Kitabı oxu: «О любви…»

Богдан Шумячин, Сергей Крутиков, Олег Нагорнов, Дарья Ратникова, Николай Куликов Ольга Райман Александра Ильина Ольга Травушкина Владислав Свещинский Владимир Хабаров Антон Ляпин Вероника Фризоргер Артём Боев Александр Пилявский Максим Долгов Александр Горбов Сергей Север Кира Дмитриева Антон Казаков Зорян Синишин və başqaları

Şrift:

Авторы: Крутиков Сергей, Шумячин Богдан, Нагорнов Олег, Ратникова Дарья, Куликов Николай, Райман Ольга, Ильина Александра, Травушкина Ольга, Свещинский Владислав, Хабаров Владимир, Ляпин Антон, Фризоргер Вероника, Боев Артём, Пилявский Александр, Долгов Максим, Горбов Александр, Север Сергей, Дмитриева Кира, Казаков Антон, Синишин Зорян

Главный редактор Сергей Крутиков

Корректор Александра Ильина

Дизайнер обложки Артём Королёв

ISBN 978-5-4483-4663-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Сергей Крутиков

Железная дорога

Ты подбегаешь к вагону, но неожиданно для себя останавливаешься у распахнутой настежь двери. Лесенка, ведущая в тёмное чрево пугающего тамбура, призывно выдвигается к ногам. В нерешительности окидываешь взглядом красавец-поезд, сверкающий девственной белизной на ярком и тёплом весеннем солнце. Отсюда не видно локомотива, только длинная вереница вагонов, уходящих вдаль по обеим сторонам от тебя.

Где-то вдалеке раздаётся настойчивый гудок. Уже пора. Ты закрываешь глаза и глубоко вдыхаешь сладкий медовый воздух. Этот запах прямиком из детства, из того самого дня, когда ты впервые увидел её. Открываешь глаза и понимаешь за кем ты только что бежал, кого пытался догнать и остановить. Ты бежал за Ней, но она, как всегда, оказалась быстрее. Улыбаешься. Теперь ты уверен и спокоен. Облако страха развеялось и для тебя вновь засияло чистое и такое бездонное голубое небо. Берёшься за прохладные поручни вагона и ставишь ногу на первую холодную ступеньку. Последний раз оглядываешься назад, подставляя тёплым лучам своё лицо. Яркое солнце нежно целует тебя на прощанье, и, улыбнувшись ему, ты печально вздыхаешь и быстро поднимаешься по ступенькам навстречу неизвестности.

Темнота.

Твои глаза ослеплены ею. Лёгкий ветерок обдувает лицо. Где-то позади скрипит закрывающаяся дверь. Лучи солнца, обнимавшие твои плечи, преломляются в толстом стекле и, коснувшись напоследок ног, соскальзывают на холодный железный пол. Теперь ты один. Совсем один в этой непроглядной и гнетущей темноте.

Состав трогается с места.

На мгновение теряешь равновесие и опираешься рукой о стену, такую же холодную, как и всё в этом тамбуре. Из темноты раздаётся задорный детский смех, Её смех. Она где-то совсем рядом, стоит лишь протянуть руку, и, возможно, ты коснёшься её. Делаешь шаг в темноту, продолжая опираться о холодную стену. Протягиваешь руку перед собой, пытаясь коснуться её плеча, такого родного для тебя плеча. Шаг. Ещё один. И ещё. Прямо как в тот весенний день, когда ты впервые играл с ней в жмурки…

– Не догонишь! – кричала она задорно и заливалась звонким детским смехом.

А ты всё шёл вперед, как и сейчас, выставив перед собой руки в надежде поймать её в объятья.

– Не поймаешь!

Ты оборачивался на голос, но она снова ускользала, и её голос раздавался уже с другой стороны.

– Не догонишь!

Ты вертелся на месте, как юла, но никак не мог поймать её, старался, но не мог, пока она сама не позволила тебе сделать это.

Её губы неожиданно коснулись твоей щеки.

Ты смущённо замер на месте и медленно стянул повязку с глаз. Твои щёки запылали огнём от неожиданного и такого нежного девчачьего поцелуя. Сердце бешено колотилось. Она была первой, кто тебя поцеловал, и Она была первой, кого ты полюбил…

Но вокруг опять темнота.

Лишь задорный смех, уходящий вдаль, и щека горит, как и в тот весенний день. Ты улыбаешься этим воспоминаниям, и сразу на душе становится тепло. Ещё один шаг. И ещё. Рука соскальзывает со стены и касается двери. Останавливаешься, нащупываешь ручку, вдыхаешь прохладный воздух тамбура и медленно открываешь дверь.

Свет.

Какой же яркий свет… Но в нём не чувствуется гармонии и того тепла, что согревало тебя изнутри. Этот свет другой. Его лучи полны неизвестности.

Снова раздаётся Её смех, но теперь ты уже знаешь куда идти. Теперь ты уверен. Она ждёт тебя там, впереди, в новой жизни, как всегда.

– Я иду, – говоришь одними губами и делаешь шаг в неизвестность, шаг навстречу своей любви. – Я иду…

***

Наша жизнь – железная дорога. Один состав на всех, несущийся по извилистым рельсам судьбы. Шпалы отсчитывают время: секунды, часы, года. Каждая остановка для одних становится конечной, для других лишь началом долгого пути.

Шагнув из тамбура в вагон, человек, ослеплённый ярким и жёстким светом жизни, делает свой первый вдох в своём первом купе и начинает новую, полную неизвестности, но такую манящую и чарующую жизнь…

Богдан Шумячин

Евангелие от Марка

Они уже три месяца встречались в Третьяковке. По средам, в том же месте, в то же время. Ей 25, студентка педуниверситета, поэтесса. Жертва любви на шестом месяце. Ему тоже 25, плюс 40 лет жизненного опыта и тысячелетия неизлечимых душевных болезней. Писатель любовных романов, исследователь Любви в её земном проявлении.

Они познакомились в Третьяковке. Сидели спинами друг к другу – так лучше дышится интровертам. Он всматривался в сплетённые пальцы «Христа в пустыне». Она, всхлипывая, роняла слёзы на свои новые туфли. Её бросил жених – откупился обувью вместо генетического анализа. А старый писатель, следопыт Любви, уже и не надеялся разгадать тайну всех тайн.

Они встретились случайно не случайно в точке пересечения земного меридиана Любви с орбитой Любви галактической. На этом месте, благодаря кармической гравитации, оказалось творение великого передвижника. Оба были на распутье, опечаленные бессмысленностью жизни, и думали о самоубийстве. Слово за слово, разговорились, отвлеклись от смертной темы и условились встретиться. Так и повелось, по средам. Он в основном молчал, давая выговориться её неуёмной обиде.

Он был гениальным слушателем и очагом, в котором она сжигала омертвелые струны своей души. Струны не простые, выделанные из человеческой кожи в вековом чане с горючими слезами с привкусом крови. Собеседники не замечали разницу в возрасте, усугубленную разнополостью. Они не искали общую тему в массе межличностных противоречий. Её не удивляло его уныние на пике славы. Его не интриговал хронический пессимизм её молодости. Им незачем было встречаться. Так они и не встречались. Они приходили к сыну плотника, чтобы бросить лепту на строительство храма Любви. Бросить последнюю лепту – копилка была переполнена. И переполнена очень давно, со времён Сотворения Мира, а места для храма так и не нашлось на Земле.

Она, молодая, была стара, как мир женских иллюзий счастья. Он, поживший, был молод в бесконечном откате назад к месту старта в погоне за Любовью. И они «терли спину друг другу», ища доказательства правильности своего решения расстаться с жизнью. Они даже словом не обмолвились о своём намерении, но, идя на встречу, убеждали себя, что на этот раз всё будет кончено.

Долгие беседы пролетали, как пять минут и каждый раз их «до встречи» не гарантировало смертельного исхода. По средам их ждал сын Иосифа из Назарета и их собеседования до закрытия музейных дверей не предвещали открытие райских.

Писатель посвятил Любви всю жизнь. Он вскрывал Её загадку научным скальпелем. Среди мяса и костей нашёл дух и эфирные тела души. В божьем подобии хранилище для Любви самой Любви не оказалось. Тогда он свернул в бараний рог кундалини и вместе со всеми чакрами, даньтянем и третьим глазом выбросил из головы весь этот словопаразитарный мусор. Выбросил через шанк-пракшалану. Он искал в пробирках Её формулу. И когда Она почти была в руках, заваливал её тоннами книг по философии и эзотерике, но Она неизменно ускользала. Религия тоже не давала ответов и путано уводила в мир опиумных галлюцинаций.

Он засыпал над древними текстами, в то время пока его высшее Я расшифровывало давно забытые знаки. Он летал за пчелой к липовому цветку, чтобы усложнить себе задачу в астральных перевоплощениях. Он преломлял «плоть» Бога и макал в вино, шагая по пролитой не земляками, а землянами, крови, из которой росли любовные стихи. Он набивал рот пересоленным караваем и пел гимн свободы, забрасывая бумерангами любовные вопросы. Любовь была повсюду, и он целовал Её следы, но увидеть Её не удавалось.

Иногда ему казалось, что в сети озарения попалась Любовь. Но чуть разжав ладони, в силке находил в лучшем случае Любу из соседнего подъезда, а, как правило, кукиш, вылепленный сообща мудрецами Земли обетованной.

Он был женат четыре раза, шесть детей, есть внуки. Сад посадил. Всех жен снабдил «шалашом» и себя не обделил. Казалось бы, всё есть: достаток, слава, удовлетворение творческих амбиций. Но не было в последней части ощущения законченности эпилога. Четыре любимых женщины не раскрыли ему тайну Любви. Шесть раз счастье рождало ему дитя Любви. В облике младенца неразборчиво читался Её образ. Но взрослея, ребенок уже не отражал лучей Её многоликой мудрости.

Говорят, что внуков любят больше, чем детей. Во внуках писателя святая святых Истина проявилась с утроенной силой. Уже ощущалось сердцебиение Её объятий и даже на миг почудилось Её прикосновение, после которого писателя снова отбросило назад к его исследовательской антологии.

Он попытался снова, но все напрасно. Молитвенные погружения в сознание эгрегора планеты не увенчались успехом. Случайные женщины уводили от таинства еще дальше. Маэстро дирижер, знаток женской души больше не мог воспроизводить женскую симфонию. Его ухо не слышало тонких звуков. Женские ноты не резонировали в его анализаторах.

Сегодня среда, а её все не было. Может, больше и не придёт. Ей вот-вот рожать. Может быть, уже в роддоме. Если не придёт, то и тебе, старому дураку, здесь делать нечего – отпели соловьи, замолкли все фанфары.

Уже смотрители, до этого сонные, оживились – скоро закрытие музея. Носы знатоков уже пресытились залакированными запахами дней минувших и эпох. От картин повеяло сонливостью, и народ на полотнах тоже дремал. Царство живописи готовилось ко сну. А завтра ночную пыль с шедевров снова вынюхает очумелый восторг любителей.

Её всё не было. И вдруг, как биение кисти по свежему холсту, послышались шаги. Эхо знакомых каблучков отозвалось в давно остановившихся сердцах бесчисленных судеб, пытаясь воскресить прошедшие сюжеты давно забытых дней.

Пришла-таки. С ребенком… Сын плотника воткнул топор в порог построенного храма и вытер пот со лба. А если бы не пришла, так и скитался бы этот рассказ среди звездных туманностей до Второго пришествия.

– Мальчик, – сказала она, как подобает женщине.

– Назовём его Марком, – ответил он, как подобает мужчине.

Олег Нагорнов

Осторожная Инес

На пути в Кордову обязательно сверните с пыльной дороги к маленькой деревне у прозрачной быстрой речки. Отпустите коня, отдохните в тени виноградника. Эта земля знает множество сказок, и, быть может, она расскажет вам историю об осторожной девушке по имени Инес.

«Жила на свете одна скромная семья: отец Хуан, мама Анна и дочка Инес. Отец много лет назад вернулся из Америки без тяжёлого кошелька, но с лёгким сердцем. Мать девочки была весёлой, красивой и доброй женщиной. Семью уважали и любили соседи, а маленький виноградник, благодаря стараниям и заботе, приносил достаточно денег. Инес росла забавной и смешливой девочкой, но с самого раннего детства родители заметили в ней одну странность – очень уж она была осторожна.

– Не знаю, что с ней делать! – иногда в сердцах всплескивала руками Анна. – Ну, такая осторожная! Все ребята бегают – наша – степенно вышагивает, точно идальго! Ручеёк, где воды-то по щиколотку надо перейти, – Инес юбку выше головы задирает, только бы подол не замочить!

Родители удивлялись, но девочку не ругали. Ведь осторожность – не грех.

Годы шли, Инес росла, а вместе с ней росла и её осторожность.

– И на молоке не обжигалась, а на воду всё равно дует! – смеялся Хуан.

Но скоро родителям стало не до смеха: Инес так расцвела, что женихи не то, что со всей округи – из самой Кордовы вереницей потянулись! Девушка вроде бы и радовалась, встречала юношей приветливо, за стол усаживала, вина наливала. Но тут-то её осторожность и подводила. Как начинала Инес свои расспросы – так женихи и убегали. Мать только удивлялась да хмурилась.

– Ну что это за допросы такие, дочка? Ты же не инквизитор, чтобы душу человека наизнанку выворачивать? Какое твое дело, бил ли отец этого мальчика свою жену?

– А если бил, вдруг он, на отца насмотревшись, меня бить будет? – возражала Инес. – Я такого не хочу!

– Хочу, не хочу… Так ты до седины в девках просидишь!

– Значит, судьба такая, – улыбалась Инес, – но лишь бы за кого не выйду!

«А в церковь ты часто ходишь? А вина много пьёшь? Родители ладно между собой живут? А матушка твоя добрая?» – так и звенел её серебряный голосок. Женихи краснели, запинались, путались и сбегали. Но девушка не уступала ни вздохам матери, ни взглядам отца.

– Дочка, – не выдержал как-то Хуан, – ты бы спросила, много ли у него земли или золота, а то всякую ерунду выпытываешь!

– Так разве по богатству человека узнаёшь? – удивилась Инес. – Ну, выйду я за богатого, а если он плохим окажется?

– Как знаешь, – вздохнул отец, – но, чувствую, с твоей осторожностью внуков мы не дождёмся! Всех распугала!

Прав оказался Хуан. Все сроки прошли, а Инес всё выбирает. Родителей похоронила, рано они землю покинули, так дочку замуж и не выдав. Стала она хозяйкой домика и виноградника, скучать не приходилось, работы хватало. Да и женихи, хоть и не толпами, как прежде, а всё же наведывались. Не брали Инес годы, только красивее становилась и… ещё осторожнее! Увидела её как-то старуха Амалия да и сказала:

– Видать, только смерть нашу Инес и засватает!

Нехорошая она была женщина – язык точно жало. Вот Смерть её и услышала.

– А что, – рассмеялась, – пойду, посватаюсь! Если согласится – заберу к себе. Все равно небо зря коптит: родители ушли, ни мужа у неё, ни детей. Чего одной по свету бродить?

Обернулась Смерть настоящим кабальеро, села на черного жеребца и понеслась в деревню. Нашла нужный дом, постучалась. Инес сначала обомлела: таких женихов у неё ещё не было! Усы, камзол чёрный серебром расшитый, конь, каких она и не видела, шпага до пола! Усадила всё-таки гостя за стол, поставила кувшин с вином, а сама переоделась в самое красивое платье. А Смерть сидит и удивляется: как эта-то в девушках задержалась?! Красавица, умница, гостей принимать умеет, в домике чисто. Даже пожалела её немножко, но от своего не отступилась.

– Выходи за меня замуж, красавица! Всё у тебя будет, что пожелаешь!

– Почему бы не выйти? – улыбается та в ответ. – Вот только, сеньор, ровня ли я вам?

– Для меня все равны, – успокоила Смерть.

– А хорошо ли мне у вас будет?

– Да никто пока не жаловался!

– А далеко ли живёте?

– Вроде бы и далеко, а на самом деле близко.

– А большой ли у вас дом?

– Столько людей помещается – не сосчитать! – отвечает Смерть, а сама думает: «Вот ведь любопытная! До смерти заговорит!».

– А добрый ли вы?

– Кто зовёт – тому добрый, а кто гонит – тому злой.

А Инес не унимается, только вина подливает гостю.

– Детишек любите?

– Не люблю, – нахмурилась захмелевшая Смерть. – Плохо это, когда детишки!

– Так скучно же будет?

– Не бойся, не соскучишься!

– А в церковь часто ходите?

– Слушай, красавица! – рассердилась Смерть, даже кулаком по столу хватила. – Ты чего мне голову морочишь? Отвечай прямо: пойдешь за меня или нет?!

– Да почему бы и не пойти, вот только спросить ещё хочу, добра ли ваша матушка?

– Нет у меня матушки! – закричала Смерть. – Никого у меня нет! И ты, любопытная, сто лет не нужна!

Спохватилась, прикусила язык, а поздно. Слово-то сказано – не вернёшь. Сама на сто лет отсрочку Инес дала, и винить некого. Успокоилась Смерть, улыбнулась даже.

– Ох и осторожная ты, Инес! Не возьму я тебя.

– Как сеньору угодно, – скромно ответила та и глаза потупила.

Вскочила Смерть на своего коня, махнула рукой на прощание.

– Не тяни с замужеством, красавица! До встречи.

Тут и соседки налетели с расспросами.

– Ты что, и этого отпугнула? Да он же весь в серебре, настоящий идальго! Долго ты выбирать ещё будешь?!

– Осторожность – не грех! – ответила Инес.

Дарья Ратникова

Летняя сказка

– Мэй, расскажи нам сказку.

– Ну, пожалуйста, милая Мэй, расскажи!

Брат и сестра – дети короля с нетерпением смотрели на королевскую сказочницу Мэй. Был знойный летний полдень, солнце пекло просто невыносимо, и жизнь в эти часы почти замирала. Все старались укрыться куда-нибудь от жары. Вот и Мэй с детьми сидела в мраморной беседке, на краю пруда в тени огромных ивовых деревьев. Ивы, склонившиеся над водой, создавали приятный полумрак и в беседке было прохладно.

– Что же вам рассказать? – спросила задумчиво Мэй.

– Расскажи нам ту историю.

– Ту самую, которую ты нам ещё никогда не рассказывала.

– Да, ты говорила, что когда все сказки закончатся, ты расскажешь нам её.

– Но мы не можем ждать! – это был нетерпеливый голос Карла. Он был старше своей сестры – принцессы Иллы на целых два года и ему вот-вот должно было исполниться восемь лет.

– Вы хотите услышать ту самую сказку? – как колокольчик зазвенел голос Мэй.

– Да! – в один голос ответили дети.

– Тогда слушайте, – Мэй улыбнулась, но в глазах затаилась печаль. – В некотором царстве, в некотором государстве жила-была принцесса. Принцесса была непростая, а капризная. Всё ей было не так, всё не эдак. Наконец, пришло время выходить замуж. Король-отец уже сосватал ей знатного жениха, и не беда, что жених – старик, зато богат, да и Королевство у него немаленькое. Но тут, как на беду, полюбила принцесса простого башмачника, а он – её. Король, как водится, и слышать ничего не хотел, но принцесса была упряма, и решила обвенчаться с башмачником тайком от отца-короля. Вроде бы и в этом не было ничего необычного – сколько принцесс тайком выходило замуж за своих любимых. Но эта принцесса, я повторю, была очень капризна и своенравна и потому жених-башмачник сказал ей, что ежели она хочет всю жизнь прожить с ним, то должна дать ему обещание никогда не попрекать его бедностью и не жалеть о сделанном шаге. Принцесса, конечно же, дала обещание. Она, хотя и была вредной и капризной, но любила своего башмачника. Король-отец, разозлившись, лишил принцессу наследства и запретил ей показываться ему на глаза. И началась у принцессы нелёгкая жизнь. Хоть муж её и любил, а всё же и нужду она узнала и лишения. И тут, потихоньку, начала принцесса скучать по дворцовым покоям, по роскошным пирам и парчовым нарядам, по драгоценностям и алмазам. А там уже и жалость пробралась в её глупую головку – зачем же она вышла замуж за башмачника. За сожалениями незаметно подкрались и сетования. И, вот, в один ужасный день, принцесса сказала вернувшемуся домой мужу, что лучше бы она вышла замуж за богатого старика и всю жизнь жила бы в покое и довольстве, чем терпеть нужду в этом нищем доме, – Мэй внезапно замолчала и смахнула с глаз непрошеную слезу.

– А что было дальше? – перебивая друг друга закричали дети.

– Вы хотите знать продолжение?

– Да, конечно!

– Нам очень интересно, правда, Карл?

– Что ж, тогда слушайте дальше. Супруг принцессы ничего не ответил на её обвинения, только из глаз его скатились две слезы. Потом, вздохнув, он пошёл латать башмаки. В тот день у него было много заказов. А сама принцесса, наплакавшись, выбежала из дома. Был жаркий летний день, такой же, как сейчас. Пыль городских улиц, шум повозок оглушили её. Она забрела в какую-то тёмную лавочку и села оплакивать своё потерянное счастье. Внезапно, на плечо ей легла рука и хриплый женский голос сказал: «Постой принцесса, думаешь, можно безнаказанно нарушать свои обещания? Один раз твой отец нарушил обещание, данное мне, а теперь ты, нарушив обещание, данное своему супругу, дала мне власть над собой. И теперь-то я уже тебя не отпущу!» – сказав так, женщина расхохоталась, а принцесса, в ужасе бросилась к двери, но женщина преградила ей путь. Она была так черна и страшна, что принцесса догадалась – перед ней – ведьма, но было уже поздно. А страшная ведьма продолжила: «Теперь я отомщу твоему отцу за нарушенное обещание. Когда-то давно он обещал отдать тебя мне за то, что я отсрочу на год смерть твоей матери. Но он не сдержал своё обещание, а ты – своё. И за это ты не увидишь своего мужа, а он не найдёт тебя. Ты будешь ходить, рассказывать всем свою историю, а люди будут смеяться над тобой и прогонять тебя. Когда найдётся человек, который захочет тебе помочь и дослушает твою историю до конца – ты будешь приближаться к своему мужу, и чем больше людей будут тебе помогать, тем быстрей ты его найдёшь. Но люди нынче не те и вы успеете состариться раньше, чем встретитесь!». И ведьма снова злобно расхохоталась. Испуганная принцесса выбежала из лавки и поспешила домой, надеясь, что всё, сказанное ведьмой, окажется ложью, а милый башмачник встретит её и простит. Но дом был пуст. Напрасно принцесса искала и звала – никто не откликался на её зов. – Мэй замолчала и опустила голову на руки. Распущенные волосы закрывали лицо, но дети увидели, что она плачет. Первой догадалась Илла:

– Мэй, эта принцесса – ты!

Мэй не ответила. Подняв голову и откинув волосы со лба, она попыталась улыбнуться.

– Дети, я сегодня очень устала.

– Нет, Мэй, ты меня не обманешь! Ты и есть та принцесса! И мы тоже хотим помочь, – это сказал Карл.

– Как вы мне поможете? – устало спросила Мэй. Она уже не верила ни в какую помощь. Сколько лет назад случилась эта история, которая теперь и ей казалась сказкой? Сколько исходила она дорог?

– Мы слышали от своей няни давным-давно, – начал Карл

– Я тогда ещё была совсем маленькой, – вставила Илла.

– В наш город несколько лет назад пришёл человек. Он был совсем грязный и как будто бездомный. При нём не было ничего, кроме мешка за плечами. Он останавливался на площадях и всем говорил, что он – башмачник и ищет свою жену – принцессу. Никто ему не поверил, но и смеяться не стал. А поселился он в хижине, на самом краю города, возле реки. Так нам говорила няня, давным-давно.

В глазах у Мэй потемнело, дыхание перехватило от радостного ожидания – неужели она наконец-то найдёт того, кого так давно и напрасно искала? Когда она пролила столько слёз и столько раз корила себя – глупую и избалованную принцессу – за те слова, что лишили её счастья. И когда столько раз на грани отчаяния, ей помогали и спасали, и снова указывали путь. Ведьма была неправа – добрых людей а свете больше, чем злых.

– Спасибо, Карл, спасибо, Илла! – попрощалась она с детьми.

– Мэй, ты вернёшься?

– Не знаю!

И она быстро побежала прочь из беседки, прочь из королевского сада по маленькой тропинке, туда, ближе к окраине, где текла извилистая, мелкая речка, журча и переливаясь на солнце. Жара не пугала Мэй. Она перенесла и град, и ливень, и мороз, и жажду. Она рвалась, как птичка, наконец, вылететь из клетки. И какое ей было теперь дело до короля и до того, что люди с изумлением оборачиваются на королевскую сказочницу, так непонятно куда-то спешащую. Волосы Мэй растрепались, щёки раскраснелись, королевское платье – золотое по синему подолу – цеплялось за кусты. Встретить, найти, умолять простить!

Вот и одинокая хижина у реки. Благословенная прохлада! Мэй распахнула дверь и оказалась снова в таком известном мире. Запах кожи и старые инструменты, башмаки, выстроившиеся в ряд, будили сладкие, сказочные воспоминания. И, неожиданно для себя, Мэй разрыдалась. Она не слышала шагов, не видела, как из соседней комнаты вышел высокий, стройный мужчина. Она очнулась, лишь услышав голос, такой родной:

– Мэй! Я так долго ждал тебя!