Kitabı oxu: «Потомок седьмой богини»

Şrift:

Глава 1

Миру пришел конец.

Земли покрылись пеплом, а небеса устали от потока освободившихся душ. Все выбились из сил; даже Гептагон, включавший в себя семь Верховных чародеев, оказался неспособен победить того, в ком пробудилась погребенная под грузом веков сила и вспыхнула жгучая ненависть ко всему живому.

– Я не… не оправдал надежд, – раздосадованно прошептал Холден. – Не сумел его остановить.

– Ты не мог знать, что… – начал кто-то, но конца фразы я не услышал. Одна из досок над головой оглушительно треснула, и я дернулся влево, пытаясь спастись от преждевременной гибели.

Но Холден понял, о чем речь.

– Как раз это-то и было мне известно.

Я бросил на чародея усталый взгляд, с трудом найдя силы на поворот головы. Его короткие волосы спутались и покрылись грязью, потеряв присущую им светлость, а искривленный нос, казалось, вот-вот взорвется от обилия льющейся крови: это означало, что ресурсы магии и тела на исходе. Мы держались за руки, собравшись вокруг сердца Ателлы – древнего Гримуара, книги заклинаний и свода правил по их использованию. Холдену пришлось поднять руку и потрясти ею, чтобы обнажить запястье.

– Видите эти отметки? – спросил он. На коже красовались буквы, расположенные в хаотичном порядке; как по мне, они не имели никакого смысла. – Первые буквы шести имен. Первой была Кьяра, затем отправилась Лорелея, но обе потерпели неудачу…

– Отправилась куда? – раздраженно бросила Томико, и я, вероятно, отчаявшись, с улыбкой подумал, что на повышенных тонах ее восточный говор звучал весьма забавно. – И зачем нужны письмена на теле?

– Следующей была ты, Томико, – горько продолжил Холден. Взгляд его едва сумел сфокусироваться на чародейке. – Потом Тристрам и Зария, а теперь я… И все мы вернулись ни с чем.

– Объяснись, – отрезала Кьяра.

Как и всегда, глава Гептагона была немногословна. Скупой эмоциональный багаж помогал ей в работе – весьма непросто столько веков управлять единственной в мире достойной чародейской школой, – однако делал ее совершенно невыносимым в общении человеком. Ученики одинаково боялись услышать от нее как замечания, так и похвалу, и на ее фоне даже я, прозванный худшим из учителей за всю историю Ателлы, казался приятным собеседником.

– Два года назад мы собирались здесь, когда король Солианских островов сообщил, что нуждается в чародее, помните? Он не мог справиться с виверной и просил помощи.

– И ты вызвался выполнить его просьбу, – задумчиво протянул Тристрам. Спрятавшееся за густыми кудрями лицо выглядело озадаченным. – Я помню, что спросил, зачем тебе это, но ты так и не смог дать внятного ответа.

– Потому что объяснять, что я вернулся в прошлое ради устранения невидимой на тот момент угрозы, не имело смысла.

Я нахмурился. Заклинание для искажения временно`го пространства было известно всем и практиковалось в том числе учениками шестого года обучения. Но об успешном опыте переноса разума в тело, отделенное от настоящего годами, слышать не приходилось. В Гримуаре ему отводилось целых три страницы, и я, как страстно заинтересованный в теории исследователь, знал его наизусть. Как знал и то, что даже у создателя ритуала бывали проблемы с его проведением.

– Хочешь сказать, мы сумели воспользоваться заклинанием Вуарре? – уточнил я. – Разве реальность не должна была расколоться, создав бесконечное множество миров, в которых каждый твой поступок менял бы предреченное будущее?

– Мой разум при перемещении остался цел, а мир, из которого я пришел, и так был обречен на гибель. Мне безразлично, сколько новых реальностей сформировал каждый из нас, отправляясь исправлять ошибки прошлого. Все они рано или поздно погибали в муках.

Глаза Лорелеи нервно бегали от окружающих ее чародеев к Гримуару и обратно. Она пыталась оставаться вежливой, дожидаясь очереди, чтобы вставить слово, – Кьяра не была ей чуткой и мягкой матерью, а потому воспитывала ее в строгости и собственное мнение не поощряла – но, услышав о неизбежной кончине, вспыхнула.

– И в каждой из них короля сводило с ума лишь случившееся с его женой? – Щеки раскраснелись, словно она обронила что-то до жути стыдное и неприличное. – Разве потеря любимой – достаточное основание для разрушения всего живого?

Если бы я не знал, что ее наивная душа тщательно оберегалась властным покровителем в лице председателя Гептагона, то решил бы, что замешательством Лорелея плохо прикрывала яростную ревность. В своем деле ей не было равных – белокурая чародейка мастерски владела иллюзиями и столь же умело учила им других, – но ощущение, будто я смотрел на ребенка, а не на одну из Верховных, никогда меня не покидало.

– Что бы мы ни делали, боги упорствуют, – с досадой покачал головой Холден. – Каждый из нас пытался расстроить свадьбу, но… раз за разом она искренне желает всю жизнь следовать за королем, а он мстит всему миру за ее гибель. Я множество раз проверял, не наложены ли на короля чары, но их намерения чисты и бескорыстны. Никакие провокации и лживые слухи не помогли. Я пытался. Мы пытались.

Я прочистил горло. Вопрос сидел там слишком долго, пока я осознавал нужду его задать.

– А почему… Почему остался лишь я?

Чародеи переглянулись, как будто ответ был очевиден. Зария гулко расхохоталась. Низкий тембр ее голоса был одной из причин, по которой она так много лет успешно прятала свою истинную суть. Привыкнув к пренебрежению к женскому полу на родине, она с самого детства примеряла на себя мужские роли: сначала – мальчишки-беспризорника, затем – талантливого чародея. Лишь став одной из Верховных, она перестала носить черную, как смоль, бороду и решилась сменить объемные брюки на изящные платья. Однако повадки, старательно отыгрываемые в течение многих лет, покидать ее не спешили.

– Ты серьезно? – вдруг спросила она, удивленно вытаращив на меня бездны глаз.

– Вполне.

– Ты ведь даже не явился на то собрание, – бросила Зария с укором. – Как не посещал и многие другие. Подвальные крысы да змеи, над которыми ты проводишь опыты, тебе куда дороже мира на поверхности.

На мгновение задумавшись, я пожал плечами. Мне нечего было противопоставить, а тратить силы на бесполезные споры в нашей ситуации – худшее из решений. С тех пор как получил полную власть над лабораторией в подземелье и освободился от нужды преподавать зельеварение, я выходил на солнечный свет, лишь чтобы отправиться на выполнение заказа. К тому же и это было необязательно: порталы с одинаковым успехом открывались на любом этаже башни. И все же ощущение, что на меня надеялись столь мало, что и не пытались просить о помощи, неприятно сковало остатки прогнившей души.

– Выходит, эта участь все равно меня настигла, – подытожил я хрипло. Струйка крови вытекала из правого уха, щекоча кожу, и я потянулся к нему плечом, не в силах терпеть эту пытку.

– А ты… – Томико нерешительно переминалась с ноги на ногу, сомневаясь, стоит ли произносить задуманное. – Ты уверен, что хочешь этого?

– Разве попробовать спасти людской род как таковой – не мой долг?

– Как и наш, – кивнул Тристрам. – Но твоя прежняя незаинтересованность в происходящем в мире может сыграть злую шутку, мой друг.

Зария поморщилась, услышав, как он ко мне обратился.

– Ты правда считаешь, что это имеет значение, когда этот самый мир трещит по швам?

Тристрам поджал губы. В его глазах не осталось ни единого белого пятнышка – кровавые молнии заполнили их, изредка стекая на загорелые щеки. Я страшился даже представить, какое разочарование он испытал, не справившись с этой миссией; его неустанное стремление к совершенству и любовь к самобичеванию наверняка не оставили от самоуважения и пылинки. К счастью, тот Тристрам исчез где-то в переплетениях миров, оставив стоящего передо мной чародея сражаться лишь с внешней угрозой, позабыв о том, каким строгим надзирателем он был для самого себя. В его огромном сердце было место для каждого, какую бы ошибку тот ни совершил, но ни за что не нашлось бы и уголка для прощения собственных проступков.

За пределами башни прозвучал оглушительный взрыв. Камни стен содрогнулись, и пыль тут же окутала нас непроглядным вихрем. Я попытался выглянуть в окно, вероятно, надеясь рассмотреть там разъяренного короля, хотя знал, что не увижу лицо – лишь сгусток тьмы, зияющий на месте некогда подающего надежды правителя.

– Ты же знаешь текст заклинания? – позвал Холден после затяжного приступа кашля. – В прошлые разы его всегда зачитывал ты.

Я кивнул, судорожно перебирая в мыслях многочисленные страницы Гримуара. Любая неточность в таких делах влечет необратимые последствия: после совершения ритуала я мог стать слабоумным, лишиться сил или очнуться в теле осла. В любом случае цена за ошибку была слишком высока.

– Все готовы?

Хотя я не видел ни единого лица – каменная пыль забралась под веки, и ошеломительная боль мешала мне их поднять, – шесть слабых откликов коснулись ушей. Я принялся повторять текст, выученный когда-то в юности и с тех пор множество раз перечитанный. Потолок башни угрожал обвалиться в любую секунду, прервав мою спешную речь, а крики боли и страха учеников Ателлы, погибавших на улицах без защиты покровителей, сбивали дыхание. Я чувствовал, как магия выходит через кончики пальцев, устремляясь к Гримуару и заставляя его наполняться светом. Жизнь стремительно покидала мое тело. Томико и Холден до боли сжали мои руки, не позволяя упасть. Голос становился тише, хотя я и продолжал двигать губами, старательно проговаривая заветный текст.

Книга, лежавшая на подобии алтаря в окружении семи чародеев, ослепительно вспыхнула, и от обилия света, пробравшегося через веки, стало дурно. Боль пронзила меня, словно сквозь глазные яблоки в тело ввели исполинскую иглу, достающую до самых пят. Еще несколько секунд я чувствовал дрожащее прикосновение чужих рук. Затем – обескураживающая пустота.

* * *

Когда сознание очнулось ото сна, я долго не решался открыть глаза. Вариантов развития событий было всего два. Если магия короля обрушила крышу раньше, чем сработало заклинание, значит, я проснулся в Эмеррейне – божественном городе, куда попадают лишь лучшие из людей. Однако я сильно сомневался, что боги настолько слепы, чтобы удостоить меня подобной чести. Если же у Семерых все-таки имелись глаза и уши, то оставалось лишь взглянуть на календарь: на дворе должен был быть конец месяца Нетрикс, 864 год от Седьмого Вознесения, и где-то наверху Гептагон собирался для обсуждения просьбы солианского короля.

Я опустил правую ногу на пол, и воздух сотряс пронзительный звон. В голове гудело. Взгляд не прояснялся. Кажется, вчера – точнее, два года и один день назад – я снова совершил набег на ателльский погреб. Впрочем, я столько раз восполнял его запасы, что каждая бутылка в третьем поколении там давно была моей. Прелый воздух подземелья наполнился терпким ароматом пролитого напитка; я жадно вдохнул его, но тут же пожалел из-за подступившей следом тошноты. Неудивительно, что в других мирах я так ни разу и не поднялся, чтобы почтить совет своим присутствием. Избегание отражающих поверхностей не помешало почувствовать, что мое лицо куда больше походило на гнилую сливу, чем на лицо уважаемого чародея, и пах я, верно, так же.

Я медленно поднялся по лестнице, не решившись растрачивать силы на портал. Все вокруг казалось в точности таким, каким стало два года спустя. На мгновение я даже подумал, что попросту испустил дух, вернувшись к жизни после победы над королем, но сомнения в успешности ритуала развеял прошедший мимо Тристрам. Отрастить пышную копну он созреет лишь через полгода.

– От тебя несет, как от заброшенного стойла с кучей дохлых лошадей, – поморщился он, не скрывая улыбки. – Но радует, что ты все же соизволил выбраться из своей норы.

– Изо всех сил борюсь с желанием залезть обратно.

Звонкий хохот и гул голосов послышались откуда-то слева, и я, чувствительный ко всем звукам громче падающих на траву лепестков, резко обернулся. Девушки в мантиях учениц выглядывали из-за угла. Тристрам многозначительно прочистил горло, и юные чародейки тут же спрятались за первой дверью, до которой сумели добраться. Я опустил взгляд. Бордовый халат развязался – если вообще прежде был завязан – и обнажил взору прохожих испещренную шрамами грудь; я без особой надежды коснулся бедра, но, к счастью, наткнулся на бархатистую поверхность замшевых брюк.

– Повезло, что прошлой ночью у тебя не хватило сил раздеться полностью, – беззлобно заметил Верховный. К моим выходкам он относился благосклоннее прочих. – Пойдем, нас ждут наверху.

Я, словно провинившийся ученик, последовал за преподавателем. Его широкий шаг гулко отбивал ритм, разносящийся по пустым коридорам, и заставлял меня бороться с новыми приступами тошноты. Взглянув на многочисленные ступени – препятствия на пути к вершине башни, – я тяжело вздохнул. Тристрам рассмеялся, скрестив руки на груди. Под его тяжелым праведным взглядом я смирился с уготованной участью и повернулся, чтобы вступить в борьбу с первой ступенью, но вместо этого покачнулся, и мой нос едва не встретился с каменным полом. Ровным. Без ступеней.

Чародей продолжал смеяться, переступая через меня и следуя к своему месту. По лицу директора Ателлы было очевидно, что трюк Тристрама с порталом не пришелся ей по душе, но все же чуть меньше, чем вид, в котором я явился на собрание. Поднявшись, я криво улыбнулся и занял свободное кресло, нарочно оставив халат распахнутым.

– Прошло уже сколько, десять лет? Двадцать? – поинтересовалась Кьяра холодно. – А я все никак не могу привыкнуть, что за личиной сладкоголосого юнца скрываешься именно ты, Эгельдор. Если продолжишь ставить на себе эксперименты, то однажды очнешься младенцем, запутавшимся в мантии.

– Если пожелаете, могу ставить их на вас, – склонил голову я.

В ответ она лишь фыркнула, и я остался доволен этой реакцией. Бо`льшую часть времени открыто мы не враждовали – это было бы глупо, учитывая созависимое положение, – но и не испытывали друг к другу теплых чувств. Я не упускал возможности указать Кьяре на то, какой дряхлой ханжой она была, а она без устали напоминала, что контракты, заключаемые мной с богатой знатью ради подработки, омрачали безупречный облик Верховного. Как бы госпожа директор ни была мной недовольна, ей не под силу выгнать меня из Гептагона – вступление в него было священным ритуалом, и отречься от его безусловной правоты она бы не посмела. Потому-то я преспокойно прятался в подвале, пока какой-нибудь лорд не захочет лишить надоевшую жену разума или верхушке чародейского общества не понадобится мой голос для решения какой-либо проблемы.

Еще несколько минут Верховные не спеша собирались, занимая места за семиугольным столом. Зария явилась особенно угрюмой, и мне даже показалось, будто я заметил на ее смуглом лице тени недавно сошедших синяков. Никто больше, кроме смутившейся до покрасневших щек и шеи Лорелеи, не обратил внимания на мой вызывающий вид.

– Буду краткой. Дел достаточно и без этого, – быстро пробормотала Кьяра, разворачивая помятый лист. – Десять дней назад король Солианских островов обратился к нам с просьбой. Вы наверняка знаете, что с недавних пор у него есть виверна.

– И даже слышал, что она оказалась беременной, – прогремел голос Холдена. – Вот ведь удача!

Усилия, которые я прилагал, стараясь не смотреть на него, пошли прахом, как только его скрипучий голос заполнил комнату. Холден сидел, вальяжно откинувшись на спинку кресла и широко расставив ноги. В памяти на мгновение мелькнули письмена на его руке, сквозящее во взгляде отчаяние, слова о безнадежности затеи… Я зажмурился, отгоняя навязчивые воспоминания. В этой жизни он не знает, что позволил миру сгинуть в огне. Как и то, что навстречу той же ошибке собираюсь двинуться и я.

– Ее детеныши выросли, пришло время отделить их от матери, – продолжила Кьяра, кивнув на замечание Холдена. – Однако она восприняла это крайне болезненно и больше не подчиняется наездникам. Никто из местных не справился с усмирением крутого нрава. Король просит у нас помощи. Снова.

– Но ведь в прошлый раз он сам прогнал одного из наших, – задумчиво протянул Тристрам. – Почему передумал?

Кьяра поджала губы и не стала отвечать. Тристрам, чуть поерзав на стуле, сделал вид, что никакого вопроса не задавал.

Я оглядел членов Гептагона; не знал, стоит ли вступать в борьбу за место сразу, чтобы наверняка его заполучить, или подождать, пока его не решат отдать менее умелым чародеям. Никто из Верховных не проявлял особенного интереса.

– Что он обещает взамен?

Зария хмыкнула, как будто ожидала услышать этот вопрос именно от меня.

– Финансовую поддержку Ателлы. Вклад в ее развитие. «Новый корпус или редкие ингредиенты, если мне удастся их найти», – зачитала Кьяра скучающе. Казалось, пусть она и собрала всех для обсуждения просьбы короля, та не казалась ей хоть сколько-то важной. – Ни монеты в твой личный карман, Эгельдор.

Я пожал плечами, словно это потушило во мне всякий интерес. Еще какое-то время мы просидели, лениво обсуждая, какие ученики могли бы подойти на подобную должность – это стало бы колоссальным вкладом в развитие их способностей, хотя и представляло большую опасность для их жизней, – но так и не пришли к общему мнению. Я несколько раз сделал вид, что собираюсь уйти, но Тристрам одним движением глаз заставлял меня вновь опуститься в кресло. Скучающий лик изображать было сложнее всего. Я не мог не думать о том, каким был зал Гептагона всего час назад – именно столько времени прошло, по моим ощущениям, – и каким бессилием были пропитаны последние слова соратников, навсегда прощавшихся с жизнью.

– Я поеду, – произнес я, когда чародеи озадаченно затихли. – Все равно собирался сменить обстановку. Запасы зелий полны, и я не понадоблюсь вам как минимум до осени. К тому же с простейшими снадобьями вы справитесь и без меня.

Никто в ответ не обмолвился и словом. Ощущавшееся в воздухе напряжение будто забралось в легкие, придавив к креслу. Я ожидал увидеть недоверие в их взглядах, но и не представлял, каким бескомпромиссным оно будет. Казалось, они готовы приковать меня, лишь бы не допустить встречи с островным королем. В их воображении наверняка проскользнула мысль, что я задумал настроить виверну против хозяина, свергнуть его и захватить замок, навсегда лишив Гептагон возможности очистить репутацию от шлейфа моего имени, но правда в том, что у меня не было плана. Никакого. Наверное, впервые в жизни.

– Когда нужно прибыть?

Кьяра прокашлялась, пытаясь скрыть замешательство.

– Как можно скорее.

– Тогда отправлюсь сегодня же, – кивнул я, вставая с места.

Никто не дернулся, чтобы меня остановить, и я поспешил к ступеням, не вынося груза их сомнений. Занять это место никто не торопился, но, разумеется, на их языках уже зрели наставления о порядочном поведении при дворе.

Спустившись в лабораторию, я отыскал нетерпеливо сброшенную прошлым вечером одежду и снял с вешалки пояс с ножнами и креплениями для снадобий. Я редко носил что-то с собой, тем более оружие – зачем оно чародею? – но отчего-то с ними было спокойнее. Быстрым взглядом окинув помещение, ощутил жуткое неудобство от устроенного мною же бардака. Я искренне не помнил, что из случившегося два года назад могло расстроить меня настолько, что я подобным образом поступил с глубоко любимым мною местом. Проиграв бой пониманию, что покинуть Ателлу необходимо, пока меня никто не нагнал, я уделил несколько минут уборке и не успокоился, пока вид лаборатории не стал радовать заледеневшее сердце.

Послышалось знакомое стрекотание искр, и меня обдало легким цветочным ароматом. Лорелея возникла за спиной как раз в тот момент, когда я вспоминал, как выглядит порт Лодингена. Для наилучшего результата порталы стоит открывать лишь в те места, что тебе хорошо знакомы, а на Солианских островах мне прежде доводилось бывать лишь однажды, да и то множество лет назад.

– Мать просила передать тебе кое-что, – пропела чародейка.

Ее голос все еще звучал смущенно, хотя на этот раз я и не встретил ее неприлично оголенной кожей. Впрочем, ее реакция на подобное из раза в раз поражала все больше. Я не решался спросить о ее возрасте – в основном потому, что точная цифра не имела значения, если счет идет на века, – и все же, когда я проходил обучение в Ателле, Лорелея уже была членом Гептагона. Прожитые годы и горький опыт должны были стереть невинность с ее лица, но она почему-то по-прежнему красовалась там, раскрашивая безупречную кожу в алые оттенки.

Я откинул волосы за спину и поежился, когда они пощекотали поясницу сквозь тонкую ткань рубашки.

– Что? Вести себя хорошо?

Лорелея проигнорировала язвительный тон.

– Есть подозрения, что король Солианских островов – потомок одного из богов или богинь. О роде его матери ходят слухи…

– Договорились, – прервал я ее. Мне незачем слушать какие-либо объяснения: я видел последствия его силы своими глазами. – Включу наблюдения и отчетность в список дел.

Чародейка не поняла степени искренности произнесенных слов, но после нескольких секунд раздумий кивнула и направилась к лестнице. Если она и поверила в мою покорность, то эта уверенность рассеется, как пепел по ветру, как только она передаст сказанное матери. Кьяра не упустит возможности проверить, как я справляюсь, даже если я буду записывать каждый шаг короля с точностью до совершенных его сердцем ударов.

Я дождался, пока наверху хлопнет дверь, и вернулся к мыслям об обители лодок и кораблей, попутно натягивая кожаную куртку. Лицо обдало теплым соленым бризом, и я, не открывая глаз, шагнул в портал.

Ботинок тут же промок – я слишком красочно представил волны, что, превращаясь в пену, укутывали берег воздушным шарфом. Не сдержав проклятия, я сделал несколько шагов назад, выбираясь на пышущий жаром песок, и попытался избавиться от залившейся воды, но при каждом следующем шаге обувь все равно издавала омерзительно хлюпающие звуки. Стоило объездить весь мир прежде, чем соглашаться на срочные заказы. Дорога по воде до Тэлфорда, главного солианского острова, занимала не меньше двух дней.

Порт Лодингена, крупнейший на континенте, мог похвастаться невиданным разнообразием судов: туристических, торговых, пиратских. Владельцы последних ничуть не стеснялись продавать награбленное под боком у местных властей: говорили, начальник порта получал долю от прибыли. Но и разбойники, стоило признаться, вели себя не так, как от них можно было ожидать. Выглядели они скверно – дети и женщины старались обходить их за несколько улиц, а мужчины крепко держались за ножи и кошельки, – но в каждом их жесте, в каждой фразе сквозила натянутая любезность.

– Дорогие горожане, не проходите мимо! – кричал почти беззубый пират. Он попытался изобразить поклон, но, потеряв равновесие, едва не свалился с причала. – Великолепное рубиновое ожерелье всего за полцены! Уверяю, при его краже не пострадала ни одна королева!

Мне давно не приходилось путешествовать так, и потому понадобилось время, чтобы отыскать нужный корабль. Ожидания оказались разрушены: вместо величественного галеона с флагом Солианских островов – голубого полотна и изображенного на нем солнца с двенадцатью лучами – передо мной предстала потрепанная шхуна. Рисунок на ее парусах давно потускнел и сделался неразличимым. Впрочем, судя по тому, как охотно люди поднимались на палубу, чтобы купить место, маршрут был невероятно популярен.

Деньги принимал лично капитан – пройдоха с сухой от бесконечно соленых ветров кожей и твердыми руками, но с обезоруживающей улыбкой. Мне показалось, что он выставляет цену лишь после внимательного взгляда на будущего пассажира и размер его багажа. Рыцарь без страха и упрека. Когда подошла очередь, на меня он, однако, почти не взглянул.

– До Солианских островов.

– До которого из них?

– До Тэлфорда, – после короткой паузы ответил я, заправляя непослушные пряди за уши. Я не помнил ни одного названия из оставшихся одиннадцати. – Один билет.

– Проходите.

Рука, потянувшаяся к монетам во внутреннем кармане куртки, остановилась на полпути. Удивительно, что он не обратил на меня никакого внимания: мой новый облик обычно, напротив, привлекал людей, и работало это как с женщинами, так и с мужчинами, даже если у последних он вызывал лишь зуд в кулаках. Я поджал губы, но не стал настаивать на оплате – зарабатывать деньги мне нравилось, но тратить их я едва ли любил – и прошел на палубу, беглым взглядом отыскивая место в тени, где не роилась бы стая крыс.

За спиной послышались звук ударяющейся о плечо руки и тяжелый вздох капитана.

– Привет, дорогуша.

Юный женский голос звучал поразительно знакомо, но я никак не мог отыскать в памяти лицо, которому он принадлежал. Моряк буркнул в ответ что-то неясное, и девушка прошла мимо, спеша к борту, чтобы взглянуть на непривычно спокойный океан. Солнце, встретившись с облюбованной им шоколадной кожей, блеснуло, отразившись от золотого узора на лице. Я не сумел сдержать улыбки.

– Теперь тебя боятся даже моряки? – окликнул я.

Вивиан обернулась и, вскрикнув, подбежала ко мне. Я редко бывал рад кому-либо из людей, но эта бесстрашная леди странным образом покорила мое сердце во время совместной работы на одном из Ноксианских островов, хоть нам и довелось встречаться лишь трижды. Крошечная даже в сравнении с моей щуплой фигурой и юркая, она идеально справлялась с выбранной для себя должностью: любой на континенте и за его пределами знал, что отблеск золота в ночи не сулил ничего хорошего.

– Вот уж не думала, что когда-нибудь встречу тебя снова, – пробормотала Вив, заключая мое лицо в крепкую хватку миниатюрных ладоней. – Ну, или надеялась, что ты хоть чуточку постареешь.

Я аккуратно отодвинул ее руки, не желая ставить в неудобное положение, но все же не сдержался и легко вздрогнул: с трудом переносил телесный контакт. Вив ничуть не смутилась и принялась взбивать облако блестящих черных кудрей.

– Зато ты заметно повзрослела, – протянул я восторженно, и она раскинула руки, демонстрируя редчайший доспех из виверновой кожи. В нашу последнюю встречу ей было около шестнадцати, и уже тогда слухи о ее смертоносности забрались в каждый, даже самый забытый богами, уголок мира. – На чье убийство мчишь в этот раз?

– Знаешь, я решила сменить род деятельности.

– И много предложили?

– Даже Семеро сосчитать не сумеют.

– В таком случае, нас точно нанял один и тот же человек, – усмехнулся я.

Король Солианских островов, если верить бесконечному количеству слухов, не жалел денег, заманивая к себе гостей. Это было бы неудивительно, если бы при этом острова гибли и чахли, однако те края не знали большего процветания. Под его началом возвели множество мостов, построили внушительный флот, отсутствие которого для островного государства всегда виделось наибольшей проблемой, а также наладили связь между островами, пусть и не все были рады новому правителю. Если забыть о двух годах, в течение которых он покорил одиннадцать островов и укрепился в статусе единого короля Солианского архипелага, он казался миру крайне скучным дипломатом, но глупым его не считал никто – и потому не смел возжелать его земель. Впрочем, если он вызвал ко двору Вивиан, опасность, вероятно, все же мелькала на горизонте.

Мы проговорили до темноты. Вопреки привычному графику, корабль до Тэлфорда отправлялся, как только сумерки окутывали бесконечную зеркальную гладь. Воды в этих местах словно засыпали, позволяя спокойно отплывать даже в столь тревожное время суток. На палубе постепенно зажигались огни, и из вынужденного временного пристанища посреди бескрайнего океана она превращалась в пышущую жаром таверну: повсюду сновали моряки с бочонками, взлетали в воздух монеты и кости, раздавались угрозы и упреки в нечестной игре. Ощутив терпкий запах крепленого вина, я блаженно прикрыл глаза.

– Сходим к капитану? – предложила Вив, хищно улыбаясь. – Уверена, у него найдется для нас бутылочка.

Не дождавшись ответа, она схватила меня за руку, на что поверхность куртки отозвалась легким поскрипыванием, и потянула к каютам. Найти ту, в которой скрывался хозяин шхуны, оказалось несложно, но, несмотря на звучащие по ту сторону голоса, дверь оказалась заперта.

– Подсобишь?

Я пожал плечами. Эта мелкая шалость не принесет проблем. Впрочем, я никогда не убегал от них, скорее напролом шел навстречу.

Выполнив пальцами несложный пасс, я направил их на замочную скважину, и спустя миг послышался ход механизма.

– Вив! – задыхаясь, капитан выкрикнул имя наемницы так, будто оно было страшнейшим из ругательств. – Чтоб ты за борт свалилась!

Мы приоткрыли дверь, заглянув в щель, как делают дети, подглядывая за шумным скандалом в соседней комнате. Пытаясь натянуть штаны, моряк с трудом слезал с грузной девицы в дешевых лохмотьях; я невольно задумался, почему из всех блудниц он предпочел именно эту.

Вивиан терпеливо дождалась, пока капитан наденет исподнее, и проскользнула в комнату. Не медля и почти не глядя на хозяина каюты, она со знанием дела проследовала к шкафу у дальней стены, открыла дверцу и принялась внимательно изучать содержимое. Выбрав, наконец, две бутылки из черного стекла, звонко хихикнула и упорхнула, на прощание послав капитану воздушный поцелуй.

– Прости, что отвлекла! – кричала она уже из коридора. – Продолжайте!

– За что боги так меня не любят…

Выбравшись на поверхность, мы отыскали свободную бочку, совсем недавно служившую игорным столом для нескольких сомнительных личностей, и опустились на прогретые солнцем доски. Сняв с пояса кинжал, Вив умело избавилась от пробок и протянула мне одну из бутылок. Я поднес горлышко к носу. Неудивительно, что в залежах капитана нашелся именно портвейн; удивительно, что он оказался столь добротным. Первый вдох принес стойкие запахи специй и шоколада, но затем тихонько, словно стесняясь, проявился нежный аромат сушеных фруктов. Желая рассмотреть цвет напитка и позволить вкусу раскрыться, коротким движением я создал два бокала. Если бы не скорость реакций Вив, через секунду они бы превратились в осколки из-за неожиданного порыва ветра. Заполнив бокал наполовину, я слегка раскачал его, а затем направил на источник света; терракотовый цвет переливался оттенками янтаря.

– Любая женщина была бы счастлива, если бы ты хоть однажды посмотрел на нее так, как смотришь на это вино.

Я пропустил замечание мимо ушей, стараясь распробовать каждую, даже самую неуловимую, ноту, коих в напитке оказалось неожиданно много. Калейдоскоп вкусов увлекал за собой. Людей, что не интересовались этим превосходным напитком, я предпочитал избегать, столь далекими от прекрасного они казались.