Движение и конечное время
«Движение может прекратиться, может стать прерывистым; Время же – непрерывно»… Плотин
Древнегреческий философ Зенон из Элеи сильно усложнил жизнь философам, указав на то обстоятельство, что непрерывность пространства (читаем – пустоты) непреодолима, так как предполагает бесконечное деление пути на более мелкие отрезки. И такое бесконечное деление никогда не закончится. Актуальную бесконечность преодолеть невозможно. Бесконечность есть бесконечность. Это делает непрерывное движение невозможным.
Движение реализуется как моментальный переход из одного состояния пространства в другое. А где была «частица» в промежутке между этими двумя состояниями – спросите у физиков. Уточним, что движение более протяжённое или более медленное, чем минимальное, в общем движении уже не фиксируется как моментальное, а выглядит более плавным и непрерывным. Но это детали, иллюзия восприятия. Можно назвать указанные состояния событиями. Насколько минимален в пространстве такой переход принципиального значения не имеет, главное что он не может быть нулевым – отсюда и следует сам факт произошедшего движения. И отсюда следует, что время не является непрерывной прямой, составленной из отрезков. Время это последовательность событий. То, что пресловутый миг не имеет длительности не означает, что его нельзя поймать, и время не существует. Хотя между двумя событиями ничто не мешает нам, для удобства восприятия поместить отрезок, который и начнет формировать прямую. Этот отрезок мы можем называть секундой или миллиардом лет, без разницы. Реальной временной протяжённости между двумя событиями не существует, так как время не есть непрерывное одномерное пространство. Именно отсутствие временной протяженности и означает моментальность. Всё это следует из неразрешимости апорий Зенона «Ахиллес» и «Дихотомия».
Надо сказать, что такой подход к описанию времени не нов. Скажем, ещё Джон Мак-Таггарт в своём труде «Нереальность времени» (1908) говорил именно о событиях. Правда они ему тоже «не понравились». Значит придётся опровергать Мак-Таггарта.
Те, кто представляет нереальность времени по причине отсутствия у момента протяжённости, совершают ту же ошибку, что и Зенон в апории «Стрела». Движение стрелы очевидно происходит как смена её местоположения. Отсюда следует вывод: чтобы говорить о времени необходимо иметь два состояния, а не одно, и таким образом настоящее не существует без прошлого. Как уже говорилось выше, реальность есть прошлое (в данном случае нам хватит одного предыдущего момента) плюс настоящий момент. Прошлое и настоящее неразделимы и реальны одновременно. А соединяет их факт самого движения. Время сильно напоминает песочные часы: песчинка падает на дно – это и есть свершившееся движение, вначале песчинка была наверху, а сейчас внизу. Остальные же песчинки вверху ждут своей очереди и никто не знает, какая из них «наполнит сосуд вечности» в следующий момент. Они – будущее. Те, что внизу – настоящее, смешанное с прошлым, они и составляют время как содержимое сосуда, «траекторию движения». И как видите, нам сложно отличить настоящее от прошлого. Песчинки так похожи.
Еще более реальный образ времени получится, если мы представим, что песчинки падают вместе с различной скоростью. Тогда видно, что лишь одна из них «прибавится» к прошлому прямо сейчас, но при этом есть множество других, которых не остановить, потому что они уже начали свое движение. Они наполовину уже внизу, но лишь когда движение одной из них закончится, эта песчинка станет реальностью настоящего времени. То «становление», которое так долго безуспешно ищут, не есть песчинки, которые становятся другими, а есть движение и оно не является чем-то меняющимся, но именно оно реализует так называемое «становление» в кавычках. Джон Мак-Таггарт (как и Гегель, как и Зенон в своей апории «Стрела») перепутал то, что движется и само движение…
Движение не приводит к изменению реальности, а лишь к дальнейшему наполнению её, к наполнению «сосуда вечности». Свершившееся не может измениться, что было – то было. А корабль Тесея, сколько бы не заменяли его доски, остаётся самим собой, потому что его история есть его неотъемлемая часть.
Мак-Таггарт находился «в плену» гегелевского понятия «становление», когда что-то одно должно одновременно стать другим. Это подход, когда рассматривается миг между прошлым и будущим: «Следовательно, так как то, что происходит во времени никогда не начинает и не перестает быть или быть собой, и так как, если чтобы существовало изменение, оно должно быть изменением того, что происходит во времени (так как безвременное никогда не меняется), я полагаю, что остается только один вариант. Изменения должны случаться с событиями такого типа, чтобы появление этих изменений не мешало событиям быть событиями и теми же самыми событиями и до, и после изменения».
В онтологии определённости нет понятия «одновременно» для времени. Каждое состояние пространства само по себе. Мы в отличии от Мак-Таггарта «в плену» у Гегеля (и Зенона) не находимся и для нас любое реальное событие остаётся самим собой вне зависимости от того, где оно находится. То есть нам достаточно так называемой «В-серии» событий, когда одно из двух событий раньше второго, а второе соответственно позже первого, и в таком состоянии они находятся всегда. При этом нам не требуется, что бы первое событие каким-то невероятным образом стало вторым. Оно конечно не становится вторым, просто само мироздание совершает движение из первого события во второе событие. Оно покидает первое событие (состояние пространства) и оказывается во втором, но сами состояния при этом никак не меняются и не становятся другими. Меняется только наше отношение к ним, что не является существенным для онтологии. Настоящее есть свершившееся и таким оно и останется. Событие не является «изменением» чего-либо. Изменением является В-серия – два события, а не одно, как пытается «ухватить» его Мак-Таггарт.
«Следовательно, без А-серии [прошлое-настоящее-будущее] не существовало бы изменения, а следовательно, В-серии самой по себе недостаточно для времени, так как время предполагает изменение». «…не может быть В-серии, если нет А-серии, так как там, где нет А-серии, нет и времени», – говорит Мак-Таггарт. Учитывая, что мы даже не считают будущее временем, то для нас такое заявление не составляет никаких проблем. Но именно А-серию Мак-Таггарт считает временем, которого не существует в следствие противоречивости представления о нём, и надо сказать, что он не первый…
Нам же как раз вполне хватает В-серии (раньше-позже).
«Прошлое, настоящее и будущее являются несовместимыми определениями. Каждое событие должно быть одним или другим, но ни одно событие не может быть большим, чем одно». «Эти характеристики, следовательно, несовместимы. Но каждое событие обладает ими всеми». Таково противоречие, к которому пришел Мак-Таггарт, имея в виду то обстоятельство, что каждое событие из прошлого было когда-то настоящим, а до этого еще и будущим. Как можно видеть будущее здесь опять портит «кому-то» жизнь. В общем, старая модель времени вызывает много вопросов, как мы можем сейчас воочию убедиться… Двух событий, реального прошлого (настоящего) и вариативного будущего, вполне достаточно, чтобы иметь актуальное движение, то есть ожидаемый переход из одного состояния в другое!
А как же быть с непрерывностью времени? Никак – конечное время конкретного движения является целым, имеющим части и как целое оно неделимо. И так как время – реально, то между двумя соседними событиями нельзя найти еще какие-то события, как это было на непрерывной геометрической прямой пространства. Для времени нет бесконечного деления и неуловимого мига между прошлым и будущим. Этим реальность отличается от «нереальности» в кавычках, точнее от бесконечного непрерывного пространства Зенона. Время частного движения имеет природу конечного, размерного, а не бесконечного. А вот сосуд времени-вечности – бесконечен.
И тут нас охватывает сильное искушение избавиться от прошлого совсем, ведь для движения требуется только настоящее и будущее. А раз будущего нет, но и время исчезает совсем, остается одно пространство. Но если мы вспомним, что время есть всеобщее движение, а отдельные движения начинаются и заканчиваются в разные моменты и при этом мы не можем отбросить прошлое отдельного движения, которое ещё не закончилось, потому, что вместе с прошлым ещё незавершенного движения мы отбросим и само движение, то становится понятно, что от образа времени как нити, состоящей из отдельных волокон нам не избавиться. Вот только волокна вовсе не непрерывны. И так как всеобщее движение продолжается, то отбросить прошлое нам никак не удастся – целостность любого движения как «единичного цельного акта» не позволяет. Однако, пока одна частица пребывает в вероятностном переходе неизвестно где, другие явно обозначают свое присутствие в конкретных местах. Из этого и складывается нить реального времени.
И напоследок о высказывании Плотина. Нам оно представляется совершенно неверным. Неточным. Частное движение может прекратиться, общее – никогда. Время же (связанное с движением) – дискретно, так как представляет собой отдельные состояния (события) движущегося мироздания в целом. Тик-так, тик-так, тик-так…
Что такое небо или проблема универсалий
Николай Кузанский говорил: «небо есть не что иное, как небо». Но в небе можно увидеть, скажем, синий цвет, а он присутствует и в небе, и в море, и в синей птице. Такой синий цвет и есть универсалия. Философы реалисты утверждали и утверждают, что синий цвет существует сам по себе как универсалия и, при этом, каким-то непонятным образом присутствует во всех синих вещах.
С точки зрения концептуалистов, универсальная вещь реалистов не может существовать как вещь в силу противоречивости такой вещи, поскольку или общая вещь существует, и тогда отдельные вещи есть фикции, или они не есть фикции, но тогда универсальная вещь исчезает как универсалия, так как остаются только отдельные вещи. А где вы видели универсальную вещь? Концептуализм вмешался в спор между реалистами, которые придерживались принципа «универсалии до вещей», и номиналистами, которые считали, что «универсалии после вещей», «в уме». Принцип концептуализма: «универсалии в вещах» («in rebus»), что однако, как мы увидим, не совсем единогласно поддерживается.
Но вопросом для концептуализма по-прежнему является вопрос о том, как существует «синий цвет» сам по себе. Все признают, что синие вещи существуют, но как синий цвет в них попадает, почему синие вещи одного цвета. Было бы гораздо проще, если бы и небо, и море, и птица имели бы свой уникальный цвет. Вопрос об универсалиях, в таком случае, даже не появился бы. Но мы имеем то, что имеем: и небо, и море и птица могут быть одного синего цвета. Абеляр, как отец «концептуализма», эту проблему ярко осветил, озвучил, но не решил, в конечном итоге, сведя универсалию к божественному и душевному проявлению «смысла», как связи между вещью реалистов и словом, понятием номиналистов. Он назвал такую связь «концептом» (от лат. conсeptus – схватывание, собрание, восприятие, зачатие). Ясности всё это не добавляет.
Совсем недавно, по философским меркам, Павел Флоренский писал: «Проблема универсалий есть вершина основной проблемы философии, и надо ничего не понимать в философии, чтобы не видеть этой проблемы». Номинализм и концептуализм Флоренский отвергает как «терминизм»: «Терминизм – это и есть ересь, в первоначальном и точном смысле слова». При этом «in rebus» он не относит к концептуализму. Онтология определённости, как направление объективного идеализма, склоняется именно к такому разделению направлений. In rebus – есть умеренный реализм, согласно Павлу Флоренскому.
А теперь мы посмотрим, как решается проблема универсалий в онтологии определённости. Сначала опишем механику (практику), а затем теорию. Определённость есть то, что разделяет и одновременно объединяет. Что такое небо, как целое, имеющее части? Это условно «газ», «сфера» и «гравитация» как источник неба: газовой прослойки между земной поверхностью (твердым массивным телом, создающим гравитационное поле, удерживающее газ) и между открытым космосом. Твердое же тело образовано межмолекулярными силами притяжения и отталкивания, то есть типичной определённостью – одновременное объединение и разделение. Сфера, как нечто разделяющее внутреннее и внешнее, есть также типичная определённость – объединяет и разделяет одновременно. Газ, состоящий из молекул, есть также типичная определённость как целое, состоящее из своих частей – атомов. Теперь вопрос: существуют ли указанные составные части как реальные вещи? О газе и гравитации (массивном твердом теле) мы можем сказать – определённо «да». Так как эти вещи употребляются здесь как общие понятия, то это универсалии, и возвращаемся к вопросу – как они попали «в конкретное небо». Ответ простой: соединились, образовав новое целое. «Небо есть не что иное, как небо» – это пример целостного подхода. А теперь ключевой вопрос: «газ» как универсалия и «газ в конкретном небе» – это разные вещи или одна и та же вещь? Ответ онтологии определённости – разные (здесь можно вспомнить о парусине Платона), но газ в небе «происходит» из «газа» как универсалии, и практически «идентичен» с ним. И теперь переходим к теории.
Целое есть не только суть определённости, которая и объединяет, и разделяет одновременно, но оно же олицетворяет собой, как мы уже говорили, принцип «развития». Целое не просто имеет части, оно «сталкивает их лбами», «толкает их друг к другу», придает динамику, особенно в идеально-материальном мире. Целое не есть просто статика, оно также изначально имеет «запрос на развитие» и реализует его в виде «сочетания»: части уже находятся, сочетаются в целом по факту – «процесс запущен». Сочетание также является «принципом родителей» – оно порождает (хотя и не всегда) потомство – нечто третье, которое несёт в себе определённости обоих родителей. Таким образом, целое – это «ДНК» Вселенной, а само по себе реальное ДНК возможно именно благодаря целому – соединение, сочетание более простых определённостей приводит к возникновению новых – сложных, множественных определённостей, как потомков. Отсюда следует, что в каждой множественной определённости, например в конкретном небе, содержатся «генетические копии» простых определённостей, которые как раз и можно интерпретировать как универсалии, родовые понятия.
Здесь может сложиться впечатление, что мы противоречим сами себе, тому что сказано в главе «Абсолютное целое» о платоновской парусине. Но там речь шла не о многих вещах, а как раз об одной, единой, о сверхбытие в целом. Это мы в нём, а не оно в нас. Здесь же «потомок» является отдельным целым, причем сложным.
По итогу мы имеем «in rebus» – универсалии в вещах. И синий цвет, и синее небо есть реальные «вещи», а сама Вселенная построена в сущности по генетическому принципу, принципу родителей или, что то же самое, по принципу целого. Универсалии как простые идеальные вещи существуют до сложных вещей (это крайний или строгий реализм). И как мы понимаем, термины «простой» и «сложный» являются относительными. Скажем «сфера» – сложная (множественная) определённость (как и небо), составленная из границы между тем и этим (простейшая геометрическая определённость – точка на прямой) и трехмерным пространством. То есть «сфера» сама состоит из универсалий, так же как «атомы» – есть весьма условное понятие, так как сами атомы состоят из элементарных частиц.
Таким образом, онтологию определённости можно отнести к умеренному реализму, если следовать схеме Павла Флоренского. А также можно сказать, что данное направление решает основную проблему философии (опять же, если верить Павлу Флоренскому), не прибегая к чему-то сверхъестественному. Онтология определённости опирается на понятие «целостности», «единства», которое как говорил Декарт: «каждый и без философствования испытывает в себе самом, а именно, что он есть единая личность». Но «единое» не только подобно атому, оно подобно и «целому», так как (позволю процитировать самого себя) «целое не делится, но имеет части». А то, что не делится и есть «единое». А единое, возвращаясь к Николаю Кузанскому, есть «небо», причем весьма конкретное…
Движение как изменение не есть прерогатива материального, оно свойственно также и идеальному. Развитие ДНК Вселенной – это и есть «движение» идеального, правда осуществляется оно, возможно, гораздо быстрее, чем это свойственно материальному. По крайней мере, точно не медленнее.
Проблема универсалий актуальна потому, что знание невозможно на основе единичного (это признавал уже Аристотель). Поэтому приходится говорить об «общем». Но для реализма общее не является проблемой познания, это онтологическая проблема. Если следовать Пармениду, то «тебе не помыслить сущего без бытия». А универсалия очень даже в ходу в мыслительном процессе. Для Парменида проблема познания решалась априори в положительном ключе. Аристотель же выбрал для себя «меньшее из зол» – неделимый вид, то есть ещё не индивидуум, но максимально к нему приближённое обобщение. Собственно двойственная позиция Аристотеля и привела к возникновению номинализма и реализма. Номиналисты перейдя от единичного к феноменам фактически реанимировали слова Гераклита: «каждый день – новое Солнце». А теперь задумайтесь, вы действительно готовы поверить в то, что каждый день видите новое Солнце?
Задача материального начала (небытия, количества) – штамповка копий (генетика), задача идеального начала (бытия, качества) – поддержание тождественности копий за одним единственным исключением – индивидуации – это довесок небытия, количества, и за это качество ответственности не несет. Индивидуация (реальная обособленность) не разделяет универсалию, она лишь воплощает её. Копии не есть бытийное разное, копии есть бытийное одно. А универсалии – это проблема исключительно бытийная. Единичность как обособленность вещи не является её сущностью, она не привносит в сущее нового смысла. Единичность как обособленность есть лишь признак идеально-материального мира, мира комбинации бытия и небытия. Небытие как количество лишь путается под ногами у универсалий, у качеств и выводит их за пределы самих универсалий, что и выглядит как «проблема универсалий».
И да, глядя на универсалии, как на род, можно заметить, что род говорит о рождении и генетике. Поэтому даже на уровне языка мифическая «проблема универсалий» есть «генетическая проблема». И подход онтологии определённости на этом фоне выглядит весьма разумным…
А теперь, для общего развития, стоит упомянуть одного из возможных единомышленников онтологии определённости – Альфреда Уайтхеда. Его понятие «сращение» практически совпадает с принципом «сочетания» онтологии определённости. «Сращение» – это название процесса, в котором универсум вещей приобретает индивидуальное единство в результате подчинения «многих» из них конституированию «одной» новой вещи». Не сказать, что всё предельно ясно, но что-то смутно напоминает…
399 AZN qarşılığında bu va daha 2 kitab