Kitabı oxu: «Вперед в прошлое»
Глава 1
День выдался на редкость неудачным. Наверное, стоит начать свою непростую историю именно с этого. Пусть это будет своеобразным предупреждением: если уж день неудачный, берегись всех и всякого. А еще лучше, запрись дома и носа на улицу не показывай, потому что лучше он не станет, это точно. Хотя, я почти уверена, что лезу со своими предупреждениями зря, потому как вряд ли с кем-то может случиться подобное. Знаю, я и сама уже запуталась, и скажу больше: дальше эта самая путаница никуда не денется, все станет только хуже. Уж это я могу обещать, потому что до сих пор ничего не понимаю. В общем, пора заканчивать сумбурное вступление и переходить непосредственно к тому самому неудачному дню.
А это была среда. Совершенно обычная сентябрьская среда. Я бы даже сказала, что среда скорее летняя, потому что это был первый день осени. Погода подозрительно радовала, солнце светило, птички пели и люди на улице, казалось, счастливо улыбались друг другу. Хотя для нашего города это обычное дело: толпы восторженных туристов, в основном иностранцев, бродили по центральным улицам и не фотографировали разве что мусорные контейнеры. Правда, пару раз я видела и такое, но что я понимаю в современном искусстве и полете мысли? Не раз, и даже не десять раз, меня тоже просили присоединиться к фотографии, видимо решив, что я ничем не уступаю злополучным мусорным контейнерам и тоже достойна своего места в кадре. И приезжих можно было понять: и сейчас я не о контейнерах, дались они мне, в самом деле… Сейчас я о самом городе: сама живу в северной столице вот уже три года, а до сих пор не привыкла к местной красоте. И к улыбчивым туристам.
Но в тот день окружающая красота и даже погода меня не радовали: с самого утра я умудрилась в очередной раз поругаться с мужем, как следствие опоздать на работу (иногда мы слишком увлекаемся, забывая, что хорошо бы прекратить что-то вдохновенно внушать друг другу в семь ноль-ноль). Я вполне могла бы успеть, если бы в метро не произошла какая-то авария и мне не пришлось бы двигать с тремя пересадками. А до этого не сломалась моя машина – из-за нее я изначально и спустилась в метро. И, само собой, опоздала я сегодня совершенно не к месту, потому что не далее как вчера к нам прибыло начальство из Лондона.
К приезду дорогого Нормана Смита мы готовились чуть ли не месяц, а я готовилась больше остальных, потому что как раз и отвечала за всякого рода проверки. Возможно, меня бы и пронесло, и моего опоздания никто бы не заметил, не пролей я кофе прямо на рукав пиджака тучному дядьке в лифте. «За секунду до» у меня был выбор: вылить бурую жидкость на себя, или резко дернуть рукой, и как любой нормальный человек я инстинктивно выбрала второе. Если бы знала, что этот тучный тип и есть Норман Смит, облилась бы этим чертовым кофе с головы до пят. Узнала я это лишь через полчаса, и как следствие непродолжительного знакомства в лифте, Норману я совершенно не понравилась, хоть и считалась девушкой обаятельной и очень даже привлекательной. Но ему мое обаяние было побоку, как и прекрасный английский вкупе с улыбкой во все тридцать два. Норман Смит жалел свой дорогой пиджак, и дядьку можно было понять.
Дальше рабочий день тянулся без преувеличений целую вечность. Норман Смит при виде меня заливался краской от злости, я дергалась, все валилось из рук… я даже на обед сходить не рискнула. Побоялась.
Неудивительно, что после работы я загибалась от голода. И у входа в метро увидела его. Ларек с шавермой! Обычно я такое не ела, но после голодного дня ларек показался голубой мечтой, он светился и словно парил над землей! А как оттуда пахло? Я ощутил себя героиней дурацкой рекламы и с восторженной улыбкой понеслась вперед, за шавермой. Очередь меня не смутила, скорее раздражала медлительность всех, кто оказался впереди меня. Но я дождалась.
С восторгом ткнула пальцем в картинку и сказала:
– Две, пожалуйста.
Непонятная тень из глубины киоска кивнула, а я стала с нетерпением пританцовывать возле, предвкушая ужин в вагоне метро или по пути к нему. Вообще неважно, лишь бы наконец-то поесть и сгладить прошедший день.
– Девушка… – услышала я справа.
А потом еще раз:
– Деву-ушка.
С недоумением оглянулась, неуверенная, ко мне ли это обращаются. В паре шагов от меня стояла женщина и смотрела прямо на меня: сомнений, кого именно она звала, не осталось. Я ждала, когда она продолжит, но она молчала. Все смотрела, пронзительно так, цепко.
И я окинула ее ответным взглядом: старенький плащ, потертые ботики, которые явно носила еще ее бабушка. Или просто чья-то бабушка. В руках подобие сумки, на самом деле больше похоже на льняной мешок для продуктов, но не из тех, что модно носить сейчас, а старый и потрёпанный. Волосы убраны под платок, в глазах отсутствует блеск, под глазами залегли впечатляющие мешки. Уголки губ опущены. Весь ее вид говорил о недостатке, хотя грязной она не казалась. Скорее, очень несчастной, уставшей. Трудно сказать наверняка, что с ней было не так, впечатление она производила двоякое. Обычно в таких случаях я отворачивалась, памятуя о процветающем бизнесе вот таких вот бродяг и попрошаек, но после собственного крайне неудачного дня, внезапно прониклась сочувствием, женщина не походила на классическую попрошайку. И все продолжала на меня смотреть.
Не выдержав, я спросила:
– Что вы хотите?
– Я… – казалось, она удивлена тем, что я с ней заговорила, хотя она сама меня и позвала. – Ты не могла бы купить мне поесть, красавица?
Ответить я не успела, из киоска высунулся продавец, сунул мне в руки две шавермы, резво махнул рукой прямо перед моим носом, сложил пальцы в кулак и потряс им опять же, передо мной:
– А ну вали отсюда! Ходят тут всякие, клиентов пугают… – рявкнул он с заметным акцентом. Обращался он, само собой, к женщине, она как раз стояла позади, но недоуменные взгляды от соседей по очереди получила все равно я.
Быстро сунув мужчине деньги, я отошла.
– Девушка, ты меня прости… – робко напомнила о себе женщина, хотя для робкой она слишком нагло мне «тыкала». Да и с робостью я дала маху, она просто разговаривала не очень громко, потому и казалось, что стесняется.
– Возьмите, – перебила я, сунув ей шаверму. Все равно я пожадничала, две мне ни в жизнь не умять.
Женщина неловко подошла и приняла из моих рук сверток. Я заметила, что руки у нее довольно гладкие и ухоженные, что никак не вязалось с ее образом и одеждой. В ней вообще все казалось… неправильным. Наверное, поэтому я ее не прогнала, мне хотелось докопаться до сути, понять, что же с ней не так. Она актриса? Творческих личностей у нас предостаточно, хотя вот таких я еще не встречала. Может, она беглянка, прячется от кого-то? Нет, это я фильм в выходные похожий смотрела.
– Что-то еще? – спросила я, продолжая наблюдать за женщиной.
Она понюхала шаверму и улыбнулась:
– Иногда по запаху можно определить, где ты. Дома? Не дома.
– У вас какой-то спектакль скоро?
– Что?
– Вы актриса?
– С чего ты взяла? – удивилась женщина, хотя в глазах ее искрилось веселье. – Хотя роли я играю, бывает. Сейчас играю. Или нет? Легко запутаться.
Она как будто издевалась, этакая шутка, понятная только ей, а я – в роли дурочки. Непонятно только, с какой стати. Роль дурочки мне не особо нравилась, любопытство того не стоило. Актриса, беглянка – какая мне-то разница? Я устала, проголодалась и хочу домой, а не вот это вот все. Я натянуто улыбнулась странной женщине, развернулась и ушла в сторону станции метро.
На эскалаторе блаженно прикрыла глаза: совсем скоро этот день закончится – какое счастье! Глядишь, завтра Норман Смит немного остынет и оценит мой английский. Все точно наладится, как же иначе?
Завибрировал телефон – входящее сообщение.
«Все в силе, Дришка?»
Писала Надька, моя подруга. Черт, совсем забыла! Мы договаривались встретиться вечером в каком-нибудь баре и немного поболтать, давно не виделись. Но сил на бар не осталось совершенно, думаю, Надька меня поймет и простит.
Я начала печатать ответ, но кто-то весьма грубо схватил меня за локоть и потянул в сторону. Сработал инстинкт, я прижала сумку к себе поближе и попыталась выдернуть локоть. Его неожиданно легко выпустили и по инерции я угодила дядьке впереди меня кулаком в плечо.
Он неодобрительно оглянулся, я широко улыбнулась, искренне надеясь, что бить меня в ответ он не станет. В метро люди разные, а тут час-пик… а ну как у дядьки проблемы с гневом и все такое? Как ни странно, мне повезло (первое везение за весь день), он лишь фыркнул и отвернулся. Пока я негласно разбиралась с побитым мною дядькой, совершенно забыла о том, что собственно на нападение меня тоже кто-то подтолкнул. И этот «кто-то» решил напомнить о себе, потянув меня за локоть еще раз. В этот раз дергаться я не стала, просто повернулась. И не без удивления уставилась на ту самую женщину с улицы.
– Прости, если напугала, – немного натянуто улыбнулась она.
В ответ я неопределенно пожала плечами и отвернулась: разговаривать с ней не хотелось. Может, нет в ней никакой загадки и я все сама выдумала? А тетка – самая обычная попрошайка, выпросила шаверму, а теперь вот станет на ночлег намекать или деньги вымогать.
Эскалатор наконец закончился, я прибавила шагу, надеясь, что женщина отстанет.
Но не тут-то было:
– Ты не на своем месте, – услышала я позади себя и в очередной раз подпрыгнула от неожиданности. Само собой, это опять моя новая знакомая, шла-шла по пятам, и перешла вот… на бред какой-то.
И бред все набирал обороты:
– Ты не там, где должна быть. Я это сразу заметила.
«Должно быть увидела, что пальто на мне дорогое и намекает, что мне в метро нечего делать» – догадалась я и опять промолчала. В таких случаях лучше не связываться: а ну как обчистит, а я, ворона, и не замечу? Или разозлится, мало ли… не хватало еще поцапаться с теткой в метро, такого в моей жизни еще не случалось. И вообще, куда это годится? Если пальто дорогое, значит, мне и в метро вход воспрещен? Что еще за дискриминация? Вон, впереди меня девушка прошла, так ее пальто тоже не из дешевых, почему к ней никто не пристает?
– Ты не должна быть здесь, – женщина все напирала.
Где там поезд? Вроде раньше всегда быстро приезжал.
На всякий случай я отошла на несколько шагов от края платформы: вдруг женщина окажется какой-нибудь сумасшедшей? Или буйнопомешаной? Не зря же я в ней странности углядела…Решит, что я не должна быть здесь, значит мне пора на тот свет. Толкнет еще, с такой-то станется.
Передо мной живо образовалась толпа страждущих попасть в вагон поезда и я почувствовала себя в относительной безопасности: надумай она меня толкать, толпа впереди существенно осложнит сей замысел. Да и вокруг много людей собралось. А сама женщина… куда она делась? Только было я подумала, что тетка наконец отстала, как меня уже в который раз прихватили за локоток (дались же ей мои локти, в самом деле!) и потянули в сторону, слава создателю, противоположную от края платформы. «Караул» крикнуть я не успела, женщина развернула меня к себе и упрямо повторила:
– Ты меня не слушаешь, девочка. Место, что ты занимаешь – не твое. Оно тебе не принадлежит! Из-за тебя все неправильно.
– Какое еще место? Сидячее? Если вас это успокоит, то я пообещаю проехать свои три станции стоя и не занимать чье-то там место. – Уже совсем злая, я освободила руку. Поделилась ужином, называется, теперь ко мне претензий еще больше, чем у Нормана Смита. Вспомнив тучного дядьку из лифта и начало рабочего дня, я опять поморщилась.
Наконец приехал поезд. Толпа ринулась набиваться в вагон, я бросилась прочь от странной женщины. Та не отставала:
– Я имею ввиду не метро, – бубнила она, и, к несчастью, я хорошо ее слышала. – Я про твою жизнь. Она должна быть другой, твое место не здесь. Все меняет мгновение, перемены стоят жизней. Никто не замечает…
То ли после приключений на работе я соображала не очень, то ли женщина сошла с ума и загадывала ребусы, непостижимые для простого обывателя. Между тем, отвлеченная от миссии сесть в поезд, я упустила свой шанс. Двери ближайшего вагона закрылись, поезд со свистом укатил дальше.
А женщина все вилась рядом, вызывая неподдельное беспокойство:
– Я хочу помочь. – Ее лицо при этом ничего не выражало, как будто она разговаривала со мной, но думала о чем-то ином, более важном. – Ты едешь домой, торопишься, но это не твой дом.
– С этим не поспоришь.
– Ты должна это чувствовать, разве нет? Все происходящее – неправильно.
– Угу.
– Муж – он тоже не твой.
А вот это уже интересно.
Теперь я пригляделась к женщине повнимательнее. Подобная фраза вполне могла принадлежать любовнице мужа, думающей, что она – любимая и единственная, а я занимаю ее место. Это многое бы объяснило. Но тут набралось сразу два «но», весьма существенных: во-первых, я сильно сомневалась в наличии у мужа этой самой любовницы, ну а во-вторых, вряд ли Максиму пришло в голову выбрать странноватую женщину в лохмотьях. И если «во-первых» можно было отбросить, потому что редкая жена может догадаться о похождениях мужа, то «во-вторых» никуда деть нельзя. Макс в принципе не особо падок на других женщин, обычно он им даже не улыбается, и, насколько я могла судить, он тяготел к молодым светловолосым особам. Нет, определенно не любовница, просто сумасшедшая.
И опять она схватила меня за руку. Ее хватка стала цепкой, пальцы сомкнулись вокруг моего запястья, словно железные наручники.
– Отпустите, – прошипела я, пытаясь освободиться. И угрожающе пообещала: – Или закричу. Позову полицию.
Но полиции женщина явно не страшилась, как ни в чем не бывало она продолжила:
– Я издалека тебя увидела, потому и подошла.
– Зря. Шли бы себе мимо…
– Пройти мимо – основное правило, но есть исключения. Всегда есть исключения. И они важны, одно исключение делает разницу. Годы и годы разницы. Ты – исключение в его правилах. Но ты можешь быть полезной, поэтому я не могу оставить все как есть.
Я нетерпеливо поглядывала по сторонам, надеясь разглядеть хоть кого-нибудь, мало-мальски похожего на представителя власти, способного отцепить от меня эту чокнутую. Или любого сознательного гражданина, который поспешил бы на помощь бедной девушке. Но везение сегодня дало сбой, вроде бы и были на входе полицейские, но сейчас как в воду канули. Ну а остальные попросту не обращали внимания на происходящее, кто сейчас вообще на ближнего смотрит?
– Ты меня не понимаешь, – тем временем сделала вывод женщина.
– Конечно нет, но это как раз неудивительно. Зато уверена, в заведении имени Кащенко вас обязательно выслушают и поймут, – пообещала я.
– Это все неважно. У тебя осталось мало времени, так что слушай внимательно…
– Вы что, мне угрожаете? Знаете, это уже давно зашло слишком далеко. Вы ничего от меня не получите, шаверма была пределом, ясно? В последний раз предупреждаю – отпустите руку, или мне придется… – тут я заметила, как в толпе мелькнула полицейская форма и обрадованно замахала свободной рукой, привлекая к себе внимание. – Эй! Эй, помогите!
Мой призыв о помощи никто не услышал, полицейские исчезли в людском потоке.
Женщина дернула меня за руку, приближая к себе:
– Часто люди принимают перемены и живут дальше, живут как ты, не на своем месте. Вживаются в роль, которая им не принадлежит. Судьбу надо творить самой, стоять в стороне нельзя, когда за тебя решают. Ты осталась в стороне, но есть шанс все переиграть. Запомни мои слова, они тебе еще пригодятся.
– Не стоять в стороне, поняла, – кивнула я с самым умным видом, поняв, что спорить бесполезно, надо просто выслушать до конца.
– Ты должна найти правильный путь, иначе вернешься к тому же самому. Правильный путь приведет тебя к правильной жизни.
Сектантка что ли? Кажется, я всех перебрала, вот только сектантов и забыла.
– Буду искать путь. Сама.
– Ты должна была стать умнее, так что все не должно повториться. Поймай момент, верни его в свое русло. Ты же знаешь, что такое безумие?
– Теперь куда лучше, – с готовностью призналась я.
Кажется, мои ответы женщину мало волновали:
– Безумие – это повторять одно и то же действие много раз и надеяться на другой результат. Это происходит с тобой, разорви петлю, что он создал.
– Кто создал? Эйнштейн?
– Нет, Александрина. Ты все шутишь, храбришься. Но не зовешь на помощь, как обещала, не кричишь, не отталкиваешь. Что-то в моих словах тебя зацепило, верно? Сейчас ты убеждаешь себя, что это бред, но правда в том, что в душе человек способен осознать неправильность происходящего. Мало кто может объяснить суть этого чувства, когда жизнь проносится, но с ней что-то не то. Неправильность, которую непонятно, как исправить.
Внутри меня все похолодело.
– Откуда вы знаете мое имя?
Подобрать имя можно, я слышала, подкованным людям это раз плюнуть. Но одно дело, угадать с Катей или Машей, да пусть даже Сашей, но с Александриной? Быть не может. Эта женщина точно знала, кто я, знала мое имя. Еще до того, как подошла ко мне.
– У тебя будет один шанс все исправить. Не упусти его. Пройди все до конца, других вариантов у тебя нет. Считай это моим тебе подарком.
Наконец-то моя рука оказалась на свободе и я не преминула этим воспользоваться: сначала отошла на пару шагов, пятясь назад, дабы убедиться, что эта сумасшедшая за мной не последовала, потом развернулась и прыгнула в первый попавшийся вагон, не слишком заботясь, что мне ехать в другую сторону. Сейчас главное – отвязаться от больной дамочки.
Глава 2
– Вставай, горе мое луковое! – услышала я хорошо знакомый голос.
Обладатель голоса явно начинал терять терпение, стало быть, зовет меня не в первый раз. Я попыталась открыть глаза, но попытка не увенчалась успехом: увидела я лишь черноту, разбавленную цветными пятнами. Голову сдавило ужасной болью, в висках стучало и почему-то подозрительно болела нога. Я попытала счастья с открытием глаз еще раз, но опять ничего. Боже мой, я что, ослепла?
– Эй, тебе пора вставать! – теперь голос звучал куда ближе.
– Мама?! – промямлила я, вложив в одно слово-вопрос все свое удивление. Получилось неважно, потому что мамуля фыркнула и вышла из помещения. Это я судила по удаляющимся шагам, со зрением у меня наметилась беда.
– Поднимайся, я сварю тебе кофе! – крикнула мамуля.
Я честно попыталась сделать как она сказала, то есть подняться, но ничего не вышло: тело меня как будто не слушалось. Но это не было моей главной проблемой: в больной голове вертелась куча вопросов, но задавать их я не спешила, пока не верну хотя бы зрение. С этим мне помогла мамуля, совершенно к этому не стремясь: пока я пыталась отвлечься от головной боли, она подошла и дернула с меня одеяло, которое было натянуто до самой макушки. Свет больно ударил по глазам, в голову словно кинули разрывную гранату, увеличив боль в миллионы раз. Зрение вернулось, но толку от этого было чуть: стоило приоткрыть хоть один глаз, свет резал подобно лазеру и я все равно ничего не видела. Я что, стала Дракулой и теперь боюсь солнца? Кожа вроде не дымится, но почему так больно? Хотя, если подумать, свет куда лучше чем чернота, я по крайней мере не ослепла.
– Это же надо так набраться, – опять засмеялась мамуля, она у меня вообще дама веселая. – Давай, рученьки в ноженьки и на кухню. Ты девочка взрослая, так что хватит разлеживаться и изображать из себя страдалицу. От похмелья еще никто не умирал.
– Странно, я бы поставила руку на то, что ты неправа. Нет, лучше глаза, они все равно ничего не видят, – хрипло пролепетала я.
– Ну, для этого тебе надо принять вертикальное положение, не так ли?
– Пять минут, – с трудом выдавила я.
– Пять минут у тебя есть, – смилостивилась она и, судя по шагам, опять меня покинула.
Итак, что мы имеем: отсутствие зрения, предположительно преодолимое, жуткую головную боль, с которой должна помочь обычная таблетка (или целая упаковка), ногу странно подергивает. Это все ерунда… Более беспокоил другой вопрос: какого черта я ничего не помню? Неужели я вчера так сильно набралась с Надькой, что забыла о приезде мамули? Это вряд ли, обычно мы договариваемся чуть ли не за месяц. Живет она в другом городе и довольно далеко, но это еще полбеды: на поезде ехать больше суток, а прямых рейсов из Питера на самолете нет, только с пересадкой. Так что мамулин приезд мы всегда обговариваем заранее и ее встречаю либо я, либо Максим. Чаще я: муж часто бывает в командировках и застать его дома обычно трудновато.
Но раз мама здесь, значит, решила сделать сюрприз и явилась неожиданно. Что ж, я в любом случае счастлива, но счастье мое было бы безграничным, не застань она меня в таком ужасном состоянии. Перед мамой стало стыдно и я в который раз за утро застонала. И где, черт возьми, Максим? Вот уж кто точно не упустил бы возможность выдать пару ядовитых комментариев. Более язвительного человека я не встречала в жизни… так где он? Глядишь, с его комментариями я бы и двигалась бодрее. После появления Макса в моей жизни я вообще стала… бодрее. До него я была другим человеком, жалкой развалиной. И похуже, чем в данный момент.
По шагам я поняла, что вернулась мамуля, потому моментально озвучила мучающий меня вопрос:
– А где Максим?
– Какой Максим? – искренне удивилась мама.
– Ты что, знаешь много Максимов?
– А ты?
– Только одного, – начала злиться я, вот всегда она так: видит, что дочь страдает и начинает издеваться.
– Ну, я знаю не больше трех.
От злости я даже приоткрыла один глаз, но быстро забыла, что хотела прояснить ситуацию с Максимами, потому как взор мой сфокусировался на мамуле. Сказать, что с нашей последней встречи она сильно изменилась – ничего не сказать. Вернула старую стрижку – как минимум. Да и вообще… помолодела сильно.
Я пролепетала:
– Хорошо выглядишь. Но ты опять постриглась и мне ничего не сказала? А ведь говорила, что больше никогда…
– Когда это я такое говорила?
– Когда больше трех лет отращивала длинные волосы. Вот уж не думала, что ты так кардинально вернешься к старому образу.
В ответ мама закатила глаза и красочно покрутила пальцем у виска. А я наконец-то открыла второй глаз: бог мой, мамуля вовсе не приезжала к нам в гости, вот почему пробудившись, я не увидела ехидную физиономию Макса. Это я каким-то чудным образом перекочевала домой. Черт, ничего не помню… как я могла проделать такой длинный путь и забыть? Это же надо так набраться. Хотя все равно странно, столько часов из памяти исчезло… но у меня есть оправдание: наследственная непереносимость алкоголя. Бокал вина – мой предел, на второй меня подбить трудно. Но, похоже, Надьке это каким-то образом удалось, с ней вообще связываться опасно. Но раньше я как-то не представляла себе масштабы этой самой опасности.
– Какое сегодня число? – решила уточнить я временной провал в памяти. Если честно, боялась услышать что-то вроде «пятнадцатое». Вот это было бы обидно.
Но мамуля меня и обрадовала и подкинула задач одновременно:
– Второе, – теперь мама и смотрела, и говорила с беспокойством.
– Второе… – хмуро повторила я, пытаясь сообразить: за полсуток на поезде домой никак не добраться, значит, я сюда прилетела. Сделала пересадку, похоже, на полном автопилоте, и вот я дома. По времени как раз бы уложилась, но вот уж не думала, что в самолеты сажают пьяных в лоскуты барышень. А ведь я могла и вовсе быть без сознания… И как тут не вспомнить бессмертное «31 декабря мы с друзьями ходим в баню» и последующие путешествия героя? Всегда задавалась вопросом, а как это его в самолет посадили? Оказывается, косяк фильма – не косяк вовсе, меня вот тоже как-то посадили. А очутиться на месте героя-алкаша не очень приятно.
– Похоже, дело совсем плохо, – по своему истолковала мою задумчивость мама. – Давай принесу кофе и обезболивающее сюда.
– А во сколько я прилетела? – вдогонку ей поинтересовалась я.
– Пару часов назад.
Значит, я и вправду прилетела на самолете. И мое ужасное состояние объяснялось довольно просто: Надька умудрилась напоить меня так, что я потеряла память, то есть очень сильно, и это после ужаснейшего рабочего дня. Потом два перелета, хоть не особо продолжительных, но все же… еще надо было умудриться сделать пересадку, выход свой найти, паспорт не потерять, да и вообще, на ногах держаться. Все-таки возьмем за основу версию, что меня не пустили бы в самолет в полуотключке. И после всего вышеперечисленного два часа сна. Удивительно, что я вообще смогла глаза открыть, а между прочим, прямо сейчас я еще и вижу прекрасно. Конечно, глаза сильно слезятся, но где-то я слышала, что слезы – это полезно.
В очередной раз появилась мамуля, водрузила на столик возле кровати кофе и сунула мне в руки стакан воды и две неизвестные таблетки белого цвета.
– Спасибо, – прохрипела я и жадно осушила стакан.
– Пей кофе и собирайся. Уверена, ты захочешь воспользоваться моим тональным кремом, – она присмотрелась и добавила: – И пудрой. И корректором…
– Спасибо, мам! И спасибо, что не осуждаешь.
Она хмыкнула и вышла, а я так и не успела спросить, зачем она меня так рано разбудила. Но этот вопрос быстро отошел на второй план, так как я вспомнила, что сегодня четверг, а в четверг положено выходить на работу. А у меня еще ситуация с Норманом Смитом – как кость в горле…
«Вот черт!» – выругалась я мысленно.
И как можно забыть о работе? Я же обожаю свою работу, работа для меня – все. Там я ощущала себя… на своем месте. Помнится, Масим часто шутил, что между ним и работой я бы точно выбрала второе, но правда в том, что мы оба трудоголики и в этом друг друга хорошо понимали.
Макс. Странно, что он даже не позвонил, ведь я ночью домой не вернулась. Такого со мной еще не случалось, особенно без повода и предупреждения. Макс должен был беспокоиться, звонить, искать… тут самое время проверить звонки. Маякнуть, что я жива и первым делом позвонить начальнику, наврать, что я больна и вот-вот готова скончаться. Хотя это даже не ложь, учитывая мое плачевное самочувствие.
После залпом выпитого кофе (он немного остыл) я мгновенно почувствовала себя лучше. Как и любой кофе-зависимый наркоман, после полученной дозы я оживала. И силы подняться с кровати тоже как-то нашлись, я наконец приняла вертикальное положение. В голову ударила новая болевая волна, но теперь голова болела не в одиночку, а вкупе с ногой, что немного уравновешивало уровень боли в черепушке.
Я перевела взгляд вниз: коленка разбита. Вернее, не просто разбита, с нее будто сняли скальп. Жуткое зрелище. Вытерев слезы с глаз, я пригляделась к ноге получше, пытаясь понять, что же с ней такое стряслось. Такое чувство, что меня волокли по разбитой дороге, и я тормозила коленкой. Мамуля в детстве величала подобное «асфальтной болезнью». Похоже, детское заболевание вернулось ко мне спустя двадцать лет. Хотя, помню, был в моей жизни один веселый случай: в веселые студенческие времена мы с девчонками поспорили, кто сможет пробраться под забором на территорию университета посреди ночи. Я смогла, но неловко ободрала ногу, вроде даже так же правую. В этот раз, надо думать, ползала где-нибудь по территории аэропорта… позор-то какой! Надьке точно не жить, как она могла такое допустить? Два перелета, скальп на ноге, пропуск важного рабочего дня… Встретиться с Надькой – плохая, плохая идея.
Так, ладно. Сейчас мне нужен телефон. Я быстро окинула свою комнату на предмет такового, но своего новенького айфона не заметила: неужели я его потеряла? Это бы объяснило отсутствие звонков от Макса. Ужас какой, надо срочно позвонить ему с маминого телефона. Мы еще поругались сутки назад, что он мог нафантазировать? Черт…
Пока я в панике рыскала по комнате, случайно наткнулась на свой старый телефон. Вообще-то, я оставила его маме, но та со временем купила аппарат получше, а что стало с этим не упоминала. Похоже, так и лежал в моей комнате. И не грех им воспользоваться, если речь идет о вопросе жизни и смерти. То есть о моей жизни. И о работе. Я включила телефон, убедилась, что сеть ловит и набрала номер, который помнила наизусть.
«Номер, который вы набираете, не существует» – сообщил автоматический голос.
– Да что ты говоришь?! – рявкнула я ни в чем неповинному телефону.
– Это ты мне? – услышала я мамулин голос.
– Нет!
Еще пять попыток ничем мне не помогли, автоматическая стерва продолжала утверждать, что номера не существует. Такого быть не могло, все пять раз я проверяла: цифры набраны правильно. Забыть их – не вариант. Может, конечно, с моим зрением приключилась совсем хитрая беда и я начала путать цифры, но всерьез в это не верилось. Тяжко вздохнув, позвонила Максиму – та же история. И еще раз. И еще, уже не надеясь на иной результат. Что происходит вообще?
– Я ушла на работу, – заглянув в комнату, сообщила мама. – А ты собирайся и даже не думай опять завалиться спать. Саша приедет и заберет тебя, поняла? Никакой жалости к себе, руки в ноги – и вперед!
Опять ничего не понятно.
– Саша? Куда он меня заберет?
Мама красочно закатила глаза:
– Собирайся и спускайся вниз, Рина. Мое терпение заканчивается.
Сейчас меня редко кто звал Риной, но в семье было так принято. Папина идея, якобы чтобы окружающие не забывали, что я не обычная Сашка и даже не Александра. По мне, Сашка куда лучше, чем какая-то неудобоваримая Рина. Ну и не сложно догадаться, кому принадлежала светлая идея дать мне интересное имя.
– Кстати, где папа? – поинтересовалась я вдогонку. Вроде он должен быть дома, но с ним трудно быть уверенной в чем-либо.
– Ты что?! Он уже месяц как в Каире. Или в Алжире? Всегда путала…
– Опять уехал и ничего не сказал? – вздохнула я. Ох уж эти путешественники.
Папа у меня был археологом и постоянно отсутствовал. Когда-то он преподавал на кафедре местного университета, но долго там не продержался, его натура жаждала странствий и приключений. Он срывался на очередные раскопки и пропадал там, иногда не меньше года. За все время я видела папу не больше десятка раз, он больше походил на призрака, чем на реального человека. Мы с мамой его часто обсуждали, казалось, он реальный член семьи, но… но на самом деле все, что папа сделал для нашей семьи – это дал мне имя.
Александрина. Конечно, папа выкопал имя в недрах обожаемой работы. Александрина – исследовательница Африки. Не знаю насчет знаменитой, но вот папа о ней слышал и даже назвал меня в ее честь. Правда, тезку убили туареги, что вряд ли можно считать счастливой судьбой. Но у нее было призвание, она жила чем-то важным. Наверное, именно из-за отца я часто задумывалась о месте в жизни.
Мам уже начала злиться:
– Терпение, Рина, помнишь? Его уже нет. Отец говорил об отъезде тебе лично, ты обещала его проводить, но не пришла, чем его расстроила.
