Kitabı oxu: «Сокровище страны Бохай»

Древние цивилизации Александра и Веры Измайловых

Книга выпущена в авторской редакции.

В оформлении обложки использовался фрагмент картины Луиса Ройо.

© Издательство «РуДа», 2024

©А. Измайлов, В. Измайлова, текст, 2024

Вместо вступления

Великий мудрый Змей медленно, словно красуясь своей новой шкурой, выполз из расщелины в скале и свернулся кольцом лабиринта на каменной площадке, нагретой полуденным солнцем. Он был властителем этих скал и хранителем тайн Змеиной горы. Люди назвали её когда-то Пруцай, и это означало на их языке – Змеиный дворец. Здесь жил род Великого Змея, он хранил тайну этой священной горы, на вершине которой с далёких времён сохранились остатки древних ритуальных сооружений из камня. Даже когда на горе было пустынно и тихо, и никто из людей не тревожил её покой, он видел, как через огромный световой столб спускаются на вершину светящиеся круги – души живых существ, прилетающих из глубин Вселенной и вновь возвращающихся через этот межпространственный коридор после выполнения каких-то задач на Земле.

Змей думал о том, что никчемные двуногие существа – люди давно забыли о тайнах священной горы. Они назвали её новым именем – Пидан. Только мудрый Змей помнил её древнее название. Он был хранителем памяти своего рода и знал все тайны этой горы, хранящей в себе бесценные сокровища. Не пришло ещё время открыть их людям и прочитать священные свитки древних времён. Только чистые душой люди смогли бы читать их, как те светлые существа, которые прилетают к вершине из далёких миров Вселенной.

Приятное тепло растекалось под блестящей кожей Змея, голова его покоилась на одном из гибких колец. Казалось, что он просто расслабленно отдыхает, но это было не так; Змей продолжал охранять вершину. В давние времена никто из людей не нарушал границы его владений, только несколько раз в году монахи приходили к священной вершине для выполнения своих ритуалов. Они благоговейно склоняли головы, прося разрешения Духа горы взойти на вершину, и Великий Змей не препятствовал им. В те времена гора была значительно выше, подножие её хранило безмолвие. Таинственный ореол горы завораживал путников, и они обходили её стороной. Лишь мудрый Змей знал все пещеры, потаённые проходы, прячущие подземные жилища, а может быть, и целые города…

В толще горы были надёжно спрятаны сокровища древнего государства и могила их великого правителя. Даже Великий Змей не приближался к этому месту. Весь его змеиный род, бесчисленное число поколений, хранил тайну священной горы. Память о событиях, происходивших на этих землях, передалась и Великому мудрому Змею, но он ни с кем не собирался пока делиться своими тайнами.

Отогревшись на солнце, Змей поднял голову и медленно пополз, извиваясь всем телом, к расщелине, ведущей куда-то в глубь каменных пластов священной горы, чтобы продолжить исполнять свой долг, начертанный Временем, – хранить сокровище и тайны древней страны Бохай.

Глава 1

 
Знай источник своего рождения и предначертания,
Освободись от погони за славой и богатством,
Истинное сокровище – в сердце твоём.
 

Пронзительный крик чайки нарушил благословенную тишину начинающегося дня. Море казалось сонным, оно медленно просыпалось вместе со светом наступающего дня. Стоял полный штиль. Клочки тумана над водой постепенно таяли под лучами восходящего солнца. Тишина, разорванная криком чайки, вновь воцарилась, заполняя все пространство над водой, казалось, что и время остановилось. Когда туман окончательно развеялся, открывая горизонт синих морских далей, можно было наблюдать нежнейшие переливы цвета водной глади, с вплетёнными в неё нитями солнечных лучей. Лазурная вода, приобретающая иногда слегка зеленоватый оттенок, стояла, не шелохнувшись и лишь изредка «дышала».

Очередной вздох моря медленно легким всплеском за бортом двигал корабль, спокойно парящий на её глади. На голубом небе медленно плыли причудливые белоснежные облака. Очертания корабля отражались в спокойной глади воды в ореоле легких облаков, создавая впечатление полёта. Снасти судна еле слышно поскрипывали, не нарушая спокойствия и умиротворения моря. Горизонт в белой дымке чуть заметно дрожал.

После длительного перехода корабль словно отдыхал, опустив паруса и покорившись полному штилю. Команда тоже расслабилась с чувством выполненного долга. Вдалеке уже виднелась гряда скал, возвышающихся над водой. До скал было ещё далеко, но вид берега успокаивал и внушал уверенность в том, что плавание завершится благополучно. Своим строгим присутствием в мире безмятежности и спокойствия морских гладей береговые скалы утверждали границу, дальше которой корабль должен двигаться осторожно из-за опасности наскочить на подводные камни, торчащие у берега из воды. Можно было сесть на мель и на песчаных отмелях, окружающих скалы.

Стоящий у штурвала бохаец зорко всматривался в очертания долгожданного берега и изо всех сил старался не задремать, не забывая о строгости капитана. Моряк постоянно смотрел в сторону возвышающихся скал, чтобы не допустить беды.

Длительное плавание корабля было удачным – не было ни штормов, ни неожиданных приключений. Попутный ветер надувал паруса, гудели снасти, и корабль легко резал голубую сверкающую воду, оставляя за собой белый пенистый след. Свежий бодрящий ветер сопровождал всё плавание, гоняя за бортом мелкие белоголовые волны. Морской ветер очищает душу человека, но, если она черна, то ничто не сможет её очистить.

Когда берег уже стал виден, ветер внезапно стих. Слепило горячее солнце. Вокруг корабля кружили острокрылые чайки, пронзительными криками сообщая, что берег близко. Капитан разрешил всей команде отдохнуть. Безвольно повисший во время штиля парус навевал всеобщую безмятежность. Кроме вахтенного моряка, на корабле бодрствовал юноша лет восемнадцати. Он не был членом команды: об этом свидетельствовала его одежда – длинный темно-синий плащ. Волосы, достигающие плеч, были аккуратно собраны на затылке в хвост. Два меча за широким поясом, один длиннее, другой короче, выдавали в нём воина-самурая.

Юношу звали Путагу. Несмотря на присущую с детских лет сдержанность, вид родной земли взволновал юношу, внёс смятение в ход мыслей и ощущений. Никогда его сердце не билось так громко и сильно, и остановить этот ураган чувств было невозможно. Великая радость охватила Путагу: долгих десять лет он ждал этого момента, но даже представить себе его не мог… Строгость воспитания самурая, постоянные боевые упражнения с мечом и тренировки выносливости тела не оставляли ему времени задуматься о своих родных и о стране Бохай, где он родился и жил восемь лет.

Бохай на языке его родины означало «воин», и теперь через много лет он стал воином и возвращался домой. Картины воспоминаний заставили Путагу вернуться мысленно за горизонт, где лежала страна Япония, по воле судьбы ставшая его второй родиной.

Путагу поймал себя на мысли, что даже в состоянии внутренней радости и умиротворения он продолжает себя сдерживать, как подобает самураю. Но испытания его судьбы были завершены, хотя это можно было только предполагать. Много лет рядом с ним не было любимого отца, друзей, родной земли, где рождались его первые детские мечты и грёзы. Он помнил, как с друзьями ловко взбирался на сопки и далеко углублялся в тайгу, собирая ягоды и грибы, как купался в студёной воде таёжной речки и ловил безмятежную форель, слушал шум горных водопадов. Зов родной земли в душе становился всё сильнее, а воспоминания стали ярче и отчётливее. Путагу вновь вгляделся в сторону береговой черты, и сердце учащённо забилось.

– Это земля Бохай, я вернулся! Но как встретит она меня после долгих лет разлуки? – горло юноши непривычно сдавило от волнения.

Никакие тайны чужой страны не смогли в нём заслонить горячее желание вернуться домой, окунуться в детские воспоминания и найти подтверждение тому, что его помнят и ждут.

Перед внутренним взором Путагу появился образ отца – Совена, советника Верховного правителя Бохая по делам казны, самого близкого человека. Отца он запомнил хорошо, так как матери у него не было. Она умерла от неизвестной болезни, и образ её давно стёрся из памяти. Отец больше не искал себе жену, отдавая всю свою любовь сыну и служению стране. Он старался уделять маленькому Путагу много времени – брал его с собой во все поездки. Мальчика это не тяготило, он любил путешествовать и находил для себя много интересных занятий, пока взрослые занимались решением важных дел страны.

Так было и в тот день, когда маленький Путагу, в очередной раз, оказался на корабле с отцом и с другими послами Бохая. Они отправлялись в Японию, чтобы принять участие в состязании в философии и искусстве слова с японскими мудрецами и поэтами. Путь их лежал в провинцию Тадзима, с которой особо близко дружили бохайцы.

Япония и Бохай поддерживали тесную связь, имея взаимные посольства. Они постоянно обменивались товарами, их цивилизации были несколько схожи. Об этом знал от отца даже маленький Путагу и нисколько не беспокоился во время плавания, словно он ехал погостить в соседнее поселение.

В столице провинции Тадзима, куда прибыли послы Бохая, находился большой храм, где учились юноши – бохайцы, отправленные Верховным правителем для приобретения ценных древних знаний, которыми готовы были делиться облачённые в пурпурные одежды монахи храма. Пятеро монахов из храмов Японии – Нансюндзи и Мёсин-дзи были отправлены в бохайские земли, чтобы основать там школы древней мудрости и научить бохайцев выращивать рис. В долинах между сопками уже возделывали поля и орошали их водой из небольших каналов. Для бохайцев это было хлопотным делом, так как они больше предпочитали выращивать овёс, пшеницу и другие злаки.

Постоянный контакт бохайцев был именно с провинцией Тадзима, куда благополучно прибыли на корабле послы. В этой очередной делегации Путагу был самым юным представителем своей страны. Все были поглощены подготовкой к предстоящим состязаниям, отец вёл переговоры, и мальчик ощутил полную свободу. Больше всего его интересовало оружие охранников и устройство корабля. Отец Путагу Совен не стал излишне опекать сына, зная его послушание, тем более, что тот нашёл достойного друга: познакомился с сыном правителя одного из кланов провинции Тадзима. Визит проходил в обстановке спокойствия, но бохайцы мало знали о том, что скрытая война между кланами в Японии никогда не прекращалась, а судьба распорядилась так, что маленький мальчик Путагу оказался в центре событий этой войны…

До сих пор явственность воспоминаний тех дней заставляла напрягать мускулы тела молодого воина, а разум напитывался горечью разлуки, пережитой маленьким мальчиком. Слишком рано ему пришлось расстаться со своей родной землёй, с детским светлым миром и с отцом, без которого он остро ощутил тогда свою беспомощность.

В тот роковой день он беспечно играл с сыном японского правителя и игры их затянулись до вечерних сумерек летнего дня. Они были почти ровесниками, им никто не мешал, их не сопровождали слуги, считая, что в саду правителя они в полной безопасности, так как дворец тщательно охранялся японскими воинами. Мальчики хорошо понимали друг друга, хотя говорили на разных языках, но у них был свой язык – жестов.

В сгущающихся сумерках Путагу, изображавший охотника, спешил углубиться ту часть сада, которая заросла густым кустарником и примыкала к внешней стене ограды дворца. Он торопился, чтобы поймать «добычу» до наступления темноты ночи. Всё внимание Путагу было приковано к поиску спрятавшегося друга по увлекательной игре. Он ничего не успел понять, когда перед ним бесшумно возникли три тёмные фигуры, не успел издать ни звука…

Очнулся мальчик в тёмном мешке с кляпом во рту. Мешок был большой, но дышать было трудно. Потом была долгая бешеная скачка на лошадях – это всё, что помнил Путагу об этом дне. Он не мог определить, сколько времени это продолжалось, всё казалось затянувшимся дурным сном. Всадники, похитившие его, только изредка снимали мешок с коня, развязывали его и бросали какую-то пищу и давали немного воды. Отдых был недолгим, потом всадники снова куда-то скакали. Путагу не видел лиц похитителей и не смог бы их узнать, но помнил, что они были в боевом облачении и лица их скрывали маски. Кто были эти воины? Кому они служили? Что нужно было им от маленького бохайского мальчика? Разве мог он тогда что-то понять.

Путагу был в отчаянии, тело его дрожало от страха и долгой скачки. Наконец небольшой отряд достиг какого-то селения, обрамлённого невысокими сопками, покрытыми густыми зарослями. Послышались лай собак и чьи-то голоса. Путагу освободили от мешка и вытащили кляп изо рта. Он стоял посередине толпы людей – это были воины и жители деревни. Любопытные мальчишки норовили дёрнуть его за края куртки. Один из воинов, с красным шлемом на голове, в богатом воинском облачении, всё время что-то громко говорил и тыкал пальцем в лицо мальчика. Было понятно, что он ругал других воинов, которые привезли Путагу, и в порыве гнева почти выхватил из ножен свой длинный меч, обнажив наполовину сверкающий клинок, на котором была надпись из четырёх иероглифов – «Поле битвы – моё убежище». Все молча отступили: было понятно, что воины похитили не того мальчика… Долго сокрушаясь, предводитель воинов махнул рукой и куда-то удалился в сопровождении своих телохранителей. Любопытная толпа стала постепенно разбредаться следом за своим господином. Однако для маленького Путагу конец мучениям ещё не наступил. Судьба его висела на волоске, так как воины решили: кто допустил ошибку, тот и должен убить мальчика. Путагу ничего не понимал, из их спора, но догадывался, что речь идёт о нём. Но мог ли подумать он, что смерть приблизилась к нему так близко… Мальчик – бохаец стоял один, маленький и беспомощный, среди окружившей его плотной толпы. Чем бы всё это кончилось – неизвестно, но в круг спорящих воинов вошёл тяжёлой походкой седой мужчина с палкой. Его левая нога с трудом сгибалась, лицо было обезображено шрамами. Воины с почтением расступились. Не обращая ни на кого внимания, седой японец взял мальчика за руку и повёл за собой. Кто-то из воинов возмущённо что-то крикнул, но старик остановил его жестом руки с палкой. Всё затихло. Было понятно, что авторитет его был среди воинов непререкаем и слово самурая твёрже металла. Смерть уже не угрожала Путагу, и никто больше не смел изменить его жизнь до самого отъезда из Японии.

Так сложилась судьба бохайского мальчика, похищенного по ошибке и спасённого израненным самураем Сато. Путагу стал его учеником, а затем и сыном на долгие десять лет. Эти годы жизни пролетели как один день. Старый воин Сато, не имевший семьи и детей, подарил всю свою любовь и заботу юному подопечному. Он обучал Путагу самурайскому искусству воина и при этом – письму, чтению и японской философии. Для этого Сато не раз на длительное время отправлял маленького Путагу в ближний монастырь, пользуясь своим авторитетом и влиянием. Он давал своему воспитаннику короткое напутствие, его слова объясняли необходимость их временного расставания: «Я знаю, как побеждать врагов, но не всегда знаю, как побеждать себя… Совершенствование не имеет конца. Учись мудрости древних по преданиям старины».

Воин – самурай Сато был требовательным учителем, но Путагу всегда чувствовал его любовь и заботу. Сато получал в ответ трогательную гамму чувств благодарности и почитания от усердного ученика. Однако любовь Сато простиралась ещё глубже – она была жертвенной и безусловной. Воин всегда помнил, что Путагу лишили семьи и родины, а значит, он когда-то должен вернуться домой…

Когда до Сато дошли слухи из монастыря, что из Тодзимы в Бохай отплывает корабль с монахами из храма Мансюдзи, он немедленно отправил туда Путагу, пользуясь тем, что между враждующими кланами установился временный мир. Помогло и то обстоятельство, что между правителем Тодзимы и Верховным правителем Бохая появилась договоренность о том, что японские воины-самураи будут обучать воинскому искусству бохайских воинов. В Бохай отправлялись три самурая: Есиро, Мацумото и Дзитуки. К ним-то и пристроил Сато своего воспитанника, ставшего к этому времени умелым воином.

Расставание Сато и Путагу было коротким и сухим. Каждый из них сдерживал свои чувства, понимая жертвенную необходимость происходящего. Они не надеялись на встречу, у каждого из них было своё жизненное предназначение, начертанное Всевышним. В памяти Путагу навсегда отпечатались прощальные слова Сато: «Не рискуй понапрасну жизнью. Излишне рискует тот, кто лишён верности и долга. Умеряй свой пыл, в этом состоит долг сдержанного и верного самурая. Пусть имя твоё останется в памяти потомков…»

«Имя твоё, Сато, останется в моём сердце», – с грустью прошептал Путагу, вспоминая старого самурая.

Глава 2

 
Как плод наливается соком, набирайся знаний,
Чтобы изливать свет на весь мир,
В этом твоё предназначение.
 

Море продолжало отдыхать. Забыв про бури и ветра, оно впитывало лучи заходящего солнца.

У горизонта по-прежнему тёмной полосой виднелась земля. Команда корабля терпеливо ждала, когда солнце в знойной вышине перестанет ласкать море и подует попутный ветер. Приближалась ночь. Рулевой остался нести свою вахту, а команда спустилась в трюм отдыхать.

Путагу продолжал стоять на палубе под бездонной, сгущающейся синевой неба. Он не мог ни спать, ни есть, находясь в плену своих воспоминаний, они уносили его в покинутую недавно Японию…

Как только подбородок Путагу покрылся нежным пушком, он переступил порог японского храма, чтобы стать учеником монашеского сословия. Самурай Сато жил далеко за чертой большой деревни. Он только раз побывал в стенах храма, считая себя недостойным: слишком многих людей он лишил жизни. А для Путагу этот день был коротким праздником новых впечатлений. Он мечтал целиком отдаться учению, накопленному великими мудрецами за долгие столетия, постичь хотя бы ничтожную часть знаний и внести их содержание в свою однообразную жизнь в доме самурая.

Возвращаясь в земли Бохая, Путагу навсегда увозил в памяти широкую зелёную равнину у подножия каменистых холмов, на противоположной стороне которой протекала небольшая река, причудливые кровли храмовых строений, резко выделявшихся на ясном фоне утреннего неба.

Не имея никакого представления о том, что его ожидало за стенами храма, юный Путагу не ощущал ни малейшего страха. У ворот стоял монах в светлой одежде, он почтительно кивнул Сато и благословил Путагу. Цвет кожи его был светло-золотистым.

Путагу с детским любопытством заглянул во двор храма; и то, что он увидел, наполнило его благоговением. Это чувство сохранилось в его памяти навсегда… Сато расстался с ним в этот день. Наставник приблизился к монаху и что-то сказал ему, тот в ответ слегка кивнул головой. Когда старый самурай, не прощаясь, ушёл, притворив за собой дверь, мальчик снова остался один, без своего учителя и опекуна, но не чувствовал грусти, хотя немного робел. Он вступал в новую неизведанную жизнь, которая, возможно, могла заставить пройти ещё более тяжкие испытания. Двери храма закрылись за ним, словно отрезая от всего мира, но открывшаяся перед юношей картина успокоила его: двери приходились как раз напротив широкой красивой аллеи, где росли не просто посаженные в грунт растения, а пышно разросшиеся невысокие деревья. Почва была каменистой и поэтому все растения были посажены в большие каменные кадки. За кустами тщательно ухаживали и их подрезали. Между кадками стояли большие камни причудливой формы, было ясно, что и они попали на эту аллею не случайно.

Путагу шёл рядом со своим проводником – монахом и всё, что он видел, поглощало его внимание.

– Это новый ученик? – вдруг произнёс спокойный мягкий голос. – Хорошо, отведи его к другим юношам, ведь он только подросток.

Путагу почему-то не смел поднять глаза на человека, который неожиданно и беззвучно появился сзади.

– Взгляни на меня, мальчик, не бойся, – попросил спокойный голос.

Путагу поднял глаза на монаха, который был значительно старше того, кто был его проводником. Глаза монаха излучали доброту, в них светилась глубокая мудрость, но мальчик вновь ощутил трепет перед этим человеком. Монах ровным шагом пошёл по аллее, а Путагу последовал за своим молчаливым проводником.

Путагу привели в просторную, устланную циновками комнату. Она была почти пустой, за исключением низкого стола, стоящего в одном из углов. За столом двое подростков не то списывали, не то срисовывали что-то. Путагу трудно было понять, в чём состояла их работа, но он был убеждён, что они очень заняты, потому что едва подняли головы, чтобы взглянуть на вошедших. Сделав несколько шагов вперёд, Путагу заметил, что в глубине угла сидит пожилой монах и на коленях его лежит книга. Он не обратил на вошедших ни малейшего внимания. Проводник – монах с почтительным поклоном остановился прямо перед ним.

– Ещё один ученик? – строго спросил старый монах, пытливо рассматривая мальчика – бохайца. – Откуда он? Что умеет делать?

– Да, должно быть немногое, – ответил проводник. – Он из страны Бохай.

– Бохай, – повторил, словно эхо, старик.

– А ты учился когда-нибудь? – спросил старик, обращаясь прямо к Путагу.

Путагу скромно промолчал, не зная, что ответить. Он начал обучение письму и рисованию в школе своей страны и был обучен настолько, насколько позволяли семейные обстоятельства – отец постоянно брал его в свои поездки, далёкие и близкие. А самурай Сато только начал открывать ему тайны воинского искусства.

– Ты будешь многому учиться, – строго заявил старый монах. – Не только письму. Я раскрою тебе причины лукавства, обмана и горестей земных. Ты хочешь стать самураем, как твой наставник? Сердце самурая должно быть чистым. Здесь, в нашем храме, ты поймёшь, что такое – верность долгу и честь. Если каждое утро и каждый вечер ты будешь готовить себя к смерти, то вся твоя жизнь будет безупречной. Когда тебе придётся выбирать – жить или умереть, лучше умереть…

Голос его вдруг смягчился:

– Мальчик, не гляди на меня так удивлённо. Ты ведь мечтаешь быть счастливым? Размышляй над моими словами, со временем ты поймёшь их смысл. И ещё – ты поможешь завершить переписку священных писаний, вместе с другими учениками. Ну, а пока ступай и ничего не бойся. В этом мире всё идёт своим чередом, иногда самый беспомощный человек становится непревзойдённым воином… Если есть намерение, будет и прозрение.

Потом он обратился к молодому монаху:

– Отведи его к нашему повару, пусть накормят. Но, когда есть выбор: есть или голодать, лучше не есть… Голова будет более ясной.

Путагу снова пошёл по длинным коридорам, полным освежающей прохладой. Всё внушало мальчику чувство благоговения и возбуждало интерес. Это место казалось ему волшебным. Им встречались другие монахи, похожие друг на друга, их отличала ровная осанка и твёрдая походка, делающая монахов похожими на глубоко сидящие корнями в земле деревья на аллее храма. Головы их были тщательно выбриты.

– Подожди здесь, пока я схожу к брату Камэ, – сказал монах-проводник, удаляясь в одну из комнат.

Путагу опустился на длинную деревянную скамью, стоящую вдоль стены. Монах вскоре вышел и вынес свёрток с монашеским одеянием, в его глазах светились участие и забота.

– Надень это после того, как омоешь тело.

Он кивнул в сторону другой комнаты, дверь которой была приоткрыта. Там стояла большая каменная продолговатая чаша уже наполненная водой. Купание окончательно расслабило и успокоило Путагу. Потом мальчику была предложена пища, состоящая из риса, плодов и куска рисовой лепёшки. Он запил всё каким-то душистым напитком, подкрепившим его силы. Затем Путагу вновь был отведён монахом в комнату, где находились другие ученики. Ему показали его ложе на полу – циновку и полотняную простыню. Тут же рядом занимались своей работой ученики храма, старого монаха в комнате не было, и Путагу не поручили никакой работы. Мальчик был рад своему соседству: ведь он долгое время не общался со сверстниками, а только с немногословным самураем Сато. Он сначала робко присел, потом с наслаждением растянулся на циновке, подложив под голову валик из простыни. Веки быстро сомкнулись, сознание затуманилось, но Путагу успел подумать:

– Что только я не пережил с того момента, когда потерял родину? А ведь я был тогда ещё так мал… Увижу ли я вновь землю своих предков? Сколько времени прошло с тех пор, как отец выпустил мою руку из своих рук?

Мальчик спал, и ему снилась далёкая страна Бохай, где каждая вершина сопок, каждый стебель травы, каждая птица и зверь в тайге звали его: «Путагу, вернись! Мы ждём тебя, ты нужен своей земле…»

Долгожданный момент настал – Путагу стоял на палубе корабля, который готовился причалить к родным берегам, но ждут ли его там, помнят ли?

Воспоминания Путагу прервали его спутники-самураи, бесшумно появившиеся в темноте перед ним на палубе корабля. Они как всегда были в полном боевом снаряжении. Юноша-бохаец никак не мог привыкнуть к тому, что даже во время сна самураи не расстаются с оружием, особенно в пути. Немногословные, всегда собранные и готовые к любым испытаниям, трое японцев подошли к Путагу, не задавая лишних вопросов. Бездействие на корабле явно их угнетало. Какие могли быть вопросы, если корабль с повисшими парусами продолжал стоять на месте посреди «мёртвого» штиля; только рулевой, обнимая руль, как любимую девушку, старался не заснуть. Путагу рассматривал корабль, прислушиваясь к поскрипыванию деревянной палубы.

Старший из самураев – Мацумото ощутил сердцем волнение Путагу и посчитал нужным сказать:

– Мне приказано служить вместе с тобой Верховному правителю Бохая. Мы не близки с тобой, но я верю, что будем помогать друг другу, чтобы лучше исполнить свой долг. Сколько это будет продолжаться, нам неизвестно. Как гласит древняя мудрость: самый длинный путь оказывается самым коротким. Это относится не только к дорогам. Об этом стоит помнить всегда…

Вместо ответа Путагу почтительно склонил голову и вновь продолжил изучать устройство корабля.

Корабль был большой, бохайцы строили его по своим древним технологиям, в основном, из дуба и ясеня. На доски для днища и бортов использовали лиственницу. У Бохая было всего пять таких кораблей, они все были не боевыми, а торговыми. Это государство было мирным. Бохайцы предпочитали торговать с Японией, с государством Сулла в Корее, с Китаем и даже с племенами, живущими на далёких островах.

Корабль был длиной около четырнадцати шагов, а шириной – пять шагов. Одна мачта с квадратным парусом обеспечивала кораблю достаточную мореходность, а в случае штиля или в иных непредвиденных обстоятельствах, по обоим бортам корабля были отверстия с уключинами, по семь штук, для вёсел.

Только на рассвете, когда солнце медленно вставало, оживляя своими лучами всё вокруг, вдруг подул легкий ветерок, усиливающийся после каждого порыва. Корабль двинулся вдоль береговой линии в бохайский порт Кёгу. Вскоре можно было окинуть взглядом родной берег: ближние зелёные и каменистые сопки и дальние, покрытые голубой дымкой. Казалось, что впереди раскинулось настоящее таёжное зелёное море.

Горы, долины, берег моря – всё медленно двинулось навстречу, приближаясь и становясь ясным и чётким. Путагу, сдерживая дыхание, с восторгом рассматривал открывающуюся картину: округлые сопки, изрезанные мысами и бухтами с золотыми песками на берегу. Океан размеренно катил свои бесконечные воды к белой ленте пенного прибоя. Юноша поднял глаза к небу и в благоговении вдохнул полной грудью воздух родной земли, наполненный запахами лета. В синеве неба медленно плыли лёгкие облака.

Путагу огляделся: за голубой лагуной тянулась равнина, упирающаяся в величественное нагромождение сопок. Внизу, в толще изумрудной воды, уже хорошо просматривалось морское дно: где между колеблющимися водорослями медленно скользили косяки какой-то рыбы, мерцали панцири мидий. Путагу с трудом оторвался от созерцания таинственного подводного царства.

У берегов залива виднелись маленькие лодки рыбаков, на мелководье несколько человек ловили серо-зелёных креветок, одновременно вешая на плечи гирлянды морской капусты. Тут же солили в деревянных чанах свежую рыбу. Путагу вспомнил, что это место ему было знакомо: когда-то в детстве он с отцом приезжал в порт. После шторма берег залива был усыпан трепангами, устрицами и крабами. Мальчику было очень весело собирать их вместе с рыбаками. Теперь этот берег показался ему немного другим, только так же пронзительно кричали чайки, когда судно входило в бухту.

Корабль в конце концов приблизился к длинному деревянному причалу. На берегу было несколько деревянных строений без окон – для хранения товаров. Возле них суетилось несколько человек с мешками, очевидно, это были торговцы, ожидавшие прихода корабля. Недалеко от берега, у подножия сопки, виднелось небольшое рыбацкое поселение. Пахло рыбой, пожухлыми водорослями, а для Путагу это был долгожданный запах родины.

Родная земля! Как много дней и ночей мечтал о ней маленький мальчик, а затем и повзрослевший юноша, ставший воином. В детской голове сохранилось мало воспоминаний, но чем дальше откладывалась встреча, тем величественней и необыкновенней казалась ему далёкая родина. Он не переставал любить эти сопки, покрытые непроходимыми зарослями. Сердце Путагу ликовало так, что никаким чувствам и словам неподвластно было выразить это. Трепещущее сердце всегда верило, что всё, чему научился в далёкой стране молодой воин, пригодится его земле, его народу. Путагу всегда чувствовал долг перед своей страной. Даже обучаясь боевому искусству самураев, он знал, что выбирает только это место на земле – Бохай, и готов был отдать за него свою жизнь. Юноша мог бы с помощью Сато примкнуть к любому уважаемому и богатому клану в Японии, но он этого не сделал. Своё служение самурая он твёрдо решил посвятить этой земле: жить и умереть в Бохае. Путагу проследил за силуэтом летящей куда-то вдаль птицы и мысленно послал весточку своему отцу. Как он хотел его увидеть! Бохайские моряки сообщили, что он жив и здоров и продолжает помогать Верховному правителю управлять делами казны.

Долгий отдых освежил моряков и разбудил голод, но главное – появилось непреодолимое желание пройти по земле, ощутив её твёрдость ногами, после зыбкой палубы. Не отходя далеко от причала, они пошли осматривать окрестности и вскоре вернулись с дарами тайги: один принёс пригоршню мясистого сладкого кишмиша, другой набрал несколько гроздьев сизого с дымчатым налётом винограда, третий на ходу щёлкал вкусные и сытные орехи, вышелушивая на ходу из кедровой шишки. Самураи, спутники Путагу, невозмутимо за всем этим наблюдали, не сходя с палубы. Юноша мог понять их излишнюю осторожность: это земля была чужой для них.