Kitabı oxu: «Транзит из ада»
Ты с головой ушел в войну,
Твои глаза сжирает порох.
А я открыл окно, быть может,
Ты услышишь звуки хора.
И забудешь постепенно о войне…
Павел Кашин
© Афанасьев А., 2016
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2016
Гамбург, Германия
20 мая 2021 года
– Можно?
Мужчина лет сорока на вид, одетый в черную кожаную куртку, с массивным стальным браслетом на запястье, которое в драке можно использовать еще и как кастет, мрачно посмотрел на юнца, напрашивающегося в собутыльники. Юнцу на вид не было и тридцати, но по меркам той жизни, которой жили эти двое, одного от другого отделяли столетия…
Молодой больше походил на румынского или албанского сутенера. Надпись на футболке «нет Бога, кроме Аллаха» на албанском говорила, что он действительно может быть албанцем. Но он им не был. Этот невысокий чернявый, очень верткий парень был этническим мексиканцем.
– Падай…
Это был бирштубе – пивной бар не в самом гамбургском порту, который никогда не был образцом благочестия, а неподалеку. Пиво пшеничное. В отличие от британских пабов его не надо брать у стойки, официант подойдет. Официант же его и наливает из кранов в большие, по литру (здесь все в литрах), бокалы, с такими пупырышками, что можно брать сальными руками. К пиву можно заказать типичные немецкие закуски, например, домашнюю колбасу. Просто и сытно – в германской пивной можно не только напиться, но и утолить голод.
Подошел официант. Гость не первый день был в Германии и знал, в частности, что темное пиво в Германии не подают. Попробуй закажи – бармен радостно заорет на весь зал: «Густав, гость хочет темного пива! Выключи свет!» Но все равно, опасаясь сделать глупость, парень промолчал, а мужик, у которого он спрашивал разрешения присесть за столик, буркнул:
– Ему то же, что и мне…
Официант кивнул и исчез. Здесь никто ничем не интересовался, кроме денег в кармане клиента. Кто это такие? Похожи то ли на бандитов, то ли на моряков, то ли на наемников, которые нанимаются в рейсы охранять суда от пиратов. Может, и половые партнеры: в Германии «альтернативные семьи» очень распространены. В последнем случае они выбрали не самое лучшее место – их изобьют, искалечат и, возможно, убьют неонацисты, но только тогда, когда эти двое уберутся из бара. В бар неонацисты врываться не будут, чтобы не портить отношений с владельцем бара и его крышей, так же как и они, сочувствующей крайне правым. Неонацисты тоже любят пиво. Бар – это место мирное. Перекресток миров…
– Машину нашел?
– Ага…
– Поедем на моей. Твоя для подстраховки.
Молодой кивнул. Официант оказался неожиданно расторопным – принес пиво, забрал деньги…
– Сдачи не надо…
– Благодарю.
Старший поднял бокал, посмотрел его на просвет. Молодой взял свой… он еще не привык к вкусу европейского пива, пшеничного и сытного.
– За что пьем?
– За Влада Путина. Долгих ему лет…
Молодого передернуло:
– Вы что… сэр.
– Во-первых, следи за языком, – спокойно ответил старший, понизив голос, – во-вторых, если бы не Влад Путин, мы бы с тобой сидели сейчас не здесь. А в какой-нибудь ж… типа Мосула или Сирта и ждали бы, пока какой-нибудь Али-как-его-там не додумается загрузить самосвал несколькими тоннами взрывчатки и направить его на охраняемый тобой объект. Потому что в этом бренном мире его всё задолбало, а на небесах его ждут семьдесят гурий, твою мать!
– Семьдесят две…
– Что?
– Семьдесят две гурии.
– Да по фиг. Так вот, вместо этого мы развернуты в Европе, в просвещенной и цивилизованной Германии, сидим сейчас в баре и попиваем пивко. И всем этим мы обязаны парню по имени Влад Путин, который напугал здесь всех до печенок. Так что отдай должное этому русскому и выпей за него.
Старший поднял бокал.
– За тебя, Влад. Долгих тебе лет…
Молодой тоже отхлебнул пива. Пиво было пенным, вкусным…
– Отличное пиво, сэр…
– Еще бы ему не быть отличным, – проворчал старший, – здесь его несколько сотен лет варят. Теперь к делу. Вот посмотри…
Он протянул телефон, молодой стал пролистывать фотографии одну за другой. На всех снимках был изображен тип средних лет с бородой, в традиционном мусульманском одеянии…
– Кто это?
– Я знаю его как Салема аль-Убейди. Тот еще сукин сын…
Старший отхлебнул пива. Вообще-то перед акциями спиртное пить нельзя, но только не человеку, за плечами которого двадцать лет службы в армии, восемь из которых – в горячих точках. Понятно, что он знает свою меру.
– Первый раз мы его арестовали в Тикрите, в две тысячи пятом. Сторонник Саддама, по слухам, лично участвовал в нападениях на патрули. Он просидел год в Абу-Грейбе, после чего его передали иракцам, а те его выпустили. По слухам, на воле он вдруг вспомнил, что он мусульманин, и примкнул к «Аль-Каиде». Когда стало совсем припекать, ушел в Иорданию, через границу. Больше мы про него не слышали до событий в Сирии, где он вырос до амира джамаата. Потом он перебрался в Ирак. Есть видео, где его джамаат участвует в массовой экзекуции пленных и мирных жителей. Они уничтожали мирное население только потому, что те что-то не так сказали или отказались платить закят, потому что не было денег. Он, похоже, важная шишка в ИГ. Убежденный экстремист и радикал.
События…
Это внешне безобидное слово приобрело свой второй, страшный смысл в конце восьмидесятых в СССР. Когда на живущий как будто в теплице, без особых потрясений народ вдруг начали обрушиваться эти самые события. В Оше взялись резать друг друга. В Карабахе в ход пошли артиллерия и авиация. В Тбилиси людей давили во время разгона митинга. В Прибалтике протестующие ложились под танки, а кайселлитовцы стреляли своим в спину из охотничьих ружей. В Приднестровье – русских за Днестр, жидов в Днестр. Каждое это событие походило на удар топором по теплице, удар, крушащий все на своем пути, оставляющий тепличные растения один на один с суровыми природными условиями. Не под пленкой или стеклом, а на холоде, на ветру, наедине с хищными зверями и птицами. Для США таким ударом стало одиннадцатое сентября. На следующий день нация проснулась совсем другой: иллюзий о наступившей «эре милосердия» больше не было. А была эра дронов, похорон, гробов, накрытых американскими флагами, чрезвычайной выдачи, тайных тюрем и PATRIOT ACT1. Соединенные Штаты Америки разом лишились всех иллюзий. А когда вновь позволили себе поверить в счастливый сценарий, столкнулись с арабской весной и «Исламским государством» – самой страшной организацией со времени гитлеровской СС. События теперь – это повод мстить, похищать, пытать, убивать. События – это повод стать такими же, как они. И видит Бог, они сами этого хотели…
– А здесь он что делает?
– Хороший вопрос. Кстати, ты знаешь местные языки?
– Нет.
– Плохо. Надо учить. Ладно, я тебя сейчас толкну…
Старший толкнул молодого и громко сказал: «Пся крев!» и еще что-то.
– Вот так. Нормально. Теперь нас примут за поляков. А то кое-кто уже стал к нам присматриваться… – и без перехода, – я этого сукина сына встретил на улице пару недель назад. Решил немного последить. Похоже, он здесь легально, с видом на жительство, полицейских и высылки не боится. Нигде не работает. У них неподалеку отсюда молельня, прямо в социальном доме. На первом этаже. Туда он ходит не один, кое-кого я знаю по событиям в Македонии. Думаю, он в чем-то замешан. Надо будет узнать…
– Узнать – а потом?
– Концы в воду.
– Что значит концы в воду?
– То и значит. Знаю я поблизости одно местечко… там никто не будет искать.
– Постойте… мы его собираемся убить?
Старший тяжело посмотрел на молодого:
– Когда ты переходил в отряд, тебе задали вопрос, помнишь?
– Да. Готовы ли вы выстрелить в безоружного гражданского, если на то будет приказ президента США.
– И что ты ответил?
– Да… но у нас нет приказа президента США, сэр.
– А он теперь не нужен. Эти сукины дети взорвали Париж атомной бомбой, забыл? Рано или поздно эта дрянь окажется на нашей земле. И тогда будут взрываться наши города. Эти люди вне закона, с ними нельзя договориться. Они не хотят договариваться и учитывать чужие интересы. Они хотят убить нас, наши семьи, разрушить наш образ жизни, забрать себе нашу страну, а потом и весь мир. И чем меньше их будет, тем проще. Увидел – убил, вот и все. А теперь решай, прямо сейчас. Со мной ты или нет…
– Я готов, сэр… – после паузы ответил молодой.
Старший усмехнулся. Когда-то ему тоже пришлось сказать эти слова… и сказаны они были в условиях, куда более худших, чем эти.
– Под столом.
Из рук в руки перешли ключи.
– Выходишь первым. Мой автомобиль справа – «Мерседес» серого цвета. Садишься, свет в салоне не включаешь и ждешь. Я выйду следом за этим приятелем. Если он пойдет в твою сторону – двинешь его дверью, как только он поравняется с машиной. Если он пойдет в другую сторону – трогаешься следом. Я его сам упакую, просто будь рядом, когда это понадобится. Ферштейн?
– О’кей, сэр.
– Допей пиво и иди…
Парень в футболке с именем Аллаха на албанском языке дохлебал пиво и вышел…
Машину майора армии США Конрада Миллера, последняя должность – командир отряда Группы асимметричной войны, бывшего специального крыла «Дельты Форс» – он нашел сразу. «Глазастый» «Мерседес», устаревший на два поколения, – на вид ему можно было дать лет десять или больше. Машина – самое то для передвижения по безлимитным европейским автобанам. Здесь такая машина стоит совсем недорого, а благодаря тому, что в Европе существует такое понятие, как кар-чек2, состояние у него еще хорошее…
Он нажал на кнопку противоугонки на брелоке – машина не пиликнула, не мигнула фарами. Но когда он подошел и дернул за ручку, дверь открылась. Майор был старым и опытным уличным бойцом – он переделал противоугонку так, чтобы машина снималась и вставала на охрану без каких-либо сигналов…
Парень в футболке с именем Аллаха на албанском – его звали сержант Альдо Моралес – сел за руль «Мерседеса». Не включая света, потянулся к бардачку. Пальцы нащупали шершавое покрытие… знакомые очертания пистолетной рукоятки. Скорее всего, это «вальтер» сорок пятого калибра в специальном исполнении. У него не съемный глушитель, как на большинстве пистолетов, а штатный, интегрированный в пистолетную рамку, и потому он более короткий и эффективный в бою. Такие пистолеты вместо более тяжелых «хеклер-кохов» использовали германские боевые пловцы и группа «Дельта».
Плохо было то, что этот пистолет наверняка где-то зарегистрирован. Ну да… пусть офицер думает.
Уже стемнело, совсем. На улицах зажглись фонари, где-то вдалеке грохотала гроза и сверкала молния, было душно, но дождя не было. Моряки с пришедших в порт судов и туристы бродили от заведения к заведению, искали приключений…
Не зажигая свет, как и было приказано, сержант включил мультимедийный центр, настроенный на местную радиостанцию. Из динамика полился мелодичный нашид на немецком под названием «Хайя гьаляль-Джихад». Его исполнял некий Абу Тальха аль-Германи, этнический немец – ваххабит, принявший радикальный ислам, выехавший в Пакистан, прошедший там подготовку и вступивший в бой с частями международной коалиции на стороне «Аль-Каиды»3.
Мы сделали выбор, мы уже давно выбрали Аллаха, Его Посланника, и жизнь после смерти… Созданы были для служения, пришли, чтобы победить, жить и умереть, хайа аля-ль джихад… Когда мы идем в бой, Он вселяет в наши сердца чувство защищенности и спокойствия… Желая встретиться с Ним, увидеть Его лик, крепко мы держимся за Его нить и сражаемся до своей смерти…
Сержант спецназа морской пехоты США, относящийся к временной тактической группе, занимающейся обеспечением безопасности военных объектов США, сидел в гамбургском порту, слушал нашид на немецком мусульманском радио и все больше удивлялся тому, как далеко все зашло.
Что-то с силой шваркнулось о дверь, он вспомнил, что должен делать, но было уже поздно. Майор уверенно паковал невысокого бородатого типа, выкручивая тому руки.
– Сэр…
– Открой багажник.
Сержант открыл багажник, и майор перевалил туда тушу бородатого, связанного по рукам и ногам жгутами для компьютерных кабелей. Багажник был изнутри выстлан толстой полиэтиленовой пленкой.
– Сэр…
– Заткись и садись назад. Не рядом…
Куда они ехали, сержант не понимал, потому что город знал плохо. Но он догадывался, в какую историю влип, и оттого испытывал двойственные чувства. С одной стороны, эти гребаные ублюдки убили уже столько людей, что пора было угостить подонков их же собственным блюдом. С другой стороны, он никак не думал, что помощь, о которой его попросили, обернется участием в судилище в составе какого-то комитета бдительности4, мать его. И это явно не первое дело этого комитета – хрен знает, сколько их было до этого…
В-третьих, он облажался, и это было плохо…
Майор свернул в темный переулок. Мимо проплывали ржавые бока контейнеров. В просветах между сооруженными из них вавилонскими башнями сверкали молнии. Морпехи выехали на контейнерную площадку порта.
«Мерседес» остановился на самом ее краю, тут никого не было – ни у причала, ни на самой площадке. Ее построили давно, до кризиса работало все, как того требовал график отгрузок. А теперь был чертов кризис, и все опустело, работа сохранялась только в новых и самых эффективных логистических центрах. В этом были слишком велики издержки – его и забросили. Огромные краны, стоявшие в темноте, походили на великанов, а лабиринт из пустых, теперь никому не нужных контейнеров был похож на сказочный лес, в котором так легко заблудиться.
Майор резко развернул машину, она остановилась багажником к бетонному причалу.
– Справа чисто, сэр, – автоматически сказал сержант Моралес.
– Отлично… – пробурчал майор, – пошли.
Из «кармана» в двери машины майор достал перчатки, надел их. Потом вынул мощный фонарь на светодиодах и еще какую-то штуку, напоминающую переноску. Двигатель он оставил работать, переноску воткнул в гнездо прикуривателя. С заднего сиденья забрал большую сумку, из которой извлек бытовую дрель, и подмигнул Моралесу.
– Око за око, зуб за зуб. Эти парни обожали дрели. У них было такое выражение: наши мертвые в раю, а ваши в Садде5. Слышал?
Моралес покачал головой:
– Ничего. Думаю, еще услышишь. – Майор включил дрель, она зажужжала. – Помоги-ка мне вытащить его. И надень перчатки.
Моралес подчинился. Вместе они вытащили пленного из багажника и положили на заранее подстеленный брезент. Майор продемонстрировал жертве работающую дрель, потом сорвал с лица террориста скотч, отодрав при этом часть усов и бороды.
– Привет, Салем. Как жизнь?
Луч фонаря светил тому прямо в лицо.
– Кто это? Кто вы такой?
– Ты знаешь. Помнишь, программа «Апостол»?
– Какого… хрена.
– Поздравляю. Ты даже научился ругаться как немец.
– Конрад, это ты?
– Собственной персоной. Я надеялся, что я не увижу тебя больше, но Аллах, видимо, счел иначе. Не хочешь рассказать, какого хрена ты забыл в Германии?
– Я тут живу!
– Да что ты говоришь. Это после того, как ты превратил в помойку свою страну и соседнюю тоже?
– Это… вы виноваты. Вы пришли к нам…
– Верно, мы виноваты. Думали, что вы не такое дерьмо, это Саддам ваш дерьмо, а вы не дерьмо. Оказалось, все совершенно иначе. Как только мы пришли, вы тут же бросились убивать друг друга… и нас заодно. Кстати, я смотрел видео, где ты заживо сжигаешь людей. Ты прогрессируешь, друг мой. В Ираке ты только руки отрубал.
– Это вы нас… научили. Ты нас… учил.
Майор ударил бородача по спине, тот заныл от боли.
– Слушай сюда, ублюдок, я два раза повторять не намерен. То, что я вынужден был обучать ваше отродье, – самый позорный и постыдный факт в моей жизни. Я был счастлив, когда уехал из Ирака и больше не видел ваших бородатых рож и не слышал ваших омерзительных криков и песнопений. И не читал вашего бреда, который вы расклеивали на листовках по всему Багдаду. Но я не учил вас сжигать заживо людей, это вас учит ваш гребаный шариат. Вы меня задолбали, мой бородатый друг. Сейчас я нахожусь в Германии, потому что Влад Путин и его десантники могут прийти сюда. Но это будет наше дело, между нами – белыми людьми. А вот ты, ублюдок, в него никак не вписываешься. И делать тебе здесь нечего.
– М-м-м…
– Знаешь, как я расстроился, когда впервые увидел твою довольную рожу на улице Гамбурга? Что ты делал в гей-борделе, гнида? Приближался к Аллаху?
– М-м-м…
– Клянусь, я бы с удовольствием накормил тебя немецкими свиными сосисками, жаренными на огне, потому что их едят нормальные люди, а не такие педики, как ты. Но я их уже съел. А тебе я приготовил кое-что другое. Видишь вот это?
Майор снова зажужжал дрелью.
– Помнишь, что творилось тогда в городе? Ночь считалась спокойной, если наутро на улицах находили меньше десятка трупов. Сукины дети, вы сами убивали друг друга, а теперь все обвиняют в этом нас. Что ты делаешь в Германии? Кто твой амир?
– Я простой беженец!
– Да? А почему я тебе не верю? Впрочем, даже если ты и простой беженец, ты не находишь, что ты далеко от дома забрался? Мог бы и вернуться домой, там сейчас халифат. Твои дружки закутали женщин в чадры и казнят людей на площадях – рубят им руки. Что тебе делать здесь, в куфарском государстве? Что ты тут забыл?
Дрель неумолимо приближалась к руке.
– Начнем с того, что просверлим тебе какую-нибудь мышцу. Например, на заднице, которую ты так активно используешь. Ты, кстати, активный или пассивный? Подержи-ка…
Майор вручил работающую дрель Моралесу (сержанту стало не по себе), порылся в сумке, достал баллончик строительной пены. Увидев его, Салем задергался, как раздавленный червяк, запахло мочой.
– Помнишь? Это ведь ты распространял всякую хрень типа «убейте того, кто делает, и убейте того, с кем делают»6? Я помню, как вы поступали с тем, кого изобличали в нетрадиционной ориентации: связывали и пускали пену в задний проход. Если я это сделаю и оставлю тебя здесь, твой труп найдут не скоро. Место слишком глухое. Но рано или поздно найдут. И как думаешь, на кого подумают? На меня или на вашу гребаную общину?
– Нет… не надо.
– Что ты здесь делаешь?
– Я… беженец, просто беженец.
– Хватит нести чушь. Сними с него брюки.
– Сделку! Сделку!
– Что? Погоди. Какую сделку ты хочешь заключить?
– Я… я кое-что слышал.
– Слышал? – Майор плюнул на араба. – И чего же ты слышал, педераст проклятый?
– Я слышал… про бомбу в Париже.
– Чего-о-о… ты слышал про бомбу в Париже? Поздравляю. Про нее слышали все. Это всё?
– Нет!!!
– Что?
– Еще одна бомба! Еще одна бомба!
– Что ты сказал?
– Еще одна бомба! Она направляется сюда!
– Врешь! Ты всего лишь мелкий подонок, педераст и балабол. Такая информация – слишком круто для тебя.
– Аллахом клянусь, я не вру. Я слышал, как двое говорили… в молельне. Бомба… Гнев Аллаха… она идет сюда. Клянусь Аллахом, я не вру. Гнев Аллаха. Гнев Аллаха…
Балтийское море
Польские территориальные воды
21 мая 2021 года
– Десять минут до цели!
– Десять минут, последняя проверка!
Последняя проверка – проверить свое снаряжение, снаряжение товарища справа, снаряжение товарища слева. Все, включая оружие, крепление транспортных бэгов, снаряжение для спуска по тросу…
Четыре вертолета типа UH-60M Pedro относились к двенадцатой бригаде ВВС США, расквартированной в Польше. Из-за специфики их применения они были оснащены запасными баками, а также полным комплектом снижения шумности. Иногда эти пилоты выполняли тренировочные полеты над Балтикой, но все же их опыт был явно недостаточным, особенно для полетов в ночное время и при сильном ветре. Однако мощные и современные моторы этой модели вертолета позволяли сохранять относительную стабильность курса.
Группа, находившаяся на борту вертолета, была смешанной. Офицеры американского спецназа – из Германии, костяк команды составлял знаменитый ГРОМ. Группа оперативно-маневренного реагирования, польский аналог 22САС, универсальная группа спецназа, которая применялась Польшей для выполнения как полицейских, так и военных функций. Единственная группа Восточной Европы, которая была допущена без ограничений для совместных операций с американцами, которая вместе с ними была на Гаити, в Косове, в Ираке, в Афганистане. Они мало того что были самой подготовленной группой, оказавшейся под рукой, но и почти все имели сертификаты для взаимодействия с вертолетом UH-60, который в этой части света был в диковинку. Так что, по сути, выбора не было.
Сержант Моралес проверил свой автомат – у всех, и у поляков, и у американцев, были НК416, украдкой посмотрел на остальных: кто-то в последний раз проверяет снаряжение, кто-то зевает, кто-то крестится, кто-то жует батончик… Он не застал ни Ирак, ни Афганистан – это была его первая боевая заброска.
Почувствовав хлопок по плечу, Моралес обернулся – Конрад.
– Все нормально! – крикнул майор и показал большой палец.
– Что?
– Нормально! Снаряжение! Можешь проверить мое!
Сержант посмотрел на снаряжение офицера… было даже как-то неловко. Показал большой палец.
– Первый раз?
Он кивнул.
– Боевой – первый.
– Нормально. Просто не делай глупостей.
– Сэр, а у вас какой?
Конрад подмигнул.
– Двести тридцать девятый…
Эта цифра… в нее невозможно было поверить, но Моралес не сомневался – это правда. В отличие от него период активной службы майора пришелся на самые кровавые годы для «Дельты». Они потеряли убитыми тридцать семь человек во время GWOT7, это в несколько раз больше, чем за все предыдущее время существования группы. Кто-то сгорел в подорванном внедорожнике, кого-то достал снайпер, многие умерли при обстоятельствах, о которых не знали даже в отряде. В «Дельте» есть такое место, оно называется «хребет». Это длинный коридор, в нем устроено что-то вроде зала славы, включающего в себя с любовью выполненные инсталляции из мест операций «Дельты». Недавно большую часть старых инсталляций пришлось перевозить в другое место. Скорее всего, то, что они делают сейчас, тоже найдет отражение в зале славы. Боже, каким безопасным местом когда-то был мир. В восемьдесят девятом, когда они высаживались в Панаме. Тогда их направили освобождать американского гражданина, которого посадили в тюрьму, незаконно, разумеется. А сейчас они летят захватывать судно, на котором, возможно, находится ядерное взрывное устройство…
Двести тридцать девять. Вполне объяснимая цифра после нескольких туров в Ирак и Афганистан. Проблема только в том, что ничего не изменилось. Раньше они летели, чтобы вырвать американского гражданина из рук бандитов, теперь они летят, чтобы вырвать из рук ублюдков атомную боеголовку.
– Две минуты! Ветер усиливается!
Информации – надежной информации – попросту не было. Вроде как судно вышло из Клайпеды, груз – примерно две тысячи морских контейнеров. Сообщение о том, что на борту ядерное устройство, подтверждено только одним источником, который никто, находясь в здравом уме, не назовет надежным. В морской пехоте это называли «развединформация, не достигающая уровня действия». Еще несколько месяцев назад было бы безумием начинать силовую операцию, имея в арсенале только один сигнал. Но это было до Парижа. Как раньше говорили – до 9/11, так и теперь говорят – до Парижа.
А дальше? А черт его знает, что дальше. Влад Путин с его армией. Теперь еще и это…
– Одна минута! Оружие к бою!
– Сэр, вижу место высадки справа!
У UH-60 есть отдельные места для пулеметчиков, слева и справа, снабженные «портами». Но так как вертолеты подготовлены для «специальных миссий», там закреплены не пулеметы, а винтовки STA-50A британской фирмы AEI – первые специальные винтовки для установки на транспортные средства. Они отличаются точностью стрельбы благодаря гидробуферу и в стандарте снабжены глушителями. Они используются силами НАТО в рамках т. н. концепции избирательной силы, то есть стрельбы только по источникам угрозы с минимизацией сопутствующих потерь.
– Пятьдесят первый, ты идешь первым…
Четыре вертолета – с пятьдесят первого по пятьдесят четвертый. Они в пятьдесят четвертом, последнем по счету. Возможно, им и не придется высаживаться.
– Пятьдесят первый, снижаюсь…
– Принял, пятьдесят второй, иду в зону ожидания, веду наблюдение.
– Смотрите там!
На судне заискрили вспышки, сразу в нескольких местах.
– Вот черт, мы под огнем! Под огнем!
Трассы распороли ночь, прошли совсем рядом – их пятьдесят четвертый начал уходить вправо и вниз.
– Пулемет! Пулемет!
Ганнер – член команды вертолета, отвечающий за огневое прикрытие, – повернулся… у него за спиной был закреплен пулемет типа М240 Лима8. Вертолет шатнуло, ганнер выронил пулемет, тот ударил кого-то в лицо – десятикилограммовая дура.
– Вот же… черт!
– Держите его!
– Ракета! Ракета! Управляемая!
У тех, кто был в вертолете, от этих слов на спине выступил холодный пот. Управляемая ракета!
– Пятьдесят первый, я подбит! Двигатель теряет мощность!
– Пятьдесят первый подбит и падает! Быстро падает!
– Ракетная атака! Ракетная атака!
Моралес неожиданно подумал, что в такую погоду, если их вертолет собьют, им будет сложно остаться в живых. Как и все, он проходил особую подготовку на тренировочной базе сто шестидесятого полка, там был тренажер, имитирующий падение вертолета в воду. Но одно дело упасть в бассейн, другое – в холодную штормовую Балтику.
– Пятьдесят второй, вижу пятьдесят первого, он упал! Упал в воду!
– Пятьдесят третий, начинаю обстрел!
Хорошо, что хоть кто-то додумался перехватить инициативу.
Майор тем временем принял решение. Он хлопнул по плечу Моралеса:
– Идешь за мной! Мы обеспечиваем высадку!
Моралес подумал, что майор спятил. Что значит – обеспечиваем высадку?
– Пятьдесят третий, в сторону! В сторону!
Результаты обстрела были непонятны. Судно из-за погашенных огней почти не угадывалось в темноте.
Моралес наконец понял, о чем речь: майор намеревался зависнуть в корзине, которая используется в спасательных вертолетах, и при прохождении над судном отцепиться и оказаться на палубе. Это было настоящим безумием даже днем, не говоря уж о том, чтобы делать это ночью. Но майор выглядел спокойным.
– Нормально. Кузены это делали…
– Что, сэр?
– Кузены! – заорал майор. – Кузены это делали9!
– Да, сэр, но я этого не делал!
– Все бывает в первый раз!
Моралес посмотрел вверх и увидел, как к ним по тросу спускается один из поляков. Господи… три человека.
– Приготовиться!
Все это отрабатывалось на тренировках, только в упрощенном виде. По крайней мере, в «Дельте» уж точно. Там был способ заброски группы спецназа, уже находящейся на тросе, на крышу здания с зависшего над ним вертолета. Это, кажется, называлось… ступенька… да, ступенька.
По ним не стреляли. Польский пилот изо всех сил контролировал скорость и направление, понимая, что в любой момент может стать добычей ракетчика со «Стингером». Пятьдесят второй занимался спасением упавших с пятьдесят первого, пятьдесят третий кружил где-то рядом в темноте…
В последний момент они увидели борт… контейнеры… что-то горело. Огонь стал ориентиром. Справа – вспышка, туда ударили сразу два ствола с вертолета, в том числе пулемет. Реагировать самим не было времени, корзина ударилась о контейнеры, потом их потащило…
Моралес не мог понять, жив он или мертв. Ему казалось, что он находится на каком-то аттракционе, в парке развлечений… типа механический бык или что-то в этом роде.
Снова ударил пулемет, пули защелкали по металлу, это заставило сержанта действовать. Для начала надо было встать и найти укрытие, как его учили. Если по тебе стреляют, сначала найди укрытие, потом открывай огонь. Стрелок в укрытии – это актив отряда, он может защитить себя и оказать помощь другим. Стрелок с ранением на открытой местности нуждается в помощи и потому является проблемой для отряда.
Кто-то перевернул его на спину.
– Цел?
– Вроде да, сэр.
– Надо действовать!
– Где поляк?
– Не знаю. Упал, кажется…
Это конец. Если человек упал в штормовое море, да еще в снаряжении, да еще рядом с кораблем, он, скорее всего, мертв. Его затянет под винты.
– Давай! Спускаемся здесь!
У них было современное снаряжение, позволяющее моментально соорудить спусковую систему. С ее помощью они спустились с верхнего ряда контейнеров. Радовало то, что ни у того, ни у другого не было никаких повреждений. Десантники были вдвоем на судне грузоподъемностью в 2000 TEU, на котором, как им сообщили, размещен ядерный заряд.
– Подожди.
Майор достал из кармана небольшой, но мощный маяк, работающий и в радио-, и в инфракрасном диапазоне, и прилепил на контейнер. Затем достал небольшой баллончик с краской, которую было видно только в прибор ночного видения, и размашисто нарисовал какой-то знак на стенке контейнера.
– Все, пошли.
Моралес прикинул: у них две штурмовые винтовки и к ним по четыре магазина, не считая зарядов, которые в оружии10. И это для зачистки огромного судна, контролируемого террористами! Есть, конечно, еще пистолеты, но…
Впрочем, при необходимости можно будет отобрать «калашников» у кого-нибудь из террористов…
– Справа чисто!
Майор вскинул винтовку и двумя пулями отправил в края доброй охоты пробиравшегося по борту исламиста.
– По фронту чисто.
Волна, ударившая в борт, обдала их солеными холодными брызгами. Капли не сохли и были похожи на слезы…
– Давай!
Моралес перебежал вперед. Он еле успел убраться обратно за контейнеры – по нему с ходового мостика ударил пулемет, пули градом застучали по контейнерам.
– Черт… Сэр, там пулемет.
– Назад, – майор похлопал по уху, – сейчас его подавят…
Вертолет был где-то рядом, в темноте… невидимый и смертельно опасный для противника. Десантники знали, как опасна бывает такая машина, если на ее борту опытный снайпер и хороший экипаж. Снайперская винтовка позволяла стрелять беглым огнем с рук патроном 50 BMG. Создавалась она для Афганистана, для охоты на пикапы и мотоциклистов с гранатометами. А уж по стационарной цели отработает – только в путь…
– Подавлено! – Майор, видимо, получил информацию с вертолета.
Моралес снова высунулся – ничего не было видно, но пулемет молчал. Он перебежал прямо к надстройке, занял безопасную позицию. Отсюда была видна прожженная дыра в облицовке мостика – похоже, снайпер стрелял патронами Мк211, предназначенными для борьбы с бронетехникой…
– Можно, пошел!
Майор перебежал к нему.
– Отлично.
Их было по-прежнему двое, но для зачистки помещения этого вполне достаточно, если умело маневрировать между корабельными надстройками. Это на открытой палубе тебя могут обойти, там нет возможности прикрывать все направления.
– Видишь точку проникновения?
– Никак нет, сэр… сзади!
– Френдли! Френдли!
Они опустили оружие. Это был поляк – тот самый, который спустился с ними в корзину и которого они потом потеряли из виду. Он, похоже, был жив и здоров, в его руках красовался трофейный «калашников».
