Молчание. На грани шепота

Глава 12

Стоило Гэримонду вернуться в бальный зал, как музыка внезапно затихла, а приглашенные расступились, заставляя принца настороженно щуриться, особенно от вида Грэстуса, застывшего в центре зала.

− Негоже наследнику покидать торжества в самом разгаре, особенно если они в его честь, – сказал аграаф.

У него в руках было два посоха. Оба совершенно черные из извитого дерева с подобием руки на вершине. Пальцы-ветки − длинные и острые, держали шары. Один был красным, а значит посох принадлежал Грэстусу. Второй – прозрачный: свободный от воли мага.

Грэстус хмыкнул, заметив взгляд Гэримонда на свободном посохе.

− Лови, − неожиданно крикнул он и швырнул пустой посох с ловкостью настоящего воина.

Древко засвистело в воздухе, стало вращаться, распугивая знать. Казалось, еще немного и оно снесет принцу голову, а тот неспешно поднял руку, протянул ее вперед. Посох тут же застыл, развернулся и лег принцу в подставленную ладонь.

− Он твой. Да, это мой подарок. Прими его, − попросил аграаф.

Гэримонд прищурился, кинув в мужчину взгляд.

«Если ты надеешься стать моим учителем, то напрасно», − подумал Гэримонд, но от подарка отказываться не стал. Он перехватил посох рукой, провел по древку пальцами и коснулся прозрачного шара губами.

Внутри тут же вспыхнул зеленый огонь, разбрасывая искры, а черные пальцы сильнее сжали пульсирующий шар.

− Красивый цвет, − качая головой, сказал Грэстус, − но больно ядовитый, не добрый.

− А ваш полон света и нежности? – язвительно спросил Гэримонд.

Грэстус только улыбнулся в ответ.

− Я хочу предложить тебе маленький бой, спарринг на потеху публике. Победивший получит право на ответ.

Гэримонд хмыкнул. Ему было даже интересно, что затеял его оппонент и какой вопрос у живущего не одно столетие может быть к двадцатилетнему юнцу.

−Я принимаю вызов! – объявил принц и быстро шагнул вперед.

Приближаясь к Грэстусу, он щелкнул пальцами, накрывая их обоих полупрозрачным куполом с зеленым переливом, закрывая всех свидетелей от их магии.

− Начинайте, − предложил Гэримонд, отведя в сторону посох.

− Предоставляешь мне право начать? – удивился Грэстус. – Что ж, тогда извини, если проиграешь, так и не показав себя.

Опытный аграаф усмехнулся, явно стараясь напугать молодого противника, но тот остался равнодушен. Тогда Грэстус поднял свой посох. Несколько мраморных плит поднялись от пола и полетели в принца.

Зеленый посох описал дугу, и плиты тут же рассыпались на множество мелких игл, что развернулись, просвистели в воздухе и замерли, будто врезались в невидимую преграду перед Грэстусом.

Зато плита под ногами Гэримонда попыталась взлететь, норовя его скинуть, как дикий конь, но принц стукнул по ней посохом, и она, присмирев, стала на прежнее место.

Иглы тем временем, облетев преграду, ударили Грэстуса с двух сторон. Он взмахнул посохом, и тысячи игл пронзили иллюзию, превращая ее в сноп искр.

Гэримонд обернулся, безошибочно находя мага, спешно шевелившего губами. Устав от этой глупой затеи, Гэримонд снова метнул в мага все те же иглы, но на этот раз они вспыхнули, и алое пламя превратило их в пыль.

Что-то красное блеснуло сбоку, и Гэримонд увидел, как разбилось одно из витражных окон, и осколки полетели на него. Отмахнуться от них не составило труда, но острые стекла вонзились ему в спину. Грэстус разбил не одно окно.

Он так и норовил обмануть, отвлечь, ударить исподтишка, что Гэримонда только выводило из себя. Еще и слабое тело заставляло упасть на колени.

− Так значит, − прошептал принц и резко встал.

Осколки из раненой спины просто рухнули на пол, без единой капли крови, а дыры на костюме затянулись.

Грэстус улыбался мерзко, победно, а Гэримонд выдохнул и постарался сохранить спокойствие, даже глядя врагу в глаза. В том, что Грэстус именно враг, принц больше не сомневался.

Прищурившись, Гэримонд зашевелил губами первым, но Грэстус в долгу не остался. Они оба словно пытались перекричать друг друга без слов. Гэримонд оказался расторопней. Грэстусу прямо в лицо ударил зеленоватый поток воздуха с мелкой мраморной щепкой, оставляя на теле аграафа множество мелких порезов.

Грэстус даже пошатнулся, едва не упал, но оперся на посох и все же выпрямился.

− Ты мог бы меня победить, если бы атаковал со спины, сразу после этого удара, − миролюбиво сообщил Грэстус, стряхивая с себя пыль и мелкие раны, как какое-то недоразумение.

− Я предпочитаю атаковать в лицо, − заявил Гэримонд и тут же добавил: − Я предлагаю изменить правила.

− И как же?

− Оставим фокусы магов, ведь можно перейти на уровень аграафов.

Грэстус улыбнулся еще гаже, будто пытался не соперничать, а только флиртовал с принцем, как с девицей.

− Смело, − сказал он, − только опасно. Не представляю такой спарринг без настоящих разрушений.

− Я поставил купол.

− Защищающий. Это ничего не даст.

− Зачем так мелко? Восстанавливающий, − возразил Гэримонд, перекидывая посох из правой руки в левую. Перстень тут же вспыхивал возмущенно.

− Удивил, − протянул Грэстус, косясь на купол.

− Это вы меня удивляете, − строго сказал Гэримонд. – Уж маг с таким опытом, как у вас, должен распознавать такие вещи без подсказок.

− Маг? – зло переспросил Грэстус и тут же выбросил вперед посох.

Алый луч вырвался из кристалла, но Гэримонд отмахнулся от него своим посохом и направил его обратно в щит.

− Мощно, но предсказуемо, − сказал Гэримонд. – Я начинаю с вами скучать.

Грэстус почти оскалился, а алый луч, развернувшись, едва не ударил принца в спину, но Гэримонд не собирался на подобное попадаться вновь. Он подставил под него кристалл своего посоха. Пронзенный чужой алой магией, он полыхнул новым светом, но зеленый поток тут же накрыл его, словно волна. Алая искра попыталась уйти от зелени, но не смогла. Зеленый поток выбросил ее прочь, только теперь алый быстро становился зеленым. Луч рассыпался на сотни искр, а те помчались к Грэстусу. В одно мгновение они окружили его подобием спирали и сжались, превратившись в цепь.

Он попытался дернуться, но не смог освободиться, а Гэримонд буквально полетел к нему и коснулся двумя пальцами его лба, стараясь заглянуть в сознание.

Грэстус ударил его посохом прямо в грудь, разбрасывая алые искры. Гэримонд пошатнулся и, прикоснувшись к месту удара, с трудом сделал вдох, а Грэстус, пользуясь мгновением, разрушил ослабшие цепи.

Алая вспышка ослепила Гэримонда. Не имея возможности убрать руку от груди − сердце, казалось, вот-вот остановится – он отбросил посох и закрыл глаза, ставя щит. Свет стал потоком, от которого ноги подкосились.

«Не слабо же ты испугался», − подумал Гэримонд, понимая, что еще немного и его всерьез попытаются убить.

Он не успел даже опомниться, а ему в руку, закрывающую грудь, ткнулся чужой посох.

− Что ж, вы победили, − прошептал Гэримонд, открывая глаза.

Грэстус, стоявший над ним, усмехнулся, но тут же отступил. Давление в груди сразу исчезло, и принц, качая головой, неспешно встал на ноги. Посох послушно скользнул ему в руку. Легкий взмах, и купол рассыпался, рухнул зеленым дождем. Там, где капали капли, все восстанавливалось. Даже окна, что были в стороне, снова стали целыми, не говоря уже о блестящих от чистоты плитах пола.

− А ты ведь мог победить, − очень тихо прошептал Грэстус.

− Нет, − спокойно ответил принц. – Моих сил хватало только на снятие купола.

− А резерв?

− Он не для игр, поэтому я жду ваш вопрос.

Грэстус покосился на короля, заставляя Гэримонда настороженно вытянуться. Когда же отец кивнул, принцу стало совсем не по себе. Он даже взглянул на отца, но постарался не выдавать свое негодование.

− Что такое стигматы аграафа? – спросил Грэстус.

Гэримонд покачал головой, печально улыбаясь.

− Странно слышать от вас подобный вопрос. Вы же аграаф и должны знать такие вещи.

− А если нет?

Гэримонд едва не рассмеялся, осознав, что это действительно может быть правдой и тогда все с Грэстусом становилось ясно.

− Своим вопросом вы рассказали мне больше, чем могли ответить, − прошептал он. − Что ж…

Он внезапно буквально ощутил встревоженный взгляд Ювэй, обернулся и, прошептав мысленно «прости», равнодушно посмотрел на Грэстуса.

− Что именно вы хотите услышать в моем ответе?

− Все! Как они возникают, как выглядят, что при этом чувствует аграаф и… главное, есть ли они у тебя?

− Хорошо, − мягко согласился Гэримонд. – У меня они есть, но их не много. Возникают они сами собой, без моего ведома или желания. По виду напоминают червей, живущих под кожей. Они способны менять свое местонахождение, но их ты почти не замечаешь, а если и чувствуешь − это не похоже на боль. Я все сказал?

− Почему они возникают у аграафов? – нервно спросил Грэстус, выдавая себя еще больше.

− А этого не было в вашем вопросе, − ответил Гэримонд, злорадно усмехнувшись.

«Живи в неведении, жалкая тень аграафа», − подумал он и не стал отводить взгляд, в некотором роде даже надеясь, что его мысли будут услышаны.

Не дожидаясь реакции, Гэримонд развернулся и спешно подошел к взволнованной Ювэй.

− Не бойся, − прошептал он ей и тут же метнул посох обратно Грэстусу. – Я аграаф и символ магов мне не нужен! Приятного вечера, господа и дамы. Я вынужден вас покинуть, многолюдные места дурно влияют на мой характер, а аграаф в дурном настроении подобен стихийному бедствию.

С этими словами он вышел, стараясь не глядеть на отца.

Ювей выбежала за ним следом и едва догнала в саду на пути к башне.

− Аграафишка недоделанный, − ругался принц. – Цирк устроил, да еще и отца в это втянул. Дрянь такая. Убил бы…

Ювэй осторожно коснулась его руки, а он отдернул ее, будто это прикосновение могло причинить боль.

− Не ходи за мной, − попросил принц, спеша уйти.

− Но я − твой адъютант, − крикнула Ювэй ему вслед, поражаясь тому, как быстро он может ходить, когда злится. − Я обещала защищать тебя, поддерживать во всем. Поэтому я здесь, с тобой.

Он остановился, и только тогда она снова смогла его догнать.

− Ты должна оставить меня сейчас, − попросил он, не оборачиваясь. – Так нужно.

− Что ты задумал? – встревожено спросила Ювэй.

− Тебя это не касается!

Перстень на руке принца вспыхнул ярко-зеленым светом, таким сильным, что Ювэй пришлось закрыть глаза, а потом холодные пальцы коснулись ее губ и исчезли.

Когда она снова открыла глаза, принца рядом не было, только в листве сада шуршал ветер.

Глава 13

− О чем вы говорили?! – грозно спросил король у Грэстуса, когда они вновь оказались в кабинете правителя. Что такое эти стигматы? Вы сказали, что по его ответу все станет ясно!

Он действительно надеялся что-то понять, но вопросов стало только больше, а вместе с ними росло и волнение так сильно, что никакие законы приличия не могли заставить держать их при себе.

− Стигматами принято считать божественную метку, как вот эта.

Грэстус показал правую ладонь, на которой виднелась иссиня-чёрная звезда с множеством неровных вершин, изрезавших всю ладонь.

− Это символ спасения, − сообщил он. − Эта метка – истинная стигмата и говорит о моей борьбе с тьмой, а стигматы аграафов, о которых спрашивал я, не истинные. Они вызваны темным началом, и чем глубже сила проникает в тело и душу, тем страшнее и больше стигматы аграафов.

− И сколько их у вас? – затаив дыхание, спросил король.

Никакой метки на руках сына он не видел, но и других следов тоже, даже не предполагал, что они могут быть, а теперь с трудом сдерживал дрожь волнения.

− У меня их нет и никогда не было, но у вашего сына они есть. Он сам это сказал, а значит сила заползла глубоко в его тело и начала его пожирать. Рано или поздно она доберется и до души.

− Значит, он обречен? – спрашивал король, будто впервые услышал, что аграафов преследует недолгая жизнь и безумие.

− Все аграафы обречены, − меланхолично ответил Грэстус и снова переместил себе бокал с вином, чтобы неспешно пробовать его, наслаждаясь нотами вкуса так, словно в этом смысл всей жизни. − Это даже не страшно, просто так было задумано.

− Как вы вообще поняли, что у него есть эти стигматы? – спросил король, вскакивая со своего места и быстро шагая к окну.

Оттуда можно было увидеть сад, освещенный огнями бального зала. Несколько пар, утомленных танцами, прогуливались по дорожкам, в лучах невысоких фонарей, только эта их беспечность сейчас злила короля. Он бы хотел видеть сына где-то там среди этих пар, беспокоиться, чтобы его не окрутила какая-нибудь ушлая девица, а не слушать дикие истории о метках и пожирающей души тьме.

− Все очень просто, − спокойно ответил Грэстус. − Я сравнил нас. Он малоподвижен, бледен, слаб, затянул себя тугим костюмом, вот я и подумал, что все дело в стигматах, а он это подтвердил. К тому же его силы оказалось куда больше, чем я предполагал. Подобной мощи от мальчишки я не ожидал. Уж простите мне такие слова, но аграаф в двадцать лет − сущий ребенок, даже если он сын короля. Гэримонд оказался куда сильнее, чем я вообще мог предполагать. Многое из того, что он сделал сегодня, удавалось мне лишь на втором столетии жизни. Защищающий купол с временным ограничением – это уровень очень могущественного мага. Перенастройка энергии противника и превращение ее в свою не каждый аграаф осваивает, а вот так с легкостью пропустил мою через свой посох и присвоил себе, будто это пустяк. Про расторгнутый договор с посохом я даже говорить боюсь. Я был уверен, что это невозможно, и не поверил бы, если бы своими глазами не увидел, как он это сделал, еще и с такой небрежностью, словно это так же просто как выбросить на дорогу башмак.

− Но ведь вы победили, − не понимал король. – Если вы победили, значит он не так уж и силен.

− Да, я победил, но на моей стороне опыт, и никакой победы я не чувствую. Мне кажется, что он просто поддался, пытаясь скрыть часть своих умений.

− Зачем ему их скрывать? – спрашивал король, оборачиваясь. – Что страшного в силе?

− Может, ее темное начало? – вместо ответа спросил Грэстус, пожимая плечами, и тут же ставил бокал, чтобы коснуться собственного лба. – Правда, я могу быть не совсем объективен. Я боюсь вашего сына. – Он смотрел на короля почти с мольбой, будто только тот мог его спасти, и продолжал. – Его глаза − матовые, хладнокровные… они меня пугают. Как я могу судить о нем и его мощи? Я очень хочу дать вам совет, но могу только содрогаться, вспоминая бой с Гэримондом. Он не яростный противник, не азартный, а холодный, как само небытие. С подобным я никогда не встречался, поэтому…

− Замолчи уже! – внезапно велел Гэримонд, резко распахнув дверь.

Он буквально оттолкнул Агимана, охранявшего дверь, и шагнул в кабинет. Темная сила буквально клубилась у его ног, как черная кошка ластилась к нему, закрывая босые ступни.

− Что за наглость?! – воскликнул король, жестом останавливая Агимана, готового бороться с принцем, только короля никто не собирался слушать.

Гэримонд шагнул к Грэстусу и с неожиданной силой в сухих тонких руках схватил его за камзол, встряхивая над креслом.

− Убирайся отсюда, − прорычал он ему в лицо и тут же оттолкнул к двери.

− Иначе что? – спросил Грэстус, нервно хохотнув.

Он даже пошатнулся, оступился, но не упал, восстанавливая равновесие.

«Я сейчас сильнее», − мысленно ответил Гэримонд, но так громко, что Грэстус не мог не услышать, и возразить ему было нечего, просто он не торопился покидать кабинет, косясь на короля.

«Намного сильнее», − добавил Гэримонд все так же мысленно.

− Как это нагло угрожать мне при короле и не вслух! – воскликнул Грэстус, призывая посох. – Смог бы ты это сказать при своем отце, наследный принц?

− Просто уходи! – ответил ему Гэримонд.

Дверь за спиной Грэстуса сама распахнулась, хоть Агиман ее и закрыл, но без одобрительного кивка короля Грэстус не стал отступать, а король кивнул, давая ему разрешение.

− Простите, Ваше Величество, − сказал Грэстус, поклонился и вышел, уверенно стуча об пол своим посохом, что алым отблеском освещал его путь.

− Что ты себе позволяешь? – спросил король, как только дверь снова закрылась. – Он мой гость и…

− Он подлец и интриган! – перебил его Гэримонд. – Что он тебе наговорил?

− Тебя это не касается, − ответил король, отворачиваясь к окну. – Я хочу, чтобы ты извинился.

− За то, что ты меня не слушаешь? – спросил Гэримонд со злой горечью, которую он даже не пытался скрыть.

− Я не обязан тебя слушать, − ответил король. – Не хочешь извиняться – выйди вон.

− Ты мне обещал, что поговоришь если не со мной, то с Агиманом, но ты позволил этому… этой твари…

Гэримонд буквально зарычал сквозь зубы, указывая на дверь. Он даже слово не мог подобрать, которое могло бы подойти такому змею, как Грэстус. Только все это было не так важно. Гэримонда трясло от страшного недоброго предчувствия. Ему казалось, что коварные сети уже окружили его, а он не знает, как от них спастись, как спасти от них других, а отец совершенно не хочет ему помогать.

«Король ты или глупец?» − зло и раздраженно спрашивал мысленно Гэримонд и склонялся ко второму, когда видел суровый взгляд отца. Тот явно не понимал, в какой опасности находился.

− Ты не имеешь права так говорить о моих гостях, − сказал он. – Если ты сейчас же не извинишься, я тебя выпорю.

− Да делай ты, что хочешь! – взвыл Гэримонд. – Только скажи мне, что затеял этот подлый недоаграафишка?

Король шагнул к нему и ударил его по лицу, оставляя на бледной щеке красный след пощечины.

− Ответь, − попросил Гэримонд, несмотря на горящий след от удара, задевший бледные губы.

Он посмотрел на отца совсем иначе, и тот на миг усомнился, видя в сыне не страх, а тревогу, но ответить не успел. Дверь снова открылась, и в кабинет вошел Агиман, спешно кланяясь.

− Прошу прощения, но во дворце чрезвычайное происшествие, требующее королевского внимания, − сообщил он.

− Что произошло? – спросил король, отступая от сына.

− Убита дочь герцога Норвиля – Эмили.

− Эмили? – удивленно переспросил Гэримонд, вспоминая, как эта милая девушка танцевала с Грэстусом, краснея от его шепота.

− Виновный схвачен? – спросил король.

− Нет. Тело девушки было найдено в парке несколько минут назад.

− Чудовище, − прошептал Гэримонд и выскочил из кабинета первым. Он даже не сомневался, что несчастную Эмили мог убить только Грэстус, кем бы он себя ни называл.

Глава 14

В саду так шумели, что сразу было ясно, где оборвалась жизнь несчастной девушки.

Вокруг беседки охали дамы и манерно падали в руки своих кавалеров почти без чувств, но наотрез отказывались уходить. Слуги бегали вокруг гостей суетливо и бесполезно. Рыцари просто молча стояли в стороне, готовые вмешаться, если будет нужно.

Прорываясь сквозь толпу, Гэримонд особо не церемонился: все равно никто не посмеет возразить принцу. Сейчас его куда сильнее волновала погибшая. Она лежала на полу в беседке, раскинув руки так, будто просто спала и хотела потянуться, но так и застыла с блаженной улыбкой на лице. Полуоткрытые глазницы зияли кровавой пустотой. Ее платье было разодрано, кожа изрезана, но кровь не заливала беседку, а темными сгустками застыла на коже.

− Что ее убило? – спросил принц у склонившегося над девушкой мага.

− Простите, но я не знаю, − ответил врач. – Все ее раны нанесены уже мертвому телу. Большего без артефактов я не смогу сказать, но из нее будто вынули жизнь, а потом изуродовали. Не знаю, кто мог бы такое совершить…

− Аграаф, − очень тихо прошептал Гэримонд, отступая.

− Вынули жизнь? – внезапно спросил король за его спиной, спешно приближаясь.

− Жизнь или душу, − снова пожал плечами лекарь. – Простите меня, Ваше Величество, но я действительно не понимаю, что именно могло ее убить. Яды и те оставляют следы, но я не нахожу их.

− Пожирание душ – одно из самых страшных проклятых искусств, − словно змей искуситель, шептал Грэстус королю на ухо, а Гэримонд только скалился, слушая все это.

− И кто может овладеть этим искусством? – спрашивал король.

− Любой, − охотно отвечал Грэстус. − Это может сделать даже человек, лишенный магического дара, если знать ритуал. Только мало кто отважится на подобное. Пожиратель чужой души уже никогда не будет человеком. Его душа станет так черна, что он превратится в демона и тогда…

− Хватит! – перебил его Гэримонд. – Что за бред? Нет никаких демонов. Просто поглощенная душа будет пожирать настоящую и рвать ее на части. Всплеск при разрывах будет давать силу и уничтожать душу. Оставьте этот ваш лукавый тон. Она, − он указал на девушку, − была убита через четверть часа после нашей дуэли. И мы оба знаем, что ее убили вы! Вы танцевали с ней и нашептывали ей что-то непристойное, не удивлюсь, если вы ее околдовали, чтобы она побежала куда угодно за вами!

− Откуда ты знаешь, когда она умерла? – невозмутимо спросил король у старшего сына.

− Я аграаф, мне это просто видно, − спешно ответил Гэримонд и снова указал на Грэстуса. – Кроме него никто не мог. Только ему это может быть нужно: на чем еще он будет держать свою жалкую силу?

Он ждал, что отец ему поверит или хотя бы спросит, откуда такая убежденность, но король ударил его по руке, мешая указывать на другого аграафа.

− Грэстус все это время был со мной, и я не позволю тебе клеветать на уважаемого человека. Немедленно извинись!

− И не подумаю, − прошипел в ответ Гэримонд и, отмахиваясь от короля, поспешил прочь.

Ему было совершенно не понятно, почему никто вокруг не видит таких простых, таких очевидных вещей, почему никто не может понять то, что понятно ему. Просто он даже не представлял, как по-разному аграафы и люди видят мир. Людям не подсказывала беседка, не несла в себе красную энергию, не кричала о ритуалах, что были здесь проведены. Людям не была видна темная бездонная дыра в груди убитой, а главное – люди не понимали, как жалок и слаб прилизанный Грэстус.

− Проклятый змей, − шипел Гэримонд уходя.

Агиман шагнул было за ним, но король остановил его жестом.

− Пусть идет. С ним я разберусь позже, а пока… – король обратился к Грэстусу: − Прошу прощения за непозволительное поведение моего сына, надеюсь, вы не сочтете это оскорблением.

− Я тоже когда-то был молод, горяч и несдержан, − учтиво отвечал аграаф. – Жаль, я больше ничего не могу сказать о случившемся.

− Как аграаф вы ничего не видите? – спросил король.

− Простите, но нет.

Грэстус приложил руку к груди, склоняя голову в почтительном поклоне. Он всем своим видом старался показать свое добродушие и готовность помогать, а король почему-то безоговорочно ему доверял, как никому в своей жизни, кроме разве что покойной супруги.

− Тогда позвольте всего один вопрос, − сказал он и жестом пригласил Грэстуса пройти. Говорить о собственных мыслях в присутствии других он не желал.

Вместо ответа аграаф последовал за королем и торопить его не стал, будто просто сам решил прогуляться.

− Мне дико даже думать об этом, − начал король, когда они отошли подальше от злосчастной беседки и дворца, а в тени деревьев появился силуэт башни, где в комнате принца можно было различить огонек и пляску теней.

Король сглотнул, не понимая, мерещится ему или так за окном действительно пляшет сама тьма вокруг одиноких огней.

− Если вы передумали спрашивать…

− Нет-нет, − перебил Грэстуса король. – Я не передумал, просто мне не по себе.

Он свернул подальше от башни, даже не замечая, что совсем иначе говорил с гостем, словно тот много столетий был ему другом.

− Понимаю. Страшное происшествие и в такой день, прямо у королевского дворца…

Грэстус вздохнул и покачал головой.

− Мог ли это сделать Гэримонд? – спросил внезапно король.

− Конечно, мог. Я же говорил, что это может каждый, но зачем это принцу? – удивился Грэстус. – Подобное событие – удар по королевской репутации, уж простите мне такую откровенность, Ваше Величество, и имя самого принца это непременно заденет. К тому же пожирание душ только увеличит его стигматы. Что может стоить подобного?

− Например, месть, − ответил король и тут же затаил дыхание, не веря самому себе.

− Кому? Чем могла провиниться бедная девушка? – не понимал аграаф.

− Не она, а вы. Мне кажется, что он хотел отомстить вам. Он ведь был очень против нашей с вами беседы.

− Какие дивные вещи вы говорите, но что такого я мог сделать? Неужели наш шуточный бой был так оскорбителен для него?

− Его исход – быть может, − вздохнул король, − но, право слово, он был явно зол.

− Если даже так. Он мог бы плеснуть в меня вином или сломать рессору моей кареты силой мысли, зачем же убивать девушку?

− Чтобы вы сюда больше никогда не могли вернуться.

Король посмотрел на аграафа, а тот задумчиво потер бороду.

− Ваше Величество, − в итоге встрепенулся он, − не спешите с выводами, быть может, все совсем не так.

Он говорил это, а в груди у короля росла убежденность, что он точно знает, что случилось. Когда же часом позже ему сказали, что девушка была убита магией, а его сын не ошибся со временем смерти, королю оставалось только взвыть от горя.