Kitabı oxu: «Год 1914-й. До первого листопада», səhifə 3
А дальше случилось неожиданное. Сблизившись со мной на расстояние около метра, незнакомец остановился, приподнял мягкую шляпу жестом вежливости, улыбнулся и сказал по-русски:
– Добрый вечер, королевич Джоржи. Я долго тебя искал – и вот, наконец, мы с тобой встретились…
Я, конечно, мужчина резкий и не лезу за словом в карман, но тут даже и не нашелся, что ответить… Этот человек меня знает, а я его нет, поэтому у него преимущество. Кроме того, в словах и интонации незнакомца не было ни малейшей агрессии, а значит, любой резкий ответ был бы неверным. Обо мне и так шла слава как о неуравновешенном типе, который кидается на людей, будто оголодавший цепной пес, так что не стоило усугублять дурную репутацию…
Впрочем, пока я думал, что бы ответить, заговорила дама.
– Джоржи, – сказала она (также на русском языке), – ты нам очень нужен.
– Кому «вам», сударыня? – спросил я на русском. – Я, конечно, рад столь неожиданному знакомству, но не знаю ни как вас зовут, ни того, зачем я вам понадобился. Извините, но с анонимными личностями я дел не веду…
– Меня зовут Сергей Сергеевич Серегин, – сказал мужчина, еще раз приподняв шляпу под раскат небесного грома. – Я – самовластный государь княжества Великая Артания, расположенного в пятьсот шестьдесят третьем году от рождества Христова, а также Специальный Исполнительный Агент Всемогущего Творца, выполняющий в различных мирах его особые задания. Рядом со мной – верный боевой товарищ сержант Ника Зайко, она же боец Кобра, адепт Хаоса, маг Огня высшей степени посвящения Темная Звезда. Прежде в мою сферу деятельности входили только различные этапы развития русского государства, которое я должен был делать сильнее и совершеннее, чем оно было до того, но в этом мире Всемогущий Творец дал мне понять, что и твой народ, Джоржи, тоже находится под моей защитой.
Я ошарашенно моргнул, и – о чудо – двое передо мной совершенно переменили свои одежды. Теперь на них была военная форма, чем-то напоминающая обмундирование русской армии; на бедре у мужчины вместо шпаги висел старинный меч в красиво украшенных ножнах, а у женщины рукоять оружия по-восточному торчала из-за плеча. Я закрыл и снова открыл глаза – картина пред мною не претерпела изменений; ущипнул себя за бедро и прочел «Отче Наш» – с тем же результатом. Двое стоящие передо мной не исчезали, не развеивались дымом, и не принимали прежний облик.
– Джоржи, ты же храбрый человек, – сказала мне странная воинствующая дама с двойным именем Ника-Кобра. – Выслушай то, что хочет сказать тебе Сергей Сергеевич, и только потом принимай решение.
– А как я узнаю, что вы говорите правду? – спросил я. – Слова – это только слова, и не более того…
– А мы можем не только рассказать, но и показать, – усмехнулся господин Серегин, – дать вам пощупать все своими руками, и только потом принять решение. Отважишься ли ты, Джоржи, прямо сейчас совершить визит в мои владения, выслушать там, на месте, мои предложения и принять решение, которое будет иметь жизненно важное значение для Сербии и всего сербского народа?
– Видите ли, господин Серегин, – замялся я, – еще пять лет назад господа из клики господина Димитриевича отстранили меня от возможности принимать какие-либо государственные решения…
– Все это не имеет никакого значения, – усмехнулся мой визави, – и убедиться в этом вы сможете, побывав с визитом в моей главной штаб-квартире. Ну, Джоржи, решайтесь. В конце концов, речь идет о судьбе вашей Родины. Или мне нужно было обраться к вам в тот момент, когда на Белградских улицах будут рваться снаряды австрийской артиллерии?
– Ну хорошо, я согласен, – сказал я и тут же добавил: – Наверное, путь в ваши владения далек и займет недели и даже месяцы пути?
– Да нет, – ответил мой собеседник, – в моем сопровождении пройти туда можно очень быстро и просто – одна нога здесь, а другая там. Раз-два.
Шестьсот пятьдесят второй день в мире Содома, около пяти часов вечера. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы.
Пока еще ненаследный сербский королевич Джоржи Караджоржевич.
Произнеся эти слова, господин Серегин взял меня за руку и увлек за собой в раскрывшееся жемчужное сияние – я и моргнуть не успел. Действительно, всего один шаг – и прямо с набережной Савы мы попали в какое-то другое место… То, что предстало перед моим взором, изрядно смахивало на древний город где-нибудь в джунглях Индокитая. Неистовый жар, благоухание мирры и ладана, башни-пагоды, поднимающиеся в бледно-голубые небеса и неистовое солнце, раскаленным шаром клонящееся к закату… Все это ошеломило меня настолько, что я потерял дар речи, и лишь ошарашенно озирался, раскрыв рот от изумления.
– Где мы? – неожиданно охрипшим голосом спросил я наконец у своих спутников, сразу же растеряв весь свой скепсис.
– Мы в Тридесятом царстве, – невозмутимо ответил господин Серегин, – иначе еще называемом миром Содома. Тут, в бывшем запретном городе Ниц, расположена моя главная штаб-квартира. То, что вы видите перед собой – это райский оазис посреди кромешного ада, по сравнению с которым Османская империя покажется вам идеальным образцом государственного устройства. Запомните, Джоржи: и ад и рай на земле люди создают себе сами своими руками. Впрочем, все это детали. Идемте.
– Постойте! – воскликнул я. – а как же там, в Белграде? Что подумают люди после того, как их принц исчез неизвестно куда вместе с двумя незнакомцами в иностранной военной форме?
– А ничего они не подумают, Джоржи, – отмахнулась Ника-Кобра. – Если кому-то придет в голову блажь расспрашивать людей на набережной, то все они дружно скажут, что вы по-дружески встретились со своими старыми знакомыми. Правда, потом рассказы будут разниться. Одни скажут, что мы все вместе ушли вниз по течению, по направлению к Белградской крепости, другие сообщат, что мы направились в противоположную сторону, третьи поведают, что мы сели за столик в плавучей кафане (только они не сойдутся в мнении, в какой именно), а четвертые будут уверены, что мы пошли по одной из улиц в сторону центра города.
Услышав это, я только покачал головой. Наверное, если бы убить эрцгерцога Франца Фердинанда потребовалось господину Серегину, то глупый австриец умер бы, даже не поняв, кто и как его убивает. А люди бы потом были уверены, что его застрелил собственный охранник, или же он сам покончил с собой на глазах у всех.
– Нет, так мы не поступаем, – ответил господин Серегин, когда я изложил свои предположения. – Обычно у нас практикуется так называемый «визит каменного гостя», когда злодея в ночное время попросту по-тихому похищают из спальни, сколько бы слоев охраны ни стояло у дверей и окон. Я вообще предпочитаю убивать только на поле боя, и лишь немногих отборнейших мерзавцев приговариваю к казни на эшафоте. Вот представь себе: ты кого-нибудь казнил, и через некоторое выясняется, что только этот человек знал нечто важное. И что потом – рвать на себе волосы во всех неудобных местах, потому что из ада никого обратно уже не выдают?
Вот так, за разговорами, мы и пришли в главный штаб армии господина Серегина. А то, что тут квартирует именно армия, было видно невооруженным глазом, и даже не потому, что все встреченные нами люди (по большей части женского пола) были вооружены различными разновидностями холодного оружия. Толпа вооруженного народа – это еще не армия, но местные обитатели на толпу совсем не похожи. Казалось, кинь господин Серегин боевой клич, и воинствующие девицы сразу выстроятся в блистающие новеньким оружием батальонные колонны.
По дороге мне дали испить из Источника Прохлады, попутно предупредив не пить из всех фонтанчиков подряд, если я не уверен, что знаю об их назначении. Потом быстро, насколько это было возможно, меня провели по всем интересным местам это странного города, в подавляющем большинстве населенного женщинами различных разновидностей.
Особенно впечатляли смуглые мускулистые остроухие девки двухметрового роста, легко, будто прутики, таскающие в перевязях за спиной длинные двуручные мечи. Я, конечно, любитель пофехтовать, но абсолютно не представляю, как можно управляться с эдаким ломом. А эти диковатые красавицы справляются, да еще как!
Сделав небольшой круг, мы прошли мимо тренировочных полей, где несколько тысяч воительниц и воителей совершенно дикого вида отрабатывали приемы атаки и обороны, когда перед самой рукопашной схваткой винтовка забрасывается за спину, а в ход идет двуручный меч или алебарда. Господин Серегин любезно пояснил, что тут проходят подготовку совсем недавние рекруты его армии, пока составляющие резервный корпус.
Потом мы полюбовались на возвращающийся с учений штурмовой бабий полк, укомплектованный остроухими девицами гренадерского роста, а затем встретили марширующую воинскую часть, целиком состоящую из обыкновенных мужчин. Как сказал господин Серегин, это раненые во время предыдущих кампаний русские солдаты, полностью излеченные в местном госпитале и теперь восстанавливающие навыки армейской службы. И всюду, где бы мы ни были, на господина Серегина и госпожу Кобру люди смотрели с любовью и обожанием, но при этом без всякого самоунижения и подобострастия. К тому моменту, когда мы добрались до штаба, у меня голова уже шла кругом от обилия полученных впечатлений. И больше всего мне было удивительно видеть армию, где есть верховный главнокомандующий, командиры и рядовые солдаты, но нет деления на господ и быдло. Я и сам не любитель делить людей по сортам, но господин Серегин довел этот принцип до абсолюта. Не каждый так сможет: получить в государстве высшую власть и ни капли ее не обратить на пользу себе, любимому, а всю без остатка употребить исключительно ради доверившихся ему людей.
Центр всего этого – так называемая Башня Силы. Тут, в этом месте, напитанном магией так же как, обычное болото влагой, каждое название имеет свое значение. Центр города – Площадь Фонтана Живой Воды (придающего этому месту такую особенную ценность), и вокруг него – четыре главные башни. Башня Силы предназначена для военных, Башня Мудрости – для ученых, Башня Терпения – для врачей, монашествующих и работников служб государственной безопасности, а Башня Власти – для истинных монархов и политиков масштаба Бисмарка и Талейрана. Тех же, кто пошел во власть ради слепого тщеславия и алчного обогащения, Башня Власти размалывает на жестких жерновах в мелкую муку и исторгает вон. Я никогда не стремился властвовать, и взялся бы за этот нелегкий труд только ради того, чтобы принести пользу своей стране, а потому, собственно, без особого сопротивления уступил право наследования своему брату Александру. Не мое это, не мое.
И вот мы в помещении, которое господин Серегин использует как свой личный кабинет. Я уже понимаю, что тут, как на Ноевом ковчеге, людей из разных миров по паре из каждого мира. И не только людей. Графиня Зул бин Шаб из далекого нечеловеческого мира деммов способна произвести фурор на любом светском рауте – как экзотичной внешностью, так и утонченностью манер. Ничуть не меньше непривычного человека здесь может шокировать возможность столкнуться нос к носу с античным богом или богиней. И хорошо, если просто столкнуться. Один лихой поручник из артанского воинства, человек во всех смыслах замечательный, женился на закоренелой девственнице богине Артемиде законным браком, и теперь каждую ночь доказывает ей, что в деле постельных утех совершенство недостижимо, но к нему требуется стремиться не покладая ни рук, ни ног.
На этом фоне военный гений раннехристианских времен Велизарий в форме генерал-лейтенанта Артанской армии выглядит вполне обыкновенно. На службе у господина Серегина этот человек провел уже несколько успешных сражений, и сейчас находится на хорошем счету. Я позволил себе усомниться в том, что навыки шестого века христианской эры можно с успехом использовать в наше время, и услышал в ответ, что Велизарий потому и гений, что уже в свое время использовал вполне современные нам тактические приемы. Австрийцам, в том случае, если ими будет заниматься этот человек, еще не раз предстоит рыдать горючими слезами, ибо в практике военного дела у господина Серегина он сейчас осваивает университетский курс, а все местные генералы еще ходят в начальную школу.
Наконец все приглашенные на встречу, включая православного священника, расселись вдоль длинного стола. К моему удивлению, за спиной у господина Серегина, застыв по стойке «смирно», встали юнак и юница в военной форме и при оружии. При этом еще один вьюнош в штатском примерно того же возраста, как и те двое, будто равный к равным, сел вместе с взрослыми за стол по левую руку от господина Серегина и прямо напротив меня. И взгляды у всех троих молодых людей отнюдь не детские, а вполне себе взрослые – какие-то, можно сказать, прицельные. И тот юнак, что сидит напротив меня, мальчишка же совсем, а смотрит, будто спрашивает: «Кто ты такой, принц Джоржи, чего от тебя ждать завтра, а чего послезавтра, и стоишь ли ты того, чтобы наша армия выступила на стороне твоей Сербии против Австрии, а может быть, и всего мира?»
Я с самого начала заподозрил, что звали меня не просто для того, чтобы «поговорить», а на обсуждение конкретного плана кампании, уже сложившегося в голове господина Серегина. То, что в воздухе пахнет войной, было понятно еще с момента Сараевского инцидента. Начальник австрийского генерального штаба генерал Франц Конрад фон Хётциндорф даже не скрывает, что его цель – полное уничтожение Сербии и Черногории. Условия будущего ультиматума, объявленные в частном порядке через прессу, делают его принятие невозможным для сербского правительства, даже если яростный националист Пашич оставит свой пост, передав власть в руки умеренных либералов вроде господина Джоржиевича. При этом Петербург колеблется, стоит ли поддержать государство, запачкавшее свое имя в терроризме, и эти колебания могут стоить нам очень дорого. И как раз в этот критический момент со всей свой мощью появляется господин Серегин, который только что закончил предыдущую кампанию, и заявляет, что я ему нужен.
И эти мои предположение блестящим образом подтвердились.
– Товарищи и некоторые господа, – сказал Серегин, – перед началом обсуждения планов будущей кампании хочу представить вам одного молодого человека, отставного наследного сербского королевича Джоржи. Поскольку его преемник принц Александр по показателям личной морали и порядочности не подходит для оказания ему нашей помощи, мы считаем необходимым немедленно переиграть все тамошние интриги в обратную сторону. А если кто-то попытается оказать сопротивление этим нашим хорошим начинаниям, то мы будем к этим людям немножечко беспощадны.
Я хотел было сказать, что совсем не стремлюсь к власти, но тут заговорила моложавая седоволосая дама, сидящая почти прямо напротив меня, рядом со странным юнаком. Удивительно: выглядит она моей ровесницей, не больше чем на двадцать пять лет, а волосы у нее совсем седые, да и взгляд железных серых глаз таков, будто прожила она не менее тысячи лет. Всего один испытующий взгляд в мою сторону – а по голове уже побежали неприятные мурашки…
– Сергей Сергеевич, – с заметным немецким акцентом произнесла эта особа, – принц Юрген, конечно, очень талантливый человек и хороший товарищ, но он непригоден для занятия престола. Исключение можно сделать только для того случая, когда он будет сидеть на троне, олицетворяя собой государство, и командовать армией, а всеми прочими государственными делами от его имени будет заправлять совсем другой человек, но не легкозаменяемый премьер-министр.
– Да, – сказал сидящий напротив меня юнак, вытащив из-за отворота рубашки подвеску с черным камнем, – я подтверждаю слова товарища Бергман. В ауре этого человека имеются отчетливые признаки энергии Хаоса. По своей мощи он не равен Нике и не способен сбивать драконов огненными шарами, но все равно переносить его вблизи сможет только тот человек, который будет любить его больше самой жизни. С людьми, одержимыми Хаосом, всегда так: восхищаться ими лучше на безопасном расстоянии. И только искренняя любовь способна перебросить мост от них к обыкновенному человеку. Точнее сможет сказать только Анна Сергеевна, если проведет с этим человеком один из своих сеансов…
– Нет уж, Дима, – ответила зеленоглазая брюнетка, волосы которой были собраны в кокетливую прическу, украшенную разноцветными прядями, – лазить в мозги даже к дружественно настроенным одержимым Хаосом – такое себе удовольствие, и при отсутствии особой необходимости от него лучше воздерживаться. Вот если станет понятно, что без моей помощи этому молодому человеку будет очень плохо – тогда я сделаю все, чтобы помочь ему разобраться в самом себе.
– А я, – сказала рогатая-хвостатая мисс Зул, – чувствую в нем нашу кровь. Ее немного, процента два-три, но в сочетании со склонностью к Хаосу она может сделать этого юношу трудным партнером для большинства безрогих-бесхвостых самок. Хотя я лично дала бы ему пару сеансов горизонтальных танцев…
– Приплыли, – сказал господин Серегин, добавив крепкое словцо. – Елизавета Дмитриевна, как слова наших несомненных экспертов – товарища Бергман, Димы Колдуна и мисс Зул, не говоря уже о мнении бойца Птицы – согласуются с вашей информацией о том что присутствующий среди нас принц Джоржи в вашем мире оказался для своей страны хорошим королем?
Я, честно сказать, совсем ничего не понял. То есть каждое слово по отдельности в этом обмене мнениями понятно, а все они вместе – уже нет. Елизавета Дмитриевна – это, насколько я понял, пышногрудая блондинка в мундире несколько иного образца, чем у господина Серегина. А еще она жена здешнего владетеля, но за пределами семейной половины своего дома эта пара выглядят как строгий начальник и вышколенная подчиненная.
– Возможно, все дело в том, – неуверенно сказала она, – что, в отличие от миров Основной Последовательности, в нашем мире Джоржи был счастливо женат на Великой княжне Ольге Николаевне Романовой. Любили они друг друга всю жизнь, и королева Ольга пережила своего мужа только на две недели, скончавшись от горя и волнения.
– Да, так бывает, – подтвердила еще одна темноволосая юница в древнегреческом наряде, возникнув прямо из воздуха на пустом стуле (вероятно, оставленном специально для нее). – Если между двумя людьми имеется сильная ментальная и эмоциональная связь, то один партнер, уходя в царство Аида, тянет за собой второго, даже не желая его смерти. Это и называется у вас, русских, «любовь до гроба».
– Спасибо за консультацию, Лилия, – сухо кивнул господин Серегин. – Но скажи, что нам делать в том случае, если у нас война на носу, а проверенная кандидатура для создания правящего сербского тандема с наивысшей степенью вероятности будет заблокирована ее родителями? Да и затевать сейчас брачные игры несколько не ко времени, к тому же этот принц Джоржи может совсем не понравиться этой Великой княжне Ольге, и наоборот…
– Ну, папочка, все очень просто, – сказала Лилия. – Я могу привести в работоспособное состояние его отца, и тогда на нем ты вытянешь всю кампанию, а также кое-что еще. А семейные проблемы этого милого молодого человека с подбором подходящей кандидатуры для тандема можно будет решить потом без особой спешки. Цвета Хаоса в спектре ауры – это еще не приговор, и на Великой княжне Ольге свет клином не сошелся…
Господин Серегин нахмурился, так что над головой у него начал прорезаться призрак нимба, и спросил:
– Ты предлагаешь мне постоять за троном этого неплохого, но слабовольного человека так же, как там стояли господин Димитриевич и кампания?
– Не совсем так, – отпарировала Лилия, – ведь ты же не будешь заставлять старого человека делать то, что противно его натуре, совершать подлости и глупости, а под конец, из-за несбыточных мечтаний, не поставишь его страну на грань полного уничтожения? Сейчас он спрятался в свою деменцию от ужасного внешнего мира, будто ребенок, при малейшей опасности лезущий «в домик». Поэтому вместе с проведением чисто медицинских процедур, которые наладят его физиологию, мы должны показать этому человеку, что теперь у Сербии есть надежный и сильный союзник, который, обнажив меч, встанет рядом и не даст ее в обиду.
– Действительно, – сказал господин Серегин, – я не Димитриевич, и никогда не действую его методами. Тот, кто со мной сотрудничает, делает это абсолютно добровольно, без всяческого принуждения, к своему собственному благу и благу своей страны. Как говорят англичане, которые понимают толк во всяческих принуждениях и извращениях, «можно привести лошадь к водопою, но нельзя заставить ее пить». Теперь осталось узнать мнение нашего гостя – он встанет в один строй вместе с нами или, когда мы станем защищать его страну, будет биться с врагом сам по себе?
Наговорили про меня множество всякого разного, а я и не знал, что ответить. Но в одном все эксперты были правы: чтобы я женился, я должен полюбить эту девушку всей душой, и тогда я отдам ей все, что у меня есть. Иначе никак. Такой уж у меня характер. А еще я всегда говорю людям в глаза все, что о них думаю, но сейчас мне не хочется произносить никаких резких слов. Энергия Хаоса в спектре ауры – ничуть не худшее объяснение моего упрямого неуступчивого характера, чем «невоспитанный засранец». Непрошенных «воспитателей» я всегда посылаю в задницу, но не откажусь, чтобы опытные люди помогли мне разобраться в самом себе. Эта Анна Сергеевна, она же боец Птица, смотрит на меня с таким же доброжелательным участием, с каким смотрела сестра Елена, прежде чем вышла замуж и уехала в Россию. Но это уже потом, а дела – прежде всего. На первом месте всегда моя страна и ее народ, на втором – мой дорогой ПапА и сестра, на третьем уже я сам. Если этой госпоже Лилии удастся вернуть здоровье моему отцу, а господин Серегин будто крыс передушит облепивших его господ Димитриевичей, приведших нашу Сербию на бойню войны с Австро-Венгрией, то я буду им верным и благодарным союзником по гроб своей жизни. Но самое главное в том, что я верю, что для этих людей возможно все, что они обещают. Я знаю их не более пары часов, а такое впечатление, что мы знакомы всю мою жизнь…
– Да, господин Серегин, – сказал я, – ради Сербии я встану с вами в один строй и буду биться с нашими общими врагами, не жалея своей крови. А если вы сумеете помочь и моему престарелому отцу, то моя сыновняя благодарность к вам будет безмерна.
– В таком случае, – сказал господин Серегин, глянув на часы, – мы выступаем через шесть часов, когда в Белграде все будут дрыхнуть без задних ног. Командовать парадом буду лично я. В составе группы – принц Джоржи, Лилия, Колдун, боец Птица, товарищ Бергман, Кобра и мои адъютанты. Задача Лилии – привести короля Петра в ясный ум и твердую память, а потом я проведу с ним переговоры как один монарх с другим монархом, минуя всяческие промежуточные инстанции. Остальные члены группы наблюдают, ассистируют или выступают в качестве силовой поддержки. Все остальные свободны. А сейчас, поскольку наш новый друг согласился сотрудничать, прошу отче Александра, Колдуна и Лилию провести с ним установочное собеседование и первичный осмотр. Сеанс с бойцом Птицей – только если в ходе предыдущего обследования выявится его острая необходимость…
Я собрался было возразить – в том смысле, что чувствую себя хорошо и не нуждаюсь в медицинской помощи, но господин Серегин подрубил мои аргументы прямо на взлете.
– Не делайте такое лицо, молодой человек, – сказал он, – театр начинается с вешалки, а тридесятое царство – с медицинского осмотра. Без беседы с отцом Александром вы попросту не узнаете, что и откуда взялось, а также где лежит грань между добром и злом. Дима-Колдун – не обращайте внимания на его молодость, мальчик трудится за трех взрослых – поможет вам разобраться с цветами Хаоса в спектре ауры, а Лилия обнаружит все ваши болячки и старые раны (кроме сердечных), что так противно ноют перед дождем, и наметит пути их полного излечения. Тут при условии искреннего сотрудничества вам совершенно бесплатно могут помочь с проблемами, с которыми в вашем мире не справится ни одна клиника, даже самая дорогая. Если мы, к примеру, договоримся с вашим отцом, то вполне сможем организовать ему такой курс лечения, что он, сохраняя облик «крепкого старика», внутри будет иметь волчье здоровье двадцатипятилетнего юноши. Так что швыдче, швыдче, друг мой, тут вас не обидят.
В ответ на эти слова я встал и направился к священнику, уже ожидающему меня у выхода из кабинета, подумав при этом, что ничуть не жалею о своем согласии «поговорить», данном в своем мире на набережной Савы.
6 июля 1914 года, 01:05. Белград, Королевский (ныне Старый) дворец, резиденция правящей династии Карагеоргиевичей, королевская спальня.
Король Петр спал тяжелым беспокойным полусном-полубредом. Итог его длинной семидесятилетней жизни оказался тяжек. Сначала были пятьдесят девять лет горького изгнания, потому что трон в Белграде узурпировала конкурирующая династия Обреновичей. В те годы над ним буквально висел смертный приговор по ложному обвинению в государственной измене. Потом, после переворота 1903 года, потянулись одиннадцать лет призрачной власти, со стоящими за троном кукловодами из «Черной руки». Эта тайная, якобы патриотическая, организация, пережиток эпохи борьбы за национальную самостоятельность, пронизала собой все поры и трещинки сербского государства, везде у нее были свои люди, если не на первых, так на вторых-третьих постах.
Для стороннего наблюдателя все выглядело вполне благопристойно. Король, закончивший французскую академию Сен-Сир, пытался создать в Сербии конституционную монархию в классическом западно-европейском стиле. Сербская Конституция 1903 года уходила корнями в Конституцию Бельгии 1831 года, считавшуюся одной из самых либеральных в Европе. Правительство формировалось из депутатов партий, входящих в парламентское большинство, которое после свержения Милана Обреновича по большей части принадлежало Народной Радикальной Партии. Лидеры этой партии чередовали друг друга на премьерской должности, создавая иллюзию сменяемости власти. Сам король Пётр выступал за более широкое коалиционное правительство, демонстрирующее миру сербскую демократию, но старого дурака не слушали ни народные массы, голосовавшие за тех, кто обещал им восстановление национального единства, ни господа политиканы, которые, дорвавшись до монополии власти, весело играли в политическую чехарду6.
Если во времена правления династии Обреновичей политический компас Сербии был нацелен на Вену и Будапешт, то король Пётр Караджоржевич постарался перевести его в сторону России и Франции, что, в свою очередь, испортило отношения с Австро-Венгрией. Вот уже одиннадцать лет император Франц-Иосиф кушать не мог – так ненавидел бедную Сербию. И вот происходит дурацкое покушение на Франца Фердинанда в Сараево, исполнителей берут живыми всех до единого, и на допросах они рассказывают, как должностные лица сербской разведки давали им задание убить наследника австро-венгерского престола, снабжали оружием и переправляли через границу.
Собственно, уже этого было бы достаточно для выдвижения претензий, равносильных объявлению войны, но как раз в этот момент австро-венгерские газеты разражаются шквалом публикаций, обвиняющих в организации покушения младшего сына короля Петра, наследного принца Сербии Александра Караджоржевича. Прочитав об этом в газетах, король мгновенно понимает, что все это не газетная утка и не клевета, а святая истинная правда. Все! С этой минуты короля Петра не существует – он впал в старческую деменцию, и невозможно даже пустить в дело заранее подготовленный и подписанный указ о регентстве королевича Александра, поскольку на такой ход Вена и Будапешт немедленно ответят артиллерийскими залпами.
И вот королевский дворец заснул тяжелым беспокойным сном. Спит король Петр, спит принц Александр, спит дворцовая прислуга, и даже охрана дрыхнет на своих постах, опираясь на винтовки. Спят даже собаки в будках и кошки на своих лежанках, хотя им по ночам положено трудиться и гонять мышей. Впрочем, ничего удивительного: ведь дворец до третьих петухов накрыло заклинание мертвого сна, и люди, которые сейчас не спят, входят в свиту самовластного Артанского князя Серегина, прибывшего к своему сербскому коллеге с рабочим визитом. Вот он идет по полутемным коридорам, и меч Бога Войны покачивается у него на бедре. Рядом с ним – старший и опальный сын короля Петра, королевич Джоржи. Он решителен и сосредоточен, ибо увидел шанс изменить к лучшему как свою судьбу, так и судьбу всей Сербии. Впрочем, все не так. Сербия для старшего из королевичей превыше всего, а своя судьба проходит по категории «разное». Следом за этими двумя попарно идут Дима-Колдун и Лилия, Анна Сергеевна и товарищ Бергман, Митя-Профессор и Ася-Матильда, а замыкает процессию Ника-Кобра, опасная как ядовитая змея на тропе войны.
Вот и королевская спальня. Дима-Колдун шепчет заклинание Сытого Железа – и дверь открывается совсем без скрипа, лишь с легким щелчком английского замка. Тишина. Огромная кровать под балдахином, а на ней, среди скомканных простыней, в огромной ночной рубахе не по размеру, свернулся в клубочек, будто пытаясь защититься от внешнего мира, худой и костлявый старый король Петр, больше похожий на высохшего кузнечика. Но для королевича Джоржи это самый дорогой человек на свете, и при виде старческой беспомощности своего пожилого родителя на его глазах выступают слезы.
Лилия подходит к кровати, смотрит на старого короля, потом поворачивает голову и говорит:
– Джоржи, мне нужно чтобы ты помог мне. Для успеха лечения твоего отца нужно положить ровно у края кровати, а то будет нехорошо, если целая богиня поползет к нему по постели на коленях. Не бойся, он не проснется, пока я не дам ему испить священной воды из источника жизни.
На помощь королевичу Джоржи приходят Дима-Колдун и пажи адъютанты Серегина; вчетвером, частично магией, а частично руками, они достают старого короля из его берлоги, свитой из одеял и простыней, и укладывают ровно на краю ложа, предварительно расправив все члены. Лилия сдувает со лба непокорную челку, говорит куда-то в пространство: «Кыш, противные!» (имея в виду Лиссу, Ату, Манию и прочих богинь безумия) и приступает к священнодействию пальцетерапией. Король ойкает и охает сквозь сон, но не просыпается, а дело тем временем движется бодро. Вот в руках у богини-целительницы появляется большой бокал, наполненный пузырящейся от избытка энергии живой водой, она делает знак, и Митя-Профессор с Асей-Матильдой усаживают старого короля на постели. Лилия подносит стакан к губам короля Петра – и тот, не просыпаясь, начинает жадно пить из него крупными глотками. С последним глотком глаза, в которых больше нет ни грана безумия, открываются, и сербский король растерянно оглядывается по сторонам. Узнав своего старшего сына (вот от кого он не ждет никаких пакостей) он растерянно спрашивает:
