Kitabı oxu: «Дядя самых честных правил. Книга 6»
Глава 1 – Дочь
– Нехорошо получится, – Марья Алексевна окинула взглядом бальный зал и покачала головой, – если вы вдвоём уйдёте. Танечка пришла как моя компаньонка, так я её Лариной представила. Сам понимаешь, какой повод для слухов образуется.
Княгиня покосилась на меня.
– А знаешь, Костя, что-то на меня усталость навалилась. Стара я стала для светских развлечений. Пожалуй, пора домой ехать.
– Спасибо, Марья Алексевна, – я подал княгине руку, чтобы она опёрлась.
– Ерунда. Сегодня всё равно публика вялая, музыканты фальшивят. И шампанское, – княгиня наморщила нос, – кислятина кислятиной. Даже хорошо, что ты меня отсюда вытащил.
Мы с Марьей Алексевной двинулись к выходу. Я на ходу шепнул Кижу пару слов, что пора собираться домой. Мертвец кивнул и исчез в толпе – ему проще всего найти девушек и сообщить эту новость, не слишком для них радостную.
* * *
С бала мы возвращались раздельно. Я в карете Марьи Алексевны, а Киж с девушками в моём дормезе. Княгиня специально посадила меня к себе, чтобы поговорить без свидетелей.
– Зачем тебе в Петербург?
– Позвольте не отвечать, Марья Алексевна. Это не мой секрет, и раскрывать его я не вправе. А обманывать вас я не хочу.
Княгиня посмотрела на меня с иронией.
– Положим, обмануть меня ты вряд ли сможешь. Молод ты ещё, Костенька, такой старой перечнице врать. А насчёт секрета…
Она поманила пальцем, чтобы я наклонился к ней, и тихонько шепнула в ухо:
– Когда твой дядя приехал за ребёнком Лизаветы, девочку ему вынесла статс-дама, находившаяся при цесаревне. Догадываешься, кто это был?
– Эээ…
Печально улыбнувшись, Марья Алексевна вздохнула.
– Вот такое «э», Костенька. Танечка очень похожа на молодую Лизку, одно лицо, считай. Я как увидела, всё гадала, знаешь ли ты, кто она такая.
– Почему вы мне с самого начала не рассказали?
– Не хотела, чтобы ты лез в дурную историю. Хватит и того, что Василий Фёдорович от неё пострадал.
Я отстранился и откинулся на сиденье. Вот за это и не люблю я старые тайны – все вокруг знают о них, скрывают, а тебе приходится на ощупь в потёмках тыкаться. Если бы мне Ябедный архив не попался, а Марья Алексевна так и молчала, ни за что бы не узнал, кто такая Таня.
– Костенька, – княгиня взяла меня за руку и постаралась заглянуть в глаза, – скажи честно, зачем девочку хочешь в Петербург везти? Трон решил ей добыть?
– Господь с вами, Марья Алексевна! Я что, похож на самоубийцу?
– А для чего?
Пришла моя очередь вздохнуть. Я потёр пальцами глаза, собираясь с мыслями, и ответил.
– Вы же знаете, Марья Алексевна, мне пришлось осиротеть в раннем возрасте. Я почти не помню родителей и отдал бы многое, чтобы увидеть их. Вы сказали, что императрица может умереть, и я считаю правильным помочь встретиться дочке с матерью, пока не стало поздно.
– Костенька… – По лицу княгини было видно, что эта затея ей не нравится.
– Дослушайте, Марья Алексевна, – я выставил ладонь, прерывая. – Дядя совершил грех, не вернув ребёнка Елизавете. А коли я получил его наследство, мне и следует исправить ошибку. И главное: Татьяна должна вернуть украденное дворянское достоинство. Василий Фёдорович поступил против чести, превратив её в крепостную, и моя обязанность восстановить справедливость.
– Ты сильно рискуешь, Костя.
– Может быть, – я пожал плечами, – но это мой выбор. Так будет правильно, по совести и чести.
На долгие десять минут княгиня замолчала. Свет проплывавших за окном кареты фонарей падал ей на лицо, застывшее каменной маской. Плотно сжатые губы, глаза смотрят в пустоту, угольно-чёрная тень скрывает то одну, то другую половину лица. Словно сфинкс размышлял над новым ответом на древний вопрос.
А я сидел спокойно и улыбался. Год назад я остался жив только благодаря Тане. Если бы не девушка, волк, созданный Рокком, просто растерзал бы меня. Она не сомневалась ни секунды, когда бросилась на помощь. Без страха, без сомнений, без сожалений, с одним ножом на огромного зверя. И теперь пришло время ответить ей тем же, только вместо волка будет грозная императрица. Слова «делай что должно, и будь что будет» подходят к этому моменту как нельзя лучше.
– Обратись в Петербурге к Разумовскому, – наконец заговорила княгиня, – он порядочный человек и не откажет в помощи. Я напишу ему письмо и засвидетельствую твои слова.
– Марья Алексевна, вы и так в опале. Императрица может…
Княгиня неожиданно расхохоталась.
– Мальчик мой, – она похлопала меня по руке, – дальше Сибири всё равно не сошлют. Я уже слишком стара, чтобы бояться гнева Лизаветы. А вот сыграть в этой интриге очень соблазнительно.
Княгиня наклонилась ко мне и с усмешкой сказала:
– Езжай и не опасайся. Лизавета хоть и строга, но сердце у неё бабье, мягкое. А у меня есть к кому обратиться, чтобы подстелить тебе соломки. В крайнем случае, уедешь с Таней за границу и займёшься своими лошадьми там. Не ты первый, не ты последний.
Я кивнул, полностью с ней согласный. Киж выручит меня в случае ареста, а ускользнуть за границу не составит большого труда. А в одном старом склепе в Пруссии у меня припрятана кругленькая сумма. Так что в любом случае не пропаду. Но рассчитываю, что русская императрица тоже любит своих детей и всё задуманное получится.
* * *
Мы вернулись в особняк Марьи Алексевны самую малость позже полуночи. Едва вошли в дом, я отправил Кижа готовить дормез, а Таню отвёл в сторонку:
– Собирайся, мы с тобой уезжаем.
– Куда? – девушка удивлённо захлопала глазами.
– В Петербург, прямо сейчас. Я тебе по дороге всё объясню.
Таня кивнула и убежала в свою комнату.
– А я?!
Возглас Александры чуть не оглушил меня.
– Что?
– Я тоже хочу в Петербург!
– Александра…
– Почему с Таней, а не со мной? Чем она лучше?!
– Сударыня, успокойтесь.
– Я что, хуже, да?!
– Это деловая поездка, а не развлечение.
– Ну, так и возьмите меня! Или нас обеих! Почему такая несправедливость? Я ваша первая ученица, между прочим. Я к вам просилась, сама, а не как Таня!
– Александра, я повторяю: мы едем по делу. С вами оно никак не связано.
– Что это за дело такое? Ответьте!
– Вас, сударыня, это никак не касается.
Сашка подступила ко мне, глядя в глаза.
– Ах, не касается? Вот, значит, как? – она покраснела и сорвалась на крик: – Всё ей! Всё! Я что, не вижу, как она к вам ночами бегает? Может, я тоже хочу! А вы со мной как с дурой! Смотрите на меня как на куклу! Только учите и ничего больше!
– Саша, успокойся, – я схватил её за плечи, – ты переходишь все границы. В Петербург поедешь в следующий раз, а сейчас возьми себя в руки.
– Нет!
Она сбросила мои руки и топнула ногой.
– Хватит! Надоело! Больше не желаю у вас учиться! Я тоже поеду куда захочу!
Рыжая кинулась к двери.
– Александра, куда вы?
– Это вас не касается!
Она выскочила из комнаты, хлопнув дверью. Бобров, присутствовавший при этой безобразной сцене, отвёл глаза и сделал вид, что ничего не видел.
– Пётр, у меня к тебе просьба.
– Да?
– Будь добр, проследи за Александрой, чтобы она не наделала глупостей. Как успокоится, отвези её в Злобино.
– А может, пусть уж наделает глупостей? – Пётр скептически хмыкнул. – Будет ей уроком.
Я отрицательно покачал головой.
– Не стоит. Я её учитель и обязан её защитить, в том числе от неё самой.
– Хорошо, прослежу, – Бобров вздохнул. – А то ведь и правда натворит ерунды, будет перед её отцом неудобно.
Спрашивать, зачем я еду в Петербург, Бобров предусмотрительно не стал. Чувствовал, что ответа всё равно не получит.
* * *
В Злобино мы заехали уже под утро. Я заскочил в усадьбу на минуточку, только взять документы из Ябедного архива. Скажу, что эти доказательства обнаружились в бумагах дяди совсем недавно. А заодно захватил «громобои» и футляр с Нервным принцем – поскольку Талант у меня не проснулся, буду работать деланной магией. Мало ли какая ситуация может возникнуть в дороге и самой столице.
На выходе меня неожиданно перехватил Лукиан. Беззвучно появился на пути и взглядом припечатал на месте. Меня будто придавила пудовая гиря, а ноги налились тяжестью, так что я с трудом устоял.
– Стой, отрок.
Монах прищурился, разглядывая меня, пожевал губами и качнул головой.
– Зря едешь, – буркнул он. – Всё суета сует и томление духа. Но дело твоё, сам решай. На-ка вот.
Он протянул руку и вложил мне в ладонь маленький холщовый мешочек с верёвочкой.
– Надень на шею и не снимай.
– Что это?
– Мулетка, от дурного глаза.
Потеряв ко мне интерес, Лукиан развернулся и ушёл в столовую, даже не попрощавшись. Я махнул рукой и поспешил к дормезу. Ну его, всё равно ничего другого от вредного монаха не добиться. Но мешочек я всё-таки на шею надел. Магии в нём не чувствовалось, так что вреда не будет.
* * *
Таня ни о чём не спрашивала. Она мне полностью доверяла. Едем в Петербург? Отлично, значит, так надо. И никакого волнения и тревог – учитель и любовник знает, что делает. Я даже позавидовал такому настрою.
Но мне пришлось разбить её душевное спокойствие. Когда мы проехали Владимир, я достал бумаги из Ябедного архива.
– Таня, прочитай, пожалуйста.
Девушка взяла листки, придвинулась к окну, где было больше света, и стала разбираться в документах. Едва она прочитала первый листок, между её бровей пролегла глубокая морщина. Лицо стало серьёзным, а глаза бегали по строчкам с напряжённым вниманием.
– Константин Платонович, вы же не просто так показали мне это?
Я кивнул.
– Вы думаете, что девочка жива?
– Не думаю, точно знаю.
– Мы едем разыскивать бедняжку?
– Нет. Она уже нашлась.
Взяв ладонь девушки, я заглянул ей в глаза.
– Вот она, сидит передо мной.
Несколько секунд Таня поражённо молчала, задержав дыхание.
– Вы шутите, – выдохнула она.
– Ни в коем разе.
– Константин Платонович, этого не может быть!
– Может, Таня, может. Ты дочь Елизаветы Петровны и Алексея Шубина.
– Нет! Нет! Вы ошиблись, Константин Платонович! Вы пошутили, да? Скажите, что вы шутите!
– Нет, Танечка.
Я обнял девушку, увидев в голубых глазах слёзы.
– Тшшш… – я гладил её по голове, чувствуя, как рубашка на плече промокает от слёз. – Тихо, милая, тихо.
– Но как, – всхлипывала она, – как? Мне говорили, что мама умерла. Батя всегда косо смотрел, так я думала, из-за второй жены. Никогда даже по голове не погладил. А я его всё равно любила. Из усадьбы ему подарки передавала. А он и не отец вовсе. За что, Константин Платонович? В чём я виноватая?
– Ни в чём, Танечка, ни в чём.
Она прижалась ко мне ещё сильнее. Боковым зрением я увидел, как на нас смотрит Киж. Мертвец всю дорогу тихо сидел в углу, закрыв глаза и изображая мебель. Сейчас же он удивлённо выпучился на меня и беззвучно открывал рот, будто собирался что-то спросить. Я нахмурился и взглядом приказал ему и дальше не отсвечивать.
Таня отстранилась от меня.
– Куда мы едем, Константин Платонович?
– В Петербург. Попробуем рассказать о тебе императрице. Если этого хочешь ты, конечно.
– А…
– Ты можешь отказаться, и мы повернём обратно. Ничего не изменится, будем жить, как прежде, и никто не узнает. Я остаюсь твоим учителем и другом, чтобы ты не решила.
– Я… Мне надо подумать, Константин Платонович.
Таня думала почти до самого Петербурга. Мы останавливались на постоялых дворах, молча обедали и также молча продолжали путь. Киж перебрался на козлы к вознице, а я читал дневник Бернулли и ждал слова девушки.
– Я хочу увидеть маму, – наконец решила Таня, – очень хочу. Вы поможете мне, Константин Платонович?
– Конечно.
– Только, – она посмотрела мне прямо в глаза, – я не хочу уезжать. Не хочу оставаться в Петербурге. Я вернусь в Злобино и продолжу учиться деланной магии. Обещайте, что я останусь с вами. Обещайте, Константин Платонович, даже если моя мама будет против.
Я взял её руку, поднёс к губам и поцеловал кончики пальцев.
– Обещаю.
Глава 2 – Некрополис
Последнюю остановку перед столицей мы сделали на почтовой станции в деревеньке Тосна. Нам с Таней надо было позавтракать, а для Кижа имелось особое задание.
– Дмитрий Иванович, держи, – я выдал ему кошелёк с деньгами. – Возьми на станции лошадей и езжай в Петербург вперёд нас. Найди приличный доходный дом, где можно снять комнаты. Только такой, чтобы не на виду.
– Сохраняем инкогнито?
– Верно, стараемся не светиться.
– Сделаю, Константин Платонович. Вы тогда не торопитесь, а я вас встречу на заставе.
Соблюдать особенную конспирацию, гримироваться или ходить в маске было перебором. Но и явно афишировать своё присутствие в столице не следовало. Так, серединка на половинку – от Тайной канцелярии всё равно не скроешься, а случайным людям нас лучше не видеть.
Киж с заданием справился отлично и встретил нас на въезде в город. Но я не стал торопиться и сразу прятаться «в нору», а прежде показал Тане Петербург. Погода стояла на удивление отличная, и мы не торопясь прокатились по центральным улицам. Девушка буквально прилипла к окну дормеза и только ахала, расширенными от восторга глазами разглядывая диковинную архитектуру столицы и прогуливающуюся публику.
Уже под вечер мы приехали в тихий переулок, где Киж нашёл жильё. Мертвец не поскупился и снял целиком второй этаж симпатичного особняка. Десять комнат это, конечно, многовато, но я выбор одобрил – лишние соседи совершенно ни к чему.
Пока нам несли ужин, я написал записку и отдал Кижу.
– Ещё одно задание, Дмитрий Иванович. Помнишь Разумовского?
– К которому вы в Знаменку ездили? Высокий такой, с низким голосом.
– Он самый. Найди возможность с ним увидеться и передай записку лично в руки. И обязательно получи ответ, хотя бы на словах.
– Константин Платонович, а можно…
Киж выразительно посмотрел на меня.
– Карты, как всегда?
– Они, – мертвец виновато развёл руками. – Мне требуется отыграться после Мурома. Эти бессовестные жулики выгребли почти все деньги. А ещё дворяне называются!
– Сделаешь дело и можешь играть до утра. Но с рассветом чтобы был здесь как штык.
– Буду, не извольте сомневаться.
Киж поклонился и, как метеор, умчался исполнять поручение. Зная его, могу сказать точно – он найдёт Разумовского в самые короткие сроки, чтобы осталось больше времени на карты.
Таня после путешествия и экскурсии клевала носом, и я отправил её спать. Впрочем, и сам не стал долго засиживаться – полистал дневники Бернулли и лёг в постель. Только уснуть никак не выходилог: ворочался, пялился в тёмный потолок и не мог расслабиться. Близкая опасность будоражила кровь и требовала действовать, а не ждать. Но нельзя, нельзя! Надо работать аккуратно, выверяя каждый шаг.
– Константин Платонович. – Дверь в комнату скрипнула. – Вы не спите?
– Таня? Что-то случилось?
– Уснуть не получается.
Она приведением мелькнула по комнате и в следующий момент нырнула под одеяло. Прижалась ко мне и шепнула:
– Вдруг это последний раз? Нельзя упускать ни минуточки.
После этого нам стало совсем не до разговоров. И только когда часы в соседней комнате пробили три раза, Таня заснула, положив голову мне на плечо. Не знаю, как всё повернётся дальше, но своё обещание я твёрдо намерен выполнить.
* * *
Киж вернулся, едва мы закончили завтракать. Довольный, словно кот, обожравшийся сметаны, он церемонно раскланялся и сел за стол напротив меня.
– Выполнил ваше поручение в точности, Константин Платонович. Разумовский согласился встретиться. Сегодня после полудня он подъедет к Лазаревскому кладбищу.
– Спасибо, – кивнул я ему. – Поедем прямо сейчас, осмотрим место во избежание, так сказать.
Таню брать с собой не стали. Мало ли, как повернуться может, а рисковать девушкой я не желал. Захватив документы из Ябедного архива, погрузились в экипаж и покатились через весь город к Александро-Невскому монастырю.
– Разумовского я нашёл в Летнем дворце, – Киж взялся рассказывать подробности. – Он был у императрицы, но туда мне вход заказан – какая-то магия, вроде той, что была у Троекурова, помните? Уже за полночь Разумовский вышел от Елизаветы, и я его тут же перехватил без свидетелей в одном тёмном коридоре.
– Удивил его внезапным появлением?
Мертвец покачал головой.
– Очень спокойный господин оказался. Прищурился, оглядел меня с головы до ног и спросил: чего, говорит, тебе, упырь, надо? Я не сдержался, если честно. Вы, отвечаю, с дворянином разговариваете, не смейте оскорблять, сударь, честного заложного покойника.
– Надеюсь, драку не стал затевать?
– Не, – Киж дёрнул головой, – я же помню про дело. Он тоже не стал лезть в бутылку, только рассмеялся. Какой, говорит, гордый мертвец. Чего, мол, хочешь? Так я ему записку вашу отдал, сказал, что от Урусова Константина Платоновича. А он – я должен был сразу догадаться, кто тебя послал. Прочитал бумажку и назначил встречу. Напоследок только спросил: правда ли, что поднятые мертвецы крёстного знамения боятся? А я взял да и перекрестился, как положено. Я, говорю, при жизни крещёным был, чего бы мне веру после смерти менять.
– Ну и славно. Только интересно, как он тебя распознать смог?
Киж развёл руками.
– Чёрт его знает, Константин Платонович. Может, Талант у него особенный? Или амулет какой?
Я только покачал головой. Не прост, ох не прост Разумовский! Не зря неприметный казак столько лет стоит рядом с троном императрицы и получил графский титул. Подозреваю, это он приложил руку к защите от нежити на покоях императрицы.
– Приехали, Константин Платонович.
Экипаж остановился возле кованой ограды, за которой пряталось маленькое кладбище. Чуть дальше виднелась то ли часовня, то ли усыпальница. А ещё дальше, за мостом через реку, несколько церквей и монастырские здания.
– Вы чувствуете? – произнёс Киж тихим голосом. – Константин Платонович, что это?
Я моргнул, глянул на кладбище магическим зрением и закашлялся. Над Лазаревским кладбищем дрожал контур магической защиты. Тяжёлой, с эфирными нитями в руку толщиной, возвышающейся над деревьями громадным куполом. Кто-то могущественный не пожалел сил, создавая конструкцию на века. Вот только он не прятал кладбище от людей, наоборот, колдун защищался от мертвецов. Всем похороненным здесь навеки был закрыт путь в мир живых. Не было ни единого шанса ни поднять покойника на этом кладбище, ни самому мертвецу выбраться из могилы. Некрополь, обладающий собственной волей, крепко держал умерших в своих объятьях.
– Я не буду туда заходить, – буркнул Киж, – вдруг оно меня решит упокоить?
– Ты ему неинтересен, Дмитрий Иванович. Здесь лежат титаны, сподвижники Петра Великого. Можешь хоть сам в землю закопаться, некрополь даже не взглянет в твою сторону.
Киж недоверчиво сунулся за ограду. Прошёлся между могил, прогулялся из конца в конец и признал мою правоту. Некрополю было плевать на такую мелкую сошку, он ловил в свои путы исключительно крупную рыбу.
– Как думаете, Константин Платонович, зачем Пётр приказал поставить такую защиту? Боялся, чтобы его верных слуг не побеспокоили после смерти?
– Может, и так, а может, и нет. Поставить могли и после кончины Петра, чтобы никто не докопался до опасных тайн прошлого царствования.
Киж согласно кивнул.
– Тоже верно. Я, скажем, не прочь поговорить с некоторыми личностями, что здесь лежат. Эх, Константин Платонович, с вашим Талантом бы да написать историю государства Российского! Допросить участников да рассказать, как всё по правде было.
– Нет уж, уволь! – я рассмеялся. – Тогда меня прилюдно четвертуют как государственного преступника. У реальной истории очень неприглядный вид, и мало кто захочет узнать её.
Нашу беседу прервала карета, остановившаяся за оградой.
– А вот и Разумовский. Дмитрий Иванович, прогуляйся в сторонке, чтобы не смущать его.
Бессменный фаворит императрицы быстрым шагом подошёл ко мне и порывисто пожал руку.
– Добрый день, Константин Платонович. Честно говоря, не ожидал увидеть вас в Петербурге.
– День добрый, Алексей Григорьевич. Увы, обстоятельства заставили приехать. Прогуляемся?
Я указал рукой на аллею между надгробий.
– Только если недолго. У меня мало времени, Константин Платонович, так что переходите сразу к делу.
Было видно, что он немного не в духе из-за приглашения на разговор. Вполне понимаю: он нужен у постели больной императрицы, а тут я его отвлекаю непонятно с какой целью.
– Прочитайте, пожалуйста. Это не займёт много времени, – я протянул ему документы из Ябедного архива.
Разумовский хмыкнул, но бумаги взял. Поначалу он скользил взглядом по листу наискось, но когда уловил смысл, начал читать вдумчиво, хмурясь и периодически бросая на меня короткие взгляды.
– Я знаю эту историю, Константин Платонович, – он закончил чтение, но не спешил вернуть бумаги. – Елизавета Петровна рассказывала, хотя и без некоторых подробностей. Зачем вы показываете их мне?
– Прочтите последний лист ещё раз.
С раздражением Разумовский заглянул в бумагу и пробежал страницу глазами.
– Девочку не убили, Алексей Григорьевич, – я подвёл итог за него, – мой дядя Василий Фёдорович вывез и спрятал её.
– Вот как? – фаворит удивлённо посмотрел на меня.
– Прочтите ещё это, – я протянул ему письмо Марьи Алексевны, – свидетельство княгини Долгоруковой в пользу моих слов.
Он вырвал у меня из рук лист бумаги и незамедлительно развернул.
– И вы знаете, где она? Дочь Елизаветы? Отвечайте.
– Знаю. Она здесь, в Петербурге. Я привёз её, чтобы она увиделась со своей матерью.
Подступив почти вплотную, Разумовский спрятал бумаги в обшлаг рукава и взял меня за пуговицу на камзоле.
– Константин Платонович, вы понимаете, что если это обман, то самый дальний сибирский острог покажется вам раем?
– Прекрасно понимаю, Алексей Григорьевич. Но, как дворянин, я был обязан привести девушку и попытаться восстановить справедливость. Даже если я ошибся и поплачусь за это.
– Если вы действительно правы и всё подтвердится, чего вы хотите в награду?
– Вы не поверите, Алексей Григорьевич, но ничего.
На пару секунд Разумовский завис, продолжая теребить пуговицу.
– Эээ…
– Я взял девушку в ученицы по деланной магии, не зная о её происхождении. Как учитель, я отвечаю за неё и обязан позаботиться. И за это мне не нужны ордена, деньги и титулы.
Нитки не выдержали, и пуговица оторвалась, оставшись в пальцах у Разумовского. Он смутился такому обороту дел, закашлялся и отступил на шаг.
– Простите, Константин Платонович, я немного разнервничался.
Он отдал мне пуговицу и потёр лицо ладонью.
– Всё это слишком неожиданно свалилось на меня. Да ещё так не вовремя!
– Понимаю, сочувствую, но я в ещё худшем положении. Если уж вы грозите мне острогом, то даже боюсь думать, что скажет императрица.
– По-разному может выйти, – буркнул Разумовский, – зависит от… Впрочем, неважно. Сейчас, я должен увидеть девушку собственными глазами. Где она?
– Я отвезу вас. И увидите, и поговорите.
– Тогда едем прямо сейчас.
Махнув Кижу, чтобы догонял нас, я повёл Разумовского к дормезу.
– Скажите, Константин Платонович, а почему вы обратились именно ко мне?
– Всё просто, Алексей Григорьевич. Вы долгие годы находитесь подле императрицы. Полагаю, это не просто так? – я позволил себе улыбнуться. – И, обращаясь к вам, я надеялся на маленькое чудо. Что вы блюдёте интересы Елизаветы Петровны выше, чем чьи-либо ещё.
Разумовский кивнул.
– Вы обратились по адресу, Константин Платонович. Её интересы я ставлю даже выше своих и особенно выше личных симпатий.
– Это именно то, что мне было нужно.
Я поклонился и распахнул перед ним дверь дормеза.