Kitabı oxu: «В доме родном»

Şrift:

Анатолий Анатольев

Творческий псевдоним Анатолия Петровича Пичугина.

Родился 22 октября 1943 г. в Уссурийске. Доктор технических наук, профессор, главный научный сотрудник Новосибирского государственного аграрного университета.

В Новосибирске проживает и работает в НГАУ с 1978 года в должности заведующего кафедрой, проректора, декана.

Заслуженный работник Высшей школы РФ, член Интернационального Союза писателей, Союза журналистов РФ. Литературная деятельность – более тридцати пяти лет. Написал и издал более тридцати сборников стихов и поэм, семь сборников рассказов, повести и два романа.

Малигнизация не состоялась

Он никак не мог смириться с тем, что только что услышал из уст матери.

Оказывается, она прошла комплексное обследование в областной больнице и врачи выдали ей окончательное заключение – разросшаяся опухоль шейки матки; необходимо срочное хирургическое вмешательство… Но, поскольку она не могла переносить общий наркоз, её отпустили домой, сказав, что так она долго не протянет, а только усугубит своё существование, что осложнит процесс операции… Да, и с каждым днём всё труднее и неоднозначнее становилась направленность этой опухоли, которая в любой момент могла перерасти в злокачественную…

Вот с такими грустными словами обратилась к Александру его мать, не ища при этом ни совета, ни сочувствия, ни слов утешения. Просто ей в эту тяжёлую минуту жизни хотелось высказаться, посоветоваться ещё раз с кем-нибудь родным, найти поддержку в своём решении об отказе от операции из-за слабого, измотанного годами неустроенности и неровности сердца и всего организма. Да и годы уже были не те – почти шестьдесят лет. Уже три с лишним года на пенсии! А ведь на заслуженный отдых так просто не отправляют – не такое уж у нас богатое государство, чтобы платить пенсию полному сил и здоровья человеку…

Вот, как ни суди как ни ряди, а получается, что, видать, подошёл срок. Хоть если по совести, то и жизни-то самой Нина Гавриловна практически не видела. Всё жила будущим: то школу заканчивала, то – университет; то годы войны, то годы разрухи и восстановления, то сыновей надо было учить да мать с отцом стареньких лечить и содержать… Так одно за другим и катилось всю её сознательную жизнь. Оглянуться назад, так и нечего вспомнить хорошего – вся жизнь в работе, заботах, проблемах, в полунищенском существовании… Светлых и радостных дней из этих неполных шестидесяти лет вряд ли сотня наберётся, а уж если считать, чтобы они счастливыми были, – так наверняка меньше десятка.

Зная всё это, Саша не спешил высказываться матери по поводу услышанного. Он анализировал, вспоминал и перебирал друзей, знакомых и описанные в разных публикациях случаи выздоровления, но ничего подходящего на ум не приходило…

– Мам, а мам! А может, можно операцию под местным наркозом сделать? А? – спросил он скорее для поддержания разговора, чем для нахождения конкретного решения, так как наверняка в больнице догадались бы и без него, инженера-строителя, о таком возможном варианте.

– Да нет, Сашок, нельзя. Только под общим, – прошептала мать.

– Вот хренотень-то какая, а! И что у нас так медицина отстала? Небось за кордоном так запросто сделали бы… Эх, мать их так… Что же тебе посоветовать? – закончил свои рассуждения вопросом сын.

– Да что мне советовать, сынок? Ничего не надо! Просто пришла к тебе поделиться да поплакаться – одной в себе всё это держать нету сил, – последовал ответ.

– Ну да ты не плачь, не плачь, мам! – утешал Александр. – Сейчас что-нибудь придумаем. Ты же помнишь Никитича, ну, того, который жил в Москве? Вот бы кто мог помочь! Уж сколько он рецептов разных народных знал!.. Эх, да вот только уже полтора года прошло, как не стало его. Жаль деда, хороший был человек…

– Да, замечательный человек был Владимир Никитич, душевный и общительный. Хорошей они с Ариадной были парой, жаль только, что ушли как-то враз. А я часто вспоминаю, как у них была в отпуске, как вечерами обсуждали все жизненные проблемы, как поучали они меня ненавязчиво, но с завидным упорством… А сын-то их, Николай, так и живёт в Калининграде? Так и рыбачит?

– По-моему, так и рыбачит. Куда ж ему без моря?..

Они попили чаю, ещё немного поговорили о погоде и работе Саши, о его брате, который жил на Севере, и мать засобиралась к себе. Он стал уговаривать её подождать из детсада внучат и невестку, так как их приход мог бы рассеять или улучшить тягостное настроение матери. Хотя могло быть, конечно, и наоборот… Но мать, сославшись на недомогание, чмокнув сына в щёку, ушла.

Весь вечер Александра тяготила одна-единственная мысль: как помочь матери, как облегчить её участь, как спасти её от жуткой и неминуемой беды. Он достал энциклопедию, какие-то справочники, записи и оттиски, но ничего конкретного в приложении к данному случаю у него не было и не попадалось под руку, не приходило на ум… С этим он и заснул.

Сон был глубоким, но недолгим. Проснулся он среди ночи, и те же самые мысли продолжали роиться в его голове: как, чем уберечь дорогого сердцу человека? Он переворачивался с боку на бок; ему было то жарко, то холодно; подушка казалась то слишком мягкой, то очень крутой и жёсткой… Когда не спится, всегда что-то воспринимается не так!

Под утро он забылся в полудрёме, но такое состояние длилось не более четверти часа, и он опять открыл глаза. Светало… За окном послышались первые звуки прохожих и машин, шум и гул их то нарастал, то удалялся, временами убывал и почти стихал…

Полуразбитый, невыспавшийся, с головной болью, Александр всё-таки сделал лёгкую физзарядку, побрился и принял душ. И вот тут-то, когда уже обтирался полотенцем, на ум ему пришла та спасительная мысль, за которой он гонялся весь вечер и почти всю ночь. Да-да, это было решение вчерашней проблемы! Он вспомнил: в горах, в селе Чистый Ключ, живёт один дед по фамилии Мосюк или Митюк, который лечит все болезни, даже рак. Об этом как-то говорили его коллеги по работе, но это было так давно, что он уже всё позабыл: и кто говорил, и как зовут того деда, и что он действительно лечит, а что ему приписывает народная молва. Ну, и, самое главное, как туда добраться?

– Так, значит, надо срочно ехать на работу, хотя и отпуск, – сделал своё заключение почему-то вслух Александр. – Надо узнать всё поконкретнее да и подготовить машину к дальней поездке – ведь километров триста-четыреста в один конец должно быть, не меньше…

На следующий день в пять утра он уже был на ногах, а ещё через полчаса сидел в «жигулёнке» и давил на акселератор. Дорога была свободная и чистая, встречных машин в это раннее утро попадалось мало, и он ехал и ехал вперёд в неизвестность. Накануне он выяснил, как доехать до Чистого Ключа, и определился с расстоянием – триста восемьдесят километров, из которых около трёхсот – по трассе и восемьдесят – по грунтовой дороге. Он любил сидеть за рулём и повелевать этими «железными лошадьми», ему нравилась быстрая смена пейзажей, новые чередования природы и ракурсы. Да и сама природа с её неописуемыми сочетаниями красок и композиций не могла не восхищать…

Через пять часов он въезжал в село Чистый Ключ, которое располагалось у подножия гор, покрытых смешанным, преимущественно хвойным, лесом. Он остановил автомобиль у первого дома, вышел и спросил у хозяйки, сидевшей на крылечке, как проехать к Митюку-лекарю.

– И что вы тут разъездились! И что вам неймётся! – бормотала бабка. – Вон третий дом с того края, где куча брёвен, – это его изба… Все думают, что он лекарь, а он – пекарь. Не лечит, а калечит! Сам создал себе славу, а мы-то знаем, кем он был всю жизнь – ведь грамотёшки-то у него никакой… – продолжала причитать и выговариваться хозяйка. – Одним словом, шарлатан и самозванец он! – закончила свою тираду женщина, смачно выругавшись и вслед за этим перекрестившись…

Александр поблагодарил её и направился к указанному дому. Дом был действительно в полузаброшенном состоянии, а уж про сад и огород, заросшие крапивой, полынью и другим разнотравьем, не хотелось и говорить. Всюду чувствовалось запустение, упадок, бесхозяйственность. Даже когда-то обитаемая собачья будка так заросла травой, что больше была похожа на лилипутский теремок. Единственным ориентиром и указателем, что жизнь ещё теплится в этом доме, была достаточно широкая тропа от дороги к крыльцу, а точнее, от груды брёвен к поломанной калитке и далее к покосившимся ступеням крыльца. На брёвнах сидели люди: кто-то тихо переговаривался друг с другом, кто-то ел и запивал водой, кто-то просто сидел и обдумывал свои проблемы и заботы…

Александр подошёл, поздоровался со всеми спросил крайнего. Крайней оказалась женщина лет сорока пяти в тёмном цветастом сарафане, с большой клеёнчатой сумкой. Он также присел на бревно и стал наблюдать за всем происходящим на этой импровизированной сцене под названием «надежда». Всех собравшихся здесь людей свела в одно это место надежда избавить себя или своих близких от какого-либо недуга, от той болезни, которая в традиционной или государственной медицине не может быть излечима… А вот скрывающийся за этими почерневшими от времени стенами бревенчатой избы старик по фамилии Митюк даёт им эту надежду на выздоровление, эту единственную возможность поверить в чудо, от которой нельзя отказаться. Потому что, кроме него, во всей округе такой возможности никто не даёт и дать не может. Но, раз он даёт эту зацепку, значит ли это, что она обязательно поможет и наступит выздоровление? И не права ли та бабка из первой избы, что назвала его самозванцем и шарлатаном?.. Но, с другой стороны, если бы он никого не вылечил, разве раззвонил бы он сам о своём замечательном умении на всю страну? Разве поехали бы в эту тьму-таракань за тридевять земель люди, не будучи уверенными хотя бы на пятьдесят процентов, что им здесь помогут?! Значит, не такой уж он и аферист и прохиндей, как судачат о нём односельчане. Видимо, всё-таки есть у него и опыт, и определённый дар, чтобы справиться со многими человеческими напастями и хворями, не поддающимися нашей отечественной медицине!..

Вот с такими мыслями и рассуждениями сидел Александр на брёвнышке в ожидании своей очереди…

Когда очередь убавилась примерно наполовину, все увидели деда-знахаря. Он вышел из дома, извинился, что им приходится долго ждать, но попросил быть терпеливыми и не судить его строго, так как он обязательно выслушает и примет всех. Был Митюк сухощав, высок и сед. Глаза его лучились добротой и заботой, от его взгляда стало как-то теплее, радостнее и надёжнее… И хотя по виду и одежде он был весьма прост, но чувствовалась в нём какая-то скрытая уверенность, спокойствие, душевность и интеллигентность. Он окинул всех взглядом ещё раз, опять извинился и попросил минут двадцать не входить в дом, так как он постарается за это время быстро что-нибудь приготовить себе на обед и перекусить.

Каково же было удивление Саши, когда все, кто сидел на брёвнах, как по команде встали и наперебой стали предлагать ему своё имевшееся у каждого кушанье: кто булки, кто пироги, кто овощи, кто колбасу, кто яблоки… Александр тоже вытащил свои бутерброды и предложил лекарю…

Митюк присел здесь же со всеми на брёвна. Ему постелили что-то вроде скатерти и сложили разносолы. Одна пожилая бабуля предложила отведать кваску, на что он ответил ей с благодарностью и радостным озорным блеском в глазах: «А не опьянею ли я от вашего кваску? Спасибо, спасибо, с превеликим удовольствием отведаю квасу – давненько его не пил».

Не прошло и десяти минут, как знахарь, поблагодарив всех за вкусный обед, отправился опять в свой «кабинет» выполнять трудную, но такую необходимую и важную роль спасителя…

Прошло ещё более двух часов, когда подошла очередь Александра. Одолеваемый сложными и противоречивыми чувствами, вошёл он в дом врачевателя. Внутри это было похоже не на крестьянскую избу, а, скорее всего, на какую-то контору.

Из небольшой кухни он попал в огромную комнату, всю заставленную полками, шкафами и стеллажами. У средней стены около обогревателя стояла старенькая, вся почерневшая от времени железная кровать, заправленная суконным солдатским одеялом. Посреди комнаты возвышался огромный стол, вокруг которого стояли затёртые самодельные табуретки. В промежутках возле окон стоял древний, видавший виды комод с рассохшимися и давно не закрывающимися ящиками, на крышке которого стояли новенькие лабораторные весы с разновесами…

Всё остальное пространство занимали стеллажи, полки и мешки, пакетики и свёртки. Некоторые были закрыты тёмной плотной тканью, а другие были в полиэтиленовой упаковке. Один из стеллажей был отведён медицинской и биологической литературе, справочникам и каким-то периодическим изданиям. Три ряда полок над кроватью были забиты конвертами с письмами.

Александр, быстро окинув комнату взглядом, ещё раз поздоровался и присел на предложенный табурет.

– Ну-с, что у вас, молодой человек, не заладилось? С какой печалью вы в наших далёких краях? – изрёк, чуть улыбаясь и показывая жёлтые зубы, Митюк. – Рассказывайте все ваши беды…

Саша изложил свою беду, своё горе, объяснив состояние матери, несправедливость выпавшего на её долю удела и выразив надежду на то, что, может быть, в его, Митюка, арсенале есть такое средство, которое способно изменить или как-то положительно повлиять на ход этой истории…

Реакция старика была мгновенной.

– Так как тебя зовут-то, молодой-хороший? Саша? Вот, возьми, Саша, табуретку и сними с той вон полки, что ближе к углу над кроватью, пачку писем. Снял? Хорошо! Теперь выбирай наугад любое и читай! – быстро, почти скороговоркой проговорил лекарь.

Александр вытащил из пачки пару писем, адресованных Митюку, открыл конверт одного из них и стал читать.

«Дорогой Никита Васильевич! С низким поклоном к Вам с далёкой Полтавы Марина Власовна Давыденко. Молю за Вас Бога, за Ваше здоровье, за то, чтобы Вы долго жили на этой земле и на этом свете! Как я Вам благодарна за Ваши ценные рецепты, лекарства и помощь, что Вы так сердечно оказали мне в моём безысходном горестном положении…»

Он читал письмо, которое было не только длинным и сбивчиво-восхитительным, но и столь же бестолковым и непонятным для него, так как сути – диагноза болезни – не было ни в одном слове. Он дочитал до конца слова благодарности от далёкой Марины Власовны из Полтавы и посмотрел на Никиту Васильевича.

– Что, не понятно, от чего избавилась Давыденко? Сейчас, сейчас, подожди. Всему своё время! – приговаривал знахарь, беря в руки конверт и доставая из него ещё одну записочку – письмо, написанное тем же почерком, но только с датой на два с половиной месяца раньше. – Вот, на, читай.

И Александр начал читать краткую исповедь-мольбу с далёкой Украины к нему, никем не признанному лекарю-самоучке из далёкого горного села, о том, что у неё огромная киста шейки матки, и эта опухоль, по заключению врачей, злокачественная, и что нужна срочная операция, после которой в лучшем случае она останется инвалидом на всю оставшуюся жизнь… А может, и помрёт… А так хочется жить полнокровной жизнью, ведь ей всего тридцать пять лет…

– Ну что, Александр-Саша? Если хочешь, можешь ещё перечитать все эти письма – и в них одно и то же. Ведь люди-то все разные, а болезни у них одни и те же. И лечатся они одинаково, если не считать, что одни дольше, а другие быстрее. Вот такие пироги с котятами! Ха-ха… – как-то бодро, с подъёмом выговорил дед Митюк.

– Ну что ж, я всё понял. Значит, способ спасти мою маму имеется! – с надеждой сказал Саша.

– Эк ты прыткий какой! Не так всё просто это, сынок. Надо, чтобы не только ты это понял сам, но и убедил свою мамку в этом. Поэтому прочти ещё пару писем.

И опять Александр читал двойные письма, только теперь уже из Вологды, а потом из Сусуманского района Магаданской области. И начинал он с горестных писем-запросов, а потом уже прочёл радостные благодарные отчёты о лечении и выздоровлении. Слова были простыми, но глубоко трогали душу, западали куда-то вглубь и зарождались новым, пока не совсем понятным и твёрдым, но чувством не только надежды, но и убеждения, что он спасёт свою мать, что она будет жить. И, видимо, искорки этого тлеющего огонька были настолько велики, что они заблестели в глазах Александра…

И это новое состояние не мог не заметить врачеватель, который, как хороший психолог, тут же сообразил, что Саша готов быть его сподвижником и сможет передать волю лекаря больной матери, чтобы та непременно выздоровела.

– Ну что, Александр! Как тебя по батюшке-то?

– Петрович, – ответил Саша.

– Так вот, Александр-свет Петрович, ты должен быть так же уверен в том, что твоя мать будет здорова, как я, и даже больше того, чтобы твоя уверенность передалась ей и она ответственно отнеслась к моим рецептам и наставлениям! – торжественно и чинно, делая ударение на словах «уверен» и «уверенность», произнёс Никита Васильевич. – Ты думаешь, почему я так долго с тобой хороводы вожу да всё расспросами да словами развлекаю? Дело-то твоё ясное, но если бы приехала твоя мать сама, то это одно дело. А вот раз передача информации через тебя – посредника – всё совсем иначе! Понял? – вопрошал он, объясняя своё поведение.

Александр молча кивнул в знак согласия…

– А ведь я раньше никогда не обладал ни таким умением, ни такими знаниями… А вот семь лет назад, когда умерла у меня жена и сам я чуть было не ушёл вслед за ней, приснился мне чудный сон, что будто я всю жизнь был знахарем и знаю все советы древних мудрецов и лекарей. Да так чётко и ясно запомнилось, а может, вспомнилось из какой-нибудь другой жизни… Ведь недаром же говорят, что человек проживает несколько жизней. Ну, я первым делом на себе попробовал. То еле-еле ноги волочил, да и зрение было никудышнее. А тут нашёл коренья, травы; насушил, заварил, попил и как заново ожил. Вот такие-то дела…

– А дальше что? Как народ вы стали лечить? – полюбопытствовал Александр.

– О, это чисто случайно! Я как рассудил, раз такой сон ко мне пришёл, значит, надо подковать себя, подучиться кое-чему. Вот я и зачастил в город – в библиотеку, в книжные магазины. Стал выписывать медицинские журналы и газеты. Где какая публикация или интересный рецепт по народной медицине – я их сразу же себе «на заметку»…

А лечить стал случайно. Как-то в автобусе разговорился с одной женщиной – у неё у внука экзема. Я дал ей совет и травки, благо дело была с собой… Она через месяц разыскала меня и не только отблагодарила, но и привела с собой ещё двоих… Так и пошло… Те про меня другим рассказали знакомым и незнакомым, они ещё… и пошло-поехало… Ну, я, конечно, чтоб лицом не ударить в грязь, давай припасы делать разных трав да кореньев да подчитывать литературу, справочники да публикации разные. Так со временем стал приходить ко мне опыт, хотя иногда приходится долго думать над тем, как лучше помочь человеку, как его излечить, как избавить от боли и недуга. И вот, не поверишь, в самую трудную минуту опять приходит тот сон и даёт мне чёткие ответы… Эк, вот как жизнь устроена! А?

– Да, жизнь интересная штука! – поддакнул Саша.

– Ну да ладно, Петрович, больно долго мы с тобой беседы вели. Значит так: лечится эта болезнь баданом и марьиным корнем. Вот тебе рецепт и наставление, как готовить отвар для приёма внутрь и спринцевания. Всё тут подробно описано, прочтёте пару раз и запомните. А через месяц твоя мамка и забудет, что у неё что-то болело. Понятно? – приговаривал старик, посматривая на Александра.

– Конечно понятно, но где же брать бадан? – в свою очередь поинтересовался Александр.

– А бадан-то я тебе сейчас выдам. И марьин корень тоже…

Он подошёл к стеллажу и снял с него пакет с корнями, взвесил на стоявших на комоде весах и передал в руки Александру вместе с бумажным жетоном с надписью «Бадан». Затем из другого большого мешка вытащил корни, взвесил требуемое количество и высыпал в бумажный кулёк. Туда же вложил самодельный жетон с указанием «Марьин корень».

– Ты уж извини, Александр, но немного придётся заплатить. Это, так сказать, пересылочные расходы. Ведь мне шлют корни и травы с разных мест, поэтому пенсии на всё не хватает. Вот и приходится понемногу просить возмещения… Нет-нет, не за лечение и советы, а только за сами травы и их пересылку. Без этого, понимаешь, никак не получается. Мне-то что надо, кружку чая да корку хлеба. А вот посылки часто приходят доплатные, или высылаю деньги туда заранее, чтобы послали мне нужные коренья… – извиняясь, смущённо выговаривал Митюк.

Он и цену назвал этих кореньев, которая даже по аптечным расценкам была в два-три раза ниже. Саша, не задумываясь, отсчитал требуемую сумму и положил на стол.

– Что вы, Никита Васильевич, извиняетесь. Это сущие копейки по сравнению с тем великим благом, которое вы делаете и даёте людям. Огромное вам спасибо, и крепкого вам здоровья на долгие годы.

– Ну, за такое пожелание и тебе спасибо. А самое главное, чтобы твоя мамка поверила в рецепты и вылечилась. Ну ладно, бывай и ты здоров! – подытожил разговор знахарь…

Саша ещё раз поблагодарил врачевателя и, взяв пакеты и рецепты, вышел из дома.

Обратный путь он проделал значительно быстрее. Машина неслась по уже знакомой дороге: так же менялись пейзажи, так же шелестел ветер, так же гудел мотор… Но ехалось легко, радостно и проворно. Оно всегда так: когда возвращаешься домой, то быстрее, легче и увереннее…

Не заезжая к себе, Саша сразу же поехал к матери и отдал ей пакеты и рецепты, рассказал про деда Митюка, про его знахарские способности, про горы писем от вылеченных им благодарных посетителей…

И только к ночи он попал к себе домой с чувством исполненного долга и глубокого удовлетворения за не даром прожитый день…

Прошёл месяц. В делах и заботах он пролетел очень быстро и незаметно. За это время Александр почти не общался со своей мамой, так как уезжал в командировку на две недели, был занят на работе достаточно плотно. Да и домашние дела тоже надо было когда-то успевать делать. Несколько раз говорил с мамой по телефону, и всё…

И вот Нина Гавриловна сама объявилась у них дома. Она была подтянута и выглядела вполне оптимистично. Глаза её светились каким-то радостным непонятным огоньком. Перед этим она опять прошла комплексное обследование в облбольнице, и каково же было удивление всего консилиума, что у неё даже признаков той огромной опухоли не осталось.

– Вот, сынок, радость у меня большая – я снова здорова и всё в порядке! Спасибо тебе, сынулечка! Вылечил ты меня, и очень здорово! Врачи все удивились: куда делась опухоль без хирургического вмешательства? – торжественно обратилась она к Саше.

– А я им говорю – рассосалась! Сын вылечил. Изучайте народную медицину! – не унимаясь, рассказывала мать о своём похождении к докторам.

– Во-первых, не я вылечил тебя, а ты сама. Во-вторых, корни и рецепты Митюка Никиты Васильевича. В-третьих, я очень рад за тебя. А то как вспомню, какая ты была месяц назад, так до сих пор становится грустно… – сказал сын, обнимая мать.

Вот такая сила есть в природе и в народной мудрости!