Kitabı oxu: «Лицедей понарошку: Люди-маски», səhifə 3

До того как на него обрушились несчастья, Поликарпов-старший считал себя неуязвимой крепостью, способной противостоять любым испытаниям – политическим бурям, экономическим потрясениям, природным катаклизмам. Его ахиллесовой пятой была безграничная, всепоглощающая любовь к семье – та слабость, что делала его одновременно и самым счастливым, и самым уязвимым человеком.

И вот, когда судьба нанесла свой жестокий удар, когда время, казалось, застыло в мучительном оцепенении, а мир вокруг погрузился во тьму, Дмитрий Михайлович решился на отчаянный шаг. В своей безумной попытке переиграть прошлое он решился пойти на сделку с совестью – найти и подкупить человека, поразительно похожего на их сына Павла, чтобы подарить умирающей жене хотя бы иллюзию надежды, пусть даже ценой собственного морального падения.

В этой последней схватке с судьбой Дмитрий Михайлович положил на чашу весов все свое состояние, всю построенную им империю, собственную честь – лишь бы вернуть любимой Ие не просто веру в будущее, но и желание жить.

Глава 6. Иллюзии семейного счастья

Сама по себе эта идея вызвала у Ольги настоящий внутренний протест. Несмотря на сложные отношения с мужем, она с особым чувством достоинства носила фамилию Павла, будучи признанной представительницей «императорского дома» Поликарповых. В их кругу молодая женщина привыкла чувствовать себя настоящей принцессой, и такое предложение казалось ей недопустимым оскорблением ее гордости и достоинства.

Несколько мгновений Ольга пребывала в замешательстве, пытаясь подобрать подходящие слова для ответа свекру. В глубине души она осознавала, что ее брак с Павлом – результат тщательно продуманных планов ее отца-префекта, который стремился обеспечить дочери блестящее будущее.

Хотя этот союз дал ей статус в обществе, Ольга так и не смогла полюбить своего мужа. Мысль о детях от него вызывала у нее лишь отторжение, несмотря на постоянные напоминания родителей Павла о важности продолжения рода и ожиданиях внуков. Каждый семейный ужин превращался в мучительную пытку, когда пожилая чета Поликарповых заводила разговор о наследниках, а Ольга притворялась, что не замечает их красноречивых взглядов и многозначительных намеков.

Судьбоносный поворот навсегда освободил ее от бремени попыток забеременеть от мужа.

– Я лучше вымажусь дерьмом, чем позволю тебе прикоснуться ко мне! – заявила она однажды Павлу.

Ольга так и не смогла простить Павлу его постыдную слабость, которая привела ее в объятия Егора Климова.

Этот человек, прозванный в кулуарах империи «инквизитором» за свой расчетливый ум и безжалостность, обладал взглядом, холодным как лед. Ольга не хотела признаваться даже себе, что ее притягивает его властная натура, которая порой проявлялась в пугающей грубости. Именно эта первобытная сила заставляла ее чувствовать себя настоящей женщиной, растворяя в себе все противоречия.

Единственным по-настоящему неприятным аспектом личности Егора было его странное увлечение индийской культурой, которое проявилось после поездки в Калькутту, где «ADM Групп» открывала новое представительство. Впечатления от этой страны навсегда изменили его: он покрыл всю спину красочным изображением многорукой богини смерти Кали, создав на своем теле своеобразный живой пантеон индуистской мифологии, а на запястье левой руки, почти у самой ладони, нанес ее имя на санскрите.

Даже Дмитрий Михайлович, казалось, не придал особого значения странному увлечению своего начальника службы безопасности. Когда речь зашла о поклонении индийским божествам, президент холдинга проявил неожиданную терпимость. Его, видимо, успокоило объяснение, что Кали – одно из самых загадочных божеств в индуистском пантеоне – символизирует не что иное, как борьбу со злом и невежеством и поддержание мирового порядка.

Эта философская концепция удивительным образом сочеталась с должностными обязанностями начальника службы безопасности. Егор Климов, возглавлявший СБ холдинга, имел практически неограниченный доступ ко всем подразделениям компании. Такое положение было бы немыслимо, если бы президент «ADM Групп» не доверял ему безоговорочно. Все особо важные поручения и все деликатные вопросы Дмитрий Михайлович обсуждал исключительно с Егором, что говорило о высочайшем уровне доверия между ними.

Постоянное присутствие Климова в семейном окружении Поликарповых создавало идеальные условия для тайных встреч Ольги. Она могла встречаться с любовником, не опасаясь разоблачения: казалось, никто не подозревал об их связи. Но так ли это на самом деле?

Ольга терзалась сомнениями. Действительно ли ей удавалось сохранять их отношения в тайне, или проницательные члены семьи уже что-то подозревали? Возможно, ее интуиция впервые подвела ее, и весь этот невероятный план с подменой сына и мужа придуман не просто так?

Дмитрий Михайлович, безусловно, проявлял невероятную заботу о своей умирающей жене, пытаясь всеми способами продлить ей жизнь. Но насколько оправданно столь радикальное решение? Может быть, его врожденная интеллигентность и благородство не позволяли ему прибегнуть к прямому разоблачению? Возможно, еще до трагических событий с сыном, он придумал этот хитроумный план, чтобы деликатно вывести сноху на чистую воду.

Ольга замерла, чувствуя, как внутри закипает протест. Мысль о том, чтобы притворяться женой совершенно незнакомого человека, вызывала у нее почти физическую боль. Возразить? Но каждый нерв в ее теле кричал о последствиях: один неверный жест, одно неосторожное слово – и все, чего она достигла, могло рухнуть, как карточный домик.

В силах Дмитрия Михайловича в одно мгновение разрушить ее положение. Как совладелица крупного пакета акций, Ольга привыкла чувствовать себя уверенно, но сейчас ее власть казалась хрупкой, как стекло. Нежелание притворяться женой незнакомца могло стоить ей не только денег и репутации, но и уважения в деловом мире.

Сдавленный вздох вырвался из ее груди, когда молодая женщина, чувствуя, как подкашиваются ноги, рухнула в ближайшее кресло. Ее пальцы судорожно вцепились в подлокотники, а в голове проносились мысли о том, во что ей пришлось ввязаться. Но отступать уже поздно: под угрозой ее положение в компании, которую она считала почти родной. Поэтому лучшее решение сейчас – промолчать, ведь молчание – это целая стратегия выживания в мире больших денег и жестких решений. И пусть внутри все протестует против такого притворства, ей придется подчиниться и отыграть свою роль до конца.

Антонина пребывала в таком напряжении, что от неожиданности вздрогнула, когда Дмитрий Михайлович обратился к ней с вопросом:

– Что ты думаешь по этому поводу?

– Даже не знаю, Димочка, – она покачала головой. – Я в полном шоке. Ты всегда отличался здравым смыслом и рассудительностью, принимал взвешенные решения. Если ты считаешь, что это поможет Иечке…

– Это поможет моей жене? – Дмитрий Михайлович посмотрел на Миккеля Хансена.

Австриец отреагировал на все происходящее с присущим ему профессиональным хладнокровием:

– Нам всем известно, каково состояние здоровья госпожи Ии, – он говорил с сильным акцентом, но правильно, будто смакуя каждое слово. – После химиотерапии ее самочувствие еще очень и очень нестабильно. Это обусловлено не только возрастом, но и тяжестью заболевания. Она, естественно, испытывает сильное переживание, и это сказывается на ее здоровье. Хотя госпожа старается не подавать виду. Ее эмоциональный фон должен оставаться спокойным, без всплесков и бурных переживаний. Разумеется, положительные эмоции помогут ей справиться со слабостью, а нервно-психическое истощение, напротив, усугубит ее состояние. Поэтому я убежден, что оптимистичный взгляд на жизнь и позитивные эмоции, безусловно, имеют для нее жизненно важное значение. И это просто замечательно, что есть возможность оградить ее от потрясения. Иногда я позволяю госпоже Ие сыграть на рояле ее любимую симфонию Бетховена. Это придает ей сил и наполняет позитивными эмоциями.

– Ия очень любит Пятую симфонию, – проговорил Дмитрий Михайлович. – Эта мелодия духовно связывает мою жену с Павлом: еще в детстве он обучился игре на фортепиано, чтобы однажды порадовать мать и подарить ей эту симфонию Бетховена в собственном исполнении. Играл немного грубо и неизящно, часто фальшивил, но это было превосходно!

– Мой мальчик! – всхлипнула Антонина. – Я хорошо помню этот день!

– Мне очень жаль вашего сына, господин Поликарпов, – продолжал врач, – и я выражаю вам искренние соболезнования. Но простите меня за откровенность: живые думают о живых. Мне удалось убедить госпожу Ию в том, что после химиотерапии она сможет прожить еще много-много лет. Такие случаи редки, но не являются исключением. По крайней мере, госпожа Ия искренне поверила в это. И, вероятно, нам не следует заставлять ее думать по-другому. Мне она как сестра, – при этих словах австриец потупил взгляд. – Родная, – добавил почти шепотом, потом справился с волнением и произнес уверенным голосом:

– Но я не гарантирую, что после известия о гибели вашего сына она справится с психоэмоциональным стрессом, который может…

– Вы правы, Миккель, – перебил его Дмитрий Михайлович, – и я еще раз убедился, что принял верное решение.

– Полностью поддерживаю тебя, – Антонина тщетно старалась справиться со слезами. – Я согласна и помогу тебе, чем смогу.

– А я нет! – вдруг произнесла Ольга, чьи слезы, напротив, высохли. – Кто-нибудь вообще понимает, о чем говорит? Нас всех обвинят в обмане!

Антонина Корф укоризненно взглянула на нее, и Ольга опомнилась, взяла себя в руки:

– Я тоже хочу, чтобы Ия Филипповна выздоровела, но ведь это невозможно! Кто-нибудь из вас представил хотя бы на мгновение, какие чувства должна буду испытывать я, изображая супружескую идиллию с человеком, которого в глаза никогда не видела? Мой муж погиб, и кто бы ни пришел вместо него, – он не будет Павлом! Какие бы деньги мы ни предложили этому лицедею, он будет обманывать больную женщину, потерявшую сына! Зачем это делать? Сможем ли мы простить себя после этого? Конечно, нам удастся скрыть от нее правду, но только на какое-то время, потому что Ия Филипповна прежде всего мать, и она почувствует подвох. В любом случае, я категорически против этого эксперимента, даже если получится найти человека, похожего на Павла.

– В жизни мне много раз приходилось рисковать и экспериментировать, – сказал Дмитрий Михайлович. – И всегда мне помогала в этом Ия. Впервые я готов принять решение без нее. Ради нее.

– Мы не хотим обманывать Иечку, – прошептала госпожа Корф, – мы лишь хотим отсрочить тот миг, когда она покинет нас. Это разные вещи, Олечка.

– Я не хочу этого!

– Человека, похожего на твоего мужа и моего племянника, можно попытаться найти, – неуверенным голосом сказала Антонина.

– Боже мой, как и где?

– Для этого и существуют специальные службы, которые могут отыскать иголку в стоге сена и сделают это со скоростью света.

Ольга замерла, бросив на Антонину испуганный взгляд. Неужели эта жертва пластической хирургии с лицом манекена после бесчисленных подтяжек намекает на Егора и на ее отношения с ним? Ольга напряглась, приготовилась к атаке.

Однако Антонина Корф и мысли не допускала об интрижке своей невестки и, многозначительно улыбнувшись, продолжала:

– Много лет мой бывший муж, небезызвестный вам генерал-полковник юстиции Юрий Петрович, добивается моего прощения. Ради Иечки я готова встретиться с ним, если он наконец вспомнит, для чего протирает штаны в кресле замдиректора ФСБ.

Ольга вздохнула с облегчением, а Дмитрий Михайлович благодарно обнял сестру.

– Это замечательная идея, – прошептал он. – Спасибо, Тоня. Я знаю, как тебе будет тяжело вернуться к общению с Юрием.

– Ничего, – ответила госпожа Корф, вздохнув с обреченным видом, – я справлюсь.

– Безумие! – проговорила Ольга, уже не страшась ни последствий своих слов, ни реакции на них свекра. – Ия Филипповна – больная, но здравомыслящая женщина…

Доктор Хансен громко и продолжительно закашлял, стараясь заглушить ее слова.

– …и она не заслуживает, чтобы последние дни, отпущенные ей Богом, превратились в какой-то сумасшедший театр абсурда!

– Здесь, кажется, говорят обо мне? – донесся сверху мягкий женский голос.

Все разом посмотрели наверх.

С лестничной площадки на них, улыбаясь, смотрела Ия Филипповна.

Глава 7. Возвращение императрицы

Появление Ии Филипповны произвело на всех ошеломляющий эффект, как в знаменитой гоголевской пьесе.

Никто не ожидал увидеть ее сейчас. После возвращения из Мюнстера она практически не вставала с постели. Однако, несмотря на недуг, всегда выглядела изысканно и сохранила свой неповторимый стиль: шелковые или атласные халаты заменили ей модные наряды, а изящные тюрбаны с выбившейся на плечо пшеничной прядью шиньона маскировали печальные последствия химиотерапии.

За спиной хозяйки смущенно мялась горничная Тильда – темноволосая девушка австрийского происхождения с русскими корнями. Она уже несколько лет верно служила Ие Филипповне, проявляя к ней поистине дочернюю заботу. Тильда получила образование медицинской сестры, и ее профессиональная жизнь удивительным образом пересеклась с Миккелем Хансеном. Они познакомились еще до того, как врач приехал в Россию. Под его руководством девушка проходила практику в клинике Вестфальского университета, где приобрела бесценный опыт и глубокие знания в области медицины.

Тильда энергично жестикулировала и, судя по всему, пыталась оправдаться за что-то.

А рядом с Ией Филипповной крутился сфинкс. Кот преданно терся о ее ноги, будто тоже испытывал вину за то, что не уследил за хозяйкой и позволил ей покинуть спальню.

– Ия, дорогая! – воскликнул Дмитрий Михайлович. – Тебе нужно беречь силы!

– Я услышала знакомые голоса и не удержалась от соблазна увидеть вас. Мне так не хватает общения со всеми вами.

«Дьявольщина! – промелькнуло в голове Поликарпова. – Если Ия услышала хоть слово из нашего разговора, ее сердце может остановиться прежде, чем мы успеем ей помочь. Старый осел! Нужно было всем перейти в кабинет, там бы она нас не услышала».

– О-о, – простонала Антонина, мучительно соображая, как поддержать брата и достойно выпутаться из ситуации. – Мы тоже очень рады видеть тебя, Иечка, просто… не отважились без позволения твоего лечащего врача беспокоить тебя. А он категорически настаивал на том, чтобы мы повременили со своим визитом! – и госпожа Корф выразительно посмотрела на Миккеля Хансена.

На лице австрийца не дрогнул ни один мускул, будто речь шла не о нем и его вообще не существовало в этой гостиной.

– Я помогу тебе вернуться в постель, – Дмитрий Михайлович решительным шагом направился к жене, но Ия Филипповна жестом остановила его.

– Нет-нет, я чувствую себя хорошо и хочу присоединиться к вам, – сказала она. – Tilda, Schatz, gib mir deine Hand und hilf mir, runterzukommen².

– Хансен! – напустилась на врача Антонина, возмущенная его отступничеством. – Скажите же что-нибудь! Ведь вы сами прописали Иечке постельный режим.

Австриец взглянул на Ию Филипповну и ответил с убийственной невозмутимостью:

– Госпоже Ие позволительно иногда покидать постель, но не более чем на час. Слишком продолжительные прогулки могут ослабить ее.

– Danke, Mikkel³, – поблагодарила его императрица и оперлась на руку горничной.

Дмитрий Михайлович в одно мгновение оказался рядом с женой и помог ей спуститься в гостиную. Вместе с ней в гостиную ворвался аромат дорогих духов.

– Какое счастье видеть вас, – Ия Филипповна опустилась на диван и с улыбкой обратилась к снохе:

– Оленька, а Паша еще в командировке?

Ольга побледнела. Ей было невыносимо лгать женщине, которая приложила столько усилий, чтобы она стала настоящей бизнес-леди, женщине, единственной из всех родственников Павла, отнесшейся к ней с пониманием и желанием поддерживать теплые отношения, несмотря на присущую Ольге холодность.

Молодая женщина взглянула сначала на свекра, а затем на тетю мужа. Они оба насторожились, как заговорщики перед разоблачением. Внутри нее все сжалось от чувства брезгливости к самой себе, но она попыталась сохранить спокойствие и даже выдавила улыбку.

– Да, – проговорила Ольга негромко и отвела взгляд от свекрови.

В разговор подключилась Антонина, обеспокоенная поведением молодой женщины:

– Мы все такие занятые, что ни у кого не хватает времени встретиться вот так, по-семейному. А здесь, в Сколково, так замечательно! Я сама на днях планировала навестить тебя, Иечка. А тут Димочка позвонил, предложил встретиться. Ну, я и говорю: давай, мол, у тебя дома. А почему именно здесь? – Антонина запуталась и на ходу придумывала версию визита. – Да потому, что это любимое гнездышко моей любимой Иечки. Ведь – о господи! – скоро твой день рождения, и мы хотели тайком от тебя обсудить, как его отпраздновать…

Вздох Миккеля Хансена привлек ее внимание, но не сбил с мысли, которую с ходу удалось так ловко развить:

– Вот и Хансена попросили задержаться, чтобы решить с ним, каким блюдом тебя можно побаловать! – Антонина весело рассмеялась, чрезвычайно довольная своей находчивостью. – Ведь я люблю все остренькое, поэтому из меня никудышный составитель праздничного меню – все, как драконы, только и будут полыхать огнем от моих пряностей! Но свои фирменные трюфели – любимые Иечкины – приготовлю непременно!

– Да, – с удовольствием поддержал Дмитрий Михайлович, гладя руки жены, которая внимательно слушала свою золовку. – Мы не хотели тебя беспокоить. Хотя все мечтали повидаться с тобой еще до дня твоего рождения.

– Но доктор Хансен позволяет навестить тебя только Димочке, – вставила Антонина и снова многозначительно посмотрела на австрийца. – Он твой настоящий ангел-хранитель, Иечка!

– Мой день рождения? – улыбнулась Ия Филипповна, с благодарностью взглянув на мужа. – Но он у меня еще не скоро.

Антонина замолчала, исчерпав весь арсенал фантазии.

Дмитрий Михайлович поцеловал жену в щеку:

– Тоня права: мы собрались здесь именно за этим. И действительно хотели все провернуть без твоего ведома. А ты, как всегда, все держишь под контролем. Даже умудрилась подслушать нас. Наверное, теперь ты в курсе всех наших планов, и наш сюрприз не удастся. Ты же слышала, о чем мы здесь разговаривали? Ведь слышала, правда?

Все внимательно посмотрели на пожилую женщину. Каждый мысленно молил Всевышнего, чтобы она действительно ничего не слышала, и Ия Филипповна не разочаровала их.

– К сожалению, нет, – ответила она. – Я только услышала знакомые голоса и очень обрадовалась. Подумала, что и Паша тоже здесь – раньше вернулся из Пятигорска.

– Павла с нами нет! – воскликнула Ольга, взволнованно поднимаясь со своего места.

Эта реплика обрушилась на всех, словно удар грома. Все затаили дыхание, раздавленные предательством молодой женщины. Кроме Ии Филипповны, которая смотрела на нее с надеждой:

– Мой сын еще в командировке, он задерживается?

– Ольга! – окликнул сноху Поликарпов, чтобы та одумалась.

– Нет, – Ольга в упор посмотрела на свекровь, которая тоже не спускала с нее пристального взгляда. – Ваш сын… мой муж…

Она осеклась, подавленная видом пожилой женщины. Ия по-прежнему улыбалась, но взгляд ее увлажнившихся глаз обжег Ольгу изнутри. Имеет ли она моральное право сообщать матери о смерти сына? Не слишком ли велика ответственность, которую она намеревалась взвалить на себя?

– …еще в командировке, – неожиданно для всех закончила Ольга свою мысль и, переглянувшись со свекром, добавила:

– Когда Павел вернется, мы обязательно приедем погостить в вашем доме.

– Спасибо, Оленька, – Ия Филипповна с чувством признательности протянула снохе руку.

Ольга приблизилась и осторожно пожала ее пальцы – холодные и сухие, с тонкой белой кожей, на которой виднелась сеточка прожилок. Сердце молодой женщины сжалось от боли, и она с трудом произнесла:

– Я первая сообщу вам, когда Павел вернется, и мы приедем вместе.

– Милая моя, я с нетерпением буду ждать звонка. Правда, Миккель запретил мне пользоваться телефоном. С сегодняшнего дня! – Ия Филипповна укоризненно взглянула на австрийца. – Считает, что излучение сотовой связи мне вредно, а стационарный отвлекает без толку.

– Сейчас ваши телефоны почти молчат, госпожа Ия, – оправдывающимся тоном сказал Миккель Хансен.

Ия Филипповна тяжело вздохнула и задумчиво покачала головой. Когда-то ее социальный круг по-настоящему впечатлял: влиятельные деловые партнеры, многочисленные знакомые и те, кого она считала друзьями. Особенно ярко это проявилось в первые дни после того, как стало известно о ее болезни – телефон не умолкал ни на минуту от звонков и сообщений в мессенджерах.

Однако вскоре поток общения стал настолько интенсивным, что ей пришлось временно отключить телефон, чтобы сосредоточиться на лечении. Со временем звонки начали сходить на нет, а после переезда в Сколково практически прекратились: одни, возможно, руководствовались тактичностью и не хотели беспокоить больного человека, другие, вероятно, сочли, что общение с тяжелобольной женщиной больше не вписывается в их социальный график.

Но Ия Филипповна не испытывала ни обиды, ни разочарования. Она нашла утешение в обществе тех, кто действительно был ей дорог – родных и близких людей. Их искренняя забота и внимание с лихвой компенсировали отсутствие многочисленных друзей, которые в трудную минуту оказались лишь поверхностными знакомыми, а не настоящими друзьями. В окружении любящих людей она чувствовала себя защищенной и по-настоящему понятой, что оказалось гораздо важнее пустых слов и показного сочувствия.

Все, кроме нее, знали, что телефонную связь удалили из комнаты по распоряжению Дмитрия Михайловича. Он опасался злопыхателей. Контролировать ситуацию, естественно, поручил лечащему врачу. Миккель Хансен с момента возвращения Поликарповых из клиники Вестфальского университета практически не покидал особняк. Только изредка он ненадолго отлучался, чтобы навестить свою больную мать, проживавшую поблизости, в гостевом домике на берегу Сетуни.

– Не переживайте, – ободрила ее Ольга, – я найду способ дозвониться.

Ия Филипповна хотела что-то ответить, но запнулась, прислушиваясь к своим ощущениям. Потом оперлась на руку мужа и взглядом взмолилась о помощи.

– Миккель! – закричал Дмитрий Михайлович.

Врач уже стоял рядом, внимательно изучая состояние своей пациентки.

– Ничего-ничего, госпожа Ия просто устала, ей необходимо вернуться в постель. Менее чем через час нужно готовиться к приему лекарств и уколу.

Ия Филипповна еще раз с благодарностью посмотрела на невестку и в сопровождении мужа, врача и горничной удалилась к себе.

Оставшись с Ольгой наедине, Антонина восхищенно произнесла:

– Прости меня, милая, я, кажется, недооценивала тебя.

– Пропустим по стаканчику? – молодая женщина подошла к бару и достала бутылку мартини.

– Ой, не знаю – я за рулем.

– Я тоже.

И выпили.

– Ужасный день, – сказала госпожа Корф, – но ты действительно произвела на меня впечатление, Олечка.

Похожим комплиментом наградил сноху и Дмитрий Михайлович, когда спустя четверть часа вернулся в гостиную.

Ольга как будто пропустила мимо ушей слова свекра, налила себе еще мартини и, прежде чем выпить, сказала ему:

– На опознание я хочу поехать с вами.

А потом спросила:

– Как скоро вам удастся разыскать человека, похожего на моего мужа?

– Надеюсь, что очень скоро. В ФСБ работают толковые ребята, – он недвусмысленно взглянул на сестру.

– Разумеется, – ответила Антонина. – Утром я постараюсь встретиться с Юрием Петровичем и уговорить его начать действовать без промедления. Насколько я помню, у него связи со службой нелегальной разведки президента – сообща они уложатся в сутки. А может, и раньше. Мне нужна будет фотография Павлика, а то в моих альбомах он в основном еще ребенок или юноша.

– Альбом с фотографиями в моем кабинете, я попросил Тильду незаметно вынести его из комнаты Ии. Всеми вопросами организации похорон я займусь сам.

– Из командировки Павел должен был вернуться через три дня, – сказала Ольга. – Так что к этому сроку Ия Филипповна будет ждать моего звонка, а мы должны будем подготовить лицедея к представлению.

– Боже мой! – прошептала Антонина. Ей сделалось страшно при мысли, что эксперимент может провалиться и все они будут с позором разоблачены императрицей. – Что будет с Иечкой, если…

– Поздно думать об этом! – решительным тоном оборвала ее молодая женщина.

– Верно, – поддержал сноху Дмитрий Михайлович. – Теперь нельзя идти на попятную.

Ольга внимательно посмотрела на Поликарпова:

– У меня два условия, при которых я всецело поддержу вашу авантюру.

– Согласен безоговорочно, – Дмитрий Михайлович сосредоточенно сощурился, ощутив ни с чем не сравнимый запах алчности. Он уже не раз убеждался, какие крепкие зубы у этой хищницы: смертельной хваткой она вгрызается в добычу и ни за что не отпустит, даже ценой собственной жизни.

– Первое: ко мне автоматически переходит право владения акциями Павла.

– А второе?

– Я получаю единоличную власть над нашим лицедеем.