Бедная комната; направо дверь, у двери старинные часы; прямо печь изразцовая, с одной стороны ее шкаф, с другой — дверь в кухню; налево комод, на нем туалетное зеркало; на первом плане окно, у окна стол.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Бальзаминова

(

одна, сидит с чулком в руках

). Миша! Миша! Что ты там в кухне делаешь?

Бальзаминов из кухни: «Не мешайте, маменька! Матрена меня завивает!»

Все завивается! Все завивается! Красотой-то своей уж очень занят. Эх, молодо, зелено! Все счастье себе хочет составить, прельстить кого-нибудь. А я так думаю, не прельстит он никого; разумом-то он у меня больно плох. Другой и собой-то, из лица-то неказист, так словами обойдет, а мой-то умных слов совсем не знает. Да, да! Уж и жаль его. Знай-ка он умные-то слова, по нашей бы стороне много мог выиграть: сторона глухая, народ темный. А то слов-то умных не знает. Да и набраться-то негде. Уж хоть бы из стихов, что ли, выписывал. (

Подумав

.) И диковина это, что случилось! В кого это он родился так белокур? Опять беда: нынче белокурые-то не в моде. Ну и нос... не то чтобы он курносый вовсе, а так мало как-то, чего-то не хватает. А понравиться хочется, особенно кабы богатой невесте. Уж так, бедный, право, старается — из кожи лезет. Кто ж себе враг! Сторона-то у нас такая, богатых невест очень много, а глупы ведь. Может, Мише и посчастливится по их глупости. Умишком-то его очень бог обидел.

Бальзаминов кричит из кухни: «Маменька, я хочу а ля полька завиться!»

Глупенький, глупенький! Зачем ты завиваешься-то? Волосы только ерошишь да жжешь, все врозь смотрят. Так-то лучше к тебе идет, натуральнее! Ах ты, Миша, Миша! Мне-то ты мил, я-то тебя ни на кого не променяю; как-то другим-то понравишься, особенно богатым-то? Что-то уж и не верится! На мои-то бы глаза лучше и нет тебя, а другие-то нынче разборчивы. Поговорят с тобой, ну и увидят, что ты умом-то недостаточен. А кто ж этому виноват? (

Вздыхает

.) Глупенький ты мой! А ведь, может быть, и счастлив будет. Говорят, таким-то бог счастье дает. (

Вяжет чулок

Бальзаминов в халате вбегает из кухни.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Бальзаминов, Бальзаминова и Матрена.

Бальзаминов

(

держась за голову

).Ухо, ухо! Батюшки, ухо!

Матрена

(

в двери; со щипцами

). Я ведь не полихмахтер, с меня что взять-то!

Бальзаминов

. Да ведь я тебя просил волосы завивать-то, а не уши.

Матрена

. А зачем велики отрастил! Ин шел бы к полихмахтеру; а с меня что взять-то! (

Уходит

Бальзаминов

. Батюшки, что ж мне делать-то! (

Подходит к зеркалу

.) Ай, ай, ай! Почернело все!.. Уж больно-то, нужды б нет, как бы только его волосами закрыть, чтобы не видно было.

Бальзаминова

. За дело!

Бальзаминов

. Какое, задела! Так горячими-то щипцами все ухо и ухватила... Ой, ой, ой! Маменька! Даже до лихорадки... Ой, батюшки!

Бальзаминова

. Я говорю, Миша, за дело тебе. Зачем завиваться! Что хорошего! Точно как цирульник; да и грех. Уж как ни завивайся, лучше не будешь.

Бальзаминов

. Как вы, маменька, мне счастья не желаете, я не понимаю. Как мы живем? Просто бедствуем.

Бальзаминова

. Так что ж! Зачем же волосы-то портить?..

Бальзаминов

. Да ведь нынче праздник.

Бальзаминова

. Так что ж, что праздник?

Бальзаминов

. Как что? Здесь сторона купеческая; может такой случай выйти... Вдруг...

Бальзаминова

. Все у тебя глупости на уме.

Бальзаминов

. Какие же глупости?

Бальзаминова

. Разумеется, глупости. Разве хорошо? Растреплешь себе волосы, да и пойдешь мимо богатых купцов под окнами ходить. Как-нибудь и беды наживешь. Другой ревнивый муж или отец вышлет дворника с метлой.

Бальзаминов

. Ну, что ж такое? Ну, вышлет; можно и убежать.

Бальзаминова

. Незачем шататься-то.

Бальзаминов

. Как незачем? Разве лучше в бедности-то жить! Ну, я год прохожу, ну два, ну три, ну пять — ведь также у меня время-то идет, — зато вдруг...

Бальзаминова

. Лучше бы ты служил хорошенько.

Бальзаминов

. Что служить-то! Много ли я выслужу? А тут вдруг зацепишь мильон.

Бальзаминова

. Уж и мильон?

Бальзаминов

. А что ж такое! Нешто не бывает. Вы сами ж сказывали, что я в сорочке родился.

Молчание.

Ах, маменька, не поверите, как мне хочется быть богатым, так и сплю, и вижу. Кажется... эх... разорвался бы! Уж так хочется, так хочется!

Бальзаминова

. Дурное ли дело!

Бальзаминов

. Ведь другой и богат, да что проку-то: деньгами не умеет распорядиться, даже досадно смотреть.

Бальзаминова

. А ты умеешь?

Бальзаминов

. Да, конечно, умею. У меня, маменька, вкусу очень много. Я знаю, что мне к лицу. (

Подбегает к окну

.) Маменька, маменька, поглядите!

Бальзаминова

. Нужно очень!

Бальзаминов

. Какая едет-то! Вся бархатная! (

Садится у окна, повеся голову

.) Вот кабы такая влюбилась в меня да вышла за меня замуж, что бы я сделал!

Бальзаминова

. А что?

Бальзаминов

. А вот: во-первых, сшил бы себе голубой плащ на черной бархатной подкладке. Надо только вообразить, маменька, как мне голубой цвет к лицу! Купил бы себе серую лошадь и беговые дрожки и ездил бы по Зацепе, маменька, и сам правил...

Бальзаминова

. Все-то вздор у тебя.

Бальзаминов

. Да, я вам и забыл сказать, какой я сон видел! Вот разгадайте-ка.

Бальзаминова

. Ну, говори, какой?

Бальзаминов

(

берет стул и садится подле матери

). Вот, вдруг я вижу, будто я еду в хорошей коляске и одет будто я очень хорошо, со вкусом: жилетка будто на мне, маменька, черная, с мелкими золотыми полосками; лошади будто серые, а еду я подле реки...

Бальзаминова

. Лошади — ложь; река — речи, разговор.

Бальзаминов

. Слушайте, м