Удар.
Попадаю в штангу. По трибунам прокатывается разочарованный рев.
– У-у-у.
Но я просчитываю отскок и предпринимаю еще одну попытку. На этот раз удачную.
– Го-о-ол!
Азартно кричат мои фанаты. А я приклеиваюсь взглядом к тому месту, где сидит моя знакомая незнакомка Эва, и ловлю ее тщательно замаскированное восхищение.
Вот так, девочка!
Хочу, чтобы глаз от меня не отводила. Да она и не отводит. Забывает о сидящем рядом Никите и подается вперед, упирая острые локти в колени.
Мучу такие финты, за которые Романыч точно меня по головке не погладит. Но мне все равно.
Ближе к финальному свистку запихиваю в створ еще один мяч и снова веду молчаливый диалог с Эвой.
Любуйся, крошка! Зря я, что ли, по газону пластаюсь, как безумный.
– Встреча закончилась со счетом…
Я пропускаю слова комментатора мимо ушей и вместе с одноклубниками мчу в раздевалку. Получаю одобрительные хлопки по спине от парней и заслуженный нагоняй от тренера и торопливо протискиваюсь к выходу.
Мне важно догнать свое наваждение до того, как оно ускользнет.
Вдох. Выдох. Бинго.
Девчонка топчется рядом с трибунами и что-то оживленно доказывает своему бойфренду.
Ну а я пользуюсь моментом. Приближаюсь к ней со спины, опускаю ладонь на ее плечо и легонько его сжимаю.
Эва вздрагивает. Косится на меня укоризненно и не успевает ничего сказать в свое оправдание. Ее Никита круто разворачивается и смешивается с людским морем, покидающим стадион.
– Ну и зачем?
Спрашивает малышка недовольно и с силой толкает меня в грудь.
Ответа не получает. Хмурит аккуратные брови. Пытается определить неизвестные в простом уравнении.
– Это прикол какой-то? Пари? Ты поспорил с друзьями? Никита теперь ни за что в жизни не поверит, что мы с тобой не знакомы и ты просто ошибся.
– Я не ошибся, красивая. Я. Хотел. Тебя. Поцеловать, – высекаю уверенно и добавляю до того, как Эва разразится еще одной порцией обвинений. – А, что касается твоего мальчика, если бы он, действительно, тобой дорожил, то размазал бы меня по стенке. А он просто ушел.
Признаться честно, я не хочу ранить ее словами. Поэтому морщусь, когда она закусывает нижнюю губу и часто-часто моргает.
Но в моем утверждении есть доля истины. Любой уважающий себя мужик стер бы меня в порошок. Значит, не так уж и сильно она ему нужна.
А мне вот нужна. Очень. До выматывающего нутра зова и до странного покалывания под ребрами.
– И что прикажешь делать?
Интересуется моя колючка после непродолжительной паузы. Ну а я лучезарно улыбаюсь.
– Кайфовать. Я избавил тебя от балласта.
– Какой же ты… самовлюбенный нахал!
Вытаскивает она запальчиво и не замечает, как сокращает разделяющее нас расстояние.
– Что ж, раз я такой козел, готов загладить свою вину. Приглашаю тебя на свидание.
– Нет.
– Я куплю тебе божественный вафельный рожок.
– Нет.
– Умопомрачительный капучино.
– Нет.
– Пиццу?
Девчонка упрямо отнекивается, но не спешит убегать. Поэтому я расцениваю ее «нет», как вполне себе четкое «да». Мажу подушечкой большого пальца по точеной скуле и строю умильную мордашку, которая позволяет мне договариваться даже с нашим непреклонным врачом Надеждой Сергеевной.
– Подожди меня пять минут. Я только переоденусь. Ты не пожалеешь.
– У меня были планы на вечер.
– Были.
Подчеркиваю прошедшее время, которое она использовала, и уношусь обратно в раздевалку. Душ принимаю за рекордные три минуты. Еще минуту трачу на то, чтобы стянуть с себя форму и нырнуть в чистую футболку и джинсы. И возвращаюсь к тому месту, где оставил занимающую мое воображение нимфу.
Эва стоит там же, рядом с трибунами и разговаривает с кем-то по телефону.
– Погнали?
Я протягиваю ей ладонь, но она не поощряет контакт. Идет рядом, ловит подол сарафана, который пытается задрать ветер, и фыркает, когда я разбиваю повисшее между нами молчание.
– Пожалуй, я неправильно начал знакомство. Данил Багров. Перспективный нападающий, которому скоро предложат офигительный контракт.
– А еще наглец. Ловелас. И пижон.
– Ты меня недооцениваешь, детка.
Смеюсь хрипло, не обижаясь на озвученные ей характеристики, и галантно распахиваю дверь подъехавшего такси.
– Я могу быть джентльменом и очень даже приятным парнем.
Эва снова закатывает глаза, как будто я только что сморозил несусветную глупость. Я же испытываю огромное удовольствие от нашей пикировки.
Эва
– Ну и чего ты на меня так пялишься?
– Как так?
– Как будто у меня рога на голове выросли или во лбу открылся третий глаз.
– Ничего подобного. Я просто тобой любуюсь.
– Завязывай, Багров. Мне кусок в горло не лезет.
Улучив момент, когда сестра идет ставить чайник, а Ксюша зачем-то убегает в свою комнату, я набрасываюсь на бывшего мужа с обвинениями.
Он умял уже свою порцию и просит добавки, а я никак не могу осилить несчастную куриную ножку. И это все потому, что он прожигает меня насквозь своим пристальным цепким взглядом.
Я чувствую себя беспомощной мошкой, угодившей под микроскоп к дотошному ученому. И это несказанно меня бесит.
До дергающегося глаза. До учащающегося пульса. И до противного тремора в конечностях.
Данил совершенно точно лишний в Машкиной небольшой, но уютной кухоньке со светло-бежевыми ажурными шторами и орхидеями в кадках на подоконнике. Но я не могу указать ему на дверь, раз уж пообещала не мешать общению с дочерью.
– Эв, а почему ты сменила фамилию? – не дав мне насладиться ужином, Багров подается вперед и снова бесцеремонно вторгается в мое личное пространство.
Таким он был всегда. Нарушал чужие границы. Сметал напором возведенные стены. И добивался желаемого, чего бы ему это ни стоило.
– Хотела, чтобы нас с тобой больше ничего не связывало. Ни кольцо, ни штамп в паспорте, ни пафосное «Багрова».
– А Ксюша тоже…?
– Носит фамилию Воронова.
– Какая же ты все-таки вредная, Эва.
Произносит Данил после секундной паузы и тянется ко мне. Касается подушечкой большого пальца уголка моих губ и улыбается с какой-то странной нежностью, от которой я моментально теряю налет циничности и превращаюсь в наивную восторженную девчонку.
К счастью, наваждение длится недолго.
Я торопливо отталкиваю руку бывшего супруга и увеличиваю разделяющее нас расстояние.
– Не делай так больше, Багров!
– Ты испачкалась. Я просто вытер соус.
– Все равно. Не нужно.
Я слишком хорошо помню привычки Данила и то, как он ухаживает. Поэтому резко трясу головой и пытаюсь вернуть на место потрескавшуюся броню.
Между нами давно простирается пропасть. Нечего самой рубить бревна и строить мосты. Тем более, что рано или поздно мы с Багровым в любом случае вернемся к отправной точке.
Убедимся в том, что мы слишком разные. Что не способны нормально существовать вместе. И разойдемся, как корабли в море.
– Чай? Кофе?
– Кофе. Со сливками и двумя ложками сахара.
Спрашивает Манюня, а я опережаю Данила с ответом и мысленно ругаю себя за это. За то, что не умею держать язык за зубами. За то, что слишком явно демонстрирую, что не смогла стереть из памяти ту главу нашей жизни. И за то, что вижу картинки из прошлого так ярко, как будто мы с Багровым расстались только вчера.
Я помню, что по утрам он просыпается только после четвертого будильника и еще пять минут уговаривает себя встать с кровати. Душ он чаще всего принимает контрастный и предпочитает гель с ароматом морской свежести. Он ненавидит брокколи и сельдерей. Обожает гранатовый сок, мясо на мангале и брауни. Хоть и не злоупотребляет сладким.
А еще он умопомрачительно целуется. Так, что земля уплывает из-под ног, сердце барахтается где-то в горле, и ты сама превращаешься в безвольный ванильный пудинг.
– Если ты не поменял пристрастия, конечно.
Тормознув разыгравшуюся фантазию, я делаю хорошую мину при плохой игре. Данил же какое-то время меня изучает и лукаво ухмыляется, двусмысленно роняя.
– Я верен своим пристрастиям, Эва.
В этой фразе мне чудится второе дно, но я решаю ничего не уточнять. Встаю из-за стола, чтобы забрать у сестры свой американо, да так и остаюсь стоять рядом с барной стойкой.
Она отделяет меня от Багрова и дарит иллюзию безопасности.
Только вот Данила совсем не устраивает мое перемещение. Он поднимается следом за мной, огибает столешницу и замирает у меня за спиной так, что его горячее дыхание касается моей шеи.
Крупные мурашки рассыпаются по коже. Колени норовят подогнуться.
Сейчас я напоминаю оголенный провод. Дотронься – прошьет электрическим разрядом насквозь.
Но Багров дотрагивается. Накрывает горячими ладонями мои плечи и легонько их сжимает.
– Ты обещала подумать насчет контракта, Эва.
Бац.
Магия момента улетучивается так же стремительно, как появилась. Мотивы Данила банальны – все упирается в деньги.
Во рту разливается горечь разочарования. Я давно не примеряю на Багрова образ благородного рыцаря, но его меркантильность отчего-то ранит. Пробивает брешь в стене безразличия, которую я так и не достроила, и заставляет со свистом выталкивать воздух.
Вдох. Выдох. Крутое пике. И жесткое приземление без страховки.
Я торопливо стряхиваю с себя руки Данила и снова увеличиваю между нами расстояние. Чтобы не плавиться от его умелых прикосновений и трезво соображать.
– Соглашайся, Воронова. Это будут очень хорошие условия. Я не обижу дочь.
От того, с какой хрипотцой и с какой мягкостью Багров произносит слово «дочь», меня распластывает. Раскатывает, словно по мне проезжает бульдозер. Сминает желание и дальше возводить заградительные барьеры.
И я вытаскиваю из себя скупое.
– Ладно.
Правда, глаза бывшего мужа загораются таким азартом, что мне становится страшно. Как будто я только что подписалась не на безбедное будущее для своей малышки, а заключила контракт с самим дьяволом.
Я снова ловлю тахикардию. Не знаю, куда спрятать взгляд. И теряюсь от выразительного.
– Ты не пожалеешь, Эва. Я обещаю. Заеду за вами завтра в полвосьмого.
Поставив меня перед фактом, Данил идет прощаться с дочерью. А я силюсь сдвинуться с места – конечности онемели.
Я понимаю, что все больше увязаю в нашем неформальном общении, и никак не могу откатить ситуацию назад.
Ксюше не помешают накопления. Вот уже несколько лет она мечтает о студии театрального искусства, и теперь у меня появился шанс дать ей все и даже больше. Не могу же я спустить его в унитаз только из-за того, что гордость недовольно шепчет: «Не принимай ничего от Багрова!».
Я изматываю себя этими мыслями всю ночь. Кручусь в постели, как заведенная юла. Смыкаю веки, когда уже начинает рассветать. И с огромным трудом их разлепляю, когда трель будильника вламывается в барабанные перепонки.
Чувствую себя, как свежеподнятый зомби. И выгляжу примерно так же. Как та ведьма, которая встала не с той ноги, не на ту метлу села, да еще и не в ту сторону полетела.
У меня даже макияж получается с третьего раза. Стрелки то и дело норовят поползти не в ту сторону, кисточка пачкает тушью кожу. Консилер не маскирует темные круги под глазами, как утверждают в рекламе.
– Доброе утро, соня. Привет, принцесса.
Когда мы выползаем из подъезда и падаем на пассажирские сидения авто Багрова, он вручает Ксене лоточек с клубникой и голубикой, а мне тянет стаканчик с кофе. В отличие от меня, Данил фонтанирует бодростью. Он свеж, как будто совсем не страдает недостатком сна. Энергичен, словно все утро тягал штангу. И чертовски привлекателен в черной рубашке с закатанными по локоть рукавами и болтающихся на носу солнцезащитных очках.
И я не знаю, что из этого бесит меня больше.
– По-прежнему не любишь ранние подъемы?
– Всем сердцем их ненавижу.
Киваю я коротко и делаю осторожный глоток. Дурманящий напиток скользит вниз по пищеводу, согревает внутренности и пробуждает пока еще робкое желание жить.
И, пока я смакую достойный самой высокой похвалы капучино с корицей, на колени ко мне перекочевывает бумажный пакет. При виде воздушного круассана рот наполняется слюной, и я едва не кидаюсь Багрову на шею.
Все-таки голодная женщина – злая женщина. Голодная я – злая в квадрате, и мой бывший муж прекрасно об этом знает. Поэтому и задабривает всякими вкусняшками.
Спустя сорок минут, которые мы тратим на дорогу, я чувствую себя гораздо более сносно. Растрепываю локоны, чтобы создать ощущение стильного беспорядка, подкрашиваю губы блеском, который благополучно стерся, и крепко стискиваю Ксюшину ладошку.
До сих пор переживаю последствия ее побега. Мне нужно касаться дочери и держать ее в поле зрения, чтобы не изводить себя паникой.
Мы втроем минуем турникет. Багров ненадолго тормозит рядом с молоденьким охранником с татуировкой в виде дракона, оплетающего запястье, и принимается что-то негромко обсуждать. А я вспоминаю одну из причин, по которой у нас с Данилом не сложилось.
– Девочки, вы видите? Это же Багров?
– Не может быть!
– Да он это. Точно тебе говорю!
– Нужно автограф взять.
Я не успеваю досчитать даже до десяти, как нас уже обступает толпа безумных фанаток. Они стремительно сужают образовавшееся вокруг нас кольцо и хотят урвать себе хотя бы кусочек внимания знаменитого футболиста.
А меня буквально начинает тошнить от этого обилия силикона, гиалуронки и автозагара. Девчонки, стоящие в очереди за своей крупицей славы, настолько одинаковые, что я их не различаю.
Близнецы. Клоны. Копии.
Достающие едва ли не до бровей пушистые длинные ресницы. Пухлые губы-вареники. И самомнение, достающее до самых небес.
Мне смешно и одновременно грустно.
– Распишитесь, пожалуйста, здесь.
– А мне на футболке.
– А фоточку можно?
– Ой, а у меня с собой ничего нет. Может, черкнете вот здесь?
То ли самая наглая, то ли самая продуманная девица проталкивается к Даниле и указывает пальцем на область чуть ниже ключицы. Ослепляет его широченной улыбкой. Кокетничает.
И я ловлю себя на мысли, что не хочу досматривать это представление до конца. Трогаю Ксюшу за плечико и наклоняюсь, чтобы меня слышала только дочка.
– Пойдем, малыш. Мы тут явно лишние.
Данил
– Это же Багров, да?! Смотрите!
– Вау!
– Круто!
– Нужно срочно его поймать и сделать селфи!
Звонко галдят налетевшие, как пчелы на мед, девчонки так, что эхо их голосов разносится по коридору. А я намеренно замедляю шаг и позволяю им себя догнать.
Кто-то из коллег по цеху пренебрегает общением с болельщиками. Кто-то скандалит и не стесняется говорить им далеко не самые приятные слова.
Я же, напротив, стараюсь уделять внимание фанатам и следить за языком, чтобы никого ненароком не обидеть.
– Данила, подскажите, а у вас уже вышел новый мерч?
– А бомберы с вашим номером будут?
– А можно мне автограф на футболке, пожалуйста?
Вопросы сыплются на меня, как из рога изобилия, и я не успеваю на них отвечать.
Размашистым росчерком рисую подпись на ткани. Улыбаюсь во все тридцать два, подмигивая облепившим меня с двух сторон двойняшкам. И отшучиваюсь на предложение о свидании.
Привычный, в общем-то, день одного из лучших бомбардиров лиги.
Единственное, что-то неприятно царапает под ребрами. И я далеко не сразу определяю, что именно.
В уме я прокручиваю список дел, которые должен был переделать с утра. Отметаю каждый из вариантов за несостоятельностью. Со свистом выпускаю воздух из легких и вдруг напарываюсь на удаляющиеся спины.
Эвы и Ксюши.
Догадка вспышкой прорезает сознание, и я срываюсь с места, не без труда выпутываясь из цепкой хватки акулы-блондинки в до неприличия обтягивающем комбинезоне.
– Эва!
Кричу, сокращая разделяющее нас расстояние, но Воронова не оборачивается. Не выпускает из своей ладони Ксюшиной руки. Уверенно, кажется даже зло, переставляет ноги, обутые в белые кеды с голубыми незабудками на боку.
А я, как идиот, залипаю на ее тонких щиколотках.
– Эва, да стой же ты! Мне надоело беседовать с твоей спиной.
– Так не беседуй.
Моя дражайшая бывшая супруга разворачивается хоть и не круто, но неожиданно для меня. Поэтому я едва не влетаю в нее.
Рассматриваю нежную жилку, трепыхающуюся на шее. Невольно сползаю взглядом на вздымающуюся грудь. И кривлю губы в ухмылке, изрекая ироничное.
– Ну и куда ты бежишь? Нам вообще-то в другую сторону.
– Подальше от тебя!
Пылит Воронова, привставая на носочки, и протирает дыру в моей переносице. Я же приобнимаю ее за талию и буквально тащу в нужном направлении.
– Пиар-менеджер застряла в пробке. Так что у нас есть пятнадцать минут на то, чтобы попить кофе, чая, воды или поиграть в словесный пинг-понг.
Комментирую, пока мы поднимаемся на двенадцатый этаж и направляемся к дальней двери. Эва усердно делает вид, что меня не существует. А вот Ксюша заметно оживляется, стоит нам только переступить через порог.
– Это Ви-Ар, да?
– Ага.
– Можно?
– Пользуйся. Без проблем.
Не знаю, кто оставил шлем в переговорке, но виртуальная реальность мгновенно увлекает Ксеню. Я, в свою очередь, пользуюсь моментом и приближаюсь к застывшей у панорамного окна Вороновой.
– Давай поговорим.
Роняю я негромко в Эвин затылок и вплавляю пальцы в ее плечи. Проклинаю плотную ткань пиджака, накинутого поверх шифонового сарафана.
– Не о чем.
Фыркает Эва возмущенно и моментально сбрасывает с себя мои ладони.
– Ты злишься из-за моего общения с фанатками? Но это часть жизни любого более или менее востребованного спортсмена.
– Часть твоей жизни, Багров! Не нашей!
Взвивается Воронова и закладывает вираж так резко, что ее густые волосы хлещут меня по лицу.
Теперь я смотрю прямо в ее глаза и погружаюсь в их лазурную глубину.
Без акваланга. Без страховки. Без запасного баллона кислорода.
– Так в чем, блин, проблема, ты можешь сказать?
– В том, что ты забыл, что у тебя есть дочь, стоило симпатичным мордашкам появиться на горизонте.
– Это не правда?
– Да? – спрашивает Эва подозрительно мягко, отчего я заранее готовлюсь признать поражение, и скептически выгибает бровь. – Когда ты заметил наше отсутствие?
Невзирая на кажущуюся хрупкость и внешность принцессы, Воронова припечатывает меня вопросом так жестко, что мне нечего возразить.
Поэтому я примирительно вскидываю ладони вверх и скатываюсь до хриплого шепота.
– Туше.
Выдерживаю небольшую паузу. Прочищаю горло кашлем. И ищу снисхождения.
– Я узнал о Ксюшином существовании несколько дней назад. У меня не такой уж богатый отцовский опыт. Но я научусь. Обязательно научусь, Эва. Просто дай мне немного времени.
Я и сам до конца не могу осознать, почему выстилаюсь перед бывшей женой вместо того, чтобы обвинять ее в том, что скрывала правду о дочери. Только мне почему-то важно Эвино одобрение.
Молчание, разверзшееся между нами, затягивается. Тишина начинает действовать на нервы. И я уже отчаиваюсь получить ответ, когда слуха касается твердое.
– Не подведи, Багров.
Pulsuz fraqment bitdi.