Kitabı oxu: «Сокровища», səhifə 4

– Ты что, смеёшься? – невесело усмехнулась она. – Где и когда? Я ведь работаю.

– А Лёшка собирался к какому-то Юре на дачу в выходные, – вспомнил Бородин ночной разговор с Лёшкой. – Если сможешь, то приезжай…

– Я подумаю, – уже безразлично ответила она и отвернулась к мойке помыть принесённые тарелки.

Бородин подошёл к ней и попытался приобнять за плечи. Но это у него не получилось. Галя зло дёрнула плечом и тихо произнесла:

– А ты знаешь, что ко мне уже который месяц никто не прикасается? Что там про любовь и чувства говорить, просто не прикасаются… – и она негромко всхлипнула.

– Как так? – не понял её Бородин.

– А вот так, – уже жёстко продолжала Галя, искоса глянув на Бородина. – Придёт со своего порта пьяный и всю ночь храпом заливается, а в комнату и войти невозможно, такая вонь оттуда идёт. Порой кажется, что убила бы сволочь, да дочь жаль. Ведь если меня посадят, то с кем она останется, солнышко моё?

– А где она сейчас? – Бородин погасил в себе прежнее возбуждение и заинтересовался рассказом Гали. – Чё её дома-то нет?

– А я её к маме отправила. В соседнем доме она живёт, – предугадала она вопрос Бородина. – Завтра утром придёт.

Галя уже справилась со своими чувствами, и принялась выкладывать из банок огурцы и помидоры, и как бы между делом предложила Бородину:

– А ты из холодильника достань винегрет и холодец.

Бородин открыл холодильник, где на нижней полке стояло несколько кастрюль. Вынув их и поставив на стол, он молча наблюдал, как Галя раскладывает их содержимое по тарелкам.

Закончив, она уже со смехом посмотрела на застывшего Бородина.

– Чего стоим, кого ждём? Кастрюли в холодильник, тарелки в руки, и пошли.

Бородин как будто очнулся и, автоматически выполнив Галино приказание, подхватил пару оставшихся тарелок, прошёл за Галей в комнату.

Отряд не заметил подоспевшего подкрепления и по-прежнему занимался яростным обсуждением очередной проблемы.

Бородин сел на своё место и, уже не обращая внимания на Галю, взял с середины стола одну из бутылок и, налив себе почти полный стакан, махом выпил его.

Через пару минут произошедшее как-то само собой растворилось, всё вокруг стало ярким и понятным, и он с радостью влился в беседу братьев о том, как надо правильно держать в руках лоток, чтобы снимать пробы при промывке грунта на новых участках.

Спиртное вскорости допили, и братья решили укладываться спать.

Такие ночёвки, вероятно, были не редки в этом доме, потому что Галя быстро достала из ниши свёрнутые простыни с одеялами и подушками и расстелила их на диванах.

Бородин всё это видел через какую-то пелену, и только увидев готовое место для ночлега, плюхнулся плашмя на него.

Откуда-то издалека он слышал смех братьев, снимающих с него джинсы:

– Ну ты, Вован, и слабак!

А дальше наступила темнота, прерванная только ярким лучом солнца, бившим ему в глаз.

Глава третья
Пробуждение. Реальность

Это уже наступило утро. Во рту находилась пустыня Сахара, но вставать не хотелось, и Бородин, собрав откуда-то появившуюся слюну, смочил ей рот. Сквозь сон он слышал, как кто-то осторожно ходит по комнате, стараясь не разбудить его и ещё кого-то.

По громкому шёпоту он с трудом понял, что это на работу собираются братья, но вязкий сон поглотил его и он вновь проснулся только лишь от того, что кто-то осторожно прикоснулся к его плечу. С трудом открыв один глаз, он увидел над собой Галю.

Она, приложив палец к губам, осторожно прошептала:

– Вставать будешь?

Галя, наверное, только что откуда-то вернулась, потому что ещё не успела снять не только плащ, но и лёгкий платочек с головы.

Нестерпимо хотелось пить, и Бородин только слегка пошевелил головой в знак согласия. Такое движение отдалось в ней колокольным звоном, от которого он невольно опять опустил голову на подушку. Но Галя вновь коснулась его плеча и поманила за собой ладошкой.

Бородин подчинился Гале. С трудом поднявшись, надел валяющиеся в стороне джинсы с рубашкой и побрёл на кухню.

В комнате остался только Лёшка. Он полураздетый и раскинув руки, заливался храпом на соседнем диване.

Со стола, сдвинутого в середину комнаты, вчерашнюю закуску убрали, и на нём горой стояли немытые тарелки, валялись вилки, ножи, опрокинутые стаканы и стопки.

«Да, погуляли», – глядя на разорённый стол, с трудом подумал Бородин.

На судне такого на ночь оставлять нельзя по причине того, что из-за неожиданно возникшей качки всё попадает и ты потом будешь собирать битое стекло по палубе, или, не дай бог, нагрянет помполит, и тогда выговора в лучшем случае не миновать, а в худшем – лишат визы.

Выйдя на кухню, Бородин увидел Галю, стоящую у окна. Повернувшись на звук его шагов, она насмешливым взглядом окинула его и налила из трёхлитровой банки в граненый стакан какой-то желтоватой жидкости.

Бородин, ничего не понимая, уставился на этот стакан.

– Да пей же ты, – нетерпеливым шёпотом потребовала она. – Полегчает.

Бородин принял из её рук стакан и принялся пить. Сейчас бы холодненькой воды с газом опрокинуть, а он пил какую-то сладковато-кислую жидкость. Выпив эту бурду, он, передёрнув плечами, в недоумении поднял глаза на Галю:

– Чё это было?

– Да не отрава, – уже веселее вновь усмехнулась Галя. – Гриб это.

– А-а, – протянул Бородин, но, почувствовав нестерпимые удары частого пульса, несущиеся откуда-то изнутри головы, поморщился. – А больше ничего не осталось со вчерашнего?

– Да разве с этими братьями что-то доживает до утра? – зло прошептала она. – Всё вылакают, паразиты, а потом сами ходят и мучаются. Но я тебе пивка принесла. Хочешь? – как бы между прочим предложила она.

– Что ж ты мне эту бурду суёшь? – поморщился Бородин. – Сразу бы его и дала.

– Да потому и не дала, что если Серёга полстакана с утра за воротник зальёт, то он потом три дня в загуле будет находиться. Поэтому я его всегда с утра грибом отпаиваю и на работу выгоняю, – как бы между прочим приговаривала она, открывая бутылку с пивом и протягивая её Бородину.

Не обращая внимания на её слова, Бородин торопливо принял у неё бутылку и опрокинул её в себя. Выпив половину, он посмотрел на Галю, поймав на себе её презрительный взгляд.

– А ты точно такой же алкаш, как и Серёга, – с сожалением вырвалось у неё.

– Да уж какой есть, – пробормотал Бородин, выпуская через сомкнутые губы газы от выпитого пива. – Но по три дня в загуле никогда не бывал. Работа у нас такая…

– Да знаю я про вашу работу, – махнула на него рукой Галя. – Все вы одним миром мазаны.

От таких выводов Бородину стало обидно. Но что толку разубеждать в чём-то уверенную женщину? По себе он знал, что это бесполезное занятие. Тут лучше перевести разговор в другое русло. Поэтому, почесав в затылке, он попросил её:

– Мне бы умыться…

– Так иди и умывайся, я что, тебя держу здесь, что ли? – раздражённо ответила Галя на его просьбу.

В ванной он скинул с себя одежду и ополоснулся под холодными, жёсткими струями душа. Голова как-то сразу пришла в норму, а растеревшись жёстким полотенцем и посмотрев на себя в зеркало, он там больше не увидел растрёпанного и опухшего бичугана. На него уже смотрел по-прежнему весёлый и доброжелательный Вовка.

Выйдя из ванной, он вновь заглянул на кухню.

Галя задумчиво, облокотившись на согнутую в локте руку, сидела за столом, глядя в пустой стакан. Рядом с ней стояла пустая бутылка из-под пива.

При виде входящего Бородина она с удивлением подняла на него глаза.

– Воистину, вода делает чудеса! – невольно вырвалось у неё.

– Да уж, – довольный произведённым впечатлением, произнёс Бородин, присаживаясь с ней рядом за стол на одну из табуреток. – Я смотрю, ты бутылочку уговорила…

– Да… – смущаясь, ответила Галя, но тут же с надеждой посмотрела на Бородина. – А может, ты ещё хочешь? Я в холодильник вторую положила.

– Не, – отрицательно покачал головой Бородин. – Ты мне чего-нибудь поесть положи. А то вчера только и жрали её, радёмую, а о еде я совсем забыл.

– Сейчас, сейчас, – засуетилась Галя и подскочила из-за стола.

Все разговоры они до сих пор вели шёпотом, боясь разбудить Лёшку. Но его храп из соседней комнаты нёсся без изменения в прежней тональности.

Галя поставила перед Бородиным пару тарелок с винегретом, картошкой и салатами, за которые он жадно принялся.

Она присела рядом с ним на свободную табуретку и молча наблюдала, как он опустошает тарелки, а потом неожиданно спросила:

– А может, тебе чего покрепче налить?

Бородин в недоумении поднял на неё глаза.

– Не-ет, – прошамкал он полным ртом. – Не надо. Сейчас Лёшка проснётся, да домой вернёмся, а там тётя Валя обязательно нам нагоняй устроит. И так неудобно, что ночевать не пришли и не предупредили, а тут ещё пьяные завалимся.

– Ну смотри, – Галя скептично посмотрела на Бородина. – А то у меня есть. От Серёги прячу, – добавила она, как будто, между прочим.

Галя, не изменяя позы сидела за столом, но, увидев, что у Бородина одна тарелка уже опустела, поднялась и отнесла её в мойку.

Возвращаясь на своё место, она не села на него, а подошла сзади к Бородину и прислонилась к его спине бёдрами и животом.

Наклонившись к Бородину, она полностью прижалась к нему грудью и, нежно обхватив руками, положила голову на плечо.

От такого поворота событий Бородин застыл колом, кусок картошки чуть ли не застрял у него в горле, и он, с трудом проглотив его, ощутил возле своего уха её жаркое дыхание.

– Какой же ты не такой… Как ты не похож на всех этих алкашей… Я так тебя хочу… – горячо шептала она.

От таких слов Бородина обдало жаром, как будто он открыл топку котла. В голове от прилива крови всё перемешалось, перехватило дыхание, он был готов сейчас на любое безумство, но трезвая мысль: «А что потом?» моментально пронзила мозг.

Он резко повернулся на табурете и оказался лицом к лицу с Галей. А та при его развороте присела на корточки, уткнувшись лицом в его колени.

Бородин бережно поднял её голову и, заглянув в глаза, полные слёз, прошептал:

– Не надо сейчас, Галь, не сейчас… – На что она даже не отреагировала. – А если Лёшка проснётся? Что делать будем?

– Плевать! – уже жёстко вырвалось у неё. – Надоело мне вечно в дурах у него ходить, – она, конечно, подразумевала мужа. – Жить хочу, сейчас хочу. – А потом, поднявшись с корточек и взяв в руки голову Бородина, пристально посмотрела ему в глаза. – А жизнь-то пролетела, как один миг пролетела… а я этого даже и не заметила.

Неожиданно прервав её слова, прозвенел дверной звонок. Он нарушил тишину квартиры, как гром среди ясного неба. От его звука они оба вздрогнули и с испугом посмотрели друг на друга.

– Неужели Леночка пришла? – вырвалось у Гали, и она, оставив Бородина в кухне, быстро прошла в прихожую.

В то же самое время в большой комнате прекратился заливистый храп Лёшки, а Бородин услышал, как открывается входная дверь.

Из прихожей сразу же раздался звонкий детский крик:

– Мама! А мы с бабушкой в кино ходили! А потом мороженое ели!

– Ну вот и умница, вот и молодец, – послышался спокойный ответ Галины.

Голос у девочки снизился, но всё равно Бородин расслышал, как она спросила мать:

– А кто это у нас в гостях?

– А это мы вчера бабушку поминали, и у нас дядя Лёша с дядей Вовой в гостях остались.

– А какой этот дядя Вова? – не унимался звонкий голосок.

– А помнишь, я тебе рассказывала, что у дедушки Вовы есть один сын и он моряк, который весь мир посмотрел?

– Помню, помню! – уже радостно щебетал детский голосок. – А где он сейчас?

– А вон он там, на кухне сидит и обедает, – ласково продолжала мать.

Из прихожей тут же раздался звук приближающихся шагов, и на пороге появилась обладательница этого пронзительного голосочка.

Она вбежала и остановилась перед Бородиным, без стеснения разглядывая его.

– Привет, – улыбаясь, протянул ей руку Бородин. – Я – дядя Вова.

– Привет, – уже более спокойно отреагировала на его приветствие девчушка. – А я – Леночка.

Перед Бородиным стояла худенькая девчоночка лет семи-восьми в коротком летнем платьице с многочисленными цветочками. Небольшие две косички торчали у неё в разные стороны, а на концах у них красовались большие белые банты.

Леночка без стеснения подошла к Бородину и, потрогав рукав его джинсовой рубашки, презрительно скорчила гримасу на милом личике, категорично заявив:

– И никакой ты вовсе не моряк!

– А почему же это я не моряк? – от такого заявления у Бородина удивленно широко распахнулись глаза.

– А потому что! – голос Леночки столь категорично, что от её ответа Бородин даже улыбнулся.

– И чего во мне нет этого, такого морского? – уже шутливо попытался он узнать у Леночки.

– А всё у тебя не такое, – и она принялась перечислять, загибая пальчики на руке: – У тебя нет фуражки и бинокля.

– Так я их дома оставил, – возразил Бородин.

Ему всё больше и больше нравился этот разговор и невольно захотелось, чтобы он никогда не заканчивался.

– Ну и что! – тон Леночки не изменился, и она стала перечислять дальше: – У тебя нет бороды и трубки, как у капитана Врунгеля.

– Ну, бороду я давно сбрил, а трубку я не курю.

– И у тебя нет тельняшки! – звонко закончила Леночка свои доводы. – Вот поэтому ты и не моряк. Все моряки носят тельняшки, а у тебя её нет!

– Да, – Бородин почесал у себя в затылке. – Тельняшки точно у меня нет. Но когда я был курсантом, то она у меня была, – начал он оправдываться.

– А сейчас нет! – Категорично заявила Леночка, довольная тем, что доказала Бородину, что он никакой не моряк. – Значит, ты не моряк, – подвела она итог их спору.

– Выходит, что не моряк, – усмехаясь, добавил Лёшка, входя на кухню.

Он открыл воду в кухонном кране и жадно припал к нему, высасывая живительную влагу громкими глотками.

Напившись, он оторвался от крана и выпрямился.

– А вообще-то, Леночка, – Лёшка посмотрел на племянницу, – у него дома стоит о-огромный чемодан, – он показал руками размер этого чемодана. – Я не заглядывал в него, но, наверное, там есть и бинокль, и тельняшка. Ты приходи ко мне в гости, и тогда дядя Вова тебе всё покажет.

– Неправда, – тут же заявила Леночка тоном, не терпящим возражения. – Ты, дядя Лёша, всё время шутишь и никогда не говоришь правду. Ты думаешь, что я маленькая? – она грозно посмотрела на Лёшку. – А вот и нет! Я всё знаю, и в школе я хорошо учусь.

– Что ты хорошо учишься, мы это знаем и очень рады за тебя, но, чтобы всё знать, тебе ещё надо долго и долго учиться, – напомнила дочери вошедшая Галя.

От этих слов Леночка глубоко вздохнула:

– А как не хочется учиться. На каникулах так хорошо, – она томно посмотрела на окружающих её взрослых. – Тебе тут и кино, и парк, и мороженое.

– Да, ты не переживай за это, – подбодрил её Бородин. – Каникулы у тебя длинные. Времени у тебя много, так что ты успеешь приехать в гости, пока я ещё в Ленинграде, и тогда я тебе много чего смогу рассказать и о море, и о разных странах, – он ласково провёл рукой по её головке.

– Правда? – Леночка с надеждой посмотрела на Бородина.

– Конечно, правда, – уверенно подтвердил свои слова Бородин.

– Ну, тогда начинай, я уже готова слушать, – Леночка подошла к Бородину и с вниманием смотрела на него.

От её слов Лёшка с Бородиным рассмеялись, а Галя возразила:

– Ты лучше иди пока к себе в комнату и поиграй, а то дядя Лёша ещё не кушал и им, – она кивнула на смеющихся мужиков, – уже давно пора домой ехать.

– Хорошо, – согласилась Леночка, – я пойду поиграюсь, но только ты не забудь мне всё рассказать, когда я приеду к тебе в гости, – напомнила она Бородину.

– Хорошо, приезжай, – улыбнулся Бородин, поглаживая шелковистые белокурые волосики на голове у Леночки.

– Я обязательно приеду, – пообещала Леночка и, погрозив пальчиком Бородину, вышла из кухни.

– Какая она милая, – Бородин умилённо посмотрел на Галю.

– Да… – грустно сказала Галя и тут же добавила: – Вот ради этого и стоит жить. – А потом, посмотрев на Лёшку, спросила: – Кушать будешь? – В её голосе чувствовалась надежда, что Лёшка от её предложения откажется.

– Не, Галь, не буду. Маманя нас, наверное, заждалась, а мы тут прохлаждаемся, – Лёшка поднял руку и посмотрел на часы. – Поехали лучше домой, братан, – Лёшка, скорчив горестную физиономию, посмотрел на Бородина. – Чувствую, что на орехи нам сегодня достанется. Надо же, – посетовал он, – забыл я ей вчера позвонить.

– Что достанется, так это точно, – подтвердила его слова Галя, а потом, как бы между прочим, спросила у Лёшки: – Ты в отпуске, что ли? Чего на работу-то не торопишься?

– Ага, – подтвердил её слова Лёшка, – со вчерашнего дня в отпуске.

– И чего собираешься делать? – продолжила интересоваться она.

– Не знаю пока, – пожал плечами Лёшка. – Думаю, что в Петергоф надо съездить с Вованом, – он показал взглядом на Бородина. – Фонтаны там недавно открылись.

– Фонтаны – это хорошо. Если бы не работа, то сама бы с удовольствием туда съездила, – мечтательно продолжала Галя, а потом, переменив тему, спросила: – А ты слышал, что баба Маша собирается свой огород расширять?

– А чего его расширять-то? – Лёшка в недоумении посмотрел на Галю. – Он у неё и так вон какой огромный, – он попытался найти сравнение и, вспомнив его, тут же добавил: – Как колхозное поле.

– Огромный-то огромный, – перебила его Галя, – но и семья у нас не меньше. Всем картошечка нужна. В прошлом году собрали столько, что до весны едва хватило.

– Ну и что? – Лёшка не мог понять, куда это клонит Галя.

– Чего «ну»? – Галю уже начала раздражать Лёшкина тупость, и она напрямую выложила ему: – Собираешься ты туда ехать или нет?

– А-а… – протянул Лёшка. – Ты имеешь в виду копать его? – И тут же добавил: – Мы с Вованом обсуждали это. – Он с надеждой, что Бородин подтвердит его слова, посмотрел на него. – Он не против, – на что Бородин утвердительно кивнул, подтверждая правоту Лёшкиных слов.

– И когда вы собираетесь ехать? – так же энергично интересовалась Галя.

– Да завтра и поедем. Маманя уже весь мозг прополоскала этим огородом, – поморщился Лёшка. – Ты как? Поедешь? – он нерешительно посмотрел на Бородина. Чувствовалось, что именно сейчас Лёшке очень не хочется ехать на какой-то огород размером с колхозное поле.

– А чего не поехать, – тут же согласился Бородин. – Сам же рассказывал. Речка, банька, природа. Всё как надо, а заодно и поработаем. А то я чего-то застоялся в этом отпуске. Два месяца уже ничего не делаю, – Бородин повёл плечами, как будто разминая их.

Он все ещё сидел на табурете возле стола, вполоборота к Лёшке и Гале, стоявших перед ним.

– Ну и отлично! – обрадовался Лёшка от неожиданно посетившей его шальной мыслишки. – Приедем, баньку затопим, а самогоночку какую баба Маша делает… – мечтательно задрал он глаза к потолку. – Мечта… – прищёлкнул он языком от предвкушаемого удовольствия и решительно махнул рукой. – Ну его к чёрту эту всю домашнюю мутоту. Задрала она меня во как! – и пальцем большой руки сделал резкий жест по своему горлу.

– Вам бы все её жрать, пакость эту, – недовольно отреагировала на его слова Галя, но по её виду Бородин понял, что Лёшкиным ответом она осталась довольна.

– Ладно тебе, – Лёшка обнял Галю за плечи, – не бухти. – Галя недовольно стряхнула со своих плеч Лёшкину руку, а тот тут же встрепенулся, вспомнив важную мысль, упущенную за этим разговором. – Поехали, братан, домой получать маманин нагоняй. Спасибо тебе, Галюня, за угощение. Если чего не так, то прости. – И с этими словами, махнув рукой Бородину, чтобы тот следовал за ним, Лёшка прошёл в коридор.

– Только не дыши, – сморщилась Галя, помахав ладонью перед своим носом, когда Лёшка проходил мимо неё, на что тот только громко хохотнул.

Бородин понимающе посмотрел Лёшке вслед и, поднявшись с табурета, направился за ним.

Галя в дверях неожиданно сделала к нему небольшой шаг и, задев грудью, глядя куда-то в сторону, прошептала:

– Я обязательно приеду. Жди.

Бородин постарался сделать вид, что он ничего не заметил и не услышал, только незаметно кивнул.

В коридоре они обулись, а Галя громко крикнула:

– Леночка, а дядьки твои уходят. Иди скажи им до свидания.

Из дальней комнаты тут же выскочила Леночка.

– До свидания, дядя Лёша, – она подошла к Лёшке и подставила для поцелуя щёчку, а потом сделала шаг и к Бородину: – До свидания, дядя Вова. – Она после поцелуя посмотрела Бородину в глаза. – Только ты не забудь, что ты мне обещал, – и убежала к себе в комнату.

От таких слов Бородин только улыбнулся и, махнув вслед убегающей Леночке рукой, громко выкрикнул:

– Обязательно всё тебе расскажу.

Лёшка уже открыл дверь в ожидании, когда Бородин закончит прощаться и ещё раз поблагодарил Галю:

– Спасибо, Галюня, за угощение, – на что та только махнула им рукой и закрыла за ними дверь.

На улице солнце по-летнему ярко светило, так что, выйдя, Бородину даже пришлось прищуриться. Солнцезащитные очки он забыл на Гражданском проспекте.

– Пошли быстрее, – поторопил его Лёшка. – Готовься получать от мамани трендюлей.

Они быстро прошли к трамвайной остановке, где пересели на метро, и через полчаса приехали к Лёшкиному дому.

Тётя Валя встретила их перепуганная. Братья сразу заметили, что она сильно волновалась. Поэтому при их появлении она сразу же разразилась причитаниями:

– Где же это вас носило, черти вы окаянные?

– Да, мам, мы у Серёги остались ночевать, – начал оправдываться Лёшка.

– Это я всю ночь не спала и ждала вас, а вы только вот когда заявились! – начала недовольно выговаривать тётя Валя.

По своему мягкому характеру она не могла ни кричать, ни долго злиться, но сейчас у неё столько накипело на душе, что она всю эту пену злости выплёскивала на этих оболтусов.

– Хорошо, что хоть Юра позвонил сегодня утром и объяснил, где вы находитесь. А то я уже собралась больницы и морги обзванивать.

– Ты чего это, мам, нас уже хоронишь, – пытался Лёшка как-то сгладить гнев матери. – Ну забыл я позвонить…

– Забыл он, видите ли, – передразнила его тётя Валя. – А обо мне, что я тут переживаю, даже и не вспомнил, паразит ты такой, – при этих словах она присела на стул и горестно всхлипнула.

– Ну что ты, мам, – подошёл к ней Лёшка и, пытаясь успокоить мать, наклонился к ней и приобнял.

Но тут к тёте Вале подлетела какая-то толстенная тётка в синем ситцевом платье, висевшем на ней мешком, и принялась утешать её, попутно ругая Лёшку:

– И не стыдно тебе, окаянному, так мать доводить? Ты посмотри, до чего ты её довёл?! Лица на ней нет, только валерьянку да валидол пьёт, а с тебя всё как с гуся вода. Жену с дитём бросил, мать довёл, из дома неизвестно куда ушлястал, – чуть ли не с криком причитала тётя Люда.

Бородин сразу догадался, что это и есть обещанная тётя Люда из Курска, приезжающая летом чуть ли не каждый месяц в Питер на отоварку продуктами.

– Никуда я не ушлястал, – уже с обидой возразил ей Лёшка. – Мы с Вовкой, – он кивнул в сторону Бородина, – на кладбище ездили, могилу матери братьёв поправляли, да помянули её, – и, сделав небольшую паузу, в которую тётя Люда не успела встрять, виновато добавил: – Ну не рассчитали немного, пришлось там заночевать, ведь поздно уже было. Выпимши мы были.

– Ты вечно со своими пьяными дружками где-то бродишь, – тётя Люда зло посмотрела в сторону Бородина, – а о матери и жене с дитём никогда не думаешь, а они, горемычные, тут в одиночестве пропадают. А вдруг с матерью или женой что приключится? А ты где-то пьяный валяешься? Ты не думал об этом? – и она, отойдя от понурившей голову тёти Вали, пошла в атаку на Лёшку.

Но, сделав пару шагов в его сторону, замахала ладонью перед своим носом.

– Да ты посмотри на них! – чуть ли не завопила она, показывая пальцем на Лёшку и Бородина. – Да к ним и подойти невозможно! Перегарищем от них за версту несёт! Ты погляди на этих красавцев! Морды красные, перегар в разные стороны, опухшие, даже глаз не видно! Да не стыдно ли в таком виде в дом появляться?

– А ты тут, тёть Люд, здорово-то не разоряйся, – грубо прервал её Лёшка. – Мой дом, моя семья, моя жена! Поэтому что хочу, то и делаю! Конечно, виноват я, что не позвонил, что заночуем у Серёги. Ну виноват! – повторил он и, расставив руки, сделал шаг в сторону тёти Люды, отчего та чуть ли не отскочила от Лёшки. – Ну убейте меня за это! Так ничего же не случилось. Вот они мы, живы и здоровы, но, – он сделал небольшую паузу, – пованивает от нас. Так и поехали на кладбище, чтобы помянуть, а не нажраться где-нибудь в подворотне…

Со стороны тёти Вали по-прежнему раздавались всхлипывания, а тётя Люда ошарашенно смотрела на взбесившегося Лёшку. В комнате нависла тишина, которую вновь нарушил Лёшка:

– А сейчас ставлю вас в известность, что мы с Вовкой пойдём в пивбар и выпьем там по паре кружек пива, потому что состояние у нас неважное.

Со стороны тёти Вали раздался тяжёлый вздох:

– Вот и покойный твой отец с того же начинал. То пиво, то похмелиться…

– А ты, мама, не переживай, я знаю, что я делаю. Пошли, – Лёшка махнул рукой Бородину и, подойдя к матери, поцеловал её в склонённую голову. – Через пару часов вернёмся.

Высказав всё это, он резко развернулся и пошёл на выход из квартиры, а Бородин молча последовал за ним.

Проходя мимо Лёшкиной комнаты, Бородин увидел безмолвно стоящую Татьяну с ребёнком на руках. Она тоскливо смотрела вслед удаляющейся спине мужа.

Бородин только краем глаза посмотрел на безмолвную Татьяну и постарался как можно быстрее выскочить из дома, потому что от этих воплей тёти Люды башка начала так трещать, что невольно возникало желание или оторвать её, или засунуть в ледяную прорубь.

Когда Бородин выскочил на улицу, то Лёшка уже стоял на тротуаре и чего-то озирался.

Бородин подошёл к нему и тупо спросил:

– Ну и чё делать-то будем?

– Пошли подальше от этих бабских воплей, – раздражённо выпустил из себя злость Лёшка. – Как они меня достали своими криками. Башка и так раскалывается, а ещё эта Люда развопилась.

– Да, – протянул Бородин, – пивка попить бы не мешало…

– А что? – ободрился Лёшка. – Отличная идея. – Но потом, что-то вспомнив, поднял указательный палец над головой. – Подожди, сейчас Славке звякну, и вместе пойдём. Он не откажется, – Лёшка усмехнулся, и они пошли к телефонной будке, стоящей у гастронома.

Славка от такого предложения не отказался и через несколько минут подошёл к ним.

Бородин Славку помнил. Это был высокий тощий блондин с длинными волосами, которые сейчас были в моде у молодёжи как подражание битлам или кому-то из современных иностранных поп-исполнителей музыки. Даже тем же «Пинк Флойдам», «Диппёпл» или «Европе».

Славка был неразговорчив и особо свои эмоции не выражал. Даже на том футбольном матче, на который они вместе ходили в последний раз, в последний приезд Бородина в Питер, он молча просидел на трибуне, хотя от волнения и Лёшка, и Бородин подпрыгивали и орали от души.

Вот и сейчас, подойдя к скучающим Лёшке и Бородину, он только сунул им худую, костистую ладонь, выдавив из себя:

– Привет, – а на Бородина он вообще расщедрился, поинтересовавшись: – Давно приехал? – как будто тот только пару дней назад поехал на дачу и сегодня вернулся, а не отсутствовал три года.

– Да пару дней назад, – поморщившись, буркнул Бородин, зная, что его ответ абсолютно неинтересен Славке и он спрашивает это только для приличия.

Лёшка же, как только увидел Славку, сразу засуетился:

– Всё, поехали, нечего тут толкаться, – он чуть ли не сорвался в сторону троллейбусной остановки.

Бородин со Славкой безмолвно последовали за ним. Бородин – потому что от каждого произнесённого слова у него в голове срабатывала кувалда, от которой чуть ли не искры сыпались из глаз, а Славка – по привычке. Он всегда выполнял то, что затевал Лёшка.

В пивном баре, оказавшемся обыкновенной пивнушкой, народу в середине дня было немного. В одном углу сидело несколько прилично одетых, о чём-то мирно беседующих мужчин, а в другом – тройка хануриков. Они пиво бодяжили водкой, делая вид, что этого никто не видит.

Дородная круглолицая продавщица, окинув парней опытным взглядом, только спросила:

– Сколько?

– По три, – важно заказал ей Лёшка. – Да три селёдки вон с теми солёными крендельками.

Налив кружки, барменша ещё раз взглянула на Лёшку и назвала цену. Этой тётеньке ничего не приходилось объяснять лишнего. Взглядом почище рентгена, она моментально просвечивала каждого клиента до мозга костей и безошибочно определяла, кто есть кто и что от этого очередного посетителя можно ожидать.

Под её взглядом Лёшка не оробел и небрежно бросил на прилавок трёшку, а Бородин накинул сверху ещё одну. Продавщица небрежным жестом смахнула деньги и так же небрежно кинула на поверхность мраморной стойки сдачу.

Потом, махнув по стойке замызганным полотенцем, важно процедила:

– И чтобы тут не курили и не шумели, а то и без вас голова кругом идёт, – и, глянув в угол, где ханурики заканчивали производство ерша, зычно выкрикнула: – А вас там, в углу, это тоже касается.

Интеллигентные мужики от такого окрика даже стали ростом ниже и чуть ли не засунули свои носы в кружки, а со стороны хануриков только раздалось развязное:

– Не переживай, мамаша, всё будет тип-топ.

– Ты посмотри на него, этого недоделка, в сыночки он мне намылился… Я вот сейчас звякну участковому, тогда уже и посмотрим, кто у кого сыночек, а кто мамаша. Живо на «луноходе» отправитесь отдыхать.

В ответ в углу воцарилась тишина, и работающий вытяжной вентилятор вскоре вытянул остатки папиросного дыма.

Бородин с Лёшкой и Славкой устроились за одним из свободных столиков и жадно припали к живительной влаге.

Первую кружку Бородин опрокинули одним махом. Бородин посмотрел на Лёшку, повторившего точно такой же маневр. Тот сидел напротив, откинувшись на спинку стула и отдуваясь от выходящих газов.

Взяв вилку, Бородин нанизал один из кусочков селёдки и попробовал его.

Селёдкой это месиво можно назвалось только отдалённо. В тарелке лежали какие-то залитые маслом кусочки бывшей рыбы ржавого цвета с рыбным запахом, отдалённо напоминающим запах селёдки, с прилепленными тоненькими пластинками лука.

Но сейчас, в таком состоянии нестояния, и такая закуска казалась сёмгой, которую можно надеть на кончик вилки и протолкнуть в себя.

Отведав прелестей предложенных яств и немного освоив выпитое, Лёшка первым начал разговор.

– Как они достали меня, все эти тётки, – раздражённо начал он. – Ни вздохни, ни выдохни без их ведома. Всё должны знать, везде должны влезть, – горестно сетовал он, прихлёбывая пиво, с которого уже опала первоначальная шапка.

Пиво оказалось кислым, тёплым и, скорее всего, несвежим. Но что делать? Другого, извините, рядом не продавалось и не подавалось. Это тебе не Гамбург с Амстердамом и даже не Прибалтика. Приходилось давиться тем, что есть. Поэтому Бородин сидел и, слушая Лёшку и его возмущения, потихоньку прихлёбывал из кружки.