Kitabı oxu: «Спиной к тигру. Приключенческий детектив», səhifə 3

– Ну почему же. Внук есть. Да и зять тоже. А дочка уже давно померла. Внук Маргариту-то и схоронил. Дай Бог ему здоровья.

– Ну, а что ж внук-то недоглядел?

– А, – махнула рукой женщина, – старушка эта, Маргарита Дмитриевна, еще та штучка была. С характером. Не признавала она ни зятя своего, ни внука. Дочь-то против воли ее замуж вышла. Ну, та и прокляла ее. Наотрез отказалась общаться. Ну, дочь, правда, недолго прожила после замужества. Может проклятие, подействовало, кто знает.

– А вы не знаете случайно, где живут ее внук зять? – поинтересовался Олег. Он все же не терял надежду, что еще не все работы Оганова разошлись по рукам.

– Живут где, не знаю. А вот внук работает автослесарем в мастерской. Это в двух кварталах отсюда. Толиком его зовут.

– Не подскажете, где мне найти Оганова Анатолия, – поинтересовался Олег у первого попавшегося рабочего, вышедшего покурить из душного бокса.

– Оганова? – пожал плечами тот, – Толик один есть. Но он не Оганов, а Ильин.

– Ах да! – понял свою оплошность Олег, – это он по матери Оганов. А Ильин по отцу. Так, где мне его найти?

– Он в яме. С подвеской возится, – с удовольствием выдыхая дым, ответил рабочий, – крикните, он услышит.

В боксе царил полумрак. На стенной побелке повсюду были видны отпечатки засаленных рук. Лампы дневного света, перемаргиваясь и треща, едва отбрасывали тусклый свет на закопченный от выхлопных газов потолок. Между полок с инструментами, были расклеены плакаты полуобнаженных девиц. Из-под днища, стоявшего в глубине автомобиля, пробивался яркий луч света. Олег громко позвал по имени, как советовал ему рабочий. В ответ услышал звон металла и чью-то приглушенную ругань.

– Кого еще черт принес.

– Мне нужно поговорить с Анатолием, – снова прокричал Олег. Из ямы под автомобилем показалось чье-то перепачканное мазутом лицо. Это был молодой парень лет двадцати с небольшим.

– Вы ко мне?

– Если у вашей матери девичья фамилия Оганова, то я к вам.

– Ну, предположим. И что?

– Есть разговор. Отойдем.

Парень выбрался из ямы, на ходу вытирая ветошью руки.

– Вы извините, – парень развел руками, – присесть негде. Везде грязь.

– Ничего, я постою.

– Я вас слушаю.

– Меня зовут Олег. Я занимаюсь тем, что скупаю разного рода произведения искусств, антиквариат и тому подобное. Недавно, около месяца назад, я приобрел у вашей бабушки картину.

– И что? Вы хотите вернуть ее назад? Она вам не понравилась или вы сомневаетесь в ее подлинности? Могу вас заверить картина подлинная.

– Нет. Не в этом дело. Меня все устраивает. Я хотел бы приобрести оставшиеся две картины. Но соседка сказала, что Маргарита Дмитриевна трагически скончалась.

– Да. Бабушка оставила на плите молоко, а сама уснула. Хотя по ней нельзя было сказать, что у нее были проблемы с памятью. Она помнила любую мелочь.

– Скажите, Анатолий, может у вас есть что-нибудь из работ вашего прадедушки?

– Нет. Ничего нет. Бабушка, царствие ей небесное, ничего нам не оставила.

– У вас были сложные отношения?

– Не то слово. После того, как моя мама вышла замуж, бабушка прекратила с ней всякие отношения.

– Но почему?

– Понимаете, Маргарита Дмитриевна по матери принадлежала к какому-то старинному знатному роду. Ну, а моя мать, то есть ее дочь, вышла замуж за простого рабочего, каким был мой отец. Правда, позже он получил образование и стал первоклассным специалистом. Сейчас он руководит строительством мостов на сибирских реках.

– А кроме вас, у вашей бабушки есть еще наследники?

– Нет. Только мы с отцом.

– Значит, все ее имущество по закону перейдет к вам?

– Выходит так. Я понимаю, куда вы клоните. Но я точно знаю, что бабушка продала все картины.

– Все? – огорченно переспросил Олег.

– Все. Даже прадедушкины письма, и те продала. Правда однажды позвонила и как-то странно стала уговаривать меня забрать эти письма. Говорила, что в них есть что-то важное. Но зачем они мне. Это чужая история. Чужая жизнь. Хотя они и были моими родственниками. Она обиделась и пригрозила продать письма какому-то журналу.

– А как вы узнали, что письма и картины проданы?

– Незадолго до смерти, она сообщила нам об этом по телефону. Я думаю это была такая своеобразная месть кота Леопольда.

– Странно. И за что такая нелюбовь.

– Это старая история. Мать Маргариты Дмитриевны, Елизавета, то есть моя прабабка, утверждала, что картины, хранившиеся в их доме, стоят целого состояния. И ни в коем случае их нельзя продавать. Мой прадед, Дмитрий Оганов, велел хранить их до своего возвращения из эмиграции. Вот и перешла от прабабки Елизаветы, к Маргарите Дмитриевне эта бредовая мысль о бесценных шедеврах, хранившихся в их доме. Только мне кажется, что мой предок слишком преувеличил свой талант. А его жена и дочь, просто свихнулись на этих картинах.

– Но, возможно, ваш прадед смотрел в будущее и предвидел, что его работы будут стоить больших денег.

– Да, но почему в своих письмах он утверждал, что скоро они станут владельцами огромного состояния, которое воплощено в его работах.

– Но возможно, что….

– Нет, – словно предвидя вопрос, заговорил Анатолий, – отец говорил, что картины уже показывали специалистам. Не смотря на хорошее исполнение работ, большой художественной ценности они не представляют. По крайней мере на сегодняшний день.

– И все-таки непонятно, – пожал плечами Олег, – почему тогда сам Дмитрий Оганов не приехал на родину. И распоряжался бы тогда своими произведениями, – Олег вдруг почувствовал, что невольно поддался рассказу Анатолия. Эта непростая история с картинами так затянула его, что ему вдруг захотелось узнать больше о судьбе этого художника.

– Тут другая история, – оживился Анатолий, – мой прадед бежал из России вместе с отступающей армией Деникина.

– Он был военным?

– Нет. Просто тогда очень боялись большевиков. Особенно интеллигенция. Так он и оказался во Франции. Прадед все время хотел вернуться в Россию. Об этом он писал почти в каждом письме. Но боялся. В конце двадцатых, вплоть до войны с немцами, шли репрессии. Под корень уничтожалась интеллигенция старой формации. Мою прабабку заставили отречься от мужа публично под страхом смерти. И она это сделала.

– Вот как? – рассказ увлекал Олега все больше и больше.

– Да. Она ведь была из дворянской семьи, а в то время это было очень серьезной проблемой.

– Понимаю. Но как же тогда появилась дочь, Маргарита Дмитриевна, если Дмитрий Оганов был в эмиграции?

– Помните из истории, в начале двадцатых, объявили НЭП? Так вот в то время многие поверили в перемены к лучшему и вернулись на родину. В том числе вернулся и мой прадед. Кстати тогда же он и привез с собой эти картины. Только пробыл он в России не долго. Всего года два, три. А как только снова начались гонения, он тут же уехал во Францию. Он хотел забрать с собой и жену с дочкой, но их не выпустили из страны. Именно тогда и заставили мою прабабку отречься.

– И как он к этому отнесся?

– С пониманием. Уже тогда стало понятно, что СССР это большой тюремный лагерь.

– Но если я не ошибаюсь, он умер в конце восьмидесятых. Уже в то время он мог хотя бы приехать навестить своих родственников.

– Да, и это еще одна драматическая история моей семьи. Это было, если не ошибаюсь, в году так шестьдесят пятом. Известная вам Маргарита Дмитриевна в то время преподавала в университете политэкономию и чтобы полностью искоренить прошлое, ну и, разумеется, чтобы сделать карьеру, отреклась от живущего заграницей отца. В то время все, проживающие за бугром, автоматически причислялись к стану врага. Тем более, что Дмитрий Оганов никогда не скрывал своего негативного отношения к советскому строю. Об этом печатали французские газеты. А за ее поступок, Маргариту Дмитриевну конечно похвалили. Даже превозносили ее, словно она совершила подвиг. В общем, Павлик Морозов, только в юбке. Поэтому прадед и не приехал.

– Вот тебе раз. Выходит, от него отреклись дважды. Вначале жена, затем и дочь. Тогда непонятно неприятие твоего отца, как выходца из народа. Почему вдруг вспомнила о своей родословной. Голубая кровь взыграла?

– Не знаю. Но мне кажется, она поняла, что совершила чудовищную ошибку в своей жизни. И отрекаясь от нас, она словно обрекала себя на одиночество. А одиночество это очень серьезное испытание. Но ни у меня, ни у отца на нее обиды не было. Просто было по-человечески ее жаль. Она была несчастным человеком.

– Может быть, может быть, – задумчиво произнес Олег. Эта история не оставила его равнодушным, – И что, он больше не давал о себе знать?

– Было одно письмо. Незадолго до смерти. Прадед писал о превратностях судьбы, о жизненных круговоротах, в которые попадают люди. О том, что все могло бы быть иначе, если бы не гражданская война и тому подобное. В конце же была приписка, что они (то есть его родственники), обретут богатство, если правильно распорядятся его картинами. В общем, полный бред. Картины проданы. Богатство – сами видите, – Анатолий грустно усмехнулся.

– Да, наверное, – Олег хотел попрощаться.

– Кстати, пару дней назад приходил один молодой человек. Также интересовался картинами Оганова. Оставил свой телефон. На всякий случай. Если хотите, я вам его отдам.

– Но зачем? Я ведь хочу купить, а не продать картину.

– У него, как и у вас, одна картина. Он ищет пару. Возможно, вы договоритесь.

Олег взял бумажку и, поблагодарив, направился к выходу.

Глава 5

– Кто там, – раздался за дверью чей-то женский голос.

– Моя фамилия Ордынцев Сергей Павлович. Следователь. Я звонил вам полчаса назад.

Ордынцев развернул служебное удостоверение.

– Да. Проходите, – полноватая женщина средних лет, с заколотыми в тугой узел темными волосами, одетая в яркий атласный халат, указала рукой внутрь квартиры, – Знакомьтесь, мой муж, Джеймс Кларк. Он американец.

– Очень приятно, – Ордынцев пожал протянутую руку.

– Располагайтесь, – женщина провела следователя в гостиную, – присаживайтесь.

Американец предусмотрительно извинился и оставил их вдвоем.

– Вам стало что-нибудь известно об отце? – руки женщины нервно теребили носовой платок.

– Ольга Львовна, если не ошибаюсь? – уточнил Ордынцев.

– Да.

– Должен вас огорчить. Но пока о вашем отце нет никаких известий.

– Зачем же вы тогда пришли? – в словах Ольги Львовны чувствовалось разочарование.

– Органы склоняются, что у вашего отца произошла потеря памяти. И вероятно он где-то обитает, не помня, кто он и откуда.

– Чушь! – глаза женщины метали молнии, – проще всего сослаться на потерю памяти у пожилого человека. Но я никогда не поверю, чтобы отец ни с того ни с сего, вдруг потерял память. И то, что ему 73 года, ни о чем не говорит. Он писал статьи по искусству. Составлял каталоги. Знаете, какая нужна память, чтобы упомнить названия тысяч работ и почти столько же фамилий художников. У него переводы на восемнадцати языках мира. И вообще….

Ольга Львовна отвернулась, не желая показывать выступившие слезы.

«Не похоже, что она претворяется, – отметил про себя Ордынцев, – наверняка она не имеет отношения к исчезновению отца».

– А этот ваш муж, Джеймс, чем он занимается?

– Он дантист. В который раз приезжает, чтобы уговорить меня уехать в Америку.

– И что вас удерживает?

– Я не уеду, пока не разыщу отца. Живого или мертвого, – слова звучали твердо, не допуская никаких сомнений в своих намерениях.

– Но ведь на это, возможно, уйдут годы, – сочувственно произнес Ордынцев. Ему было искренне жаль женщину, хотя он как следователь не имел права на проявление чувств. Ольга Львовна не ответила.

– Скажите, Сергей Павлович, – после некоторой паузы, обратилась она к следователю, – есть ли вероятность.… Бывают ли случаи, когда люди все же находятся? Мы слышали, что таких людей направляют в институт имени Сербского. Но я наведываюсь туда каждую неделю.

– В год на территории России пропадает около двухсот тысяч человек. Примерно половина из них находится. Живыми или мертвыми. Так что шанс есть.

– А вы сами верите, что отец найдется?

– Скорее нет, чем да, – немного подумав, ответил Ордынцев.

– Тогда я не понимаю, что заставило вас сюда явиться.

– Скажите, вам известна фамилия Янгель?

Женщина задумалась.

– Вроде бы что-то было на слуху.

– Случайно не в криминальной хронике? – Ордынцев задал этот вопрос не случайно. Если женщина знает эту фамилию из сообщения по телевидению, это одно. Ну, а если Янгель бывал в их доме, это другое.

– Не думаю. Я не интересуюсь подобными программами.

– Может, он был знакомым вашего отца?

– Да. Что-то припоминаю. Как его зовут?

– Марк Давидович.

– Теперь вспомнила. Это один из приятелей отца. А почему вы спросили о криминальной хронике? С ним что-то случилось?

– Да. Он пропал. Неделю назад, при невыясненных обстоятельствах. Как и ваш отец.

– И вы, конечно, полагаете, что они где-то попивают пиво в укромном местечке, или у него, как и у папы отключилась память? В России что, началась эпидемия амнезии, – язвительно заметила Ольга Львовна.

– Многие именно так и считают.

– А вы?

– Я другого мнения.

– Ну, слава Богу, – всплеснула руками Ольга Львовна, – хоть у кого-то в МВД мнение, отличное от других.

– Да. И, по-моему, в МВД я единственный, у кого такое мнение.

– И вы начнете расследование?

– Да. Собственно я уже его начал. Только… Неофициально.

– Что?

– И я хотел бы просить вас, Ольга Львовна, чтобы наш с вами разговор, остался между нами.

– Но почему, – искренне удивилась женщина, – разве нельзя провести официальное расследование?

– Формально – нет оснований. А потом, если все же есть этот кто-то, кто помог вашему отцу и Янгелю исчезнуть, то не хотелось бы этого кто-то спугнуть.

– Понимаю, – задумчиво произнесла женщина, – может быть кофе?

– Не откажусь.

– Ну, тогда продолжим нашу беседу в столовой.

– У меня к вам необычная просьба, Ольга Львовна, – обратился Ордынцев к женщине, смакуя мелкими глотками ароматный напиток. Они сидели в столовой в обществе Джеймса, который, ломая русскую речь, пытался рассказать анекдот.

– Да, я слушаю.

– Не могли бы вы мне показать, что есть самое ценное в коллекции вашего отца.

Ольга Львовна посмотрела на Кларка, словно ищи у того поддержки.

– Я понимаю, поднял вверх руки следователь, – просьба необычная. И вы вправе мне отказать.

– Это связано с расследованием?

– В общем – да.

– Но я не знаю. Каждая вещь из коллекции папы по-своему бесценна.

– Давайте на время оставим духовную оценку вещам и будем оценивать их реальную стоимость.

– Ну, хорошо. Только поймите меня правильно, некоторые вещи держаться в секрете и о них знает лишь ограниченный круг лиц. Поэтому…

– Я все понимаю. Можете не волноваться.

– Идемте за мной.

Ордынцев плохо разбирался в искусстве. Для него было все равно, что Ван Дейк, что Ван Гог. Брюлов или Тициан. Ольга Львовна пыталась как-то хотя бы немного просветить следователя, но потом, когда Ордынцев поинтересовался, кто же из них дороже, все же оставила эту затею.

– А вот это и есть самое ценное в коллекции, – Ольга Львовна подвела следователя к небольшой, в золоченой рамке, картине, – это Рембрандт. «Портрет мальчика».

Ордынцев подошел поближе и скептическим взглядом окинул картину. Полотно его разочаровало. Картина была небольшой, величиной с небольшую книгу, и была выполнена в темных тонах. Поэтому лицо мальчика едва проглядывалось на темном фоне. По правде сказать, другие картины произвели на него большее впечатление.

– Ну и…. Сколько, по-вашему, она может стоить?

– Если продавать в частные руки, то не менее десяти миллионов. А если через какой-нибудь известный аукцион, то на порядок выше.

Ордынцев присвистнул.

– Скажите, а Янгель, например, мог знать содержимое вашей коллекции?

– Я думаю, да. Обычно коллекционеры не скрывают друг от друга такие вещи. Ведь должен же кто-то видеть эти шедевры, кроме их хозяев.

– Понятно. И все же я вам удивляюсь. Вы держите дома такие сокровища, и у вас нет охраны.

– Папа считал, что охрана лишь привлекает к себе внимание преступников. Да и за самой охраной нужен глаз да глаз. Ну а потом, у нас самые современные замки, и самая совершенная сигнализация.

– Ну, хорошо, – Ордынцев прошел на выход, но вдруг, что-то вспомнив, задержался, – скажите, а вы уверены, что картина этого вашего Рембрандта, подлинник?

– Ну что вы! – Ольга Львовна недоуменно посмотрела на следователя, словно перед ней было неразумное дитя, -мой отец не разменивался на копии.

– А вы уверены в этом? То есть, что это не копия.

– Ну конечно. Есть официальное заключение компетентной экспертной комиссии. А почему вы спрашиваете?

Ордынцев и сам не мог ответить на этот вопрос. Но ему казалось, что чего-то в этих историях он недопонимает. За два года бесследно пропадают четверо коллекционеров и все их коллекции остаются нетронутыми. Здесь нет логики. Или он ее не замечает. Но должен же он найти хоть какую-то зацепку, какое-то несоответствие.

– И когда?

– Что? – не поняла Ольга Львовна.

– Когда проводилась экспертиза?

– А. Ну, точно не помню. Лет пятнадцать назад. Может раньше. Можно посмотреть документы в папином архиве, и я скажу вам точно.

– Нет. Не нужно, – Ордынцев хмурил брови, что-то обдумывая, – Скажите, а возможно отличить подлинник от подделки невооруженным взглядом? Без проведения экспертизы.

– Ну, я думаю, что если подделка выполнена на низком профессиональном уровне, специалист определит это сразу.

– У вас есть такой человек?

– Да, конечно. И не один. Только я не могу понять, зачем вам все это? Постойте…, – Ольга Львовна вдруг побледнела, – Куда вы клоните. Не хотите ли вы сказать, что картины…

– Я только предполагаю. Посмотрим, что скажет эксперт.

Олег, стоя перед дверью, сверился с адресом, указанном на клочке бумаги. Так и есть, все совпадает. Он заранее договорился о встрече и уже по дороге обдумывал предстоящий разговор. Подойдя к лифту, он едва не столкнулся лицом к лицу с каким-то парнишкой в кожаной куртке и мотоциклетном шлеме, закрывающем бо́льшую часть лица. Лишь глаза, словно с усмешкой, лишь на мгновение скользнули по Олегу. Парнишка почти бегом выскочил из подъезда. Олег вспомнил, что заметил около дома чей-то красивый спортивный мотоцикл. И через секунду, словно в подтверждение этого, раздался рев мотоциклетного двигателя. Он невольно позавидовал парню. В свое время он и мечтать не мог о таком мотоцикле. Да и другие мальчишки в его поселке тоже.

Дверь открыл молодой парень, лет двадцати, в спортивном костюме. Он приветливо поздоровался и пригласил в комнату.

– Вы сказали, что у вас есть некое предложение, по поводу работ Оганова. Я вас слушаю, – молодой человек, которого звали Виктор, уселся в кресло, напротив Олега.

– Да. Дело в том, что у меня есть одна из картин Оганова.

– Да? И сколько же вы за нее хотите? – парень подался вперед.

– Извините, но я хотел бы просить вас продать мне вашу картину.

– Постойте. Я не пойму. Так вы пришли сюда купить картину, а не продать?

– Совершенно верно.

– Интересно, – Виктор минуту помолчав, вдруг поднялся и скрылся в другой комнате. Через несколько секунд он вернулся, держа в руках картину. Это был пейзаж, который он уже видел у покойной старушки. Поле, речка, облака.

– И сколько вы готовы мне за нее заплатить?

– Я могу лишь предложить вам телефон одного человека. Думаю, он хорошо вам заплатит.

– Хорошо – это примерно сколько?

– Ну не знаю. Тысячу, полторы. Долларов.

– Так, так, – Виктор, улыбаясь, откинулся назад в кресле, – значит, вы тоже читали эту статью.

– Какую статью? – не понял Олег.

– Да бросьте, – парень положил картину на стол, – После опубликования писем Оганова в журнале «Мир искусства», все словно с ума сошли, охотясь на его работы. А еще месяц назад о нем и слыхом ни слыхивали.

– Каких писем? Я ничего не знаю, – Олег удивленно пожал плечами.

– Ну, как же, – Виктор встал с кресла и взял с полки для книг, иллюстрированный журнал, – Скажете, что первый раз об этом слышите?

Олег взял в руки журнал и стал вглядываться в напечатанные строки.

– Что это?

– Письма художника Оганова своей жене. Написаны в форме дневника.

– Ну и что? Какая связь между опубликованием его писем и спросом на его работы?

– Вы действительно не читали?

Олег отрицательно покачал головой.

– В письмах сам Оганов пишет, что его работы стоят целого состояния.

– Ах, вот вы про что! – Олег облегченно вздохнул, – и вы попались на эту удочку.

– А вы разве нет? – с ухмылкой парировал Виктор, – вы ведь тоже скупаете его картины.

– Не совсем так. У меня немного другой случай.

– В каком смысле – другой?

– Ну, хорошо. Я скажу. Просто я нашел солидного клиента, который хорошо платит. Но ему для коллекции нужно хотя бы еще одна работа Оганова. Вот я и ищу.

– Это еще раз подтверждает то, что на Оганова растет спрос. Мне также уже звонили и предлагали за него немалые деньги.

– Вот как? И почему вы ее не продали?

– Хм. Я жду, когда за нее предложат действительно хорошую цену.

– И сколько, по-вашему, реальная цена вашей картины?

– Пятьдесят тысяч. Как минимум.

– Долларов?

– Евро конечно, – Виктор усмехнулся.

– Круто, – Олег присвистнул, неужели вы думаете, что кто-то даст вам за нее такие деньги?

– Уверен.

– Ну, не знаю.

– И вам советую не продешевить. Я верю в то, о чем писал в дневниках Оганов. Его работы стоят дорого. Так что передайте вашему клиенту, что дешевле я ее не продам.

Проводив Олега, Виктор снова вернулся в комнату.

«Я был прав, – размышлял он, – на Оганова повышен спрос. Возможно и та цена, которую он называл Олегу, не окончательна». Он задумчиво улыбнулся. Мечта купить себе автомобиль, почти сбылась. Нужно лишь немного подождать. В этот момент в квартиру снова позвонили.

– Кто там?

– Я по объявлению. Вы продаете картину?

На площадке стоял худощавого вида мужчина, с кожаным портфелем в руке.

«Ну, вот и начало аукциона», – подумал довольный Виктор и открыл дверь.

– Только предупреждаю вас заранее, – обратился он к мужчине, приглашая его в комнату, – эта картина стоит дорого.

– Я знаю об этом, – мужчина посмотрела на Виктора в упор, и от этого взгляда парню почему-то стало не по себе.

Олег покидал квартиру с растерянным видом. Неужели Виктор прав и картины действительно имеют цену. И ему вовсе не стоит торопиться с продажей. Вот так дилемма. Вроде бы на картину уже есть покупатель, но цена, о которой упоминал Виктор, и та, которую ему предлагали, была просто несопоставима.

Олег набрал телефон Стоцкого

– Алло, Альберт Леонидович?

– Да, Олег, я слушаю. Вы хотите меня чем-то порадовать?

– В общем, и, да и нет

– То есть?

– Я нашел еще одного Оганова.

– Это хорошо. Я вас поздравляю.

– Но ее владелец просит за нее кругленькую сумму.

– Да? И сколько?

– Пятьдесят тысяч. Евро.

– Что? Он, наверное, сумасшедший.

– По виду не скажешь. Более того. Он утверждает, что спрос на Оганова растет. Ему уже предлагают за нее хорошие деньги. Так что и эта цена не окончательная.

– Теперь я точно уверен, что он сумасшедший. Он блефует. Таких денег ему никто не даст.

– А что делать мне?

– Ну не знаю. Попробуйте поискать еще. Может быть, удастся найти кого-то менее амбициозного.

Олег задумался. Хорошенькое дело, найти картину. И как это сделать, если нет информации о владельце. Но даже, если он его найдет, где гарантия, что он захочет ее продать. Получается какой-то тупик. Олег прошел в свою комнату и включил автоответчик. Ничего интересного на записи не было, кроме одного звонка. Звонивший сообщал, что интересуется Огановым и перезвонит после пяти часов вечера. Олег взглянул на часы и в этот момент раздался телефонный звонок.

– Алло, я могу поговорить с Олегом Азаровым?

Голос был хриплым, толи от простуды, толи от чрезмерного воздействия алкоголя и табака, и принадлежал мужчине, чей возраст трудно было определить.

– Да, я слушаю.

– Я звоню вам по объявлению. Меня интересует картина. Вы догадываетесь, о чем идет речь?

– Вы имеете в виду «Скорбные проводы»? – Олег не сомневался, что речь идет именно о ней. Других картин у него не было. Не считая копии «Черной купальщицы» конечно.

– Вот именно. Я хотел бы ее приобрести.

– Да, но…. На нее уже есть покупатель. Извините.

– Да? И кто же он.

– Еще раз простите, но информацию о своих клиентах, я не даю, – Олег уже собрался положить трубку, но собеседник его остановил.

– Хорошо. Поставим вопрос по-другому. Сколько предложил вам за полотно ваш клиент?

– Это уже не важно.

– Ну, скажите. Разве это тайна? – упорствовал мужчина.

– Мне дают за нее пятьдесят тысяч. Рублей, – уступил Олег.

– Даю вам за нее семьдесят.

– Но я уже…

– Сто, – не давая опомниться, напирал незнакомец, – причем расчет мгновенный. Вы мне картину, я вам деньги. Или даже так. Я вам деньги, вы мне картину. Как говорится, утром стулья, вечером деньги. Только деньги вперед. Можно прямо сейчас, не откладывая. Ну, так как, договорились?

Олег был в замешательстве. С одной стороны у него уже договор со Стоцким. Тут ему светит пятьдесят тысяч, минус процент Альберту Леонидовичу. Здесь же целых сто, и никаких процентов. Явный выигрыш в деньгах, но потеря доверия Стоцкого и его клиента.

– Мне нужно подумать.

– Могу дать вам сутки.

– Хотя бы двое, – Олегу нужно было выиграть время. Ставки на картину действительно росли.

– Хорошо, – ответил незнакомец и положил трубку.