Kitabı oxu: «Игра с профайлером»

Şrift:

Alexandre Escrivà

El último caso de William Parker

* * *

Моим родителям,
за воодушевление

Пролог

Солнце еще не взошло. Плотный туман Туле с белесоватым оттенком медленно расползается по улицам города, уменьшая видимость почти до нуля. Тишину, царящую на длинных проспектах, нарушает лишь рокот волн, доносящийся из далекого залива. Ароматы кофе и свежеиспеченного хлеба уже витают в промозглом воздухе. Холодно. Скоро Рождество, и это чувствуется: мороз пробирает до костей.

Высокий человек в синем костюме и с рюкзаком за плечами направляется на работу, слушая Don’t Stop Me Now группы Queen в наушниках AirPods. И хотя на расстоянии пары метров уже ничего не видно, он шагает с уверенностью, уткнувшись в свой iPhone и просматривая новости в Twitter: его не интересует происходящее в реальности. Внезапно он спотыкается и, удержавшись от падения, опускает взгляд, но не замечает никакого препятствия. «Странно», – думает он.

В следующее мгновение сдавленный крик прорезает туман. Редкие в столь ранний час прохожие оборачиваются на издавшую его женщину – она в ужасе застыла в начале переулка. Встревоженные люди подбегают к ней, крики множатся, но в итоге их поглощает тишина.

У ног прохожих лежит голова молодой девушки, которая только что прикатилась из тумана.

Ее глаза и рот открыты – застыли в изумлении. Декабрьский ветер раздувает и причудливо путает ее волосы, светлые и длинные. Тела рядом нет, и эта голова, больше похожая на игрушку-страшилку, – единственное доказательство его существования. У немногих очевидцев ужасной сцены – еще не ясно, почему именно – крепнет уверенность в том, что в городе Сан-Франциско теперь никто не в безопасности.

1

Уильям Паркер

20 декабря 2018-го, Сан-Франциско

Не знаю, остались ли у меня сигареты, а ведь еще только семь утра. Я проснулся со свежей идеей и подумал, что хорошо бы ее записать, поэтому, приготовив кофе, уселся за компьютер в кабинете. И застрял на второй странице. Лучше, чем ничего. Вот уже несколько месяцев я пишу роман, но пока еще ни разу не почувствовал, что у меня получается что-то стоящее. Беда с вдохновением. Чтобы быть писателем, нужно жить писательством, или как там говорят. Поэтому с недавних пор я только и знаю, что курить да сочинять. И не то чтобы второе мне легко давалось.

Тушу бычок в пепельнице, переполненной окурками, и тут же зажигаю новую сигарету. Подхожу к окну и распахиваю его, чтобы впустить в комнату прохладный воздух. Смотрю на людей, бредущих в густом тумане, которым сегодня окутан Сан-Франциско. Все куда-то спешат. На работу, очевидно. Ведь у каждого есть работа.

Гоню прочь эту догадку. Представляю, что они идут в другие менее банальные места. Цепляюсь взглядом за мужчину в синем костюме. Вижу у него наушники, которые помогают отгородиться от реальности. По идее, должны помогать. Есть в нем что-то особенное, что отличает от других, – он словно увидел привидение. Застыл на месте и, скорчив недовольную гримасу, снял наушники, засунул их в карман брюк и посмотрел на часы. Хотел было перейти улицу на красный свет, но остался стоять на тротуаре. Минутное ожидание, светофор загорается зеленым, и человек удаляется, превращаясь в маленькое пятнышко, и исчезает из поля зрения.

Сигарета тлеет, и я стряхиваю с нее пепел. Его тут же подхватывает и уносит прочь резкий порыв зимнего ветра.

Я снова рассматриваю людей на улице. Ну же, вторая попытка. Внимание приковывает девушка в красной шерстяной шапочке. На одном плече у нее висит рюкзак. Видимо, она идет на занятия в университет. Нет. Опять не то. Пусть она идет на свидание с любовью всей своей жизни, не подозревая об этом. Да, так-то лучше. Только посмотрите на нее – прячет наивную улыбку. О чем-то вспоминает. Возможно, она познакомилась с ним накануне. Возможно, вчера вечером он проводил ее до дома и хотел поцеловать, но она увернулась. На самом деле она тоже жаждала поцелуя, но у нее сдали нервы, и она поступила вопреки желанию. Сегодня она совладает с нервозностью. Сегодня ее день.

К ней подходит парень и целует ее, а она и не думает уворачиваться.

Как же вчерашний кавалер? Ты намерена его бросить?

Закрываю окно и сажусь за письменный стол. Зажимаю сигарету зубами и смотрю в потолок, не зная, что делать дальше. Мои пальцы перебирают воздух, грозя выхватить из ниоткуда револьвер. Дым взмывает вверх, как загипнотизированная кобра, и затуманивает мой взор. Закрываю глаза и вздыхаю. Все не так.

Звонит телефон, я вздрагиваю. Кому я понадобился в такую рань? Тушу сигарету и с трудом спускаюсь по лестнице. Да, это стационарный телефон в гостиной. И да – у меня нет мобильного. Раньше у меня был рабочий, но сейчас я живу без этих невидимых оков. Отношения с родителями испортились больше пяти лет назад. Ни братьев, ни сестер, которые в теории могли бы попросить о помощи в оплате ипотеки или курсов вождения, которые они не в состоянии себе позволить, у меня нет. Есть лишь один друг – Альфред Чамберс, и он прекрасно знает, где я живу, так что никакой мобильный телефон мне не нужен. Неужели это он? Пробираюсь между коробок, которые никак не выброшу после возвращения из Окленда, и снимаю трубку.

– Да?

– Уильям Паркер?

– Кто говорит?

– Лейтенант Элис Уотсон.

Когда лейтенант Фоллон вышел на пенсию в прошлом году, его сменила эта Уотсон, но я не успел с ней поработать, поскольку попросился в отпуск сразу после вечеринки в честь ее назначения. Почему же она мне звонит?

– Что случилось?

– Я хочу, чтобы вы вернулись в команду.

Такого я точно не ожидал.

– Я больше не полицейский.

– Не бывает бывших полицейских.

– Теперь я писатель, – спокойно отвечаю я.

– Писатель? – В ее голосе слышится сарказм. – И что же вы написали?

– …

– Так и знала. Бросайте ваши глупости, Паркер. Вам даже сорока еще нет, а вы сидите уже год без дел. Это чересчур. Вашему банковскому счету не помешает располнеть, вам так не кажется?

«И не говорите». Но литература – это не глупость. Я уверен, что в недалеком будущем в самые трудные моменты своей жизни читатели будут нуждаться в моем творчестве, как в целебном эликсире. С другой стороны, я могу написать тысячи страниц и не заработать ни одного жалкого цента. Если так ничего и не опубликую. Дело в том, что пока у меня нет истории, достойной публикации. Но это лишь вопрос времени. Мне всего-то нужно…

– Паркер?

С разочарованием возвращаюсь на землю.

Кого я обманываю? Я не писатель. Я хотел отвлечься, чтобы забыть о случившемся. Но это невозможно. Память дает о себе знать, как открытая рана. Сначала я обратился к психиатру. Славный малый, но его методы мне не подошли. Я хотел преодолеть все сам, не впадая в зависимость от таблеток, которые проблемы не решали, а создавали, поэтому через пару месяцев бросил это дело. Бросил и лоразепам. В итоге у меня более или менее нормализовался сон, хотя иногда мне все же снятся кошмары. Хотел бы я жить в ладу с собой, но не получается.

– Вы тут?

– Откуда такая срочность?

– Об этом лучше поговорить лично. Откройте мне.

– Что?

Раздался дверной звонок.

Черт. Я не в лучшем виде. Кладу трубку и иду в прихожую. В коридоре смотрюсь в зеркало и вижу там худого мужчину с короткими растрепанными волосами, карими глазами и ровными чертами лица. Из-за трехдневной щетины и темных кругов под глазами мне не дашь тридцать восемь. Приглаживаю волосы. Нельзя соглашаться, что бы она мне ни предложила. Нельзя допускать, чтобы все повторилось. Я этого не переживу. Нет. Писательское ремесло, если можно так назвать мое занятие, и спокойнее, и безопаснее. Моя позиция проста: я скажу ей, что у меня все хорошо и мне ничего не нужно.

Гляжу на свое непрезентабельное отражение в зеркале. Делаю резкий вдох и открываю дверь.

2

Уильям Паркер

20 декабря 2018-го, Сан-Франциско

Провожаю лейтенанта Уотсон в гостиную и предлагаю ей сесть на диван. Сам опускаюсь в кресло напротив. Несколько мгновений испытующе смотрю на нее, ожидая, что она объяснит причину визита, после чего я смогу ее быстренько выпроводить. Она не изменилась со времени моего ухода: волосы до плеч, круглое и приятное лицо, тело как у олимпийской пловчихи.

– Хорошо, Паркер. Приступим к делу, у нас мало времени. Я хочу, чтобы вы вернулись.

– Это я уже понял. Простите, но я не хочу.

– Почему?

Отвожу взгляд в сторону.

– Все сложно.

Теперь Уотсон испытующе смотрит на меня.

– Вы в курсе, что я ознакомилась с отчетом о лос-анджелесском деле? – От этих слов у меня защемило сердце. – Я удивилась, что вы уволились сразу после моего назначения. Признаюсь, я подумала, что вы не захотели работать под руководством женщины. Но потом я прочла отчет. И прессу. Трудно не думать о том, что же там произошло. – Она сжимает губы, пытаясь удержать вопрос, но не справляется и спрашивает: – Это из-за нее, не так ли?

– Не смейте упоминать ее, – обрушиваюсь я на лейтенанта.

Уотсон кивает очень спокойно.

– Значит, дело в этом. – Она выдерживает паузу, окидывая взглядом гостиную, потом снова смотрит на меня. – В уединении ваши раны не заживут, Паркер. Вам нужно обо всем забыть, а работа поможет отвлечься. И, на ваше счастье, у меня есть для вас дело.

– Оно меня не интересует.

– Я еще не сказала, о чем идет речь.

Закрываю глаза. Может, стоит вернуться? Нет. Я не смогу. Все это лишь оживит воспоминания.

– Мне жаль, что вы потратили свое время, лейтенант. Но… я не могу. Я не тот, что прежде.

– Разрешите мне хотя бы изложить суть. Я быстро управлюсь, обещаю, – настаивает она более мягким тоном. – А если дело вас не заинтересует, сразу уйду, не беспокойтесь.

Покорно вздыхаю и киваю.

– Ладно.

Лейтенант Уотсон дважды хлопает себя по бедру в знак победы и достает мобильный. Ковыряется в нем пару секунд и протягивает мне. Увиденное повергает меня в ужас. На фотографии – отрезанная женская голова, за которой тянется кровавый след. Глаза и рот открыты.

– Черт возьми! Что это?

– Все указывает на убийство. Тела на месте не было.

Меня тошнит, я возвращаю ей телефон. Давно не видел подобных картин.

– Где ее обнаружили?

– В переулке в районе Норт-Бич. Примерно в 06:35 утра.

Норт-Бич. Всего в паре кварталов отсюда. Неожиданно вспоминаю испуганное лицо мужчины в синем костюме, на которого я обратил внимание ранее. Похоже, он увидел не привидение, а мертвеца. Или нечто среднее.

– Свидетели?

– Нет. Прохожие обнаружили голову, брошенную на землю, и позвонили 911.

– Она появилась там по волшебству?

– Волшебства не бывает, мистер Паркер.

«Разумеется, не бывает». Я усиленно размышляю. Кровавый след предполагает два возможных варианта развития событий: или девушка была убита на месте, или ее голову туда подбросили, отделив от тела. Но тела нет. Возможно, преступление было совершено поздней ночью. Известно, что обращение в полицию поступило чуть меньше часа назад. Любопытно. К несчастью одних и счастью других, на свете много людей с бесчеловечным графиком работы – они-то и обнаружили отрезанную голову, возможно, сразу же после убийства. Следовательно, все указывает на то, что девушка умерла незадолго до того, как прохожие позвонили в полицию. Убийца обезглавил ее в Норт-Бич и унес тело незаметно? Даже при таком тумане это маловероятно. Он сделал это в другом месте. Из головы все еще сочилась кровь – должно быть, это место где-то поблизости. Очень близко.

– Тело еще там, – оглашаю я догадку.

– Где «там»?

– Девушка живет на соседней улице. Ее убили в собственной квартире и отнесли голову в переулок, когда этого никто не видел. Наличие крови указывает на то, что голова была отделена от тела незадолго до этого. Убийца мог расправиться с ней в машине и выбросить голову в окно, но мне такой сценарий кажется слишком рискованным. Машина была бы выпачкана в крови, и водителю пришлось бы скрываться, чтобы ни один пешеход его не заметил. Тело, скорее всего, находится в каком-то жилище поблизости. Единственное, что нужно сделать, – опознать девушку. И найти тело у нее дома.

Уотсон криво усмехается.

– Девушку зовут Сара Эванс, двадцать один год. Ее опознали соседи по Филберт-стрит, которые уходят на работу рано утром. И да, ее тело было обнаружено дома, в здании, напротив которого нашли голову.

– Вы это знали? – я не могу сдержать удивления.

– Да, но, как понимаете, мне нужно было убедиться, что вы по-прежнему в форме после года простоя. Я в вас не сомневалась, Паркер. Поздравляю.

– Есть что-то еще, о чем вы мне не рассказали? – спрашиваю я с беспокойством.

– Нет. На данный момент это все, что у нас есть.

– Почему вы пришли ко мне, лейтенант? Я не единственный, кто догадался бы об этом.

– Видите ли, я давно искала повод поговорить с вами. Как уже сказала, ваше увольнение весьма меня озадачило, и я хотела удостовериться, что лучший инспектор из личного состава по-прежнему в моем распоряжении.

– Я не лучший.

– Не скромничайте, Паркер, факты говорят за себя. – Она откашливается и поднимает глаза к потолку. – Ладно, будь по-вашему: инспектор Харрис был ранен неделю назад в ходе спецоперации, поэтому сейчас он на больничном. Как вы понимаете, Департамент полиции Сан-Франциско не разбрасывается сотрудниками в подобных ситуациях, тем более когда они увольняются без уважительных причин.

Неотрывно смотрю на ковер. Пересматриваю свое исходное решение и спрашиваю:

– Чего именно вы от меня хотите?

– Чтобы вы нашли убийцу, разумеется.

В голове появляются наброски. Это мужчина. Не уверен, что это именно так, но статистика говорит сама за себя. Кто он? Предполагать пока рано. Почему он убил Сару Эванс? Первой в голову приходит самая банальная мысль – он был ее любовником, и романтические отношения закончились трагедией. Или нет. Возможно, он не был ее любовником. Возможно, они вообще не были знакомы. Пожалуй, для убийцы не так важно, кого убивать, главное – как.

Уотсон начинает что-то говорить, но я жестом останавливаю ее:

– Подождите.

Я тяну нить рассуждений все дальше от гостиной. Сейчас вижу взгляд Сары Эванс. Ее рот. Выражение ужаса на лице. Преступник мог спрятать тело где угодно. Или просто оставить его в квартире. Рано или поздно кто-нибудь почувствовал бы смрад, исходящий из-за дверей. Но нет. Он отрезал голову и буквально выставил на улице на всеобщее обозрение.

– Эта смерть нечто большее, чем просто убийство.

– О чем вы?

– Убийца показал свою работу вместо того, чтобы попытаться замести следы. Он хочет нам что-то сказать, внушить страх. Возможно, мы имеем дело с некой угрозой, в том числе с актом мести. В любом случае держу пари, что смерть этой несчастной девушки – заявление, адресованное всему городу или конкретному человеку. В противном случае не имело бы смысла устраивать такой спектакль. Первым делом нужно провести расследование в отношении жертвы, установить, кем она была и с кем общалась. И быстро. Иначе ситуация может серьезно осложниться.

Уотсон несколько раз кивает, переваривая мои слова.

– Вы намекаете, что он продолжит убивать?

– Хочется надеяться, что нет… Но мне кажется, именно так.

– Еще одна отрезанная голова?

– Не исключено, что для него важен не способ убийства, а…

– Похоже, я за вами не успеваю.

– Я считаю, – пробую я объяснить ход мыслей, – что если ему важна смерть как таковая, а не способ убийства, то, возможно, убийца прибегнет к другим методам, понимаете? Это лишь гипотеза. В любом случае, она сейчас не важна.

– А что тогда важно?

– Поймать его.

– И как, по-вашему, это сделать?

– Познакомиться с ним.

– Что, простите? – спрашивает она, наклоняясь вперед.

– Мы должны отыскать даже самый незначительный след, который он оставил на месте преступления.

– Я так понимаю, вы беретесь за дело, – отвечает она.

Хотя в этом не было никакой необходимости, я чувствую себя обязанным взяться за расследование. Сара Эванс заслуживает справедливости, а горожане Сан-Франциско – уверенности в том, что им не отсекут голову в один прекрасный день. Хотя вряд ли это можно гарантировать.

Делаю долгий выдох. Черт подери!

– Да. Я берусь за это дело.

3

Уильям Паркер

20 декабря 2018-го, Сан-Франциско

Нагибаясь, проходим под полицейской лентой, которой перекрыта Филберт-стрит, где нас приветствует миганием проблескового маячка полицейский «Форд-Таурус». Туман рассеивается под лучами восходящего солнца. У входа в переулок посреди улицы стоят две машины, вдоль проезжей части – еще две. С десяток репортеров говорят что-то в объективы телекамер, у каждого на шее болтается бейдж. Мы приветствуем полицейских в униформе и твердым шагом направляемся в глубь переулка. Немного странно, что Уотсон настояла на том, чтобы поехать со мной на место преступления, но я не стал перечить начальнице в первый день возвращения на службу.

– Паркер! – окликает меня офицер Ян Дэвис, выходящий из-за одной из припаркованных машин. Волосы щегольски зачесаны назад, в руке он держит бумажный стаканчик с дымящимся кофе. – Ты вернулся?

– Похоже на то.

– Рад видеть тебя, – говорит он и по-дружески тычет мне в грудь кулаком. – Сожалею о том, что пришлось пережить в Лос-Анджелесе, похоже, было несладко.

– Не то слово. А мне жаль, что я не попрощался. После случившегося нужно было время, чтобы прийти в себя.

– Время… Так же сказала жена перед уходом. Всем нам его не хватает, не правда ли? Всю жизнь мы спешим и растворяемся в работе. Но с каких пор муж отнимает много времени? Нет, правда, скажи мне.

Лейтенант Уотсон бросает на него гневный взгляд.

Ян – хороший полицейский, но далеко не идеальный муж.

– Не знаю, Ян. Мы не были женаты. Откуда мне знать, каким козлом ты можешь быть в семейной жизни?

Уотсон сдерживает улыбку. Ян, растерявшись на миг, тут же разражается хохотом и снова ударяет меня в грудь, чуть сильнее, чем в первый раз.

– Вижу, что ты не потерял чувства юмора, Паркер. Это замечательно. С возвращением!

– Дэвис, – говорит Уотсон, – Шарлотта пришла?

Офицер мотает головой:

– Еще нет.

Уотсон чертыхается под нос.

Мне любопытно, кто такая эта Шарлотта.

Поздоровавшись с прежними сослуживцами, я наконец дохожу до места преступления. Голова Сары Эванс глядит в небо, лежа на грязной окровавленной земле. Кожа у нее бледная, почти фиолетовая. Волосы влипли в кровь, растекшуюся вокруг, но отдельные пряди стоят торчком, будто хотят прильнуть к тем, которые треплет ветер. Фотография, которую мне показала Уотсон, не идет ни в какое сравнение с этим зрелищем. Человеческая жестокость всегда поражает сильнее, когда сталкиваешься с ней вживую.

– И вы утверждаете, что никто не заметил типа с отрезанной головой в руках? – спрашиваю я с недоверием.

– Никто этого не подтвердил.

Я сажусь на корточки и аккуратно осматриваю место преступления. Если не считать рану на шее, лицо нетронуто. Видны ярко-красные брызги на щеке и лбу.

– Убийца наверняка тоже забрызган кровью, – бормочу я и смотрю по сторонам. – За пределами этого места ее нет.

– Откуда такая уверенность? – спрашивает Уотсон с удивлением, не спуская глаз с мобильника. Она явно чем-то обеспокоена.

– Посмотрите на вход в переулок: там нет ни одного пятна крови. Как и на другой стороне. Они есть только здесь: небольшая лужица и трехметровый след.

– Очевидно, кто-то споткнулся о голову, и она укатилась туда, где лежит сейчас. Кто бы это ни был, он растворился в тумане прежде, чем был замечен.

– А что вы скажете об отсутствии пятен крови между зданием и лужицей?

– Возможно, он их стер.

– Не думаю. Он уже и так постарался, притащив голову в переулок. Вероятно, в сумке, рюкзаке или чем-то вроде того. Вряд ли он…

– Простите! – раздается женский голос. Я оборачиваюсь и вижу девушку в белом халате, которая спешит к нам. – Я не могла приехать раньше.

– Ты в курсе, который час, Шарлотта? – набрасывается на нее лейтенант.

Я подхожу к ним. Думаю, самое время познакомиться.

– Да-да. Я ведь уже извинилась, – отвечает она, всплеснув руками.

Уотсон шумно вздыхает. Похоже, такое происходит не в первый раз.

– Здравствуйте, – девушка протягивает мне руку. – Я судмедэксперт.

– Инспектор Уильям Паркер, – изображаю я подобие улыбки.

– Я знаю, – говорит она. – Вы уже видели тело?

– Еще нет, – отвечает Уотсон. – Мы на полпути.

– Окей. Идите дальше, если хотите. Тут все равно больше не на что смотреть.

– Идем? – спрашивает меня Уотсон.

– Конечно. Давайте осмотрим тело.

Я делаю пару шагов в направлении Филберт-стрит и слышу, как лейтенант продолжает говорить с судмедэкспертом.

– Что у тебя в голове? Чтобы это был последний раз, когда…

– Что скажешь, Паркер? – спрашивает меня Ян, стоя со скрещенными на груди руками. – Чокнутый, верно?

– Да. Похоже, тот, кто это сотворил, не мучился угрызениями совести.

– Ты еще тело не видел. Вот там полное безумие.

– Почему?

– Пойдем, – поторапливает Уотсон, незаметно вынырнув из переулка.

Киваю вместо ответа.

Мы идем вдоль узкого трехэтажного здания, которое стерегут другие «Форды», нас атакуют журналисты.

– Добрый день, лейтенант Уотсон. У вас есть предположение, кто мог это сделать?

– Почему он это сделал?

– Вы можете назвать имя жертвы?

Лейтенант отмахивается от толпы, не сбавляя шага:

– Пока рано о чем-то говорить.

Перед зданием нас встречает офицер Мэдисон Беннет – не столь весело, как Ян. И уж тем более не как Шарлотта.

– Рад видеть тебя, Уильям, – говорит он без тени улыбки. Он настолько бледен, что напоминает убитую.

– Взаимно, Мэдисон.

– С тобой все в порядке, Беннет? – спрашивает Уотсон.

– Да. Только, – он бросает взгляд на вход в здание, – это ужасно. Когда работаешь полицейским и видишь зверства, на которые способны люди, то каждую секунду переживаешь за свою семью.

Я прекрасно понимаю Мэдисона. Вместе с этим преступлением у нас уже сорок четыре убийства за год. Более шестнадцати тысяч по всем Соединенным Штатам. Неудивительно, что он переживает за семью. Я бы тоже переживал… будь у меня семья.

– Знаю, – кивает Уотсон.

Достаточно взглянуть на нее, чтобы понять, о чем она думает, о чем думаем мы все: грустно, но факт – мы не в силах предотвратить подобные преступления.

Мэдисон отходит в сторону, позволяя нам пройти внутрь здания. Уотсон направляется к лифту. Здесь всего три этажа. И зачем тут лифт? Я туда не пойду. Даже не подумаю.

– Поднимусь пешком.

Уотсон молчит.

– Как знаешь.

На третьем этаже на пороге квартиры нас встречают два офицера. Киваем в знак приветствия и заходим внутрь. Замок входной двери выглядит целым. Стены окрашены в белый. В прихожей зеркало, точь-в-точь, как у меня. Смотрюсь в него. Уотсон любезно дала мне несколько минут, чтобы привести себя в порядок перед выходом из дома, и сейчас я выгляжу довольно аккуратно, почти не растрепанно. Мне представилось, что зеркало обладает памятью. Кроме самой Сары Эванс, оно, пожалуй, единственный свидетель, видевший лицо преступника. Представляю, как он оглядывал себя в нем, прямо как я сейчас, и высматривал на одежде пятна крови.

– Вы поговорили с соседями? Возможно, кто-то что-то видел или слышал.

– Тут нет жильцов. Две другие квартиры принадлежат банку. А после того, что тут произошло, не думаю, что кто-то в ближайшее время ими заинтересуется.

Проходим из прихожей в скромную гостиную, откуда можно попасть на кухню, в ванную и в две другие комнаты. Криминалисты фотографируют каждый сантиметр квартиры. На полу кровь и следы волочения, которые ведут в одну из спален. Прежде чем дать мне увидеть, что внутри, Уотсон предупреждает:

– Вдохни поглубже.

– Почему это?..

Слова застревают у меня в горле. Солнце слабо пробивается сквозь щели наружных ставней. В комнате душно. Воздух спертый. Тело Сары Эванс предстает перед нами без головы, одежды и на коленях, оно чуть наклонено вперед. Из боковых стен торчат два кольца, через которые продеты веревки, крепко связывающие запястья трупа и удерживающие его руки широко раскинутыми, отчего тело пребывает в позе полного подчинения.