала в спину разомлевшего, слегка улыбающегося мужчины из-за того, что тот не является частью вселенной, которая существовала в те самые годы её далёкой, почти мифической молодости. Ребёнок, до этого момента спокойно сидевший на руках у своего отца, неожиданно и громко расплакался, видно уловив что-то угрожающее в хмуром морщинистом лице женщины. Молодая девушка вздрогнула от неожиданности и, раздражённо оторвавшись от переписки, обернулась, бросив недовольный взгляд на дитя. Женя усмехнулась. Как там говорится? Связаны одной цепью?

Сквозь плотную звуковую неразбериху вдруг робко прорвался до боли знакомый мотив. Показалось?.. Евгения повернула голову навстречу призрачной мелодии. Рядом сидел седобородый грузный мужчина в квадратных очках и в больших ярко красных наушниках, видно, пытаясь компенсировать громкими звуками усталость от происходящей вокруг жизни.

«Видно, да, в этом городе все за одно.

Видно, кем-то молчание заведено…»

Да… Этот город заставляет молчать, уходить в себя, позволяя издавать лишь никому не нужные, бессмысленные звуки, гулы и шумы… Наверное, для того, чтобы убедить нас же в том, что мы ещё живы или же для того, чтобы просто создать фон непрекращающемуся безмолвному дождю, чей запах и сырость присутствует абсолютно везде. Этот город заставляет быть частью бессмысленного, оставаясь наедине с главным, с тем, что живёт внутри. Её сердце забилось чаще. Где-то глубоко внутри с новой силой вспыхнуло осознание цели и невыносимое ощущение боли, Евгения вспомнила то, что привело её сюда, и то, зачем она здесь. Тёмный капюшон снова скрыл поблёкшие усталые глаза.

«Так расплавься хоть ты,

Просто так невзначай,

Есть немое кино,

Но нет слова «молчать»…»

– Твоя любимая песня… Я помню. Я иду к тебе, – еле слышно очертила слова бледными губами девушка.

Дмитрий, зажатый с двух сторон седым хмыкающим старичком и девушкой с черным рюкзаком, любопытно разглядывал людей, обитающих слева. Другая сторона была недоступна ему, потому что весьма просторные карманы женщины, поедающей недавно купленную булочку, мешали обзору. Его глаза смотрели на всех, но не видели никого. Серо-цветная толпа томительно пережидала время проезда, и она бы закричала, завизжала, завопила, если бы то разрешило бесчувственное общество.

Старушка отчаялась журить подростков и переключилась на свою соседку, даму лет тридцати пяти, рассказывая ей о своих семейных проблемах. Оказывается, её зять целый год обманывал её дочь, зажимая половину зарплаты. Женщина слушала с наигранным вниманием и широко раскрытыми глазами. Напротив них сидели мужчины в котелках, словно подобранные для какой-то рекламы или исторического фильма. Они поправляли сползающие на кончик носа очки и, слюнявя пальчик, перелистывали страницы каких-то классических книг. В проходе шатались слабые, мелочные, противные сами себе, люди. Закрыв глаза, Дмитрий выдохнул.

Евгения вздрогнула. Какое-то странное предчувствие остановило цепь тяжёлых мыслей в её вдруг прояснившейся голове. Какое-то холодное, острое, яркое, внезапное… Неужели судьба желает подкинуть мне ещё какие-то сюрпризы? Не дай… Ну, кто-нибудь да не дай.

Девушка вновь осмотрелась, верно, надеясь найти в чьих-то глазах поддержку своему беспокойству. Не нашла. Но взгляд зацепился за весьма колоритную личность. Немолодой мужчина в потрёпанном спортивном костюме, лакированных туфлях и с плетёной авоськой в руках сидел, глядя немигающим сосредоточенным взглядом чётко перед собой, возможно, изучая своё размытое отражение в тёмном окне напротив. Через несколько секунд он повернулся к сидящему рядом мальчонке в точно таком же спортивном костюме. Мальчик вопросительно взглянул на мужчину.

– Ты это видал? – удивлённо воскликнул мужчина.

– Что?

– Я батю своего покойного только что видал, – мужчина медленным плавным движением стянул с лысой головы кепку.

– Где? – откровенно усмехнулся мальчик.

– Да то ли за окном, то ли у окна кто-то похожий мелькнул…

– Пить надо меньше, – мальчик громко рассмеялся, ловко увернувшись от потенциального подзатыльника.

Двери в очередной раз раскрылись, и масса вывалилась наружу. Всего лишь пару человек забралось на этой станции. Школьница в кремовой шапочке, её папа, ведущий девочку за руку, мужчина в форме правоохранительных органов, кудрявая женщина с папкой под мышкой и её светловолосая подруга почти не привлекли внимание Дмитрия. Лишь затаившийся в углу, маленький, в чёрных одеждах, с руками в карманах, юноша приковал к себе его пристальный взгляд.

Парнишка, отгороженный поручнем, стоял у стены и бросал секундные взгляды в толпу. Казалось, он запечатлевал вагон в деталях, в подробностях, в нюансах и переносил всё к себе под ноги. Через несколько постукиваний колес его карман топорщился и возвращался в свое нормальное состояние. Держащие небольшую сумку плечи косились, образуя качающиеся весы.

Мужской безразлично-металлический голос сообщил о новой остановке, и двери, вежливо впустившие пассажиров, задвинулись. Над тёмным окном протягивалась синего цвета полоса, на которую были нанизаны кружки разных диаметров. Когда Дмитрий впервые поехал в метро, его беспокойная голова вообразила, что эта полоса – длинное диковинное мороженное, а надписи рядом – то, что подарят шарики разных размеров, если их съесть. В этот огромный город он попал, ещё когда отец был в состоянии водить машину, и началось их знакомство с памятника писателю или поэту с большим носом. Каменный, бледный, строгий дядька с огромной головой смотрел куда-то в сторону, задушенный бантом. На его единственном плече любили останавливаться тёмные голуби, бессмысленно разглядывающие давно мёртвые губы.

Дмитрий провел ладонью по лицу, выдыхая из себя воспоминания. Бесконечный город начинался с этого незначительного дядьки. Он, недвижимый, грозный, ровно бритый, дарил неизвестно откуда берущиеся спокойствие и силу. В очередной раз подняв глаза к синему мороженному, мужчина неожиданно для себя решил, что прежде поедет к дядьке, а потом – на остановку. Время было.

Скрип вернул его внимание. Люди, жмущие к себе сумки, папки, кофты, собак, телефоны, выбрались наружу. Новообъявленная остановка. Папа объяснял дочери какое-то легкое правило по русскому языку и просил бедняжку, не понимающую ни единого слова, повторять его раз за разом. Вытягивая пальцы и рисуя ими что-то, он склонял голову и заглядывал в лицо девочки. Она стыдливо закрывалась волосами и выпячивала губу. Рядом с ними сидела рыжеволосая женщина, громко отвечающая по телефону. Разглядывая недавно сделанные у опытного мастера ногти, она кривила губы и едва ли не высказывалась всей палитрой матросских выражений. Кто-то охал и цокал, слыша её отборные словечки. Парнишки, всю дорогу копавшиеся по плоским экранам, поднялись, чтобы сойти.

Однако выстрела желтого света платформы не последовало.

Толпа качнулась. Поднялись испуганные глаза, шарящие по другим, не менее беспокойным. Как одно, сердечки людей замерли и побежали тарабанить в грудь. Над головами разразился спокойный голос:

– Добрейшее утро, жители культурной столицы нашей прекрасной родины. Вас приветствует новый состав бортпроводников. Надеемся на понимание и сотрудничество.

Мужчины в чёрных одеждах, держа ладони на паху, медленно прошли к дверям. Любопытные тихие глаза проследовали за ними.

– Мы просим вас соблюдать наши указания – и тогда никто не пострадает.

В толпе раздался короткий, разрубленный взвизг. Головы вжались в плечи. Кто-то тонко спросил, не шутка ли всё это, но ответ не был получен, и он выругался одним лишь словом, красочно характеризующим ситуацию. Дмитрий сжал губы и продолжил наблюдать за мужчинами в чёрных одеждах. Они стояли неподвижно, защищенные бронежилетами, скрытые чёрными бандитскими масками, по-партизански хранящие молчание.

– Всё, чего мы хотим, – ваше внимание и помощь. Пожалуйста, отдайте все мобильные телефоны, планшеты, ноутбуки, камеры, плееры, книги.

Низенький парнишка, открывая чёрную сумку, подходил к каждому и прижимал тяжелым взглядом ожидания. Рыжая женщина, неприятно вытягивая губы, поднялась и изрекла:

– Какого чёрта я должна повиноваться какому-то говнюку? Знаете что? Это совсем не смешно, клоуны хреновы!

Парень молча протянул сумку.

– Идите вы..!

Она сорвалась к дверям, но, не зная, как обойти широкого мужчину, пыхтела и толкала его. Коснувшись её плеча, он вызвал возмущенный крик и безапелляционные угрозы. Подельник, охраняющий противоположный выход, достал из-за спины автомат и ударил прикладом. Мгновенно упала тишина и женщина. Карманы справа шумно вздохнули. Мужчина, атакованный рыжей, поднес ко рту рацию и равнодушным тоном сказал, что встретили сопротивление. Её оттащили к поручню, обыскали, забрали все средства связи, привязали. Парнишка продолжил обход.