Kitabı oxu: «Комбаты»

Şrift:

* * *

Основатель Москвы князь Юрий Долгорукий княжил и скончался в Киеве. На берегах Днепра его могила.

Вступление от автора

Россию спасет великая беда. Одна на всех. Огромная. Такая, как была в 1612-м, в 1812-м… Как осенью 1941 года, когда войска гитлеровской коалиции подошли к Москве и всем в стране стало не до выяснений отношений друг с другом. Кто спасет? Мы. Больше нас спасать некому. Самые простые люди, живущие самой обыденной суетой сегодня. Станут героями завтра, сегодня и не подозревая об этом. А ведь так всегда, испокон веков было на Руси.

В 1910 году в Москве был издан один любопытный документ, составленный тремя веками ранее, – «Нижегородская платежница» 1612 года. По сути, это был бухгалтерский отчет о поступлениях денежных средств от простого люда, жертвовавшего свои, часто последние средства на формирование народного ополчения Дмитрия Пожарского и Козьмы Минина. Вот такие там записи оставили писцы начала XVII века: «От деревни Раховской от сохи 4 алтына 4 деньги. За песенником Григорьевым с сыном Макаром 10 денег с полушкой».

Следует пояснить, что пожертвование «от сохи» – это сбор от каждого землепашца, самого рядового, еще бесфамильного мужика, что натужно брел за лошаденкой на пашне, где выращивал хлеб. Алтын – это монета номиналом в 3 копейки, а деньгой тогда называли копейку. То есть пахари деревни Раховской собрали на ополчение 16 копеек. А песенник Григорьев с сыном (в наше время это название профессии солистов эстрады) пожертвовали на русскую армию 10 копеек с полушкой – то есть монетка ценой в полкопейки…

И таких копеек и полушек, стекающихся в казну народного ополчения, было больше, чем золота, выделенного главами стран Европы для оплаты услуг наемников, рвущихся поработить Русь. Так было тогда. Так будет и сейчас.

А из кого формировалось ополчение? Кто добровольно вставал в строй под знамена князя Дмитрия Пожарского? Шли освобождать Москву седые ветераны – герои войска Ивана Грозного… Бросали свою соху землепашцы, уходили из обнищавшей лавки купцы, оставляли сети рыбаки Волги… Молодая поросль русского дворянства брала сабли отцов и дедов!

А сейчас все как и тогда. Добровольцами на СВО идут и бывалые отставники, ветераны Афганской и Чеченской кампаний, записывается молодежь, которой муторно и тошно в стойле общества потребления. Как и в XVII веке, пассионарии вершат историю страны.

Добровольцы бригады «Дон» – это ваши вчерашние соседи, коллеги по работе, бывшие одноклассники, однокурсники, сослуживцы. Ваши родственники, в пассионарности коих изумились даже их домашние. Но грянул набат истории – и они стали ее творцами.

Что побудило их идти добровольцами на войну? Как они служат? Как воюют? Что думают о будущем? Читайте об этом. Может быть, тогда вы сможете понять тех, кто после победы вернется с фронта домой.

Нестор,

военкор батальона «Дон»

Первый туман фронта

Прифронтовые дороги – это как американские горки, захватывающий дух аттракцион. Под завязку загруженная боеприпасами и оружием грузовая «буханка», как заблудившийся пес, вынюхивала дорогу в густом ночном тумане. Вечером выехали в часть на луганском направлении. Водитель с красными от недосыпа глазами и старший машины – с седой бородой, немолодой боец с позывным Саид, который чем-то напоминал героя культового фильма «Белое солнце пустыни». Ему уже перевалило за шестьдесят. Помимо сильно выраженной восточной внешности (только вместо каски на голове чалмы не хватало), этот уроженец Закавказья обладал еще и очень выразительным тембром голоса. Такому сильному, густому басу мог бы обрадоваться любой режиссер, находящийся в поиске актера для озвучивания в мультфильме грозного медведя или свирепого волка или льва.

Несмотря на возраст, Саид был статен, подтянут, кадровый офицер в далеком советском прошлом. Пока нашу «буханку» подбрасывало на ухабах, Саид менял выкуренную сигарету на новую через каждые четверть часа и громко сетовал на свой солидный возраст, не позволивший ему попасть в подразделения штурмовой пехоты.

– Я прибыл в часть. Думал, я еще ого-го! У меня две Чеченские кампании за спиной. Военное училище. Вот я сейчас бронежилет наброшу, автомат на грудь… покажу этим салагам. Желторотым! А нам с полной выкладкой марш до полигона. Три километра. Нет, не бегом. Но и шагом я через километр сдох. Вот теперь на колесах, то одно развозим, то другое. Автомат держать силы есть – и то хорошо.

А потом Саид, видя в моем лице представителя фронтовых корреспондентов, начал возмущаться поступками части моих коллег.

– Я, Нестор, почему с тобой разговариваю? Потому, что ты в форме, на плече у тебя автомат и ты всегда рядом с нами. Лишь чиркаешь что-то в своем блокнотике. А я по определению не люблю журналюг. Одному телевизионному брехуну у госпиталя прикладом по его телекамере заехал. Госпиталь-то в тылу. Ребята выздоравливающие покуривают, болтаем… Вдруг подкатывает машинка, оттуда вываливает тип и начинает верещать в микрофон: мол, мы находимся рядом с передовой! Позиции противника за нашими спинами! А до них километров полсотни. Я подхожу, спрашиваю: «Какая тут передовая? Где?! До нее ехать и ехать. И тишина, слава богу, и канонады не слышно». А он мне: «А мы потом, когда будем перед эфиром видео монтировать, звуки боя подложим». Тут я рассвирепел: «Хрен ты подложишь!» И вмазал прикладом по камере. Только стекло и брызнуло. Я так думаю. Хочешь быть фронтовым корреспондентом – будь. Но на фронте! А не в войну играйся. Подложит он звук! Журналюга!

– И такие среди журналистов есть, – соглашаюсь я. – В каждой семье есть свой… альтернативно… э-э-э… одаренный ее член.

Саид со злостью сплюнул докуренную сигарету и потянул из пачки новую. Под его монолог мы свернули с шоссе и покатили по весенней грунтовке. Водитель крутил баранку, лучи света фар не могли пронзить все густеющий туман. Навигатор? Он лишь подслеповато мигал экраном. Похоже, в прифронтовой зоне навигационные вышки были или сбиты, или отключены.

Одно было хорошо. Густой ночной туман был не только вокруг нас, но и над нами. А значит, никакая «птичка», даже если ее и подняли ввысь операторы беспилотников ВСУ, нас увидеть, а стало быть разбомбить, не могла. За нашими спинами в кузове ящики с боекомплектом – если рванет, то на родину отправлять будет просто нечего. А если на мину наедем, то все втроем улетим в космос. И будем считаться пропавшими без вести. Вокруг никого нет. Ну, услышит кто-то в ночи одинокий сильный взрыв… В этих местах все к этому привыкли. Машина с тремя бойцами ушла. И не вернулась. Пропала. Ну так и отпишут домой и в военкомат: «Пропал без вести». И будут воевать дальше.

Мы ехали и ехали, ориентируясь только по компасу, по направлению на запад. К фронту. Вокруг был безлюдный густой кустарник. И редкая тишина. Наконец озадачился и бывалый Саид. Сплошной линии фронта тут нет, проселочных дорог много – так можно далеко уехать и привезти свой боевой груз к чужой армии. В плен попадать никому не хотелось.

Тревожным раздумьям и движению машины положила конец преграда. Поперек грунтовки, по которой мы ползли в ночной тишине, лежал бетонный столб. И относительно недалеко впереди взвилась в ночное небо осветительная ракета. Наша? Чужая? Уточнять было не у кого.

– Разворачивайся! Живо! – отдал приказ шоферу Саид.

На обратном пути мы въехали в полузаброшенное село и наконец в предрассветной мгле на улице увидели местного жителя. Саид вышел из кабины, было видно, как оба, разговаривая, увлеченно жестикулируют…

Наконец наш старший вернулся.

– Еще бы немного – и мы прямо к украм в гости приехали бы. С машиной, полной оружия и боекомплектов. Человек нам путь указал, сравнительно недолго осталось ехать. И побыстрее, светает, – поторопил Саид. – Мы с вами, как в фильме «Живые и мертвые» в июле 1941 года, чуть-чуть в плен не прикатили. Верно, корреспондент? И поспешим, рассветает, нас могут прищучить.

И действительно, ночной туман рассеивался, и в светлеющем небе появился первый беспилотник. Мотор тяжелой «буханки» взревел, и машина покатила по курсу. После ночного напряжения можно было вздремнуть. В полузабытьи вспоминались дни, предшествующие нашему маршруту.

Три атамана

Там, где два казака… там три атамана.
Шутливая казачья поговорка

Казармы старого здания Новочеркасского казачьего кадетского корпуса, преобразованного в сборный пункт добровольцев на СВО, словно трассирующая очередь, пронзила весть… Верховный прибывает! Верховный!

С надеждами ожидали приезда верховного атамана Союза казачьих войск России и зарубежья казачьего полковника Николая Дьяконова. И вот когда он приехал и вошел в бывший кабинет директора корпуса…

Вам когда-нибудь сваливалась на голову кипа папок со старыми бумагами со шкафа? Вы стоите или уже рухнули на пол, а на вас все сыпется и сыпется бумажно-картонным водопадом макулатура…

Похоже, что подобные чувства испытывает и казачий полковник Дьяконов, разгребая завалы проблем и сложных вопросов в хлопотах по организации службы и боевых действий на фронте СВО подразделений добровольческого корпуса. Чувства, конечно, испытывает. Но отрицательных эмоций не выказывает. Спокойствие. Юмор. Самое главное – стремление устранить возникшую проблему.

А на нем держится все: привлечение и формирование новых добровольцев, их экипировка и питание, вооружение и оснащение, взаимодействие и с армейским командованием – а оно далеко не всегда благодушное, – и с политическим руководством прифронтовых областей в Москве… Он в чем-то ошибся, в чем-то был или бывает не прав? Возможно. Попробуйте взвалить на свои плечи громадную ответственность, которую возложила на него история. И не ошибается только тот, кто, как известно…

СВО завершится в свое время. Уже можно сказать, что одним из итогов этой войны станет восстановление прав казачества в России. Точнее, его преобразование в тот формат, который будет соответствовать уже XXI веку. Боевые заслуги верховного атамана отмечены орденом Мужества. Заслуги перед историей казачества оценит время.

Наконец очередь дошла и до меня. Обнялись, так как и знакомы давно, и не виделись давно. Верховный атаман Союза казаков России и зарубежья был краток.

– Надо в первую очередь формировать пресс-службу бригады. Она не менее важна, чем артиллерия. Только на информационном фронте. Поедешь в батальоны, в роты. Напишешь толковую книгу – вот что самое важное от тебя требуется. С богом!

Надо отметить, что в «корпусе» полковника Дьяконова автор этих строк не один такой боец с пером. В здании штаба судьба свела с еще одним добровольцем, с позывным Походный. По возрасту он не мог подписать контракт с Министерством обороны, был зачислен в один из отрядов ЧВК. Походным атаманом казаки издавна выбирали себе вожака, когда по военным или иным походным надобностям надолго уезжали от родных станиц. Что-то вроде временного командира и комиссара в одном лице. А сейчас видел перед собой невысокого немолодого человека из забайкальских казаков. В полувоенной форме, без знаков различия и без оружия. Первое впечатление – преподаватель военной академии в отставке, военспец высшей категории. Верховный атаман отдал Походному распоряжение относительно меня – накормить, обустроить.

И вот за столом я узнал, что доброволец с позывным Походный ну совершенно не военный человек. И главным оружием его был не автомат, а гитара. Песня. И голос.

Спустя время оценил значение распоряжений Николая Дьяконова относительно творческого состава добровольцев казачьей бригады: писателей, музыкантов, журналистов, художников.

Смолкнут залпы боевых действий, а информационно-идеологическая война за умы, чувства и мысли только разгорится. Тут-то и пригодятся те, кто не только стрелял, но и писал, сочинял песни и музыку. А Походный уже вошел в историю как голос казачьей бригады на СВО.

А третий атаман? В недавнем прошлом войсковой атаман Всевеликого войска Донского, казачий генерал Виктор Петрович Водолацкий. Пересказывать биографию нынешнего депутата Государственной Думы Водолацкого в этой книге смысла нет. Но я был очень изумлен, когда, пройдя за ворота КПП штаба корпуса, увидел депутата Думы в военном камуфляже… Последний раз мы виделись в 2019 году в Новочеркасском кадетском казачьем корпусе, когда открывали на стене главного здания мемориальную доску контр-адмиралу русского флота и уроженцу Новочеркасска Михаилу Коронатовичу Бахиреву, расстрелянному Петроградской ЧК в 1920 году. Кто бы нам тогда сказал, когда и как мы увидимся вновь? И что в помещении бывшей преподавательской кадетского корпуса, ставшей спальным помещением офицерского состава добровольцев, под предвоенным расписанием занятий кадет будет стоять моя койка?

Но сейчас было не до воспоминаний. Виктор Петрович мельком глянул на мои бумаги, кивнул – «Не такие проблемы с воекоматом решали. А пока прости, занят».

Честно, надо еще долго вспоминать короткий список депутатов Думы, кто неделями хлопочет о нуждах казаков-добровольцев «за ленточкой». Уже в 2024 году дальнобойный снаряд артиллерии ВСУ попал в здание, где находился депутат – генерал казачьих войск. Виктора Петровича Бог хранил, он отделался легким ранением и контузией. Будем молить Всевышнего, чтобы он уберег его от участи генерала Лавра Корнилова.

Луганск подарил встречи не только с атаманами, но и вывел там на рубеж информационной войны. В столовой расположения добровольцев работали под конвоем трое парней. Военнопленные. Точнее, сами сдавшиеся в плен мобилизованные в армию Зеленского парни. Присутствовать при допросах не удалось, не дождаться было особиста, который разрешил бы беседу. Но накоротке удалось переброситься репликами.

– Откуда вы, хлопцы?

– Из-под Тернополя. Из села.

– Как же вы в армию попали?

– Да пригрозили, что если не пойдем служить, то хату отберут и родителей выселят.

Вспомнились картины детства: беленькие мазанки с соломенной крышей, на стенах комнат всегда фотографии родных. Живых и мертвых. Фотоальбомы как-то не были популярны.

– В твоей хате фотографии деда, прадеда есть?

– Есть, – кивает парень.

– А в какой форме он сфотографирован?

– В красноармейской, – он опустил голову.

– Значит, с фашистами прадед воевал? А правнук за них, против России?

В ответ тяжелое сопение, низко опущенная голова и взгляд в асфальт.

Договорить нам не дали, конвойный казак тронул пленного за плечо. Надо было наколоть дров на кухне. Пленные, они и есть пленные, понуро побрели на хоздвор.

– Не переживай, – успокоил конвоир. – Никто их тут не обижает. Посуду моют. Дрова заготавливают. А сильнее всего боятся, что их обменяют. А там вновь погонят в бой. А второй раз могут ру́ки поднять и не успеть.

Луганск, солнечный городок, пытался жить своей привычной мирной жизнью. На улицах было обычным видеть вооруженных военных. Бросилось в глаза новичку – на физически здоровых мужчин призывного возраста в штатском косятся с неприязнью. Вспомнилось: в Луганской республике в 2014 году объявляли всеобщую мобилизацию. В этом городе воевали или воюют почти все.

Но впереди у меня была своя война.

Pulsuz fraqment bitdi.