Pulsuz

Лидочка

Mesaj mə
0
Rəylər
Oxunmuşu qeyd etmək
Şrift:Daha az АаDaha çox Аа

Сергей зажёг свет в ванной комнате. На окошко в кухню он старался не смотреть. Сжимая в руке бутылку «Доместоса» он подошёл к ванной. Изуродованная ржавчиной, с облезшей эмалью ванна глянула на Сергея бездонным чёрным оком слива, откуда потянуло чем-то тошнотворным. Сергея качнуло назад, но он устоял на ногах.

«Боже мой! Она же здесь умерла! Бабка здесь умерла!» – словно молния пронзила его мозг.

Он не хотел себе это представлять, но проклятое воображение уже дорисовало ему картину, как в ванной лежит распухшее безобразное тело старухи, которой стало плохо, и она не смогла ни вылезти, ни позвать на помощь. Сколько она так лежала? День? Два? Месяц?

Его чуть не вырвало. Сергей выскочил из ванной и захлопнул за собой дверь. Голова кружилась, хотелось кричать, хотелось напиться и забыть обо всём. Он едва не сделал глоток, когда понял, что в руках его не ром, ни водка, а зловонный ядовитый «Доместос».

«Этот дом пытается меня убить», – подумал он.

Но всё же деваться ему было некуда. Он отдал пятнадцать тысяч за квартиру. Кем его станут считать, если он вдруг потребует деньги обратно? Да весь офис будет смеяться! Решат, что он ненормальный! Нет, ему придётся жить здесь. Но в ванную он не полезет. Ни за что. «Она умерла здесь», – мысленно повторил Сергей. Он понятия не имел, с чего это решил, но был абсолютно убеждён в своей версии событий.

Сделав пару глубоких вдохов, он протёр глаза под очками, поставил бутылку на пол, выключил свет в коридоре и в ванной, а затем вошёл в комнату.

Игрушки были разбросаны по ковру перед шифоньером.

Почти час Сергей пытался понять, откуда они там взялись. В квартире посторонних не было, дверь надёжно заперта, в окно никто не смог бы пролезть так, чтобы это не было бы слышно. Он осмотрел шкаф, балкон, ковры и даже забитую вещами кладовку. Ничего необычного. И никого. Да кто может лазить по чужим домам, играя в железную дорогу, машинки и солдатиков?

Наконец Сергей убедил себя, что просто сам случайно положил эти проклятые игрушки не туда. Сам. Просто он не помнил. Он заставил себя в это поверить, когда плотно закрывал окно и балконную дверь. На ночь он принял не одну, а сразу две таблетки снотворного. «От души, Алина!» – подумал он.

Снотворное подействовало быстро. Через четверть часа Сергей крепко спал, но вот снился ему всё тот же кошмар. Она. Ли была рядом, она стояла у него за плечом, она требовала, чтобы он играл с ней, чтобы он строил для неё башню из кубиков, чтобы он поставил к воротам часовых.

– Зачем ты со мной играешь? – спросил Сергей, боясь встретиться взглядом с её черными провалами глаз.

– Мне бабушка запрещала с чужими играть! Но я хочу. Она не любила меня, она не любила мои игрушки! Девочка не должна играть в машинки! Ха! Я играю во что хочу! – звенел в самом мозгу тонкий голос Ли.

– Бабушки они такие, старомодные… – заметил Сергей.

– Она меня наказала! – яростно воскликнула Ли и, взмахнув рукой, опрокинула башню.

– Наверное… – протянул Сергей, не понимая толком, что хочет сказать.

– Она меня наказала! – повторила Ли. – Я больше не могла играть! Никогда! Но я потом пришла и наказала её!

– Что? – не понял Сергей.

– Наказала! – завизжала Ли так, что у него потемнело в глазах.

Когда темнота рассеялась, у ног его вибрировал телефон, будильник играл бодрую весёлую мелодию, так не подходящую безмолвному сумраку утра. Игрушек нигде не было.

Сергей сидел на своём рабочем месте бессмысленно глядя покрасневшими глазами в экран монитора. За последние полчаса он не сделал ни единого звонка. Руки тряслись, едва он пытался нажать кнопку вызова.

– Так! Закончили звонить! – раздался пронзительный женский голос, и самым неприятным в нём было то, что он принадлежал начальнице отдела. – Закончили, и собираемся в пятой переговорной! Это всех касается!

Сергей погасил экран монитора и окружённый бурчанием коллег поплёлся с ними к переговорке. Нехорошее предчувствие повисло на душе гнетущим грузом. «Эх, ещё четыре дня до зарплаты», – подумал он.

– Чего Буйнова хотела? – спрашивала Алина.

– Как всегда, итоги месяца, сейчас будет рассказывать, как мы плохо работаем, – закатив глаза проговорил Паша.

Всё было именно так. Начальница, как лектор, сидела перед коллективом на высоком белом офисном кресле, а на серых стульях в аудитории для обучений собрался весь отдел. Она говорила долго, бесконечно долго и противно, описывая, как недовольна динамикой продаж, как упало среднее время, проведённое сотрудниками на линии, как её бесят невнятные разговоры с клиентами, как она устала слушать их «блеянье», как её раздражают неумелые действия отдела с рабочей документацией. Затем она прошлась по каждому сотруднику, громко и подробно расписывая все промахи и недостатки.

– В итоге план не сделали: Антон, Диляра, Ксюша и Сергей. Вот эти люди подвели всю команду! Всю компанию! – произнесла она, гневно разглядывая зал.

– Анна Юрьевна, у меня план почти закрыт! Сегодня документы будут! – донеслось с заднего ряда.

– Помолчи, Антон! С тобой отдельно потом поговорим, – огрызнулась Буйнова. – Вы с такими темпами второй месяц проваливаете план! Вас для чего наняли? Чтобы вы в попе ковыряли? Вы сидите и ничего не делаете! Я ваши звонки слушала, это отвратительно! Зачем вы на работу ходите? Вам деньги не нужны? Нет? Дверь знаете, где!

От её крика у Сергея заболела голову, и он постарался принять более удобную позу, что не ускользнула от глаз Буйновой.

– Серёжа! Что ты головой мне тут мотаешь? – резко вскрикнула она.

– Я просто… – замялся он от неожиданного вопроса, – голова…

– Что голова? Что? – каждое слово Буйновой отдавалось в висках, точно она клевала его в темя острым клювом. – Ну-ка встань, Серёжа! – он встал. – Посмотрите, – продолжала она, – это худший наш сотрудник! Инвалид от продаж! Для чего компания платит за трафик? За линию? Чтобы вот он сидел и тупо дышал в трубку клиентам. Сделок меньше всех заключил, зато сидит и в попе ковыряет!

– Да что с вами такое? – воскликнул он, поразившись громкости собственного голоса. – Почему вы тут меня отчитываете, как школьника? Почему вы тут орёте на мена? На всех нас… – поправился он, но голос предательски дрогнул и осёкся.

– А ты на меня поори ещё! – взвизгнула Буйнова. – Характер надо было в работе показывать! Да с такими результатами тебя сортиры чистить не возьмут! Не хочешь работать? Наймём того, кто хочет! Так что поздравляю, Серёжа! Ты уволен! Можешь идти собирать вещи, вечером трудовую заберёшь!

Повисла напряжённая тишина. Десятки испуганных глаз уставились на Буйнову.

Сергей мог бы извиниться, мог бы попросить дать ему шанс, мог бы пойти к генеральному директору… Но он слишком устал. Слишком болела голова. Что угодно, только бы не слышать звуки циркулярной пилы, издаваемые ртом Анны Юрьевны.

– Да пошли вы, – прохрипел он, резкими шагами покидая переговорную номер пять.

И вот он стоял на улице перед офисом, где он больше не работал. Его рассчитали и уволили в один день. Денег едва хватит на неделю. Марина, хоть и сказала, что не гонит его, всё же намекнула, что без оплаты он в квартире её родственницы жить долго не будет. Сергей пообещал, что деньги скоро отдаст, что сам хотел уйти и уже почти нашёл новую работу. Конечно работу он не искал, и уходить не планировал. И как жить дальше он не знал. Мелькнула одна мысль. Сергей отправился на вокзал, успел на отходящий поезд до своего родного городка.

Сколько лет он не был в родном доме? Четыре? Пять? Шесть? Он колебался, но всё-таки позвонил в знакомую дверь.

– Кто? – голос брата был суров, а ещё казалось, что он выпил.

– Витя, привет, это я, Серёга, – проговорил он, прижимая руку к двери, словно надеясь коснуться брата.

– Витька, это кто там? – раздался женский голос.

– Никто, уйди, – прохрипел Виктор в сторону женщины, а затем, приблизившись вплотную к двери гаркнул: – Вали в Москву!

Сергей стоял, как оглушённый, он почти ничего не видел, не соображал, и только пальцы дрожали на знакомой с детства двери.

– Ты не понял? Вали в свою Москву, предатель! – вновь заорал из-за двери пьяный голос брата.

И Сергей свалил. Свалил в Москву на последней электричке, такой дребезжащей и холодной, такой пустой и одинокой, такой серой и страшной, какой сделалась его жизнь.

Уже ночью он вернулся в съёмную квартиру на «Октябрьском поле». Его мутило от отчаянья и голода, хотя на вокзале он купил дешёвый пирожок с картошкой и грибами, надеясь, что вместо шампиньонов заботливый повар подложил ему бледную поганку. Повар оказался не заботливым. От пирожка только крутило живот, а во рту ощущался солёный привкус. Сергей понял, что весь пропах этим проклятым жареным пирожком, а ещё пропах электричкой, застарелым потом, страхом и унижением. Этот коктейль был настолько отвратителен, что даже мысли о мёртвой старухе не остановили Сергея. Он включил кран и, раздевшись, влез в ванну. Даже если бы бабка всё ещё была там, это бы его не остановило.

Сергей сидел на дне ванны, подставив голову под струи горячей воды. Он сидел долго и плакал, прокручивая в голове события минувшего дня.

Он сам не помнил, как оказался на ковре перед шифоньером, который упорно не желал, чтобы его кто-то назвал «шкаф». Он играл с белобрысой девочкой-призраком в её мальчиковые игрушки. Он ли играл? Или она играла им, заставляя его руки строить новую башню, под которой по тонким рельсам ездил маленький поезд, возивший одинокого солдата к его зелёным товарищам.

Будильник привычно развеял сон. Сергей лежал голым на диване. Сил не было. Он замёрз. С трудом он смог натянуть одеяло и заснул опять, как ему показалось, по-настоящему, без сновидений, без кошмаров.

К вечеру он заставил себя проснуться. Оделся, почистил зубы, потом доел хлеб и сырки, запивая это всё горчим чаем. Несколько чайных пакетиков он забрал с работы. Взял свои любимые, должна же быть хоть какая-то компенсация за то, что начальница такая стерва?

 

Стерва… Он вдруг вспомнил кое-о-ком. Да, маловероятно, что этот человек поможет, но это последний шанс. Сергей вернулся в комнату, взял телефон, нашёл номер Лены, трижды глубоко вздохнул и позвонил.

– Это ты? Это правда ты? – девушка словно не могла поверить. – Я так рада, Серёж, что ты позвонил! Слушай, прости, я тебе такого наговорила… В общем, я была не права… Ты простишь меня? Ты сейчас где?