Человеки

– Матушка, – твердо повторила Лидия Петровна. – Не надо больше плакать. Отец Николай сделал все, что мог, и даже больше. Он донес свой Крест… Понимаете? Донес! Не надо больше плакать. Матушка утерла слезы… Взглянула на детей, стоявших неподалеку, на их чистые, светлые лица… Потом перевела взгляд на Царские Врата. И на мгновение, на одно коротенькое, быстро промелькнувшее мгновение, она увидела, что на солее стоит он – ее родной батюшка Николай. Смотрит на нее и улыбается…

В хозяине почтиротвейлер души не чаял. Возвращавшегося с работы Олега Петровича чуял за три версты, топтался возле дверей, ждал. Встречал с восторгом, как-то несолидно повизгивал, нервно, с подвываниями, зевал…

Вот оно! Вот то, что ему нужно! Юродивые… Кажется, нечистые их боятся. Буду юродивым, решил Юрик, от возбуждения забыв добавить – Христа ради… Вроде бы это просто. Ходи себе, кричи что попало, да обличай всех направо-налево… От этих мыслей Ангелу-Хранителю Юрика стало плохо…

Господь смотрел на меня, но я ничего не говорила. И только потом решилась спросить: – Ну хоть когда-нибудь будет по-другому? – Да, – твердо сказал Спаситель. – Совсем скоро Я вернусь к вам навсегда. К психиатру я не пошла. Я пошла в церковь. Хожу туда каждый день и жду Его… Он обещал придти.

– Нет никакого Бога. Чушь все, – устало сказал Филипп. – "Рече безумен в сердце своем: несть Бог", – вдруг прошептала Настя. – Что? Что ты сказала? – Это не я. Это святой пророк царь Давид еще три тысячи лет назад сказал. Псалом пятьдесят второй… – Дай почитать, – хмуро, еле слышно, попросил Филипп…