Поутру встали до рассвета да разошлись в разные стороны: Волька до Амбарного поехал, Никола в Сусеки пошёл.
– Коль ничего тебя не задержит, до темноты на месте будешь, – пояснил Волька на прощание. – Будь здоров, друг!
Так и случилось. До деревни Никола дошёл к сумеркам. Дым окутывал улицы, стелился на снежные крыши. Деревня была не в пример больше Еловой – дома обступали лес и уходили в его гущу далеко, куда глаз не доставал.
Детишки резвились в сугробах, закидывали друг друга снежками, визжали и смеялись. Мужик возле крайнего дома разбрасывал снег.
– Здравствуй, хозяин, – поприветствовал Никола.
– Добро, путник, – выдохнул мужик облачко пара. – Ты к нам али насквозь?
– К вам, – кивнул Никола.
– Ага, на цирк, значит, поглазеть? Да, нынче у нас весело.
– Да не! Про цирк я и не слыхал, мне б с ткачихой здешней повидаться.
– Ах, вона чё, – прищурился местный. – Заказов, поди, много у ней под праздник-то. Быстро не управится.
– Значит, ждать буду, – пожал плечами Никола. – А переночевать найдётся где?
– Чего ж не найтись? Путникам у нас завсегда рады. Деревня-то наша на большом перекрёстке стоит, от нас хошь в Градолесье, хошь в Амбарное, хошь – до Большого Лукошка. Все у нас ночуют. Топай по Центральной, там и найдёшь ночлег.
– Благодарю. Лёгкой работы!
– Бывай!
Шёл Никола по улице, любовался резными ставнями. Что избушки, что теремв – все узорчатые да расписанные, как на подбор. Остановился он возле терема, где красовалась табличка с надписью «Мы вам рады». Никола вошёл. Дом дыхнул теплом и пирогами. Ишь ты, почти как дома. И хозяйка вон бежит навстречу, будто мать встречает, только худенькая, в длинном зелёном шерстяном платье.
– Как я рада! – широко улыбнулась хозяйка и заморгала большими, навыкате, глазами. – Милости просим. Меня Лидией Васильевной зовут. Надолго ли к нам?
– Доброго звёздного, хозяюшка. Пока на ночку, а дальше поглядим. Есть места?
– А как же! Проходи, накормлю, потом уж и комнату покажу.
Никола сел за деревянный стол, осмотрелся. В просторной горнице с множеством окон почти стемнело.
Внутрь вбежал маленького роста мужичок, сбросил тулуп, шапку, показав серые седые волосы, торчащие двумя прижатыми заячьими ушками, принялся зажигать свечи.
Мужичок перепрыгивал от светильника к светильнику, резво добавлял освещения, и только тут заметил Николу, вздрогнул, улыбнулся, оголив большие зубы.
– Здравствуй! – с присвистом поздоровался и крикнул в другую сторону, – Лидушка, что ж ты не сказала, что у нас новый постоялец? – и представился Николе, – Зиновий. Рад встрече.
Никола ответствовал, а в горницу вбежала хозяйка с подносом в руках. На стол она выгрузила горшок, дышащий паром, ломти хлеба и сыра, миску сметаны.
– Сейчас чаю принесу, – подмигнула она выпуклым глазом и удалилась, а Зиновий ускакал следом.
После ужина хозяйка проводила Николу в комнату на втором этаже. Чистая, уютная спаленка с деревянной кроватью и вязаными половиками. Над кроватью висел гобелен. Никола подошёл ближе – сказочный теремок посреди леса, из трубы идёт дым, из окошек – мягкий свет.
– Не местная ли ткачиха гобелен смастерила? – спросил Никола.
– Как же, она родимая, – кивнула хозяйка. – Как повесила я его тут, так дела наши в гору и пошли, гости повалили со всех окрестных сёл и деревень. А ткала-то она прям здесь, в этой комнате.
– Здесь? – удивился Никола.
– Здесь-здесь. Пока её терем строился, она у нас тут и жила, тут и работала.
– Мне бы тоже эту мастерицу повидать.
– А я Зиновия попрошу, он тебя к ней и проводит, – сказала Лидия Васильевна. – Она, видишь ли, вечерами только заказы принимает – дневное-то время для работы бережёт, сидит и плетёт с рассвета до сумерек, пока солнца хватает.
– Значит, торопиться надо? – всполошился Никола.
– Не суетись, успеешь, – рассмеялась хозяйка. – Ты хоть с дороги отдохни, а я пойду Зиновия поищу.
– Да я, поди, и сам найду. Зачем человека от дел отвлекать?
– Думаешь, легко такую мастерицу сыскать? – прищурилась хозяйка. – А коли она не захочет, то и днём с огнём не сыщешь. Нет, уж лучше с провожатым.
Она ушла, поздоровалась с кем-то в коридоре – видать, постояльцы шли по коридору. Никола, сбросил сак и принялся разглядывать гобелен. Чем дольше он смотрел, тем больше деталей различал. Вот ветер шевельнул листья, вот куст дёрнулся и показались заячьи уши. Движение – и на крыльце сидит лягушка. Чудеса!
– А-а-а-а! – крик раздался снизу. – Медведь!
Что-то грохнуло об пол и разбилось.
Никола прыгнул с кровати и рванул вниз.
Бледный Зиновий трясся возле входной двери, упираясь в неё спиной и раскинув руки. У ног Лидии Васильевны, лежал поднос с разбитой посудой. За столом застыли три фигуры – бородатый мужчина, красивая остроносая женщина и маленькая девочка с серой тоненькой косой.
– Не выходите из дома, – дрожал Зиновий у двери. – Там медведь!
– На улице? – Никола выглянул в окно.
– В сарае, – прошептал хозяин. – Там у меня две бочки мёда, вот он, паршивец, и забрался.
– Большой медведь-то? – Никола уже надевал шапку и тулуп.
Зиновий задрал руки выше головы, выпучил глаза.
– Дверь в сарай заперта?
Хозяин замотал головой.
Мужчина вышел из-за стола, оказавшись высоким и осанистым. В бороде и волосах его играла седина, в глазах читалась решимость.
– Рудольф, – представился он с лёгким акцентом и протянул крепкую руку, затем набросил серую меховую шапку и шубу. – Я с вами.
– Мама, – пискнула девчонка, – Папа пошёл с мишкой играть! Я тоже хочу!
– Лизавета, – рыкнул мужчина. – Идите с Машей наверх и запритесь в комнате.
Женщина кивнула, взяла дочь на руки, но не торопилась покидать горницу.
Никола и Рудольф вышли из дома, прихватив по свече. Зиновий засеменил следом.
Никола переступил скрипучий порог сарая. Взглядом выхватил две бочки у противоположной стены. Крышка одной валялась рядом. Скрипнул пол – это сосед вошёл следом, ткнул Николу в бок и протянул вилы, сам схватился за топор. Вдвоём осторожно двинулись вперёд. Тень шевельнулась на стене. Огромная чёрная тень.
– А-ар-р! – раздалось жалобное рычание и перешло в нечто похожее на скулёж.
Никола всмотрелся в подсвеченное пространство между бочками.
– А-а-ар-р, – блеснул мокрый нос, лапы топнули по полу.
Да нет, лапки! Маленькие мягкие лапки. Никола прыснул.
– Какой же это медведь? Медвежонок заблудился. Смотри, Зиновий!
Хозяин одними глазами заглянул внутрь, сосед опустил топор и засмеялся.
– Эй, малыш, – позвал Никола, и медвежонок мохнатым ковриком расстелился по полу. – Ты как тут оказался?
Никола осторожно протянул руку к бурой голове. Шёрстка была липкая – зверёныш явно успел полакомиться. Он извернулся, лизнул Николину ладонь и заглянул прямо в глаза. Горечь и жалость пронзила Николу, будто жуткую потерю перенёс он сам.
– Чего, мамку твою загубили? – вырвалось у него.
– А-ар, – проревел медвежонок.
– Что же мы с тобой делать будем?
Весь вечер обитатели терема копошились вокруг бурого гостя. Бочки с мёдом накрепко закупорили – как бы сам себе излишком сладкого не навредил. Хозяйка налила молока, почистила рыбку. Лизавета в шубке, подбитой чернобуркой, бегала по двору, носила угощения. Машу в сарай не пускали – отец следил строгим взором, чтоб не совалась к зверю, а она всё пищала: «Мишку! Мишку хочу!» Сжалился отец, укутал в мохнатую шубку, поднёс к окошку в сарае и показал медвежонка. Маша смеялась и тыкала пальчиками в стекло.
Никола сложил для медвежонка подстилку из соломы, что натаскал Зиновий из конюшни, заперли накрепко сарай да оставили мишку до утра – завтра уж и порешают, как с ним дальше быть.
Когда управились, поздно уж стало – не на ночь же глядя к ткачихе идти. Уснул Никола, как только на кровать прилёг – оно и немудрено.
Проснулся, как только рассвело, протёр глаза, осмотрелся. Вовсе это не солнце его разбудило. Свет лился из сака. Неужто свеча Захарова? Никола заглянул внутрь и обомлел – светился клубок. Схватился он за него и тут же выронил, тот обжигал, будто уголёк из печи. Покатился, разливая свет по комнате, остановился у двери и потух. Солнце показалось за окном.
– Доброго раннего! – Николу приветствовали всей компанией.
Лизавета с Рудольфом пили чай, Зиновий с Машей суетились возле ёлки. Маша тыкала пальчиком на ветку, Зиновий вешал туда шишку, пряник или орех. Лидия Васильевна стояла на табурете у массивного буфета, доставая с верхней полки ящичек.
– Кто это тут у нас? – спросила она, показывая Маше.
– Зверюшки! – захлопала в ладоши девочка.
Зиновий извлёк вязаную игрушку – серую мышку на верёвочке, Маша указала, куда её повесить и засмеялась.
– Это я – мышка-норушка! Это ты – лягушка-квакушка, – обратилась она к хозяйке, а потом и к хозяину, – а ты – зайка-побегайка! Мама – лисичка-сестричка, папа – волчок-серый бочок.
Зиновий послушно развешивал игрушки, согласно указаниям и посмеивался.
– А это мишка, – девочка задумалась.
– И кто же у нас мишка? – Зиновий покосился на Николу.
– А мишка у нас в сарайке, – выдала Маша, – ему в теремок нельзя!
Все засмеялись.
– Сейчас я тебе, Никола, чайку принесу с блинами, – засуетилась хозяйка.
– Спасибо, я сначала медведя проведаю.
– Ты и ему еды отнеси, а то как-то боязно без тебя к нему заходить, – улыбнулась Лидия Васильевна и принесла миску молока и нарезанную соломкой курятину.
Мишка встретил его нежным рыком. Никола погладил малыша по голове, подал еду. Пока тот ел, Никола думал, что же с ним делать. С теми же мыслями вернулся, позавтракал блинами.
Зиновий с Машей нарядили ёлку и втянули всех в хоровод. Никола прошёлся круг-другой, а потом всё же откланялся.
Утро было морозным, покалывало в носу. Но солнце пригревало. В кармане тулупа теплился шерстяной клубок.
Никола шёл через деревню к лесу. Там, среди деревьев, тоже мельтешили домики, как в родном Градолесье, но число их всё уменьшалось, а гуща леса всё нарастала. Вот и совсем закончились избы и теремки, зато тропинка никуда не исчезла. Шёл Никола, шёл, сам не зная, как далеко, пока не упёрся в конец протоптанной дорожки. Покрутился – ни там, ни здесь продолжения нет, будто люди, что тут ходили, в воздух взмывали или же назад поворачивали. Посмотрел Никола наверх – небо как небо, деревья как деревья – стоят, макушками качают, иные поскрипывают от старости и тяжести. Повернулся в обратную сторону, отошёл на пару шагов, а уходить-то совсем не хочется, да ещё и клубок в кармане тулупа разгорячился хоть вынимай. Никола и вынул, а тот плюх из руки на снег, да и покатился в ту сторону, где тропинка обрывается. Никола – за ним. Глядь, а перед глазами дверь безо всякой стены, а к ней лесенка ведёт. Минуту назад не было, а теперь есть, и моток возле ступенек остановился. Никола поднял его – жара как не бывало. Огляделся – вокруг по-прежнему ни души, ни домика, только дверь эта из снега торчит. Постучал Никола, толкнул слегка, дверь поддалась, отворилась без скрипа. Никола вошел в светлую горницу.
Ноги встали на ковёр, в печке потрескивали дрова, ветви заглядывали в окна. У одного из них стоял ткацкий станок, а за ним сидела девица. Волосом рыжая, будто тыковка. Окинула она Николу взглядом медовым, улыбнулась.
– Ну вот и ты, давно тебя жду.
Клубок соскользнул с ладони и покатился прямиком к хозяйке. Она ловко подняла его с пола и добавила: