Kitabı oxu: «Смерть, идущая по следу… Попытка историко-криминалистической реконструкции обстоятельств гибели группы свердловских туристов на Северном Урале в феврале 1959 г. Главы 23—36», səhifə 3
Мальт родился в Москве в семье крупного промышленника, этнического немца, проживал в России до 1918 г., когда его родные, спасаясь от «красного террора», бежали на историческую Родину. Рожден он был под фамилией Мальген, каковую носил вплоть до 1942 или 1943 г. В Германии Мальген закончил военное училище и как офицер, свободно владеющий по меньшей мере пятью языками, попал в военную разведку, в абвер. Дальнейшая карьера привела его в посольство фашистской Германии в Москве, где в период с июля 1936 г. по март 1941 г. он исполнял обязанности помощника военного атташе. Во время Второй мировой войны жизнь Пауля сделала воистину непредсказуемый кульбит, достойный разве что детективного романа или кино. Немецко-фашистским войскам удалось пленить генерал-майора РККА П. С. Мишутина, командира дивизии, который оказался похож на Мальгена буквально как брат-близнец. Удивительное сходство пленного советского генерала и профессионального разведчика абвер решил использовать для довольно коварной игры. Мальген стал выдавать себя за пленного и в роли Мишутина использовался в самых разных оперативных комбинациях, в основном в качестве «подсадной утки» для вербовки советских военнопленных. Для того чтобы максимально обезопасить себя, Мальген лично участвовал в допросах Мишутина, в точности перенял его манеру речи и жестикуляцию, а затем присутствовал при казни генерал-майора. После казни настоящего Мишутина и возник «Мишутин» -Мальген, вступивший в РОА и призывавший к тому же самому других советских военнопленных. Подмена оказалась настолько удачной, что советские спецслужбы вплоть до 1957 г. считали генерал-майора Мишутина изменником Родины.
Мальген попал в близкое окружение Рейнхарда Гелена, начальника 12-го отдела Генштаба «Иностранные армии Востока», возглавлявшего фронтовую разведывательную работу против РККА-СА. 22 мая 1945 г. Гелен сдался американским войскам вместе с ближайшими офицерами и ценными разведывательными материалами на руках. Американцы привлекли Гелена к работе против СССР, а Гелен, в свою очередь, не забыл об очень перспективном разведчике Пауле Мальгене – тот тоже получил приглашение к сотрудничеству. После окончания войны «Мишутин» -Мальген превратился в Пауля Мальта и продолжал использоваться американцами по своей основной специальности – для вербовки и оперативной проверки лиц славянской национальности, оказавшихся на Западе, в целях последующего использования завербованных в интересах военной разведки США.
В 1956 г. ему пришлось заняться и венграми. После разгрома «венгерского путча» осенью того же года перед американцами встала задача собрать рассеянные силы и организовать партизанское движение. С этой целью Пауль Мальт весной 1957 г. был командирован в Будапешт. Летел он через Италию и изображал из себя бизнесмена, но уже при прохождении таможенного контроля в аэропорту привлек к себе внимание – его фотография имелась в папке самых разыскиваемых венгерской АVН лиц. За Мальтом установили слежку и арестовали с поличным во время встречи на конспиративной квартире с группой его бывших воспитанников. В дальнейшем венгерская контрразведка передала арестованного КГБ, и можно не сомневаться в том, что на Лубянке из бывшего помощника военного атташе вытрясли всю душу. В итоге Пауль Мальт был расстрелян.
Это был серьёзнейший провал американской разведки, поскольку Мальт, будучи одним из главных вербовщиков этнических русских, попавших на Запад, знал не только уже засланных в СССР агентов, но и «кадровый резерв», который могли использовать Борис Паш и его подразделение в своей работе. И хотя лично полковник Паш не нёс ответственности за захват Мальта венгерской госбезопасностью, вполне возможно, что всё случившееся с последним в Будапеште было поставлено Борису Фёдоровичу в вину. Довольно типичная для всех спецслужб мира история – награждают непричастных, а наказывают – невиновных. Вот Борису Фёдоровичу и досталось…
В общем, 1957 г. оказался для главного «атомного шпиона Америки» крайне неудачным. Правда, надо отметить, что проводили Бориса Фёдоровича со службы с почетом, как человека, который пострадал несправедливо и притом за хорошее дело. В его честь в Зале Славы военной разведки была установлена плита из розового мрамора с барельефом офицера и списком наград. К сожалению, ни одной фотографии этой памятной плиты добыть так и не удалось, есть лишь изображение мемориала в честь офицеров военной разведки США, погибших при исполнении служебных обязанностей. Завершая разговор о судьбе Бориса Пашковского, остаётся сказать, что после ухода из Вооруженных сил он прожил ещё очень долгую жизнь, энергично участвовал в деятельности русской колонии в Калифорнии, помогал в создании казачьего музея, оставался прихожанином православной церкви. Умер Пашковский 11 мая 1995 г., похоронен на Сербском кладбище в Сан-Франциско.
Вернемся, впрочем, к шапке, доставленной из Томска-7.Безусловно, таковая существовала, но попала она к американским разведчикам совсем не так, как об этом рассказывали на слушаниях в парламентском комитете Крейг и Паш. Никакой «немец» из закрытого Томска, а уж тем более Томска-7, не имел ни малейшего шанса выехать в 1950-х гг. за пределы СССР и вывезти с собою шапку, изобличавшую его как шпиона. Упомянутая шапка появилась у американцев в результате спланированной и тщательно исполненной разведывательной операции – сомнений в этом быть не может. Однако детали этой операции американские разведчики не пожелали сообщить на закрытых заседаниях Объединенного комитета по атомной энергии. Причем они не пожелали это сделать даже под угрозой увольнения (в конечном счете для Пашковского этим все и закончилось!). Почему так случилось, в чем крылась причина такого нежелания говорить правду?
Ответ может быть только один – разведчики боялись утечки информации через административные структуры, связанные с комитетом Конгресса. Конгресс США не мог гарантировать сохранения втайне информации, получаемой от разведывательных служб, хотя формально и не разрешал ее разглашать. Представители разведок считали, что сообщаемые парламентариям сведения фактически открываются для всего мира (отличное рассуждение на эту тему содержится в книге Аллена Даллеса «ЦРУ против КГБ. Искусство шпионажа», в главе 16 «Демократия и безопасность»). А потому неудивительно, что полковник Паш не пожелал открывать конгрессменам истинные детали секретной операции.
Что же могло происходить в Томске-7 на самом деле? Скорее всего, американцам удалось каким-то образом завербовать технического специалиста, работавшего там. Этот человек определенно имел допуск в реакторный зал и либо присутствовал при загрузке ядерного топлива, либо побывал там в скором времени после операции. Он был достаточно компетентен для того, чтобы объяснить американцам, какой именно тип ядерного топлива призван нарабатывать первый из шести реакторов. Подчеркнем, что речь шла о еще не работавшем в тот момент атомном реакторе! Определенно, этот человек не являлся строителем, поскольку строители ничего не смыслили в технической «начинке» тех сооружений, которые возводили. Вместе с тем американский агент не был высокопоставленным техническим или административным руководителем, посвященным в существенные детали проекта «Сибирской станции». Для выноса образца пыли он использовал шапку лишь потому, что иначе вынести образец с охраняемой территории, не привлекая внимания окружающих и охраны, просто не мог. Любой пакетик с землей, опущенный в карман, провоцировал лишние вопросы и подозрения и прямо грозил разоблачением в случае его обнаружения.
История с шапкой из Томска-7 стала известна в СССР и привела к довольно неожиданным ответным действиям. В сентябре 1958 г. в газете «Правда» появилось официальное сообщение о вступлении в строй первой очереди второй атомной электростанции, проектной мощностью 600 МВт (первой атомной электростанцией в СССР считался опытный реактор в Обнинске мощностью 5 МВт, запущенный в июне 1954 г., хотя всерьёз говорить о нем как об электростанции довольно сложно – строился он не для электроснабжения, а для совсем других целей).
И в то же самое время советская делегация на Второй Женевской конференции по мирному использованию атомной энергии представила иностранным специалистам документальный фильм о «мирном атоме Страны Советов». В нём рассказывалось как о первом реакторе «Сибирской станции», так и о строившемся ледоколе «Ленин». Чуть позже в том же 1958 г. о чудо-ледоколе на скорую руку склепали отдельный короткометражный фильм в двух частях. На Западе проявление подобной неслыханной прежде открытости Советского Союза расценили как попытку сделать хорошую мину при плохой игре: Хрущёв, убедившись в том, что секреты Томска-7 более не являются секретами для стран НАТО, решил устроить пропагандистскую акцию, наполненную показным миролюбием. Многие западные специалисты и журналисты обратили внимание на то, что о физическом пуске первого реактора ледокола «Ленин» СССР сообщил спустя более полугода после события – довольно своеобразная открытость, что и говорить [хотя и вполне в духе того времени].
С пресловутой «Сибирской станцией» получилось еще смешнее. Возводимый в Томске комплекс политическое руководство СССР попыталось представить как сугубо мирный проект, однако это удалось, прямо скажем, не очень хорошо. К 1964 г., когда были запущены все энергоблоки «Сибирской станции», стало ясно, что объект этот продолжает находиться в подчинении Минсредмаша, министерства, обеспечивающего полный производственный цикл ядерного оружия (от разработки до передачи заказчику в лице Министерства обороны). Между тем выработкой и распределением электроэнергии в СССР занималось совсем другое ведомство. Было очевидно, что фильм о реакторах в Томске-7 появился в 1958 г. по одной лишь причине – объект перестал быть секретом для западных разведок и в СССР об этом узнали. И решили добровольно «раскрыть» информацию, ставшей «секретом Полишинеля».
Напомним, что к этому времени «Сибирская станция» была далека от завершения – её стройка закончилась лишь через шесть лет. А потому не может быть никаких сомнений в том, что какой-то американский «крот» действительно работал там в 1957 г.
В 1956 г. американская разведка осуществила одну из самых скандальных операций за всё время своего существования, вошедшую в историю под названием «хоум ран» («home run»). В период с 21 марта по 10 мая самолеты-разведчики «стратоджет» различных модификаций совершили по крайней мере 156 глубоких вторжений в воздушное пространство СССР в районе Кольского полуострова, Урала и Сибири. К операции привлекались в общей сложности 21 самолет-разведчик и до 15 самолетов-заправщиков; благодаря использованию последних дальность полетов «стратоджетов» увеличивалась с 6,5 тыс. км до 9,4 тыс. км и даже более в зависимости от количества дозаправок в полёте.
Схема из американской книги, иллюстрирующая операцию «home run». Она наглядно демонстрирует маршруты разведывательных полетов RС-47 во 2-й пол. 1950-х гг. Условные обозначения: 1 – авиабаза ВВС США в г. Туле, Гренландия, выбранная для размещения самолетов RС-47 ввиду равноудаленности от основных районов разведки на территории СССР; 2 – аэропорт в г. Фэрбанкс, Аляска, использовавшийся для базирования самолётов-заправщиков; + – м. Канин Нос в Баренцевом море, в районе которого летом 1960 г. истребитель МиГ-19 капитана В. Полякова сбил американский самолет-разведчик RС-47 «Стратоджет», пытавшийся проникнуть в район Северодвинска. Разведчики, размещенные на авиабазе Туле (Гренландия), летели к Советскому Союзу через Северный полюс, а самолеты-заправщики поднимались из Фэрбэнкса на Аляске и дозаправляли их в зависимости от полётного задания либо при движении к объекту разведки, либо уже на обратном пути. Во время отдельных вылетов «стратоджеты» сжигали топлива больше собственной взлётной массы. Хорошо видны 3 основных сектора, на которые были разделены северные районы Советского Союза: Кольский полуостров и Новая земля, Урал, Чукотка. Последняя особенно интересовала американцев как район базирования советской авиации для удара по Аляске в случае войны. Некоторые «бывшие советские лётчики» пытались высмеять на интернет-форумах саму мысль о возможности разведывательных полетов американских самолетов через Северный полюс с дозаправками, до такой степени она казалась им вздорной. Что ж, пусть посмотрят на американскую картинку… А мы порадуемся, что этим «бывшим военным» балбесам не довелось защищать нас от настоящих американских«бомберов» – итог, боюсь, оказался бы очень печален для всех нас.
На одном из интернет-форумов, где активно обсуждались различные версии гибели группы Игоря Дятлова, многие неосведомленные «самодеятельные исследователи» задавались вопросом: откуда над Уралом могли появиться американские самолёты-разведчики, неужели они летели через Северный полюс? В вопрос этот вкладывался весь возможный сарказм, и в понимании задававших его «знатоков» перелёт из-за Северного полюса был равноценен полету с Луны или Марса. «Знатоки», к сожалению, не знали, что через полюс летал ещё Чкалов. Историческая правда состоит в том, что американские самолеты-разведчики RС-47 во второй половине 1950-х легко и непринужденно летали на Урал именно через Северный полюс. Увидеть их в небе где-нибудь над Денежкиным Камнем или Отортеном можно было чаще, чем иному читателю этого исследования повстречать своих соседей по подъезду.
И это не шутка и даже не очень большое преувеличение.
В ходе упомянутой операции«хоум ран» на протяжении 50 дней американцы осуществляли в среднем более 3 нарушений воздушного пространства СССР с северного направления в сутки. Подчеркну, в сутки! Причем 156 разведывательных самолетов-вылетов – это число, официально признаваемое американцами, и далеко не факт, что оно соответствует действительности. Так, например, ЦРУ признает лишь 28 полетов самолетов U-2 над территорией СССР в период 1956—1960 гг., но практически нет сомнений в том, что эта величина занижена примерно раз в 10. Забавно и то, что ЦРУ и Министерство обороны США сообщают разное число разведывательных полетов U-2 по всему миру: ЦРУ утверждает, что таковых было осуществлено около 2800, а военное ведомство насчитывает их примерно 3100 (разница более чем в 10% какая мелочёвка, правда?).
Само название воздушной операции совершенно точно передаёт её смысл, хотя и подобрано не без некоторого издевательского подтекста. «Home run» – это термин из бейсбола, означающий особую игровую ситуацию, когда отбивающий мяч удачно выбивает его за пределы поля, что позволяет ему без помех достичь домашней базы. В каком-то смысле это «чистая победа», достижению которой противная сторона не в силах помешать.
Советские компетентные органы в связи с операцией «хоумран» зашевелились с заметным опозданием. На это, видимо, повлияла как общая инертность в принятии решений, присущая советскому руководству, так и слабость ПВО в северных районах страны. Защитники советского неба оказались неспособны обнаружить подавляющее большинство пролетов американских самолетов. Руководство в Москве очнулось лишь тогда, когда американцы стали действовать совсем уж нагло – 6 мая 1956 г. пролет от Амбарчика до Анадыря и обратно совершили сразу 6 «стратоджетов»! Фактически американцы сымитировали массированный ядерный удар по стратегическим объектам в глубине Советского Союза, причем совершенно безнаказанно. А это уже не лезло ни в какие ворота! Советская ПВО была бессильна, за время операции«хоум ран“ перехватчики поднимались в небо всего 4 раза. Эффективность их действий оказалась нулевой, летчики наших МиГов ничего не могли противопоставить издевавшимся над ними в радиоэфире пилотам „стратоджетов“. 10 мая 1956 г. МИД СССР разразился гневной нотой, призывая на головы „американской военщины»всевозможные проклятия, однако эти поношения не могли скрыть неспособность советской ПВО противостоять противнику. Примечательно, что обнаглевшие янки, сознавая собственную неуязвимость, направили ответную ноту, в которой доказывали неправоту выдвинутых обвинений.
Использование «воздушных танкеров» позволило американской разведке снять все ограничения по дальности самолётов-разведчиков RC-47. С четырьмя дозаправками в воздухе «стратоджет» совершил даже беспосадочный полёт вокруг земного шара, продолжавшийся около 22 часов.
В последующем военная разведка США использовала северное направление для ведения интенсивных операций по сбору стратегической информации о военно-промышленном потенциале СССР. Группировка самолетов-разведчиков в Туле, насчитывавшая в разное время 20—25 самолетов, действовала против Советского Союза на постоянной основе вплоть до 1963 г. Всё северное побережье нашей страны было разбито на три«окна», или сектора, за каждый из которых отвечала своя авиационная группа. Первый сектор включал в себя Кольский полуостров, Белое море и побережье до Уральских гор (объекты разведки – базы Северного флота, Северодвинск, космодром Плесецк). Второй – район Урала и Западной Сибири (атомный полигон на Новой Земле, «атомные города» и крупные промышленные центры Урала). Наконец, третье«окно» – район Чукотки (американцев беспокоила возможность использования стратегической авиацией СССР аэродромов в этом районе в качестве авиабаз «подскока» для удара по Аляске). Интенсивность вторжений «стратоджетов» в глубь воздушного пространства СССР резко пошла на убыль после лета 1960 г. (когда американский разведчик был сбит в районе мыса Канин Нос), хотя отдельные пролёты вдоль границ с эпизодическим проникновением вглубь воздушного пространства продолжались вплоть до лета 1963 г. Только тогда появление на вооружении советских сил ПВО истребителя МиГ-19 положило конец неуязвимости скоростного разведчика.
На одном из тематических форумов ветеран советских военно-воздушных сил, глубоко уязвленный описанием операции «хоум ран» в этом исследовании, посетовал на то, что автор совершенно не разбирается ни в авиации, ни в истории. И авторитетно заявил, что операция «хоум ран» была сорвана умелыми действиями советских ПВО, которые своевременно перебросили гвардейский полк истребительной авиации на базу в поселок Амдерма на берегу Карского моря. Выражаясь метафорически, этот полк и закрыл своей широкой грудью весь север Советского Союза! Ветеран искренне гневался на то, что Ракитин взялся писать о славной истории отечественной авиации, не имея понятия о выдающихся заслугах героев нашего неба.
Ветерана можно успокоить: о выдающихся заслугах лётчиков-гвардейцев по разгону полчищ американских стратегических разведчиков неизвестно не только Ракитину. Об этом ничего не знали ни в Политбюро ЦК КПСС, ни в МИДе, ни даже в Министерстве обороны СССР. 21 апреля 1958 г. по настоянию Советского Союза было проведено заседание Совета безопасности ООН, посвященное проблеме массовых нарушений американскими воздушными судами северных границ СССР. Советское политическое руководство расписалось в своём полном бессилии и неспособности бороться с американцами «на равных». Иллюзий относительно того, что наши военные вот-вот начнут пресекать американские поползновения, уже не осталось – Хрущёв понял, что пора начинать «бить челом» дипломатам. Так что мой изобличитель несколько поспешил с высокими оценками заслуг летчиков-гвардейцев. Ни в 1956 г., ни в последующие годы наличие гвардейского истребительного полка в Амдерме ничуть не мешало супостату нарушать границы СССР по собственному желанию. Золотопогонные советские маршалы могли выстроить крылом к крылу полчища МиГов от Мурманска до мыса Дежнева, но даже это не позволило бы помешать американцам летать там, где они хотели.
Увы, такова нелицеприятная правда Истории…
Всем интересующимся военно-дипломатической историей Советского Союза будет небезынтересно узнать, что МИД СССР, насколько известно автору, вручал американской стороне по меньшей мере 3 (!) ноты протеста, связанные с «грубыми», «вопиющими», «циничными» или «групповыми» нарушениями воздушного пространства страны самолетами США. Вручение нот происходило 10 июля 1956 г., 8 марта 1958 г. и 21 апреля 1958 г. В этом перечне нет упомянутой ранее ноты протеста от 10 мая 1956 г., вызванной американской операцией «хоум ран», и специального заседания Совета безопасности ООН. Вполне возможно, что документов подобного рода много больше, только они покуда закопаны глубоко в недра МИДовской переписки и остаются скрыты от глаз общественности.
Впрочем, вернемся к противовоздушной обороне дол и небес родины социализма. Никакого щита советская ПВО в 1950—1960-х гг. из себя – увы! – не представляла. В особенности с северных направлений. Советский авиаконструктор Леонид Львович Кербер, много лет проработавший в КБ Туполева, весьма выразительно описал это в своих воспоминаниях: «Северные границы страны не были достаточно прикрыты от проникновения к нам чужих бомбардировщиков через Арктику. Причина заключалась в недостаточной дальности действия наземных радиолокационных станций ПВО. <…> Имелись альтернативные решения: вынести РЛС на лёд, ближе к полюсу, либо поднять антенны на высокие башни. Первый отвергал опыт Папанина – ледяные поля центральной Арктики дрейфовали в сторону Атлантики. Второе вызывало сомнение: возможно ли соорудить вдоль побережья десятки эйфелевых башен?»
Фотография, дающая представление об экипировке американского десантника. Это снимки из коллекции «зеленого берета», инструктора по парашютной подготовке Луиса Смита. Забрасываемые американцами разведчики использовали элементы штатного десантного комплекта: шлем с защитными очками, комбинезон, два парашюта, грузовые прорезиненные мешки (в зависимости от вместимости 2—5 штук), прыжковые ботинки. Почти всегда «транзитеры» применяли устройства принудительного раскрытия парашюта, что повышало безопасность при десантировании в тёмное время суток. Опционально, в зависимости от сложности десантирования, придавался дыхательный комплект. Первая задача агента после приземления заключалась в том, чтобы переодеться и спрятать десантное снаряжение, передать по радиостанции условный сигнал о благополучном приземлении, затем, если задание предусматривало совместные действия членов группы, следовал их поиск.
Поскольку построить десятки Эйфелевых башен за полярным кругом не мог даже такой сумасшедший прожектёр, как Никита Сергеевич Хрущёв, в июле 1958 г. было принято решение проектировать и строить первый советский самолет дальнего радиолокационного обнаружения, получивший впоследствии обозначение Ту-126. Интересное совпадение, не правда ли – в конце апреля 1958 г. советские дипломаты устроили скандал в Совете безопасности ООН, сетуя на полную безнаказанность американских вторжений, а через три месяца политическое руководство страны приняло решение строить самолет дальнего радиолокационного обнаружения.
Высоколобые знатоки марксистско-ленинской теории наконец-то осознали, что на практике без такого самолета никакого «щита ПВО» у СССР на севере не будет никогда. Работали над Ту-126 довольно долго, первый полёт прототипа состоялся через четыре года, а принятие на вооружение – в 1965 г. Все самолеты этого типа (в количестве 9 штук), базировались на Кольском полуострове. Нам история Ту-126 интересна постольку, поскольку ярко и выпукло демонстрирует истинное положение с радиотехническим обеспечением ПВО того времени.
Такова историческая правда, хотя, понимаю, она очень неприятна заслуженному «ветерану-разоблачителю» Ракитина.
Кстати, уже во время операции «хоум ран» разведывательные «стратоджеты» стали использовать осветительные авиабомбы крупного калибра (1 т) и убедились в их высокой эффективности. В носовой части RВ-47 устанавливалась мощная фототехника, позволявшая делать как фотоснимки высокого разрешения непосредственно над целью, так и панорамные с большого удаления. «Подвесив» осветительную бомбу в темное время суток в районе интересующего объекта и сделав с некоторым интервалом фотоснимки при разной высоте источника освещения, разведчики получали возможность весьма точно определить высоту практически любого объекта на местности по длине отбрасываемой тени (и изменению этой длины).
Описанный способ подходил для определения высоты опор ЛЭП (и соответственно, их мощности), труб, корпусов промышленных объектов и т. п. «Самодеятельные исследователи» трагедии группы Игоря Дятлова перепробовали на роль «огненных шаров» всю небывальщину, до какой только смогли додуматься – от инопланетных кораблей до баллистических ракет, прилетающих из ниоткуда и улетающих в никуда, – однако почему-то не задумались о таком очевидном источнике яркого свечения, как осветительная авиабомба большого калибра.
Этот боеприпас удовлетворяет поведению «огненных шаров» по всем параметрам. Горение светового состава давало форс пламени много ярче лунного света, светимость таких бомб исчислялась миллионными кандел (немецкая авиабомба образца 1942 г. калибром 950 кг давала, например, светимость в 2 млн. кандел, что соответствовало примерно 20 тыс. 100-ваттных лампочек!). Одной авиабомбы было достаточно для того, чтобы осветить объект размером с крупную железнодорожную станцию. Опускавшаяся на парашюте со скоростью ~5—8 м/с осветительная авиабомба крупного калибра начинала гореть на высотах около 5 км и горела почти до самой земли (около 1000 с., т. е. 16—17 мин.!). Упомянутая выше немецкая бомба образца 1942 г. имела корпус с нанесенным снаружи алюминиево-магниевым покрытием (вроде хорошо всем знакомой детской игрушки «бенгальский огонь»); в конце рабочего цикла корпус авиабомбы выгорал не только изнутри, но и снаружи, так что на землю падала металлическая труха, порой рассыпавшаяся в воздухе. По остаткам полностью выгоревшей бомбы было практически невозможно понять, что же именно светилось в небе. В принципе, самыми демаскирующими деталями такой бомбы являлись парашют и жаропрочные сопла, которые служили источником форса пламени в полете, но даже будучи найденными где-нибудь в тайге или степи, они никак не могли являться доказательством проведения в этой местности секретной операции. Другими словами, упавшая бомба ничем не изобличала того, кто её сбросил.
Американцы уделяли исключительное внимание обучению своих разведчиков навыкам десантирования. Для прохождения парашютной подготовки будущие «транзитёры» обычно перевозились из Европы в США, где занимались в Форт-Брэгг, главной базе воздушно-десантных сил. Применение устройств по автоматическому раскрытию парашютов существенно повышало безопасность десантирования. А использование осветительных авиабомб позволяло осуществлять выброску десантников в тёмное время суток, в основном в предрассветные часы. Скорость снижения парашютиста гораздо ниже скорости осветительной авиабомбы (~2 м/с), так что он всё время оставался выше светового конуса и не был виден с земли. При спуске десантируемые агенты могли выбрать оптимальное место посадки (в стороне от водоемов, скал, жилых строений и т. п.). Зачастую «транзитеры» высаживались в нескольких десятках метров друг от друга, не теряя даже голосового контакта. При десантировании все они были облачены в штатные комбинезоны, обувь и шлемы, применявшиеся в американских воздушно-десантных силах, поэтому агенты перво-наперво переодевались в обычную для советских людей одежду.
После этого в максимально возможном темпе они скрывали демаскирующие их признаки и покидали район высадки. К моменту восхода солнца агенты должны были уже двигаться по заданному маршруту. Имевшийся в их распоряжении целый световой день они обычно использовали для безостановочного движения, дабы оторваться от возможного преследования. Понятно, что десантирование в предрассветные часы давало разведчикам столь нужную им фору в несколько часов, благодаря которой эффективность возможного противодействия правоохранительных органов резко снижалась.
Остается добавить, что время от времени советской госбезопасности удавалось отыскать устроенные «транзитёрами» тайники с десантной амуницией, порой заминированные. Обнаруженные там парашюты и детали одежды иногда даже предъявлялись журналистам – в том случае, если принималось политическое решение предать случившееся гласности. Одна из таких пресс-конференций для советских и иностранных корреспондентов, сопровождавшаяся демонстрацией изъятой из тайников десантной амуниции, имела место, например, 6 февраля 1957 г. в Москве, в Центральном Доме журналиста. (Напомним, что годом ранее – 9 февраля 1956 г. – в Москве была устроена другая примечательная пресс-конференция, на которой были представлены детали 50 американских разведывательных аэростатов, сбитых к тому времени в воздушном пространстве СССР. Их гондолы были выставлены в шеренгу перед зданием, а огромные разорванные баллоны занимали часть автостоянки ЦДЖ; впрочем, об этом в настоящем исследовании уже упоминалось).
Темнота предрассветных часов служила отличной маскировкой десантирования транзитных агентов. Большинство людей в 4—5 часов утра крепко спят, и даже если кто-то из немногочисленных местных жителей видел в небе яркое пятно, он вряд ли мог понять природу таинственного свечения. Парашют авиабомбы во время ее горения оставался невидим, незначительная скорость снижения авиабомбы практически не изменялась, а потому наблюдателю с Земли долгое время должно было казаться, что объект летит горизонтально либо вообще висит в небе неподвижно. Никаких специфических, узнаваемых звуков в процессе планирования такой авиабомбы не генерировалось. Если человек не наблюдал ранее подобной картины, он просто не мог сообразить, с чем же имеет дело. Примечательный нюанс: солдаты и офицеры на фронте, как правило, сталкивались с осветительными снарядами, имевшими и меньшую светосилу, и меньшее время горения (несколько десятков секунд). Так что боевой опыт даже воевавших людей мало мог им помочь. Осветительные бомбы крупных калибров использовались для нанесения авиационных ударов по площадным целям, прежде всего городам. Однако шанс, что житель Москвы, Смоленска или Ленинграда, переживший бомбежки времен Великой Отечественной войны, окажется где-нибудь в районе Отортена (или в какой-либо другой глухомани), был ускользающе мал. Поэтому, каким бы парадоксальным ни казалось высказанное автором предположение, американцы, используя осветительные бомбы во время разведывательных рейдов «стратоджетов», практически ничем не рисковали. (Во избежание неправильного толкования автор считает нужным уточнить, что сказанное касается не использования осветительных бомб, ибо это исторический факт, а того, что подобная практика не нарушала скрытности полётов.)
