Kitabı oxu: «Пантеон великих. – Ты кто? – А ты?»

Александр Палмер

Şrift:

Дизайнер обложки Александр Полуэктов

ISBN 978-5-0051-1720-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ЭПИзопРОЗА

ЭПИЗОД ПЕРВЫЙ

Я, Одинокий Гений
(по мотивам Д. Хармса)

. – I —

Трудно иногда сознавать себя гением. Особенно если тебя не признали гением при жизни. Мне проще. То, что я гений, известно всем окружающим.

Я, правда, человек хорошего и скромного воспитания, и прошу их не восхищаться мной все время.

Но вот это уже труднее. Это уже не всегда удается.

Многие, кого я встречал на жизненном пути, не могли удержаться от преклонения передо мной. Мой мощный ум и моя проницательность позволяют быть мне на вершине и оттуда видеть насквозь все явления и их первопричины.

В те времена, когда во мне играли страсти, я был женат. Но и тогда кипение страстей я легко подвергал анализу своего изощренного мозга. Жена из-за этого часто трепетала передо мной. Она была художник, ездила в Италию и любила колбасу, но колоссальность моего ума совершенно подавляла ее.

Ей трудно было излагать свои мысли, даже если я просто смотрел на нее.

Вначале она еще могла говорить, но потом скоро начинала икать. Со временем ее способность говорить в присутствии моей подавляющей харизмы совершенно улетучилась, и она начинала икать лишь завидев меня или даже просто заслышав мои шаги.

Потом она всё-таки отучилась икать, и ее опять увезли в Италию.

В перерывах между иканием у нас появился сын. Он вырос романтическим и идеалистически настроенным юношей. Такие восторженные молодые люди часто рождаются у гениев. Хотя бывает и наоборот. То есть я хотел сказать словом «наоборот» не то, что я не гений, а что не рождаются восторженные, то есть, тьфу, рождаются не восторженные. Ну, в общем, вы поняли. Ясность моего ума и стройность изложения мысли всегда покоряли окружающих, я всегда всех переспаривал, то есть переспоривал – короче, всех мог переспорить.

С сыном мы тоже часто спорили. Он – с восторгом, я – с мудростью:

– Сын, – говорил я ему веско и с отеческой лаской, – как я могу много работать, если мне мало платят?

– Папа, – отвечал он, с восторгом глядя на меня, – так ты попробуй работать больше и лучше, может, тебе и платить будут больше.

Какой идеализм и наивность! Какое незнание жизни! Впрочем, поскольку это мой сын, это простительно и очень мило.

Я и сам в его годы был романтичен и рыцарствен. Я был настолько рыцарственный, что даже не отбирал денег у ленинградских старушек.

Во времена моей юности ленинградские старушки водились в изобилии. Практически в каждом подъезде можно было обнаружить не менее десяти таких старушек. Они во множестве передвигались по улицам, посещали булочные и занимали удобные места под деревьями в парках.

Мы с моим товарищем никогда не отбирали денег у ленинградских старушек – мы тихо подкрадывались к ним сзади каким-нибудь ранним и темным осенним вечером и говорили им в ухо: «Ой»

Некоторые представители вида после этого быстро семенили прочь, другие замирали в неподвижности и оцепенении.

Как вы можете видеть, тонкое чувство юмора было присуще мне с детских лет. С годами оно только усилилось и стало еще тоньше.

В зрелые годы мое чувство юмора особо ценил Ломаевский. Он был тоже художник и хорошо пел фальцетом. Я часто захаживал к нему в мастерскую. Он с радостью отрезал мне кружок колбасы, ставил банку горчицы на стол, и приготовлялся слушать меня.

Когда же съев колбасу, я что-нибудь изрекал, он отворачивался и, потрясенный, молчал так несколько минут.

Вот до чего может довести человека мудрое слово!

С годами Ломаевский стал хуже петь фальцетом, и я стал реже посещать его.

Когда же он купил пылесос и два чемодана, мои визиты прекратились совсем.

. – II —

Вообще, я нахожу, что многие художники восхищались мной. Видимо, потому, что я творческий гений. Взять того же Худюка. Когда я был у него в гостях в Воронеже, или в Белгороде… а может, и в Севастополе – этого я точно не помню, я думаю творческий гений не обязан помнить все свои перемещения – он порой говаривал мне :

– Александр, что будешь сегодня на обед – капустную котлету или картошку с рыбой?

В ответ я обычно не торопясь растолковывал ему, что должен побыть в уединении и немного обдумать происходящее. Затем, как правило выбрав что-нибудь одно (народная мудрость «за двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь» мне известна, ведь несмотря на мое классическое образование народные истоки и фольклор питают и меня), так вот, выбрав что-нибудь одно, я съедал это, а потом опять что-нибудь изрекал.

Худюки тоже отворачивались и потрясенные молчали. Я только видел со спины, как содрогаются плечи жены Худюка. Так она бывала растрогана!

Однажды, мы с Худюком пили пиво. С рыбой, но без картошки. У меня был выходной, и поэтому Худюк не пошел на работу. Целый день мы покупали и пили пиво, и я излагал ему свои философические мысли, пока у него в восхищении не кончились деньги.

Я думаю, что еще некоторое время и Худюки тоже начали бы икать, подавляемые моим интеллектом. Поэтому я съехал от них. С Худюком я стал видеться по случаям.

Однажды, при таком случае он подвел ко мне Шемякина. Шемякин долго и молча смотрел на меня. Я тоже молчал.

Так встретились и разошлись два гения.

Хотя некоторые считают, что один. Некоторые считают, что Шемякин не гений, а просто интересный художник. Другие же думают, что и не интересный вовсе, а есть и такие, что говорят, что не художник совсем.

Стройность изложения моих мыслей иногда поражает даже меня самого!!

Вообще, как я уже говорил, я нахожусь на вершине и всё вижу.

Я думаю, если бы я спустился вниз, я мог бы быть президентом. Но я не хочу покидать своих высот. Блеск и суета бытовой жизни чужды мне.

Мне кажется иногда, что люди в своем восхищении были бы рады целовать мне ноги, но скромность и гигиенические соображения не позволяют мне допускать этого.

Как-то в парке я расшнуровал ботинок, и мне удалось (я обладаю весьма гибким и сильным телом) поцеловать большой палец своей правой ноги. Невыразимое чувство счастья пронзило меня, и я понял, чего я лишаю людей. Но всё равно. Природная скромность и воспитание не позволяют мне делиться этим счастием. К тому же ходить в расшнурованных ботинках осенью и зимой холодно и мокро.

А я хотя и мудр, но не стар, и должен еще жить.

. – III —

Артисты и музыканты тоже любят меня. В детстве ко мне две недели ходила педагог по фортепиано, и когда я через какие-то четыре занятия смог сыграть гамму соль-мажор, она однозначно заявила, что я вундеркинд и гений.

Как известно, вундеркинды редко становятся взрослыми гениями, но нет правил без исключений. Здесь я отступлю от своего правила не говорить о себе комплиментарно и для ясности изложения намекну на свою персону (всё-таки логика это мой конек).

К сожалению, родители мои не прониклись энтузиазмом педагога (а может, у них кончились деньги – это семейная тайна), и я покинул поприще музыканта. Но я до сих пор не отказываю в советах и консультациях как по музыкальному, так и по драматическому искусству.

Одна известная актерская супружеская чета часами ходила за мной по пустынному берегу моря и затаив дыхание слушала мои рассуждения о мастерстве вокала и упадке нравов.

Супружеские узы в актерской среде вещь весьма непрочная, и я теперь – O temporas, o mores! – не могу назвать их имен. Не хочу я никого ставить в неловкое положение.

Да! Такой я порядочный человек! И чуткий! Я настолько чуток, что иногда просыпаюсь по ночам и не знаю отчего. Вот насколько я чуток.

Но это большое бремя, обычным людям незачем его нести. А я вот несу!

. – IV —

Но мой разносторонний гений осеняет и простых людей труда.

Я очень люблю людей труда.

Часто, когда я иду по улице и вижу человека труда, я подхожу к нему и спрашиваю: «Что ты делаешь?»

К сожалению, не всегд. мой чуткий гений находит членораздельный отклик. Бывает так, что ошеломленный человек труда офигивает, садится на землю и смотрит на меня не в силах вымолвить ни слова.

Случается и непонимание. Как-то раз я спросил так однажды на улице: «Что ты делаешь?»

И получил в глаз. Тогда с присущим мне металлом в голосе я повторил: «Что ты делаешь?!»

И получил во второй глаз. Мне пришлось оставить несчастного в темноте и неведении.

С тех пор я не ношу очков.

Но у меня и здесь есть поклонники. Вот Кладбищенко. Кто-то скажет, что он зануда, а я так скажу, что он смышлен и работящ. Он всегда приходит ко мне за советом в трудные минуты или на жизненном перепутье. И я всегда подробно наставляю его. Одно время он так свыкся с моими наставлениями, что полгода ходил за мной и носил мой мобильный телефон. Он сам просил об этом. Ему это было приятно. А я разрешил. Зачем лишать человека простых радостей. Пожалуйста. Мне не жалко.

Потом он уехал в Ашхабад на два года. А когда вернулся, привез оттуда тюбетейку, жену и трех детей. Поэтому теперь, как прежде, он не может носить мой телефон, а только звонит на него и присылает рецепты излечения от ревматизма.

Другой поклонник, он, вообще, татарин. И ничего, хороший человек. Хоть и татарин, а может иногда и выпить. У него есть маленький автобус, и он возит на нем интуриста, показывает достопримечательности.

Он всегда мне звонит и спрашивает, не нужно ли мне куда – там, на биржу труда, или еще куда, а то, если мне не нужно, его интурист ждет и он может денег подзаработать.

Я уже говорил, что отличаюсь необычайной чуткостью и деликатностью, и даже если мне и надо куда, всегда отказываюсь :

– Конечно, езжай, Константин (так его зовут). Зарабатывай.

Пусть и правда, думаю, подзаработает. Какой он татарин, он и по татарски-то не понимает. Так что пускай.

. – V —

Круг моего общения обширен. Я знаю несколько иностранных языков и довольно сносно могу изъясняться на них. Когда при встрече с иностранцами я излагаю им свою точку зрения по поводу их упадка, то, по-моему, они совсем опупевают. Они только таращат глаза (китайцам и японцам таращиться труднее, но ничего – переживут) и молчат. В лучшем случае твердят как попугаи: кескюсэ да кускюсэ. Насколько я понимаю по-португальски, это значит «не может быть» А по мне может, и еще как!

А вообще, я хорошо отношусь ко всем людям. И окажу духовную поддержку любому. Даже китайцу. В конце концов, китаец тоже человек. Жаль только, что не все ценят такое отношение.

А еще жаль, что советами все пользуются, а денег несут мало. Это очень жаль. Когда мне несут мало денег, мне становится грустно, меня посещают мысли о бренности. Я становлюсь меланхоличен и печален. Иногда я даже думаю, что тоже могу умереть.

То и дело слышишь: этот подавился и умер; та плавала и утонула; тот пошел в лес и не вернулся; эту увезли в больницу, а нашли в морге.

Все как-то рано или поздно умудряются сыграть в ящик. Получается, сколько ни делай человеку хорошего, а он всё равно умрет.

А ведь я тоже человек. Хоть и гений

Pulsuz fraqment bitdi.