Kitabı oxu: «Амурский ангел. Приключенческий роман», səhifə 3
Похищение
Дед Устин решил подъехать к своей правнучке издалека:
– Стало быть, в школу-то тебе ходить не надо?
Луша сидела на диване, поджав под себя ноги, и куда-то названивала по сотовому телефону. Абонент ей не отвечал, и она ругалась:
– Чёрт, паразит, куда ты подевался! Когда не надо, он под ногами вьётся, а когда надо, днём с огнём не сыщешь! – Наконец, она обратила внимание на деда. – Дедуша, ты что-то спросил?
Дед Устин ещё с утра заметил нервное состояние своей правнучки, она, словно больная, металась из одной комнаты в другую, то порывалась куда-то бежать, то снова садилась на диван и лихорадочно набирала по телефону один номер за другим. Он понимал её состояние, но по совету родителей пытался не заострять на этом внимания.
– Я спросил, чего ты на каникулах делать собираешься?
– Ну, ты даёшь, дедуша! Это же каникулы, свобода! Не надо на уроки ходить, зубрить, трястись на уроке: спросят тебя или нет. Будем с девчонками ходить на дискотеки, на тусовки, на Амур купаться, загорать.
– Вот диво-то: загорать, купаться, на танцульках плясать! Эка невидаль. Не надоело?
– Да разве ж отдыхать надоедает. Смешной ты, дедуша, честное слово.
– Неужто не хочется поглядеть чего-то нового, интересного, – настраивал дед. – Ну, к примеру, съездить куда-нибудь.
– Это ты про туристическую поездку? Нет уж. Мы два года назад ездили во Владик, так нас там экскурсиями замучили. Музеи, океанариум, Русский остров. Скукотища! Водят тебя, как щенка на верёвочке: туда нельзя, тут опасно, там запрещено. Подожди, дедуша, мне позвонить надо.
Она снова назвала номер. Абонент, наконец-то, отозвался, и девушка обрадованно закричала:
– Крок, это ты? Ты где? Мне надо с тобой встретиться. Ну, ты же сам понимаешь. Что? Я не могу ждать до вечера. Бабло? Есть, есть. Где? Хорошо, я скоро буду.
Лушка вскочила с дивана.
– Ну, всё, дедуша, мне пора.
Она хотела пройти между дедом, который сидел в кресле, и диваном, но Устин Герасимович схватил её за руку, притянул к себе и усадил рядом. Предупреждённый родителями о том, что нельзя с ней разговаривать о наркотиках и обо всём, что касается её болезни, он мягко спросил:
– Послушай-ка, внученька, а не хочешь ли ты съездить со мной. У меня там хорошо: лес, речка, сопки, чистый воздух. У меня пасека своя небольшая есть, медком полакомишься. А?
Луша задумалась лишь на секунду, потом решительно тряхнула косами:
– Нет, дедуша, я не могу. Тут друзья, а что я буду у тебя делать.
– Ну, дел-то у меня как раз невпроворот. – Он несколько раз прикашлянул, изображая смех. – Да ты не бойся, это ненадолго, недельку побудешь, а опосля домой возвернёшься. Ты на вертолёте-то, небось, не летала?
– Нет, не летала.
– Вот и полетаешь, – обрадовался дед Устин. – Потом друзьям своим рассказывать будешь. А тут, в городе, чего смотреть: одни кирпичные дома, асфальт да машины. Грохот день и ночь, как в преисподней. Так как?
– Дедуша, мне надо идти, – упрямилась правнучка, стараясь вырваться от деда.
Поняв, что добром уговорить не удастся, он отпустил её руку и со вздохом сказал:
– Ну, ладно, внученька, беги к своим друзьям.
Максим и Анна Веретешковы изложили свой план деду Устину. Тот долго думал, потом ответил:
– Грех на душу беру, не по мне всякие насильства над человеком. Тока, похоже, другого варианта нету. Боюсь навредить девчушке. А если она от отчаянности сбежит в тайгу, и где её потом искать. Не будешь же держать на привязи, как козлёнка.
Анна тихо плакала, а муж пытался её успокоить:
– Ну, Нюша, хватит тебе солёные росы разводить. Разве ж мы враги своей дочери, мы ж помочь ей хотим. Я сам по телевизору видел, как группу наркоманов не то из Германии, не то из какой другой страны целый год в тайге держали. Так они потом на наркотики смотреть не могли, а некоторые так в Сибири и остались.
– Да что ты меня уговариваешь-то. Я всё понимаю. Но ведь дитя родное. А вдруг с ней там что-нибудь случится. Я ж потом всю жизнь казнить себя буду.
Дед крякнул и встал из-за стола.
– Вот что, родители, вы определитесь до конца, – строго сказал он. – А то рвёте душу своими воплями да соплями. У меня что, по-вашему, сердце железное.
Анна быстро смахнула с ресниц слёзы и быстро ответила:
– Всё-всё, я больше не буду. Извините, дедушко.
– То-то. Вертолёт заказал? – спросил он у Максима.
– Заказал. На пять часов утра, – ответил внук.
– Полетишь с нами?
– Нет, мне никак нельзя – работа. Я договорился, деньги заплатил, они нас ждать будут.
– Тогда вот что. Не давайте ей заснуть как можно дольше, а перед самым сном дайте две сонных таблетки. Не больше. Думаю, часов пятнадцать проспит. Да, и вот ещё что, мне бы связь какую понадёжнее, а то моя рация совсем старая. Вдруг с ней что-нибудь случиться, не дай Бог, а я и связаться с вами не смогу.
– Я сотовый телефон дам, – сказал Максим.
– Какой в тайге сотовый, к нам и сигнал-то не доходит.
Максим хлопнул себя по лбу:
– Чёрт, я и забыл совсем. Что ж поделаешь, космической связи у меня нет. В крайнем случае, с геологами связывайся, они нам передадут.
Луша домой пришла поздно, часов около десяти, вся квелая и расстроенная. На вопросы родственников отвечать не захотела, отделываясь односложными «да», «нет», «не знаю», «ладно» и «хорошо». Взрослые подольше удерживали её ото сна, забавляя разными историями, анекдотами и шутками. Наконец, Луша стала клевать носом. Мать спросила:
– Может, тебе, доченька, чайку на ночь?
– Не хочу, – капризно канючила Луша.
– Тогда молочка тёпленького.
– Ну его. От него меня тошнит. Мне бы что-нибудь холодненького, только не сладкого.
– А у нас как раз минералка есть, – обрадовалась Анна. – Сейчас принесу.
На кухне она налила в бокал минералки, перекрестилась и бросила в воду две таблетки снотворного.
Заснувшую Лукерью уложили на заднее сидение японской машины, сумку с вещами для дочери, которую заранее собрала Анна, положили в багажник вместе с рюкзаком деда Устина, куда она напихала различных продуктов – от йогурта и конфет до колбасы и сыра.
Анна ещё порывалась изменить ход событий, нервно «умывая» свои ладони, она постоянно спрашивала не то себя, не то всех сразу:
– Может, не надо везти в такую даль? Может, и здесь бы, дома, как-нибудь. Матерь Божья, как я боюсь.
Её стенания остановил Максим:
– Ну, хватит причитать. Что ты её провожаешь, словно на тот свет. Всё хорошо будет. Ты же знаешь нашего деда, он всё сделает в лучшем виде.
– И правда, Нюш, не травила бы ты сердце-то и себе, и нам. Нам ведь ещё добираться, а ты спокой у нас отнимаешь. – Дед Устин прижал женщину к себе. – Ладно, ладно, всё о кей будет, как говаривает сейчас молодёжь. Максим возвернётся, все расскажет. Всё, внучка, всё, нам пора.
Никогда не спящий аэродром встретил их рёвом авиадвигателей, теплом нагретой за день бетонной полосы и звёздной россыпью над головой, которой не было видно в городе при свете фонарей. Проехав километра два объездной дорогой, они подъехали к старым ангарам, где стояли несколько вертолётов. Только в одном из них в кабине горел свет, освещая две фигуры лётчиков. Один из них, увидев подъезжающую машину, выпрыгнул из кабины. Веретешков вышел из машины. Лётчик встретил его укоризной:
– Как же так, Максим Васильич, мы же договаривались в три двадцать, а сейчас три тридцать пять. Ещё немного, и диспетчер закрыл бы нам эшелон. Так нельзя.
– Извини, Пётр, – ответил Максим. – Мы быстренько.
Он перетащил сонную дочь в салон, помог забраться по ступенькам деду Устину, побросал внутрь вещи. Вертолётчик убрал трап-лестницу, закрыл дверцу. Заревели двигатели, зашелестели лопасти винта, и вот огни аэропорта стали смещаться в сторону, уменьшаться, а затем и совсем пропали.
Часа через полтора, когда восточный край небосклона стал наливаться синью, вертолёт приземлился на гравийную площадку возле трёх сборных домиков, где жили геологи. Встретили их несколько собак, заливавшиеся приветственным лаем, и мужчина, одетый в брезентовую ветровку с капюшоном на голове. Когда стих шум винтов, он снял капюшон с головы и подошёл к борту. Дед Устин вылез из вертолёта первым. Геолог поприветствовал его:
– С мягким приземлением, Устин Герасимыч.
– Здравствуй, Гришанька. Как твоя Мошка? – он показал на маленькую, вертлявую собачонку серого окраса.
– Оправилась, Устин Герасимыч. Спасибо за травы.
– За что спасибо-то – эти лекарства сам Бог даёт.
– Даёт-то даёт, да не знаем, как ими пользоваться.
– Научитесь ещё. Жизнь-то, она длинная да злая, всему научит. А нашли того заворотеня, что брюхо-то ей вспорол?
– Да где там, ушёл.
– Видать, старый жиган попался, хитрючий. Лодку-то приготовили ли, Гриша?
– Вон, у берега стоит. Заправили под завязку, и канистру ещё налили.
– Ты не беспокойся, Гриша, Иван Актанка завтра её тебе назад пригонит.
Пока происходил этот разговор, Лукерью перенесли в лодку, положили на медвежью шубу, чтобы не продрогла, а сверху укрыли одеялом. Никто, ни вертолётчики, ни Гриша, не спрашивали, куда и зачем везут девчонку, таков закон тайги: если везут, значит, не просто так, значит, надо. Перед тем, как сесть в моторку, дед Устин потрепал за холку Мошку, а та облизнула его морщинистую, загорелую почти до черноты руку.
– Ишь, какая отчаянная. Ну, живи, живи, Мошка, да, гляди, больше на кабана не кидайся.
Когда лодка выплыла на стремнину, день уже вовсю занялся. Солнца над горизонтом не было видно, но восточные склоны сопок уже горели изумрудьем покрывавших их лесов и красными проплешинами голых склонов. Густая синь неба упала на гладь реки, да так и застыла на ней. Отлогие берега с камышом и песчаными отмелями сменялись скалистыми обрывами, затонами и заливами, берега которых пестрели разноцветьем, кустарниками и сочной зеленью трав. Их сопровождали мелкие речные чайки, выхватывающие на лету мелкую рыбёшку, которую вспугнул рычащий мотор лодки.
Вот лодка вошла в тихую заводь с песчаным отлогим берегом и ткнулась носом о твердь. К лодке бросились две собаки. Заливаясь лаем, они крутились возле ног деда Устина, пока тот не проворчал:
– Ну, будет вам, поцеловались, и ладно.
Собаки смолкли, как по команде, завиляли хвостами и тут же сели, наблюдая за гостями. Чуть выше по берегу, на тропинке, стоял невысокий кривоногий нанаец с синюшным лицом и плоским носом. Опираясь на ствол охотничьей винтовки, он стоял неподвижно, будто и не видел гостей, пока его не окликнул дед Устин:
– Иван, чего пнём стоишь, помогай выгрузить.
Иван степенно подошёл к лодке, забросил своё оружие на левое плечо и стал принимать вещи. Правда, оторопело поморгал раскосыми глазами, увидев лежащую девчонку.
– Чего не спрашиваешь, не привечаешь? – спросил дед Устин.
– Приехали, чего привечать, глаза видят, чего спрашивать. Надо, сам скажешь.
– И вот всегда такой, – неизвестно кому говорил дед Устин. – Молчит, ровно сыч, не поздоровается, не спросит. Но уж если его разговорить – не остановишь. Так, Актанка?
Иван Актанка молча взял вещи в обе руки и, ничего не ответив, пошёл вверх по тропинке. Потом вернулся, поднял на руки спящую девушку и понёс её к заимке.
Охотничья заимка, в которой егерствовал и жил долгие годы дед Устин, представляла из себя простое деревенское, квадратное подворье, огороженное толстыми жердями с калиткой на ремнях. В одном углу стоял большой дом с четырёхскатной, так называемой круглой, крышей. Срублен он был из лиственницы крестом, то есть, внутри основного сруба имелись ещё две стенки из брёвен, сложенные крестом, которые делили всё помещение на четыре части. Стена с входной дверью и двумя маленькими оконцами смотрела на калитку и на тропу, откуда была видна и речка, и сопки, и пологая приречная часть, называемая распадком или трундой, и чистовина – поляна, покрытая травами, цветами и ягодниками. Прямо перед входом находился чулан, в котором хозяин хранил и всю утварь, и оружие с боеприпасами, и съестные запасы. Там же, под полом, размещался и погреб. Налево от прихожей, или сеней, был вход еще в две проходные комнаты: первая имела два оконца, а вторая, угловая, четыре. Оконца делали маленькими для того, чтобы в избу не мог пролезть медведь или тигр, который временами появлялся в этих местах в поисках корма.
Метрах в семи от дома размещалась землянка – омшаник для ульев, которыми занимался дед Устин. Сарай из плах стоял в дальнем углу двора, где хранились разная крестьянская утварь и инструменты: косы, двух-, трёх- и четырёхрожковые вилы, рыболовные снасти: сети, жабровки, морды, вентеря, горла, зыбки. Рядом с сараем находилось и отхожее место.
Лукерью положили на залавок у печи, она сладко спала, не подозревая о том, где проснётся в следующий миг своей жизни.
Что это было?
Когда семья Костомарей и Тихон вернулись в городскую квартиру, они в первую очередь кинулись просматривать то, что запечатлел видеокамерой Денис. Сначала уселись на диван и пытались что-то рассмотреть на маленьком мониторе видеокамеры, но изображение было мелким, нечётким и непостоянным.
– Нет, так мы ничего не рассмотрим, одна мазня, – прорычал Денис и встал с дивана. – Сейчас я выну флешку и попробую прогнать через компьютер.
Все ждали, когда Денис закончит свои технические манипуляции. Ленка от нетерпения повизгивала и подгоняла отца:
– Папа, ну чего ты там возишься, как жук в навозе. Так хочется увидеть, что же это было за страшилище.
– Ленка, – грозил отец, – не торопись в лес, все волки твои будут. И вообще, много будешь знать, скоро состаришься. И ещё: любопытной Варваре нос оторвали.
Наконец на мониторе компьютера появилось изображение: вот они у озера, костёр, сопки, камыш, Тихон возвращается с добычей. Денис поменял насадку. Вместо изображения сплошная мазня, оттого что дрожали его руки. Но вот резкость увеличивается, и камера выхватывает большую корявую сосну на вершине горы, на ветке видна какая-то птица, которая еле удерживается на своём насесте от порывов верхового ветра; вот пасётся семья лосей, новорождённый лосёнок еле держится на ногах, он неловко падает набок, потом поднимается, опираясь на тонкие передние ножки, и снова валится на траву.
– Ой, какая лапочка, какая миленькая крохотулька, – визжала Лена.
И вдруг в этот момент по экрану скользнула тень, потом ещё раз. Наконец, оператор поймал цель: это была огромная птица, которая парила в воздухе без единого взмаха крыла.
– Вот, это он, тот самый гад, которого я видел в камышах! – орал Тихон, показывая на экран. – Я же вам говорил, я же говорил, а вы не верили! Смотрите!
Катерина прижала ладони к щекам и, всматриваясь в изображение на экране, со вздохом ахнула:
– Боже мой, что это за чудище! Урод какой-то! А это что? Смотрите, смотрите, вот. – Катерина подбежала к монитору и пальцем ткнула во что-то. – Пропало. Денис, ты можешь сделать стоп-кадр?
– Я всё могу, – ответил муж и стал манипулировать кнопками клавиатуры.
– Так, так, – командовала жена. – Чуть назад, ещё. Вот, смотрите, у этой птицы что-то висит.
– Мам, пап, – закричала снова Лена, – да это же руки, самые настоящие человеческие руки, только худые какие-то, длинные, как у скелета, и страшные. Вот и пальцы, только их, по-моему, всего три или четыре.
– Точно, – подтвердил Тихон, – у этой птички есть руки. А ногти, ногти какие. Смотрите, они похожи на орлиные когти.
Данила долго всматривался в изображение, поворачивая его в разных ракурсах, потом задумчиво произнёс:
– Да, эта птичка явно не из отряда пернатых. Лицо почти человеческое, если не считать двух дырок и клюва вместо носа. А вот уши почти как у нас. Хвостовое оперение тоже на птичье не похоже. О, чёрт, да это же ноги! Именно ноги, а не куриные лапы. Вот, глядите, явно видна ступня, пальцы. Только они как будто чем-то покрыты.
– Да это же перья, только маленькие. Точно, всё его тело покрыто пухом, густым пухом, – закричал Тихон. – Я, когда её увидел у берега, ещё подумал – странная одежда у этого мужика, как будто он тонкий свитер из ангорской пушистой шерсти на себя натянул.
Когда Денис выключил видеозапись, все долго молчали. Первая тишину нарушила Лена:
– Папа, так кто же это такой: птица, человек, а может, пришелец? И почему он на нас нападал?
– Если б я знал, – отозвался Денис, в задумчивости жуя во рту сигарету. – Сейчас я одно знаю: это сенсация. Причём, сенсация мировая. Только вот не знаю, что с ней делать.
– Как что, – снова закричал Тихон, – показать это по телевидению, а там пусть учёные разбираются. И все дела.
– Точно, папка, – поддержала Ленка. – И станешь ты у нас мировой знаменитостью.
– Это точно, знаменитостью. Только какой: Леонардо да Винчи или Геростратом.
– А в чём проблема, Денис? – спросила жена. – Смонтируешь ролик, покажешь по телевидению, с комментариями, со звуком. Если надо, то мы и свидетелями выступим.
Денис усмехнулся и покачал головой:
– Сразу видно, что вы в этом деле дилетанты. Если бы я снял доярку с пивом в ведре вместо молока, то этому, может быть, и поверили бы, сказали: ну, попила корова вместо воды пива, вот пива и надоили. Да и то редактор стал бы уточнять: а где она пила пиво, а на каком пивзаводе, а как она туда попала? – Денис долго молчал, потирая большим и указательным пальцем небритый подбородок. – В том и беда, что это слишком необычно, непривычно. Зритель легче поверит тому, что у него на огороде покакал инопланетянин, чем в существование человека-птицы.
– Слушай, Деня, – прервал друга Тихон, – а ты не парься, делай по-наполеоновски: ввяжись в драку, а там будь что будет. Предложи редактору, директору или кому там ещё положено такие штуки показывать.
– В них, в начальниках, всё дело, – ответил товарищ, – это же самые великие перестраховщики… Ладно, я попробую поговорить кое с кем, а уж потом что-нибудь придумаю. – Денис заговорщески снизил голос и прижал палец к губам. – Только уговор: об этой записи никому ни слова. Договорились?
– Договорились, – ответил за всех Тихон и тут же задал вопрос: – А если я это как охотничью байку буду рассказывать?
– Если байку, то можно, всё равно ей никто не поверит.
Все засмеялись. Денис серьёзно посмотрел на дочь и предупредил:
– Гляди, Ленка, никому ни слова, а то не быть твоему отцу великим репортёром и тележурналистом. А если проговоришься кому – выпорю. Поняла?
– Папа, – недовольно ответила Лена, тряхнув распущенными волосами, – да поняла я всё. Я что, маленькая.
* * *
Понедельник – день тяжелый, эту истину доказала вся современная история человечества, когда оно перешло на летоисчисление от Рождества Христова. Это Денис Виленович Костомарь ощутил сразу, как только вошёл в здание областного телецентра.
– Денис, доброе утро. – Это старейший диктор телевидения, у которого во время передач иногда падала верхняя вставная челюсть, и он сладко причмокивал. – Ты почему это родной свой коллектив оставил без юбилейного торжества? Где скрывался, в каких плавнях?
– Денис Васильич, зайдите в монтажную. – Это девочка монтажёр, которая готовила его репортаж об обманутых дольщиках. – Надо материал просмотреть.
– О, какие люди! Головушка не бобо после юбилея? Ха-ха-ха!
На все приветствия и намёки Денис отвечал коротко:
– Доброе утро, потом зайду.
Сейчас он спешил к Тимофею Качкову, к своему напарнику по журналисткой работе и прекрасному кинооператору. Но комнатушка, где он обитал, была закрыта. Не было его ни в монтажной, ни в дикторской. Нашёл его Денис лишь через полчаса в туалете. Тимофей стоял перед настенным зеркалом, что-то мурлыкал под нос и скоблил безопаской свою, как он выражался, мордокопию. По запаху и довольному выражению лица Денис определил, что Тимофей уже опохмелился.
– Ты чего это здесь? – спросил он.
Тимофей прижал свою ладонь ребром к губам и зашипел:
– Ш-ш-ш, меня наш колобок ищет. Ну, не могу же я к нему явиться в затрапезном виде.
Колобком в телестудии за глаза называли директора областного телевидения Ергакова Илью Борисовича, зятя самого губернатора.
– А зачем ты ему понадобился?
Тим, как всегда, в карман за словом не лез:
– Секретарша сказала, что вечером у него намечается междусобойчик с московским начальством. Нужно на память снять всю эту трехомудийную оргию.
– Они что, сами не могли заснять? Видеокамеры-то наверно, есть.
– А они умеют? – спросил Тимофей и снова уставился в зеркало.
Денис согласился с ним на все сто, такого оператора, как Тимофей Григорьевич Качков, надо было ещё поискать. Тимка мог снимать, по его выражению, даже в чреве матери. И это было так на самом деле. Тимофей мог вести и подводные, и воздушные, и ночные, и натурные, макро и микросъёмки. Аппаратурой, которой он снимал и которую он собирал с раннего детства, была забита вся его комнатка. Стоило ему сказать, куда ехать на съёмки, он с минуту чесал за ухом, потом выуживал из самых настоящих бабушкиных сундуков со старинными замками нужную аппаратуру и складывал её в свой потрёпанный кожаный кофр. И говорил:
– Мальбрук к походу готов.
Вот и сейчас Тимофей побрился, потрогал себя за щёки, повертел головой перед зеркалом и довольно сказал:
– Мальбрук к начальственному разносу готов.
– Почему к разносу, ты же говорил…
Тимофей его понял с полуслова и перебил:
– Когда идёшь к начальству, одно другому не помешает. – Тимофей, наконец, внимательно взглянул на товарища. – Слушай, а ты чего ко мне с утра прилип, сегодня будто бы съёмок не намечается.
– Послушай, Тим, у меня к тебе серьёзный разговор.
– Если ты насчёт похмелиться, то я пас.
– Хватит тебе ёрничать, я к тебе серьёзно. Одним словом, я хотел показать тебе один материальчик и посоветоваться.
– А откуда у тебя материал?
– В тайге нарыл.
Тимофей взглянул на часы и присвистнул:
– Деня, я уже опаздываю, боюсь, как бы колобок меня не раздавил. – Он вынул из кармана брюк ключи и кинул их Денису. – Подожди в моей каморке.
Когда через полчаса они просмотрели видеосъёмку Дениса в тайге, Тимофей, похлопав глазами, спросил:
– Это что, кадры из фильма ужасов? А съёмочка-то хреновата.
– Нет, Тим, это натуральная съёмка.
И Денис рассказал обо всём, что приключилось с ними у озера во время пикника. Внимательно выслушав товарища, Тимофей надолго задумался, потом сказал:
– Знаешь, Деня, я о чём-то подобном уже где-то читал или слышал. Уж не помню, где, но знаю точно, что очень давно: лет пятнадцать-двадцать назад.
– Да? Это интересно, – оживился Костомарь. – А точнее вспомнить не можешь?
Несколько минут Качков морщил свой великий лоб и ответил:
– Нет, не помню, но обязательно подумаю и, если что, скажу тебе. А сейчас извини, мне материал в монтажку надо отнести.
Тимофей позвонил Денису поздним вечером.
– Деня, я вспомнил, – закричал он в трубку.
– Про что? – спросил Денис, позёвывая. Он только что собирался ложиться спать.
– Про что, про что! – рассердился Тимофей. – Я тут целый день голову ломаю, как ему помочь, а он ещё спрашивает про что. Про твоё чудище из тайги.
При этой новости сон из головы Дениса улетучился, словно утренний туман.
– Рассказывай, – приказал он.
– Вобщем, так. В 1990 году одна семья поехала в тайгу на рыбалку, – начал рассказ Качков. – В тайге на девчонку напало какое-то странное существо. Видела это и её мать. Одним словом, девчонка после этого случая тронулась умом. Тогда журналисты раздули целую сенсацию местного масштаба, они приходили в больницу к этой несчастной девчонке, доставали её родителей. Вобщем, писали тогда об этом случае много. Надо посмотреть подшивки местных сплетниц за тот год, там наверняка что-то найдёшь. И ещё: по-моему, на нашем телевидении проходил материал по этой теме: не то интервью с родителями, не то чей-то репортаж с места события. Не помню точно.
– А ты откуда это помнишь? – спросил Денис.
– Ну, я всё-таки постарше тебя на два года, салага. Да и газетки уже почитывал, в отличие от тебя.
– Подумаешь, на два года, – пробурчал Денис. – Тоже мне патриарх.
– Ага, достал, – довольно ответил Качков. – Теперь я буду крепко спать. До завтра, салага.
На следующий день Костомарь взял с собой цифровой фотоаппарат и поехал в центральную городскую библиотеку. В девять она, оказывается, была ещё закрыта. «Работнички, – недовольно подумал он, – аристократы. Интересно, а во сколько же они закрываются».
Закрывалась библиотека в пять и работала без перерыва. За час Денис погулял по парку, сжевал два бутерброда, запил их минералкой, посидел у фонтана и вдруг увидел свою одноклассницу Соню Рейнер, которая проходила мимо него и которую он не видел лет десять.
– Соня, – окликнул он её.
Она остановилась, повернула к нему голову.
– А, это ты Денис. Или тебя сейчас зовут только по имени-отчеству? Ты ведь теперь известный тележурналист.
– Да брось ты, Соня, ведь мы с тобой одноклассники. Садись, поговорим.
Он похлопал ладонью по скамейке, на которой сидел. Соня ответила:
– Извини, Денис, я бы с удовольствием, только я на работу спешу.
– А где ты работаешь?
– Да здесь рядом, в библиотеке.
Костомарь выпучил глаза.
– Вот так номер. Мне как раз в библиотеку и надо.
– Вот уж не думала, что тебя заинтересует наше мышиное место.
– Почему мышиное?
– Да есть такие остряки, которые называют библиотеку мышиной норой, где эти грызуны питаются бумагой.
– Сонечка, я как раз из тех людей, которые так не думают.
– Ладно уж, пошли. – Уже идя рядом с ним, Соня спросила: – И что тебе заинтересовало в нашей библиотеке?
– Нужно кое-какие подшивки газет посмотреть. Они у вас есть?
– Конечно, есть. Тебе какую газету и за какой год?
– Какой год, знаю – 1990, а вот какую газету…
– Ясно, на месте разберёмся.
В библиотеке было прохладно, пахло бумажной пылью.
– Ты проходи в читальный зал, я сейчас переоденусь.
Денис оглядел высокие и длинные ряды стеллажей, заставленных книгами, и вздохнул. В библиотеке он, не был, наверно, с тех самых пор, когда сдавал последний экзамен и писал дипломную работу в Дальневосточном университете. Тишина и уют этого царства и хранилища тысячелетних знаний человечества вселяли в сердце покой и желание тут же взять какую-нибудь книгу и раскрыть её на любой странице. Что он и сделал. Книга называлась «Дьяк разрядного приказа», написанная Александром Кирюхиным. Страница восемьдесят шесть. Глава «И стали град рубить». «До наступления крепких морозов и установления надёжных зимников оставалось немного времени, надо спешить, – читал он строки о строительстве под Казанью города Свияжска. – Выродков и его помощники целыми днями были в хлопотах. Нанимали плотников, что толклись постоянно на Ивановской площади Кремля в ожидании заказчиков. Плотники – народ шумный, зубастый, любящий подольше порядиться о цене, о пропитании, похвастаться своим мастерством и сноровкой, своими чудо-топорами, которыми, по их словам, и рубят, и режут, и если потребуется, бреют и стригут».
В это время в зал вошла Соня. Увидев в его руках книгу, она спросила:
– Что, давно в библиотеке не был?
– Сто лет.
– Сразу видно. Библиотека, как мама родная: пока учит, лелеет – нужна, а как от подола оторвали – так и забыли. Вот и власти так же к ней относятся. Зачем она им, когда они в своё время от неё всё взяли, умными да взрослыми стали. Из них копейки не выжмешь для пополнения фонда. Спасибо добрым людям – несут то, что им не нужно. Так за какой тебе, говоришь, год?
– За девяностый.
– Пошли в книгохранилище, одна я там вряд ли справлюсь.
Полки и стеллажи до потолка в огромном зале поразили Дениса. Он спросил:
– Послушай, Соня, а сколько книг в вашей библиотеке?
– Около ста восьмидесяти тысяч.
– Ого!
– Правда, здесь много политической, идеологической литературы советского периода, но есть и редчайшие экземпляры времен Гражданской войны, НЭПа. Я ничего не выбрасываю, как в других библиотеках. Сейчас к нам много учёных, исследователей приезжают с Дальнего Востока и Сибири. Даже из Москвы бывают. Хвалят, что мы ничего не выбрасываем. Тут такие материалы можно найти, что сама Салтыковка может позавидовать. – Наконец, Соня остановилась у огромной полки с пожелтевшими и посеревшими подшивками газет. – Так, это, кажется, здесь. Вставай на стремянку и ищи на
седьмом ярусе слева. Да осторожнее, там пыли пуды. Вот-вот, там тебе все правды и все неправды. Ищи на корешках девяностый год. Нашёл? Подавай сюда.
Когда Соня и Денис совместными усилиями достали со стеллажей нужные материалы, она спросила:
– Может, я тебе помогу? Ты какие материалы ищешь?
Денис замялся:
– Ты понимаешь, Соня, меня заинтересовало происшествие с семьёй Курулёвых, если я правильно помню фамилию. Будто бы на них напала какая-то неведомая кровожадная птица.
Соня на несколько секунд задумалась:
– Помню, помню. Я тогда как раз первый год как начала работать после института, и этот случай мне врезался в память. В тот год много писали об этом случае, а потом вдруг как-то одновременно заглохло. К нам даже один известный уфолог приходил, сильно интересовался материалами по этому делу.
– Уфолог? – удивился Денис. – А ему-то зачем это понадобилось?
– Не знаю. Но его это очень сильно интересовало.
– Его фамилию, случаем, не запомнила?
– Как раз запомнила. Она у него такая интересная и редкая – Остров.
– Может, и адрес его знаешь? – с надеждой в голосе спросил Денис.
Соня засмеялась:
– Конечно, знаю. У нас все читатели в базе данных есть. Если надо, посмотрю в компьютере.
– Надо, Сонечка, очень надо.
Через несколько минут Соня принесла распечатанные данные на уфолога Острова и сказала:
– Ну, ты сиди здесь, а ко мне читатели пришли.
Соня ушла, а Денис стал листать подшивки старых газет. Фотоаппаратом он переснял десятка два материалов, посвященных происшествию с семьёй Курулёвых, и ушёл, не забыв попрощаться со своей одноклассницей.
