Kitabı oxu: «Звёздная Кровь. Изгой VI»

258.

Я знал, что путешествие нашего воздушного парусника может затянуться, но и не предполагал, что эти четыре с лишним недели окажутся столь бесконечно утомительными, пока мы выдерживали курс над умиротворяюще-мертвыми пейзажами. Под килем словно на конвейерной ленте проплывали то безжизненные плато, то зловонные болота, то однообразные бесплодные равнины, то проклятый Отравленный Океан, возле которого жить, наверное, не рискнул бы даже идиот-камикадзе. Вся эта панорама выглядела, как ветхие декорации для постановки о пустынном и невероятно огромном мире Единства.

Регионы, над которыми тихой тенью скользил «Золотой Дрейк», мало походили на гостеприимные, изобильные или хотя бы цивилизованные места. Собственно, этих самых «цивилизованных мест» на всём протяжении маршрута встречалось с гулькин нос. Большинство гуманоидов в Единстве предпочитало обосновываться поближе к более-менее комфортным Кругам Жизни, а не в сумеречных или ночных краях, в которых стелились сюрреалистические сумерки или вовсе вечная ночь. Мы же специально держались тёмных и сумеречных участков. Почему? Из-за риска попасть под обстрел. Такая перспектива была абсолютно реальна: Наблюдатель не страдал избытком доброты, а смысл существования местного альфа-разума подразумевал сохранение разнообразия живых видов Единства, что включало уничтожение летящих к Игг-Древам Имаго-Матерей. Ведь матки Червей, как их тут называли, сразу после созревания обретали крылья и целеустремлённо мчались на свет, в стремлении прикончить ненавистные источники Игг-Света.

Что они делают потом? То, что умеют лучше всего – размножаются с невероятной скоростью. Порождают сотни, тысячи враждебных всему живому особей, выжирающих, вытаптывающих и уничтожающих всё и всех вокруг. Поэтому если Наблюдатель замечал на горизонте любой объект с подозрительной скоростью – вполне мог отправить этого счастливчика к праотцам, использовав Руну запредельной мощности.

После обсуждения мы пришли к выводу, что наш десантный бот и моя спасательная капсула были сбиты именно Наблюдателем. Естественно, что Соболь не планировал становиться приоритетной целью для Альфа-Разума во второй раз. Слишком уж большой ценой нам достался «Золотой Дрейк». Поэтому наш капитан старался выбирать маршрут аккуратней, чем старый воришка в чужом доме, охраняемом чуткими сторожевыми псами.

Хоть Соболь страху внешне и не показывал, но я видел, как он вечерами сверяется с расчерченной тряпичной картой. На этом творении древней картографии имелись крупные и жирные кресты «Не летать», универсальные знаки «Тут вам крышка» и прочие радости, достаточные, чтобы я понял: путешествуем мы не по проторенным трассам, а по весьма приблизительной пиратской карте.

Конечно, Соболь уверял, что всё под контролем, как бы мне не хотелось повторять судьбу исчезнувших кораблей, о которых ходили многочисленные легенды одинакового содержания: ушли и не вернулись, оставалось доверить свою жизнь другу. Поэтому «Золотой Дрейк» обходил все потенциальные ловушки седьмой дорогой, закладывая многокилометровые радиусы, облетая Круги Жизни – лучше чуть дольше поболтаться в небе, чем стремительно лететь вниз объятыми пламенем.

Большую часть пути, мы преодолевали на недосягаемой для проблем высоте. Во время особо затяжных перелётов вдалеке от Кругов Жизни нам приходилось надевать местный аналог кислородных масок, работавших на особом виде экзоминерала. На этой высоте либо не было воздуха вообще, либо он был сильно разряжен.

Спустя пару недель монотонного полёта – в одну из особенно противных ночей – нас потрепало бурей. Она обрушила на «Золотого Дрейка» такой шквал ветра и молний, что наш парусник мигом лишился мачты и чуть не потерял управление. Авария заставила нас пойти на вынужденную посадку в заснеженной пустыне, запомнившейся мне трескучим морозом и постоянными ветрами, не утихающими даже на минуту.

Экипаж принялся за экстренный ремонт, а я и Ами несколько суток развлекались перевязками обмороженных конечностей, отогреванием ушей, носов и пальцев. Если бы не наши исцеляющие заклинания, бедняги бы их лишились. Окружающий пейзаж выглядел настолько мёртвым, что здесь, казалось, не жило ни одной букашки. Но потом мы всё же заметили вдали гигантские силуэты. Они лениво бродили по просторам, и хотя мне страшно хотелось узнать, чем они питаются на этой ледяной пустоши, решил, что на практике проверять не стану. Вполне ведь может оказаться, что они предпочитают свежее человеческое мясо на завтрак.

Во всём этом бардаке только Соболь и оставался невозмутим, как скульптура, отлитая из цельного куска чугуна. Он не рвал глотку, и даже не матерился, но в насмешливом и тяжёлом прищуре проступала непоколебимая уверенность в том, что он делает. Похоже, одним взглядом он умел вселять в людей волю к действию. Экипаж его уважал и мне это нравилось.

Через некоторое время мы смогли вылететь дальше, случайно пронеслись и над обугленными остатками неизвестного форта или укреплённого поселения. Судя по руинам, там произошла какая-то совсем не мирная встреча с природными обитателями или чем-то похуже. В иное время я бы не упустил шанса исследовать эти развалины, чтобы, как минимум, лучше понимать опасности окружающего мира. Но сейчас на повестке дня была другая цель – мы шли по пеленгу маяка, принадлежащего спасательному модулю Светланы. Сложность заключалась ещё и в том, что маяк подавал сигналы нерегулярно, словно испытывая нас.

К окончанию четвёртой недели полёта я уже ощущал себя комком оголённых нервов. Но в начале пятой недели мы словно вынырнули из шквала морозного ветра – под нами вздымались странные, низкие скалы, такие блеклые, что напоминали кости древних титанов. «Золотой Дрейк» не спеша опустился на ровную, будто специально подготовленную площадку: словно здесь в прошлом был аэродром для аэрокосмических флуггеров. Я вышел на хрустящую от соли поверхность вместе с Соболем. Буквально в восьмистах метрах маячила цель нашего путешествия: перевёрнутая спасательная капсула торчала из каменистой почвы чуть больше, чем наполовину, и выглядела, как покорёженная и раздавленная консервная банка. Сердце колотилось внутри меня так, будто собиралось пробить ребра и ускакать в закат отдельно от меня.

Чем ближе мы подходили, тем ясней я понимал – повреждения корпуса спасательного модуля выглядели особенно мерзко: длинные рваные полосы металла толсто намекали на то, что посадка получилась аварийной. Я чувствовал, как внутри поднимается глухое отчаяние, но поделать с этим ничего не мог. Рядом Соболь осмотрел задраенный входной герметичный люк.

– Кир, – голос у него был обычным, спокойным. – Погляди-ка. Бортовой номер. Похоже, мы нашли именно её спасательный модуль. Совпадают номер нашего бота и личный идентификатор Светланы.

У меня по спине пробежал холодок. На пластали выделялись буквенно-цифровые индексы, которые соответствовали тем самым данным, что мы искали. Люк оказался наглухо задраенным, на нём затвердел налёт соли. Соболь размял руки:

– Надо вскрывать.

– Вскрываем, – согласился я, проглотив ком в горле.

Я сглотнул, ощутив, как сердце начинает биться всё быстрее. Снаружи капсула выглядела так, будто её прогрызли и забросили сюда на вечное хранение. Но нужно было узнать правду.

Со своей стороны люка я отыскал, заросший кристаллами соли щиток, под которым были кнопки для ввода цифрового кода. Дрожащей рукой, я откинул его, но циферблат не отвечал.

– Бесполезно, – бросил Алексей. – Сейчас попробую найти ручку, чтобы открыть люк… Она тут специально в комплекте идёт для таких случаев… Ага… Вот… Помоги мне.

Механизм представлял собой что-то вроде простейшего домкрата и шёл очень туго. Пока работал, волнение внутри меня всё нарастало. Совместными усилиями мы при помощи ручки открыли запертый люк.

259.

Когда, наконец, люк поддался с отвратительным, скрежещущим звуком, меня обдала волна насквозь прогнившего воздуха. Пришлось даже рукой прикрыть нос: отвратительный душок напоминал смесь затхлых запахов библиотеки и ветхих подвалов, десятилетиями зараставших плесенью. Соболь поморщился, а я в ту же секунду понял, что вот он, момент истины: хочу ли я действительно знать, что внутри?

Разумеется, хотелось, иначе бы зачем я сюда приперся через всю эту мёртвую пустыню. Я шагнул в темноту с замиранием сердца. Ночное зрение позволило мне увидеть хаос из оборванных проводов, осколков приборных панелей и… белеющие кости. Живот свело от неприятного предчувствия. На неверных ватных ногах я подошел ближе.

Необъяснимый, но отчаянный приступ надежды заставлял мысленно повторять: «Может, это не она, мало ли кто ещё носил такую униформу…» На ткани блеснула вышивка чаши обвитой змеёй – эмблема медицинской службы.

Мир вокруг меня словно померк в мгновение ока. Воздух сделался ещё более удушающим. Я резко встал, не веря собственным глазам. Жетоны на цепочке, и я почувствовал, как земля уходит из-под ног. Не было нужды читать, что на них выгравировано. Рядом с ними на цепочке висел православный крестик и серебряный кулон с ликом Богородицы.

Взгляд выхватил ещё одну деталь, на истлевшем безымянном пальце правой руки тускло блестело обручальное кольцо, и я безошибочно узнал это украшение. Ведь я сам надевал его на палец Светланы в день нашей свадьбы. Удар пустоты захлестнул моё сознание. Я непроизвольно застонал.

– Я не успел… – слова с трудом протолкнулись через перехватившую дыхание гортань.

– Кир, похоже, прошло уже пятьдесят два года, – приглушённо ответил Соболь.

Друг, протиснувшийся со мной внутрь несколькими уверенными движениями частично оживил панель приборов. По свету его Скрижали стало ясно, что он призвал Руну-Предмет, а через мгновенье уже вставил в соответствующий слот РИ-аккумулятор, чтобы заставить заработать обесточенную технику. Его взгляд оставался мрачным:

– Судя по данным бортового журнала – спасательный модуль упал здесь примерно пятьдесят два года назад.

Я поднял тяжёлый взгляд, сам себе не веря и всё же принимая очевидное:

– Полвека…

– Даже не знаю, как так вышло, дружище, – ответил он глухо. – Светлана скончалась уже давно.

Сердце ухнуло в пропасть. Я присел рядом и машинально коснулся её безжизненной руки, помня, как она когда-то ласково трепала мою короткую стрижку.

Я вдруг ощутил, как что-то во мне ломается. Мы не имели шанса успеть, как бы не торопились. Ей уже ничем не помочь. В происходящее не хотелось верить, но часть разума оставалась холодной, рациональной, логичной, отчего я чувствовал себя ещё хуже. Тем не менее, пока сердце отказывалось верить глазам и искало объяснения, параллельный поток холодных мыслей беспощадно фиксировал реальность: опоздал.

Я встал на колени, коснулся её останков и тихо проговорил:

– Прости… не уберёг…

Каким бы циничным и непробиваемым я себя не считал, сейчас чувствовал страшную расплату за обретённую силу, пришедшую с запозданием. Нет ничего хуже, чем осознать, что та, для кого ты был готов прогнуть этот мир, давно обратилась в прах. Задолго до того, как ты, собственно, начал её искать. И всё, что тебе остаётся теперь – похоронить её по-человечески… Нет. Не «её», а их. Света была в положении, этот а-поход должен был стать её последним.

Хотелось завыть волком и мстить. Но кому? Может, самим этим ненастоящим богам чёртова Единства за вопиющую несправедливость.

Соболь молча стоял рядом, не осуждая, не утешая. Он просто был. И этого было довольно. Да и чем тут можно ещё помочь? Журнал ясно показывал: прошло пять десятилетий. Никакого спасения, никакого «жили долго и счастливо» не было и не могло быть.

Преодолевая содрогание, я встал и стиснул зубы так, что заболели челюсти. Мой мир рухнул в пропасть, а «Золотой Дрейк» продолжал стоять на потрескавшейся, покрытой солью равнине. Надо убираться, только сначала надо взять с собой останки, чтобы можно было провести человеческий обряд погребения.

Я знал, что надо жить дальше. Сейчас трудно, а завтра будет только хуже, потому что смерть и безнадёга тут – главные повелители. Я был готов двигаться, скорее по инерции, чем по собственному выбору. Но это всё понимал разум. Холодный, логичный, расчётливый, а сердцу было необходимо, наконец, поверить. Принять… И предаться скорби.

Как бы там ни было… Надо позаботиться о её останках. Необходимо как-то сопроводить её в последний путь. И, самое главное, надо разобраться, почему мир оказался таким жестоким. Я, конечно, сам далеко не ангел. Если же разбираться досконально, я совсем не ангел, а как бы не наоборот. Внутри бушевала буря, состоявшая из разнонаправленных эмоций, таких как горечь, скорбь, тоска и ярость, но… Но с этим я потом разберусь: когда будет время для этого, когда все дела сделаю, если, конечно, доживу до этого момента.

Вместе с Соболем мы вынесли останки Светланы, чтобы оставить внутри разбитого спасательного модуля только пустоту и горькую память. Несколько шагов – и я снова оказался под открытым небом с его ледяной пустотой и злым, пылающим абрисом чёрной дыры, некогда бывшей нашим Солнцем. Под ногами хрустела соль, вокруг бесплодной долины высились блеклые, словно выгоревшие, скалы, отражая полное отсутствие надежды.

Через мгновение я поднял голову к лиловому небу, чувствуя, как дико хочется заорать, да так, чтобы содрогнулся Трон Вечности. Но у меня осталось лишь молчание.

Как мешок с прахом супруги оказался в одном из моих крипторов, я не запомнил. Соболь решил, что оставлять такой ценный актив, как спасательный модуль, пусть и разбитый, будет через чур расточительным. Ещё сутки после посадки мы занимались тем, что собирали разбросанные по долине обломки, сорванные детали обшивки и крепили капсулу на палубе «Золотого Дрейка».

Всё было верно. Случившаяся полвека назад трагедия не отменяла того, что нам требовались редкие сплавы и другие компоненты из нашего времени и мира.

Я не мог находиться рядом с людьми, потому призвал из Руны своего Обжору и отправился на нём на поиски обломков. Ами и Чор собирались отправиться со мной, но их компания тяготила, поэтому мы бродили вдвоём с верным паразавром. Нехитрый поток простых мыслей преданной животины, шедший фоном, немного отвлекал от произошедшего, маскируя тоску и скорбь.

Наконец, всё было закончено, и мы с Обжорой вернулись к «Золотому Дрейку». Никто из команды старался даже не смотреть на меня, им всем хватило такта, чтобы оставить меня наедине с моим горем. И они все были правы. Сейчас я был не в себе. Со мной лучше было не заговаривать и хорошо бы совсем не трогать. Лишь Ами мельком бросила на меня взгляд, полный сожаления и сочувствия, но я не смог даже кивнуть в ответ – слишком много всего перекипело и вспенилось в голове. Перекипело – и сгорело до тла, оставив после себя сосущую пустоту.

Так закончился наш злополучный поход за моей супругой. Вместо радости от её спасения я обрёл тяжёлую, невыносимую правду. Сердце внутри превратилось в льдину, я знал, что никогда не забуду этот миг внутри спасательной капсулы, где меня ждала моя жена – на полвека позже, чем нужно. Все усилия и надежды оказались напрасны.

После завершения всех дел, придуманных Соболем, «Золотой Дрейк» наконец-то величественно и неторопливо взмыл в глубины лилового неба Единства.

Оставшись в каюте один, я обессилено упал на койку. Впереди предстоял путь назад, такой же нелёгкий как мы проделали сюда. Сказать, что я был без сил – ничего не сказать. Нет. Физически со мной всё было в полном порядке, но внутри развернулась во всю ширь чёрная дыра отчаянья.

Достав из криптора личные вещи Светланы, я долго держал в руках её криптор, не решаясь его активировать, а когда решился… Внутри оказался её журнал.

Пока я пытался дышать ровней, из динамика послышался знакомый женский голос. Голос из прошлого. Светлана говорила прерывисто, вроде как каждый день включала диктофон, фиксируя происходящее, как делала, когда ей было необходимо произвести вскрытие. Она застряла в капсуле после аварийной посадки, окружённая хищниками, напавшими, когда она попыталась покинуть спасательный модуль.

260.

В описании инсектоидных тварей без проблем опознавались отродья Червей. Светлана спокойно говорила о том, что даже табельный однокаскадный пистолет АПГ не с первого выстрела берёт многих из них.

Она действовала правильно, нигде не поступив иначе, чем я сам бы поступил. Проблема была в недостатке ресурсов. Всего две сотни игл запаса исчерпались очень и очень быстро.

«Каждый день пытаюсь прорваться, – говорил и говорил её голос, – но их слишком много. Я не могу отойти достаточно далеко от капсулы за светлое время суток. Прости меня, Кир… Может, я просто недостойна спасения. Не хватает сил позаботиться о нашем сыне…»

Я лежал и слушал, как она день ото дня теряла остатки надежды, а с ними – и силы. Последние фразы писались уже слабым голосом, будто она старалась убедить сама себя, что я когда-нибудь услышу эту запись и пойму, что она не сдавалась без боя. Света извинялась.

А потом записи обрывались: резкий треск и тишина, мёртвая, как долина вокруг капсулы.

Я хотел бы сказать, что знал, как справиться с этой новостью. Но отчаяние и горе переполняли меня. В груди поселилась пустота. Я не сводил глаз с обручального кольца: моя прекрасная, храбрая Светка погибла, в этой железной крысоловке много-много лет назад, а я пришёл за призраком.

В памяти всплыло воспоминание того дня, когда мы, ещё будучи курсантами, решили пожениться, не обращая внимания на насмешки окружающих. Мы тогда были юны и влюблены.

Я верил, что Бог есть в этом мире, а она верила лишь в нас и науку, но это никак не портило наши отношения – напротив, делая их только крепче.

Обратный путь прошёл, как в тумане. В каюту Чор приносил мне пищу, я же даже не пытался считать время, которое вело себя странно. Оно то ускорялось так, что я переставал успевать считать дни, то тянулось бесконечно медленно.

Церемония похорон состоялись на окраине Манаана, где я попросил Соболя сделать остановку. Место я выбрал там именно потому что уже однажды похоронил там в небольшой роще, своих сослуживцев из этого и предыдущего мира.

На кладбище никого не было. Стояла тишина. С пригорка было видно как Исс несёт свои чёрные воды. День я бы назвал погожим, но мне на это было плевать.

– Поможешь копать? – коротко спросил я.

– Конечно, приятель, – ответил Чор. – Я чемпион в копании.

Мы с Чором принялись за дело короткими лопатами. Ами и Соболь остались без инвентаря, но и так было неплохо. Соболь молча смотрел на меня, его аугментированный глаз равнодушно светился красным цветом, словно считывая моё состояние.

Почва оказалась твёрдой, но мы всё же расковыряли её. Минуты текли, как смола, под аккомпанемент звуков лопат вгрызавшихся в почву.

Когда перенёс её кости в могилу, накрыл их тканью, у меня тряслись руки. Возникло ощущение, что сейчас рвётся последняя нить с прошлым. Кто я без прошлого? Но таков удел. Здесь покоится моя жена, и её не вернуть.

После того как мы погребли Свету, я задумался над памятником. Неподалёку от холма был тяжеленный обломок гранитного утёса. Активировав Руну Домена Диких Строителей, силой Звёздной Крови приказал золотистым существам перетащить его к свежей могиле. Уже там, ещё раз воспользовался Руной, на этот раз это была Материя. Гранит поплыл покорный моей воле, а я хорошенько припомнив образ Светы из моего первого воспоминания, быстро и точно её изваял из податливого камня, меняя форму лишь силой мысли.

Памятник получился большим, в полтора человеческих роста, но она получилась как живая и во всех деталях. В форме и накинутом на плечи медицинском халате. На постаменте оставил две надписи на русском и едином: «Светлана Губина» и изобразил схематичный православный крест.

Когда вернулся к реальности, над головой в небе Единства снова сгущались лиловые сумерки, ветер усиливался, принося с собой жар из-за реки.

Я поднял взгляд на небо и тихо произнёс:

– Мне нужен был повод считать Единство своим домом. И он есть. Чужаком я пришёл в иной мир, но теперь он мой – земля, которая полита кровью и упокоила близких и сослуживцев больше не может быть чужбиной. Здесь лежат мои близкие и товарищи, а значит, быть новой родине здесь.

Казалось, никто даже не смел дышать в этот миг. Ами, вся строгая, напряжённая и молчаливая, вдруг всхлипнула и разрыдалась на широкой груди Соболя. В Чоре я видел тревогу и понимание: словно он знал, что я не успокоюсь на простом оплакивании. Чуть поодаль Соболь неуклюже и растерянно поглаживал Ам’Нир’Юн по спине. На его лице застыло выражение растерянности, словно он не знал что делать с плачущей женщиной.

– Уходим, – выдохнул я.

На следующий день «Золотой Дрейк» ушёл в Аркадон.

* * * * * *

Я не успел даже сообразить, что произошло, когда ощутил внезапный толчок – такой силы, будто меня впечатали в мостовую гигантской кувалдой. Первой мыслью было, что в меня въехал паромобиль: острая боль в боку словно намекала на это. Но тут же я ощутил вкус собственной крови и краем глаза уловил движение чужой ноги – тяжёлый башмак опустился мне на челюсть с таким остервенением, что любая машина позавидовала бы такой мощи.

Следующий удар прилетел куда-то в район печени. Я подсчитал, что бьёт меня человек семь, не меньше. Возможно, они ожидали моментального результата, ведь я катался по булыжникам, скрючившись, и невольно напоминал избитую куклу. Но эти громилы, видимо, не осознавали, на кого нарвались. Когда я почувствовал, что ситуация грозит стать совсем безрадостной, я собрал самообладание и в один хлёсткий рывок сломал голени ближайшим двоим. Хруст костей прозвучал угрожающе, однако мои оппоненты почему-то не заорали от боли. Они лишь сдавленно зашипели, как чайники под крышкой. Я успел заметить страх в их глазах: эти уличные отморозки не хотели привлекать к себе лишнего внимания, иначе бы их вопли могли привлечь нежелательное внимание полицейской службы. А в этом городе за такое можно было запросто попасть на каторгу.

Я взвыл внутренне, поднатужился и улучив момент, тут же вскочил на ноги, спотыкаясь от головокружения. Если бы это произошло три недели назад, если бы я не провалился в беспробудный загул на все эти восемнадцать дней, я бы, наверное, раскидал эту компанию, даже не вспотев. Но теперь же, после непрерывных возлияний, мой организм превратился в жалкую мешанину слабости, дрожи и тошнотного похмелья. Колени подгибались, голова шла кругом – но у меня оставалась небольшая фора: повышенные Атрибуты и Навыки, боевой опыт, вся прежняя выучка никуда не делись. А значит, шансы мои совсем не так плохи, даже если моя реакция сильно пострадала.

Первым же движением я выбросил руку вперёд и переломал кости запястья самому здоровому – двухметровому детине в коричневом кожаном тряпье, скорее напоминавшем плохо выделанную бычью шкуру. Он взревел, словно раненый медведь, схватился за запястье и рухнул на колени. Я ногой отпихнул его в сторону, чтобы не мешался под ногами, – добивать не стал: во-первых, уже сил на всех может и не хватить, а во-вторых, мне нужно было разгрузить собственное пространство для манёвра. Но детина оказался не последним: уцелевшие плотной стеной двинулись ко мне, и в их руках показались обломки труб и ещё какие-то железяки.

– Кровавый Генерал не так уж и крут… По мне так обычный игрушечный солдатик, – процедил один с бритой головой. – Сразу тебя отправить в Вечность, или помучаешься?

– Думаю, помучаюсь немного, – выдавил я сквозь сжатые зубы и ухмыльнувшись попытался сохранить на лице полнейшее хладнокровие. На самом деле спокойствие давалось с трудом, внутренности сводило от похмельных спазмов, а в глазах плясали странные тени.

Мутным взглядом отметил – противники почему-то мялись.

– Я не генерал, упырь, – зачем-то решил внести ясность я. – Офицер младший…

– Можешь не путать нас, небесный. Мы знаем, что ты и есть кровавый генерал. Ты устроил резню на Фермерском…

Но уж что-что, а умение держать лицо перед врагами я обрел в космической пехоте. Да и эго, подпитываемое прошлым офицерским статусом, не позволяло отступить.

Перед глазами замелькали зыбкие образы моего недавнего опьянения – то ли глухие ночлежки, то ли притоны в подвалах, в которых я просыпался в последние недели. Однажды я даже очнулся под чёрным навесом у стен Аркадона. И каждый раз сквозь полусонную дымку в моём сознании всплывала её фигура… Светлана. А потом – удар утра, и я снова брался за бутылку, пытаясь хоть на час отрешиться. Похмельный мозг сейчас хохоча издевался надо мной: «Давай, волевой офицер, покажи мастерство рукопашки!»

И тут я понял, что придётся действительно показывать. Ситуация проста: либо я их сейчас размажу, либо они меня. Я рванул вперёд, точно загнанное животное, и попытался пробить ногой под рёбра лысому в район печени. Хотел отправить его в нокаут, но промахнулся. Да ещё и его дружок успел подхватить мою ногу, результат – я растянулся на мостовой. Тот что поймал ногу от расплаты не ушёл. Быстро перекатившись к нему, я от души приложил ударом локтя в район рёбер. С удовольствием отметив, как в теле противника что-то влажно хрустнуло и чавкнуло, усмехнулся. Скалясь, поднялся на ноги.

– Чего топчетесь там? – подбодрил я своих оппонентов. – Подходите ближе. Я хоть и не генерал, но вам и младшего офицера хватит за глаза.

– Гасите фраера! – негромко просипел кто-то у меня за спиной.

Я почувствовал странный рывок, попробовал развернуться, – и тут же всё исчезло. Сознание рухнуло в мглу, ни боли, ни звуков, только чёрная бездна.