Kitabı oxu: «Корни Японии. От тануки до кабуки»

© Раевский А.Е., текст

© ООО «Издательство АСТ», оформление

Вступление к продолжению

Это вторая часть книги «Я понял Японию», с которой вы, возможно, знакомы. Изначально была задумана и написана одна книга, которую в силу различных обстоятельств (включая значительный объём) пришлось разделить на две. Однако автор хотел бы, чтобы они воспринимались читателем как одно цельное произведение, и тогда – хочется надеяться – его замысел станет более понятным.

Впрочем, в получившемся разделении есть и своя логика. Первая книга описывает историю Японии и отличительные черты её современного облика, тем самым как бы готовя читателя к более основательному знакомству с этой страной. Вторая позволяет познакомиться с ней глубже, узнать о вещах более сложных, скрытых от непосредственного наблюдения и поэтому трудно выразимых словами. Однако, скорее всего, именно они и являются ключевыми для понимания этой страны.

В этой книге речь пойдет о религии и о культуре Японии.

Обе эти темы сложны и обширны, как космос. Сама попытка рассказать о них, соединив в одной книге, несёт определённый риск. Автор не претендует на основательный научный разбор как теологических, так и искусствоведческих аспектов и готов нести ответственность за непреднамеренные ошибки в трактовках и интерпретациях. К тому же многое, к сожалению, осталось за кадром: объять необъятное, как известно, невозможно.

Однако то, что наиболее ярко характеризует внутренний мир людей, населяющих Японию, в книге представлено и описано с вниманием и любовью, которые автор и не пытался скрыть. Всемогущие боги и мстительные духи, лисицы-оборотни и древние поэты, загадки дзэнских монастырей и сумасшедший уличный вайб кабуки, поедающее грязь чудовище и ползущая на Фудзи улитка расположились на страницах текста так, чтобы читателю было интересно с самого начала и до последней страницы.

Автор надеется, что это будет увлекательное путешествие к глубинам японского сознания и корням японской культуры.

Как и в первой книге, хочется предупредить о следующем:

1. Все японские имена написаны в соответствии с японской традицией: сначала фамилия, потом имя.

2. В отечественной японистике существует правило: при записи японских слов кириллицей использовать транскрипционную систему Поливанова. Согласно ей, японский слог ち/チ принято транскрибировать как ти, хотя, с фонетической точки зрения, ближе к японскому произношению представляется русское чи. Рискуя вызвать непонимание коллег по цеху, автор берёт на себя смелость отойти от традиции и транскрибировать, исходя из близости к оригинальному звучанию.

И, разумеется, как и во вступлении к первой книге, автор считает необходимым выразить благодарность тем учёным-японистам, у которых он учился, на труды которых опирался. Их исследования, стихотворные и прозаические переводы оставили свой след в виде приведённых в книге цитат и вдохновляющего примера, которому автор по мере сил старается следовать.

Вот, пожалуй, и все важные слова.

Приятного чтения.

Часть 1
Религия

Религиозные верования японцев – тема весьма сложная. И уже на подступах к ней появляется беспокойство: насколько это вообще возможно сформулировать и описать словами, ничего при этом не упустив и не исказив своим видением важные особенности веры, тонкие нюансы трактовок, сложности и загадки мировосприятия, связанные с религиозными чувствами. Говорить приходится о вещах невидимых и необъяснимых, а там, где начинается территория веры, как известно, логика становится бессмысленна, а здравый смысл бессилен.

Однако рассказывать обо всех этих незримых и не всегда объяснимых нюансах чужеземных верований всё равно следует – потому, что они способны объяснить то, что по-другому понять не получается. Для того, чтобы лучше узнать японцев, разгадать некоторые загадки их поведения и объяснить причины непохожести нашей и их культур, имеет смысл обратиться в первую очередь именно к религии, которая зародилась и сформировалась очень давно, но имеет огромное влияние на современность. Без этого анализ японской культуры обречён на однобокость – да и вообще на провал.

Именно там – в глубинах японской истории, в первобытных верованиях и попытках постичь смысл окружающего мира, в древних обрядах и ритуалах – и скрывается что-то истинное, а поэтому очищенное от последующих культурных наслоений. Возможно, где-то там и лежат ответы на многие вопросы и ключи к загадочному японскому сознанию.

Перед тем как рассматривать японскую религию в деталях и подробностях, следует заранее проговорить несколько её ключевых особенностей, которые расходятся с нашими представлениями о том, как религия должна быть устроена.

Во-первых, понятия единого Бога, столь очевидного для нас, тут никогда не было, и оно совершенно непереводимо на японский язык. Богов в Японии очень много, и каждый отвечает за что-то своё: монотеизм победил в подавляющем большинстве регионов мира, но тут оказался совершенно бессилен. За прошедшие столетия первобытные верования обрели форму государственной идеологии, но идея единобожия так и не прижилась.

Тут переплетено несколько религий: грань между традиционным местным синто и пришедшим с материка буддизмом тонка и размыта, кроме того, на первых порах идеологическую основу японского государства помогло сформировать конфуцианство, да и вообще все религии, попадавшие в Японию, вписывались в местный культурный ландшафт (пока европейцы в XVI веке не перешли тонкую грань, отделяющую веру от политики). Религиоведы называют это красивым понятием «религиозный синкретизм», но для нас важнее самого этого термина то, что наполняет его содержанием: открытость японцев новым богам и религиям (в противоположность религиозной нетерпимости, столь часто проявляющей себя в других культурах) многое говорит о характере этого народа.

По этой причине весь наш предыдущий религиозный опыт при изу-чении Японии оказывается не слишком полезен: там всё совершенно не так, как мы привыкли. Все наши представления о религии следовало бы отбросить на подступах к этой главе: только очистив сознание от ненужных стереотипов и предубеждений, можно понять, во что верят японцы и почему знание этого даст нам возможность лучше понять эту страну.

Глава 1
Дорога богов

 
Там, в краю Идзумо
Восьмислойные тучи клубятся:
Над грядою гряда —
Я для милой палаты построю,
Восьмиярусный терем построю!
 

Сусаноо-но микото

Традиционная религия японцев носит название синто (神道)¹,что можно перевести как «путь богов» или «путь божеств». Впрочем, синто можно называть религией только с некоторыми оговорками, поскольку нескольких важных формальных признаков религии у неё нет. В частности, тут нет основателя, нет верховного божества, нет священного текста: если объективно на это посмотреть, перед нами скорее набор верований, нежели полноценная религия.

Подобные религии в научной литературе часто называют примитивными: они распространены среди аборигенов Африки или Южной Америки – в тех местах, куда цивилизация не слишком добралась. В Японию же она добралась ещё как, однако первобытная религия пережила череду эпох меняющегося мира и сохранилась до наших дней, став не только основой японского государства, но и причиной убеждённости в её собственной исключительности.

Немецкому философу Карлу Ясперсу принадлежит понятие «осевое время» (800–200 гг. до н. э.): когда на смену мифологическому первобытному мировоззрению пришло рациональное мышление, которое определяет нашу жизнь и сегодня. В то время, как можно заметить из мировой истории, действительно наблюдались значительные изменения в социальном устройстве, внутри огромных людских масс стала осознаваться важность отдельного индивида, формировались религии, которые к этому индивиду обращены.

Синто же представляет собой образец мифологического мировоззрения: в отличие от монотеистических авраамических религий, оно обращено не к конкретному человеку, а скорее, ко всей общине. Человек тут не выделен как отдельный объект, а является частью огромного мира: границы между ним и природой очень размыты. Можно согласиться с отечественным японистом Андреем Накорчевским в том, что в Японии «восприятие себя как отдельной от природы сущности, столь характерное для западных обществ, происходит гораздо позднее и связано в основном с влиянием христианства».

В основе синто лежит на первый взгляд довольно примитивная и архаическая идея о том, что мир населён невидимыми божествами, которых нужно уважать и почитать, потому что они оказывают влияние на нашу жизнь. Божества эти называются ками (神), этот иероглиф и появляется в названии религии.

Это можно в самом общем виде называть анимизмом: идея того, что природа одушевлена и за природными объектами скрываются божественные силы, является одной из основополагающих в японской цивилизации. Однако ставить знак равенства между этой ключевой идеей синто и анимизмом кажется не слишком оправданным: вполне может быть, что этими простыми словами мы очень упрощаем то сложное чувство, которое этот островной народ испокон веков испытывал по отношению к окружающей природе.

Второй иероглиф в слове «синто» – (道 – «дорога», «путь») – не менее важен, чем первый. Дело в том, что для большинства мировых религий (буддизм, ислам, христианство и т. д.) используется иероглиф кё (教 – «учение»). В данном же случае никакого учения нет. То есть само это название подтверждает высказанную ранее мысль: в синто нет никаких священных текстов, и для следования этой религии совершенно не нужно читать умные книжки; надо просто идти с богами по одной дороге – и всё будет хорошо.

Изначально это сочетание иероглифов было взято японцами из Китая, впрочем, без оглядки на его оригинальное значение. В знаменитой «И Цзин» («Книге перемен») слово 神道 (шеньдао) применяется в значении оккультных практик и ритуалов, но японцам так понравилось сочетание, что они решили взять его и использовать так, как им казалось более подходящим.

Впрочем, первое время у этой веры вообще не было никакого названия. Cлово «синто» впервые упоминается лишь в VIII веке в историко-мифологическом своде «Нихон сёки». В отрывке про императора Ёмэя (который правил в 585–587 гг.) сказано: «Император верил в Закон Будды (буппō) и почитал синто». Это, во-первых, говорит о том, что необходимость в назывании этой веры хоть каким-либо словом возникла лишь тогда, ко-гда в Японию пришла какая-то другая вера – чтобы не путаться. Таким образом, пока никаких других религий в Японии не было, название для этой тоже было необязательным элементом.

Во-вторых, из этого предложения можно сделать и тот вывод, что вера Ёмэя в Будду была вопросом личных пристрастий, в то время как синто играло роль объединяющего государственного элемента. Как мы увидим дальше, эта роль у синто будет всегда, а в некоторые периоды японской истории будет проявляться особенно сильно.

Не до конца понятно, когда и в связи с чем в Японии зародилась религиозная идея, которая легла в основу синто, но по всей видимости это произошло в период Яёй и было связано с необходимостью выращивать рис. Хороший и обильный урожай явно не может быть дарован людям просто так, он связан с тем, насколько природа к ним благоволит, а значит, следует уважать и ублажать природные силы. Тогда же начинают появляться священные места – скалы, деревья, водопады и рощи, куда, как считалось, спускаются божества, если их вызвать и пригласить. Находки бронзовых колоколов и зеркал в этих местах позволяют предположить, что они играли центральную роль в ритуалах призвания божеств. Если боги обращают внимание на эти обряды и благосклонно спускаются с небес, значит, можно надеяться на хороший урожай.

Важной чертой этой первобытной веры было то, что боги не представлялись антропоморфными или обитающими в определённых местах: они были бесформенными и невидимыми. В этом ещё одно существенное отличие японских ками от древнегреческих и древнеримских богов (как, впрочем, и от буддийских): они лишены человеческого облика, нам нельзя их увидеть и почти невозможно представить.

О древних ритуалах, обрядах и верованиях японцев известно не так много, однако исследователи особенно выделяют практику укэи, представлявшую собой способ коммуникации между людьми и богами. К ним обращались с просьбами, просили о богатом урожае или смерти врагов, старались заручиться поддержкой и пытались узнать будущее. Для этого требовалось совершить определённый ритуал, произнести клятву и ждать реакции богов: если ничего не происходило, значит, просьба осталась без ответа.

Существовали и другие любопытные практики: например, обряд кугадачи, согласно которому истинность слов человека проверяли, погружая его руку в кипяток: если человек говорит правду, с его рукой ничего не случится. Ещё любили гадать на панцирях черепах и обожжённых на огне оленьих лопатках: по их узорам и проявленным образам делали предположения о том, что ждёт человека в будущем.

Как и у подавляющего большинства народов на ранних этапах развития общества, самыми почитаемыми людьми в древней Японии были шаманы, поскольку они умели общаться с богами и слышали их голоса. Как известно, первой исторически достоверной правительницей Японии была принцесса-шаманка Химико: по всей видимости, это было примерно во II веке. Жила она в огромном дворце и имела около тысячи прислужниц, но видеть её мог лишь один мужчина, который носил ей еду и напитки – и оглашал людям её приказания. Её дворец был окружён высокими башнями и вооружёнными стражниками, чтобы не подпускать посторонних близко к той, что говорит с богами.

Хочется обратить внимание на один момент, важный и для истории этой страны, и для религиозного сознания её жителей. Это была принцесса-шаманка – а не король-шаман. Именно женщина, а не мужчина говорит с богами и узнаёт их волю. Мужчина для этого, видимо, недостаточно тонко развит.

Верховным божеством Японии также стала женщина – богиня Солнца Аматэрасу (а не бог Солнца, как в большинстве мировых культур). Кроме того, в ходе нашего рассмотрения японской религии будут неоднократно встречаться примеры того, что женщины в местных представлениях о божественном являются более подходящими проводниками священной энергии, нежели мужчины. Неслучайно важную роль в древних обрядовых плясках играли шаманки мико, которые своим танцем призывали богов, и те входили в их тело.

Это можно считать достаточно уникальным явлением: как правило, в большинстве мировых религий верховными божествами были мужчины. К какой бы культуре мы ни обратились, бог Солнца – гораздо более частое явление, чем богиня Солнца. С чем это связано, сложно сказать наверняка; существуют разные версии и объяснения. Согласно одному из них, культ женского божества – богини-матери, которая ассоциируется с плодородием и рождением новой жизни, является, наоборот, более древним, чем культ мужских божеств. А верховное мужское божество – признак более поздних стадий развития общества, связанных с военными захватами и расширением собственной территории: женщина не могла бы столь убедительно мотивировать войска идти в атаку и завоёвывать новые территории. В Японии же, по всей видимости, во времена укоренения этих верований не было идеи о необходимости захвата новых земель, и первоначальный культ дошёл в сохранности до наших дней.

Утагава Кунисада. Богиня Аматэрасу выходит из пещеры. 1856 г.

Но само по себе шаманское правление продолжалось не так долго. На смену ему вскоре приходит институт императорской власти, а вместо гаданий на оленьих лопатках и черепашьих панцирях всё чётче оформляется идея божеств-духов ками, обитающих повсюду в нашем мире.

Идея ками скорее всего интуитивно вполне понятна, но всё же заслуживает некоторых пояснений. Их очень-очень много: японцы называют это яоёродзу-но ками (八百万の神), что обычно переводится как «великое множество богов». Точнее, если переводить буквально, то получится «восемь миллионов», но кто же говорит о божественном буквально?

Их можно встретить повсюду в окружающей нас природе: в скалах, деревьях, рощах и водопадах. Кроме того, они проявляются в некоторых животных, в озёрах и оврагах, в звёздах, загорающихся на ночном небосводе, и в громе, который гремит ночью в лесу. Боги незримо присутствуют повсюду и следят за тем, что ты делаешь и как себя ведёшь.

Помимо божеств, обитающих вокруг нас в природе, существует ещё огромное множество других ками, однако внятного определения, что же это такое, найти не удаётся. Возможно, это связано ещё и с тем, что сами японцы никогда не отличались склонностью к абстрактному философствованию: та часть религии, которая связана со сложными метафизическими объяснениями, их особо не увлекала. Можно даже вспомнить знаменитую историю о том, как одного синтоистского священнослужителя спросили, что в синто думают о Боге. Тот лаконично ответил: «Мы танцуем»².

Впрочем, знаменитый мыслитель эпохи Эдо и теоретик синто Мотоори Норинага (1730–1801 гг.) давал ответ на этот вопрос. В своём комментарии к «Кодзики» (в буквальном переводе – «Записи о деяниях древности») он писал так:

«Словом “ками” именуются многочисленные божества неба и земли, о которых говорится в древних писаниях, а также их духи-тама, пребывающие в святилищах, в которых они почитаются. Именуют так также и людей. Птицы и звери, поля и травы, и вся другая природа, всё, что редко и необычно, то, что обладает удивительными качествами и внушает трепет, называется ками. Исключительное – это не только то, что почтенное, хорошее и благое. Дурное и странное тоже, если является исключительным и внушающим трепет, называется ками».

(Перевод А. Накорчевского)

Иными словами, если верить классику, оказывается, что любой объект, вызывающий у нас благоговейное чувство, может считаться божественным. Поэтому ставить знак равенства между идеей ками и обожествлением природы, как это часто делают при первом знакомстве с синто, означает сильно упрощать эту концепцию.

Хочется прокомментировать ещё одно важное понятие, звучащее в словах Норинаги: некие «духи-тама». Тама – одно из важнейших понятий синто, которое сложно перевести на русский язык, поскольку при переводе мы неизбежно наделяем это слово теми конкретными значениями, для которых оно не создано. Можно, наверно, представить тама в виде духовной энергии, которая пронизывает всё сущее и лежит в основе всего живого на земле. Неслучайно японское слово, обозначающее человеческую душу (тамасии), тоже производное от этого понятия.

При этом тама есть не только у тех природных объектов, которые нам представляются живыми с биологической точки зрения: внутри камней и скал также сокрыты сгустки этой энергии. Слова японского государственного гимна «Кимигаё» о том, что Век императора должен продолжаться, пока «маленький камушек не станет скалой, покрытой мхом», убедительно говорят о том, что камни тоже могут расти, подобно другим биологическим видам. В японской религиозной традиции скалы вообще часто являются сакральными и божественными объектами, так как очень наглядно выражают идею сгустившейся энергии.

При этом, что характерно, тама есть не только у людей и у божеств, но даже у слов³. Это называется котодама. Древние японцы были убеждены, что слова обладают особой силой, а в «Манъёсю», составленной в VIII веке, Японию даже называют кототама-но сакивау куни – «страной, которой душа слов дарует благо».

Есть мнение, что понятие тама – более древнее, чем ками, а идея многочисленных божеств появилась позже, вместе с переселенцами из Полинезии. Так, там есть похожая природная сила, которую называют атуа: под этим словом подразумеваются различные сверхъестественные силы, духи природы и души умерших предков. Сравнивая эти понятия из двух разных регионов, историки приходят к выводу об их несомненной общности.

Попытка классифицировать и упорядочить волшебный мир японских ками неизбежно связана со множеством сложностей: учёные приводят различные мнения, и единой системы обнаружить не удаётся. Впрочем, в общих чертах можно выделить несколько основных групп.

1. Природные ками: те самые многочисленные божества, обитающие в природе: в камнях, деревьях, водопадах и скалах. У них обычно нет имён, у них нет устоявшихся изображений, они просто незримо присутствуют вокруг нас. Например, если вы встречаете в лесу могучее дерево, перевязанное священной верёвкой симэнава, – это наверняка божество.

2. Ками – духи предков. Одна из важнейших черт синто – обожествление умерших людей. Однако если в древние времена любой скончавшийся предок оказывался божеством, то со временем правила стали куда строже. Лишь выдающиеся исторические личности увековечиваются в статусе божеств (как, например, учёный Сугавара Мичидзанэ, ставший божеством по имени Тэндзин).

Эту концепцию умело использовали японские милитаристы, набирая молодых солдат для участия в самоубийственных атаках камикадзэ: этим ребятам было обещано, что после смерти они станут божествами, а их имена будут увековечены в святилище Ясукуни. Стать после смерти божеством – это ли не наивысшая награда для человека, сражающегося за свою страну?

3. Мифологические ками. Это все те божества, которые появляются в официальной мифологии: им посвящены многочисленные храмы и святилища по всей стране, их имена известны и почитаемы, они являются наивысшей ступенью в иерархии японских ками. К этой же группе можно отнести и тех божеств, которые пришли из других стран, но стали частью японской религии (о них будет рассказано подробнее в главе про буддизм).

Однако всё это – попытки современной классификации, с учётом нашего знания истории Японии и развития её религии. Изначально классификация была куда более простой: все божества делились на небесных и земных. Подобное деление было установлено ещё в VII столетии, когда японцы перенимали у Китая систему административного управления, бюрократический аппарат и другие государственные элементы.

Оно едва ли требует дополнительных объяснений: небесные божества – те, кто обитает высоко на небесах, земные – те, кого можно встретить вокруг нас. Впрочем, в итоге всё оказалось сложнее, и положение божеств в этой иерархии со временем стало определяться их «политической» близостью к верховной богине Аматэрасу.

Тогда же появилось отдельное министерство – Дзингикан («Департамент по делам небесных и земных божеств»), отвечавшее за выстраивание отношений с теми верховными силами, которые не видны глазу. Характерный момент был в том, что если вся система управления была взята из Китая, то эта организация была создана японцами как уникальное политическое учреждение.

Главная его задача заключалась в том, чтобы проводить сакральные ритуалы в соответствии с Дзингирё – «Законом небесных и земных божеств». Этих ритуалов в году было двадцать – от Тосигои-но мацури в начале весны до Оохараи («Большого очищения») в конце 12-й луны, – и половина была связана со сбором урожая (либо молитвы и просьбы, либо благодарности божествам). Тогда же появляется слово о-мацури, о котором мы будем говорить в связи с современной обрядностью.

Обряды и ритуалы – вообще испокон веков самая главная часть синто. Поскольку, как уже было сказано выше, моральные законы и философские обоснования никогда не являлись сильной стороной этой религии, весь фокус внимания был сосредоточен в большей степени на красивых танцах, нежели на умных словах. Однако ритуалами всё не ограничивается. Знакомство с моральными догмами синто может таить в себе немало интересных черт, в которых отчётливо звучат элементы как первобытной жизни японского народа, так и его современного мироощущения.

Следует признать, что синто в плане морали – довольно простая и интуитивно понятная религия. Тут нет никаких затейливых заповедей или суровых морально-этических норм: всё же чувствуется, что это верование было создано на более раннем этапе развития цивилизации и культуры, чем привычные нам монотеистические религии, формировавшиеся отчасти как попытки контролировать и воспитывать общество в связи с развитием государства.

Один из важнейших принципов крайне прост: правильным является всё визуально привлекательное. Синто любит всё белое (отсюда сакральное отношение к белому рису или сумоисты, посыпающие ринг солью для того, чтобы отогнать злых духов), прямое, чистое и красивое.

Именно по этой причине в Японии испокон веков такое внимательное отношение к чистоте – она тут оказывается сакральной. Ещё португальские миссионеры, жившие в Японии в XVI веке, с удивлением отмечали в своих дневниках и письмах, как там чисто на улицах и какой там живёт чистоплотный народ. Учитывая, что в Европе того времени ситуация с чистотой и гигиеной оставляла желать лучшего⁴, удивление миссионеров легко объяснимо. Характерно и то, что прошло пять столетий, а туристы, приезжающие в Японию, до сих пор удивляются чистоте на улицах. Некоторые вещи не меняются, поскольку заложены очень глубоко на ментальном и религиозном уровне.

Плохим же, наоборот, здесь считается всё грязное, старое, засохшее, согнутое и т. д. Кровь – это плохо, поскольку она даёт загрязнение – кэгарэ, и нечистота внешняя неизбежно проникает внутрь. В древних сводах законов мы встречаем большое количество запретов, связанных с этим суеверием. Например, в «Энгисики» («Уложении годов Энги») было написано, что нельзя участвовать в религиозных церемониях:

«В течение 30 дней после контакта с умершим (со дня похорон), в течение 7 дней после родов, в течение 6 дней после смерти домашнего животного, в течение 3 дней после рождения такового (не распространяется на цыплят⁵), а употреб-ление мяса в пищу следует прекращать за три дня».

Для женщин были и дополнительные условия:

«Всегда, если придворные дамы зачали, они покидают дворец до начала неполного поста, если у них месячные, они должны удалиться в свои дома за день до начала празднества и не должны являться во дворец. Во время очищения и поста в третий и девятый лунный месяц они должны удаляться за пределы дворца».

Но кровь – это ещё полбеды. Самым сильным загрязнением была, разумеется, смерть. Синто – это религия жизни и её всепобеждающей силы, смерть была слишком некрасивой и страшной, чтобы стать для него объектом интереса. Синтоистские священнослужители не слишком занимались похоронами: судя по всему, трупы простых людей зачастую выбрасывали на улицы без проведения должных ритуалов, поскольку контакт со смертью для всех означал серьёзную опасность «загрязниться».

Разумеется, для знати и императоров делались исключения. Если и эти смерти оставлять без внимания, риск загрязниться всей страной был бы слишком серьёзным. Как мы уже говорили, когда умирал император, потенциальное загрязнение для всей страны оказывалось таким сильным, что нужно было переносить столицу: продолжать жить на старом месте считалось очень опасным. Именно поэтому до VIII века столицы в Японии переносились так часто: это суеверие существовало довольно долго, несмотря на все практические сложности, неизбежно с ним связанные.

Желание японцев избежать всего нечистого доходило и до вербальных нюансов. Вместо слова «кровь» следовало говорить «пот», вместо слова «умирать» использовать глагол с противоположным значением – «поправиться, выздороветь» (наору). До прихода в страну буддизма, который объяснил, что смерть – это не конец, а всего лишь переход к следующему этапу, страх соприкоснуться с нечистотой в каком бы то ни было виде оказывал большое влияние на жизнь людей.

Что же делать, если от загрязнения скрыться не удалось и оно всё же попадало на человека? Существовало несколько основных способов решить проблему.

Первый – это омовение (мисоги). Это одна из самых распространённых практик, которая наложила огромный отпечаток и на современную жизнь в Японии. Горячие ванны о-фуро, фонтанчики тэмидзуя для омовения рук перед храмами – всё это проявления культа чистоты, издревле существовавшего в Японии. Иными словами, с загрязнением кэгарэ, как и с любым соприкосновением с нечистотой, японцы боролись так же, как мы боремся с грязью, когда испачкались: шли и мылись. Если воды поблизости не было, можно было использовать соль: поскольку она белого цвета, то может выполнять ту же очистительную функцию.

Тэмидзуя в синтоистском храме

Существовала и практика хараи, которая подразумевала выплату определённого материального штрафа (неслучайно в японском языке глагол харау также означает «платить»), после чего жрец произносил очистительное заклинание. Так расплачивались за самые разные проступки и нарушения: например, в 469 году к штрафу приговорили аристократа, соблазнившего придворную даму: ему пришлось уплатить восемь лошадей и восемь мечей – вполне себе цена за ночь любви.

Ещё одним важным методом очищения было ими – воздержание. Этот метод достижения чистоты, практикующийся до сих пор, предполагает соблюдение определённых запретов, но распространяется скорее на священнослужителей, чем на простых людей. Запреты могут быть разными, но самое стандартное – это отказ от употребления в пищу определённых продуктов, потенциальных источников скверны. Также распространено требование готовить еду только на «чистом» огне – то есть добытом с помощью трения. Часто запрещается общение с женщинами, пребывание в шуме и ношение любой другой одежды, кроме специально «очищенной». Длительность этого воздержания определяется важностью последующей церемонии и в некоторых случаях может доходить до 81 дня.

Область плохого в синто, однако, не ограничивается загрязнениями. Существовали и недопустимые нарушения общественного порядка, которые назывались цуми.

В первую очередь следует оговорить самое важное: в Японии нет такого понятия, как «грех». Вышеназванные цуми при переводе называют «нарушениями» или «прегрешениями», хотя, разумеется, любые попытки вместить значение этого понятия в знакомое нам русское слово обречены на неизбежное искажение смысла. Но ключевая идея в том, что здесь никогда не существовало таких привычных нам запретов, как «не убий», «не укради», «не возжелай жены ближнего своего»: идея греховного совершенно не распространялась на эти действия. Когда иезуиты в XVI столетии стали знакомить с ними японцев, те были весьма удивлены, что такие запреты вообще могут существовать.

Цуми можно разделить на две категории – куни-цу цуми («земные» цуми) и ама-цу цуми («небесные» цуми): последние больше похожи на грехи в нашем понимании этого слова. Впрочем, даже беглое прочтение этих небесных цуми неизбежно приводит к осознанию того, насколько сильно наши плохие поступки отличаются от японских.