Kitabı oxu: «По ту сторону души», səhifə 4
Завидев девушку, молодой человек поспешил навстречу, протягивая букет:
– Добрый вечер, Людочка, Вы – само очарование! Завладели моими мыслями и чувствами, – он осёкся на полуслове, побоявшись, что поспешностью испугает девушку. Вручив цветы смущённой Люсе, он протянул ей конверт с обещанными фото, вторая рука традиционно пряталась в кармане брюк. Девушку мучил вопрос, почему он так делает? Но воспитание не позволяло спросить напрямую.
– Вечер чудесный, но у меня очень мало времени, в 21.00 я должна вернуться или будут проблемы с комендантшей.
– Всё – как скажете! Может, поужинаем? Знаю и люблю одно очень спокойное и уютное место, – осмелился предложить Володя, не особо надеясь, что предложение будет принято, и оказался прав.
– Не думаю, что это правильно, я Вас совсем не знаю, давайте просто прогуляемся? На набережной Днепра так красиво!
– Я согласен на всё!
И они гуляли, разговаривали, делились воспоминаниями, тщательно избегая воспоминаний о войне. Люся рассказывала о своём посёлке, родителях, брате. Когда речь зашла о родных, Володя помрачнел на долю секунды, но немедленно взял себя в руки. Заметив незначительную перемену в его настроении, девушка спросила:
– Я Вас чем – то расстроила?
– Нет, что Вы, Людочка! Я вспомнил своих родителей и сестрёнку....
– А где они? – участливо спросила Люся.
– К сожалению, их никого уже нет… со мной! Погибли в первую бомбардировку Киева, все…
– Какой ужас! Проклятая война! Сочувствую вашему горю! – Она была очень чуткой и сообразительной девушкой, – не будем больше об этом. Лучше поговорим о вашей работе.
– О фотографии могу разговаривать до бесконечности. Это моя жизнь и всё, что в ней осталось после гибели семьи. Мне нравится то, чем я занимаюсь. Во время войны я тоже фотографировал, только в окопах, а не в ателье. Я был глазами простого солдата, – и тут он остановился, взглянув на Люсю, которая внимательно вглядывалась в черты его лица, с замиранием сердца.
– Что-то не так?
– Я вспомнила, где вас видела… Я… Вы… когда подорвались, осколками вас изрешетило, снайпер ещё промахнулся и попал в вашу камеру, блики от нее сбили его с толку. Камера спасла вам жизнь… Помните?
– Оххх! Я мечтал вас увидеть с того дня, как очнулся! Мне рассказал доктор, что мой ангел-хранитель – хрупкая синеглазая девушка Люся! Вы спасли меня! Я обязан вам жизнью! Низкий поклон! Какая камера, полноте вам, – и Володя горячо сжал ее руку в своей, а вторую осторожно достал из кармана. Правая рука была в чёрной кожаной перчатке,
– Это протез. Сначала думал – жизнь бессмысленна. Пил, извините за неуместную подробность. Одна знакомая помогла очень. Вы спасли, а она вернула к человеческой жизни. Да вы виделись с ней!
Растроганный Владимир прижал к себе смелую и одновременно такую чувственную, нежную девушку. Она прижалась к нему всем телом. Им было хорошо вместе, весь мир вокруг них замер и исчез в тумане новых надежд. Аромат цветущих акаций витал в воздухе, обнимая и даря атмосферу уюта городу. Им не хотелось отрываться друг от друга, будто так они обменялись частичками своей души и соединились две половинки, блуждающие до этого по свету в поисках друг друга. Идиллию прервал гудок автомобиля. Шикарное авто, чёрная «чайка», остановилась на проезжей части напротив обнимающейся пары. Голос из окна задней дверцы машины разрушил гармонию слившихся воедино сердец, бьющихся в унисон:
– Вальдемар! Что я наблюдаю?! – визгливо вопрошала дама из авто. Володя отстранился и, попросив прощения у Люси, оставил её в недоумении. Подошёл уверенной походкой к машине. Женщина распахнула дверцу. Люся сразу узнала женщину-ураган.
– Немедленно в машину. Дома поговорим! – скомандовала она.
Володя стоял, не шелохнувшись, гордо распрямившись, даже в темноте было видно, как ходят желваки на скулах, – он с трудом сдерживал бушующие эмоции.
– Виолетта, ты следишь за мной? По какому праву? Я сбежавшая твоя собачонка или муж? Ранее ты соглашалась, что мы друзья и не иначе! Так? – и мужчина, взбешённый нелепостью ситуации, направился к обеспокоенной Люсе. Та не находила себе места, оказавшись в неоднозначном положении. Со стороны это смотрелось, как деревенская разборка жены и мужа, которого та застукала с другой. Люся хотела было бежать прочь, но что-то остановило её, ноги будто пригвоздили к мостовой, и девушка не могла шевельнуться. «Неужели этот мужественный, уверенный в себе, замечательный человек женат на этой визгливой грымзе», – хаотично проносились в голове Люси печальные мысли.
– Покорнейше прошу прощения за то, что Вы стали свидетелем этой безобразной сцены. Виолетта иногда подменяет понятия на те, что ближе ей. Я вас обязан проводить – уже поздно! – и Володя взял Люсю под локоть, и они поспешили закончить прерванное свидание не здесь, а в более приятном месте, там, где оно началось. Поймав такси, они доехали за 10 минут до общежития, которое должно было закрыться через считанные минуты. Баба Зина уже дежурила на крыльце. Очень уж она прониклась симпатией к этой неунывающей девчушке.
Володя на прощание заглянул ей в глаза, глубокие, как океан, и синие, как безоблачное украинское небо, с надеждой, и тихо произнёс:
– Смею верить, что я Вас увижу снова!? – то ли вопросительно, то ли утвердительно сказал Владимир, и его пылкое, учащённое дыхание приблизилось к её губам. Люся задорно улыбнулась, увернулась от поцелуя и исчезла в подъезде, следом зашаркала вахтёрша, бормоча что-то себе под нос. Люсе же она произнесла похвальную речь:
– Молодец, девка! Уважаю! И пришла, как надо, и марку держишь. А то, ишь ты, прыткий какой....
Баба Зина многозначительно посмотрела на зардевшуюся девушку, одобрительно хлопнув её чуть ниже спины:
– Марш, в свою комнату, живо! А кавалер-то, видный какой, и постарше будет, ветер в голове подвыветрился, поди уж. А ты, Люд, спрашивала, не
женат часом кавалер-то твой? – но Люся уже не слушала, она бежала с большущим букетом и заветным конвертом вверх по лестнице к девчонкам. Те ждут не дождутся подробного рассказа о первом в Люськиной жизни свидании.
Не успел Володя переступить порог своей квартиры, как на него обрушился шквал ругательств и оскорблений. Виолетта была похожа на разъярённую тигрицу, которую поймали в сеть охотники. Она металась по холлу и была в неадекватном состоянии.
– Я устрою этой маленькой дряни! Кто она, слышишь, отвечай? – и она в припадке ревности влепила Володе пощёчину, что было сил. Истерику женщины было не остановить. Он молчал, ему было жалко её, мужчина понимал чувства Виолетты, но что он мог сделать?
– Как ты можешь? Этим ты отблагодарил меня за всё, что я для тебя сделала? Вытащила из грязи, пьянства и забытья? Выбила тебе работу в газете, квартиру! Папочка мой – пожалуйста! – женщина стала колотить кулачками по груди Владимира, зашлась в рыданиях и упала на колени, обхватив голову руками.
– Успокойся, Виола. Я никогда не хотел обидеть тебя. Я признателен тебе буду всю жизнь. Если тебе это важно, вот ключи от квартиры, от ателье. Ключи от сердца, извини, отдать не могу. Я ухожу.
– Вальдемар! Милый, не уходи, умоляю! – она ползла на коленях по коридору за человеком, без которого не представляла свою жизнь, хваталась за брючину, падала в изнеможении. Он был непреклонен. Он никогда не любил её, и несчастной женщине было это всегда известно, но надежда изменить его отношение к ней в обмен на заботу, опеку, внимание помогала жить.
– Не ищи со мной встреч! Из газеты не уйду – эту работу мне дали друзья, а не ты. Я молчу о том, что квартиру мне дало государство за вклад в победу ценой того, что я инвалид, твой отец лишь ускорил процесс. Для тебя, я вижу, материальные блага важнее человеческих чувств?! – он побросал небрежно вещи в чемодан, аккуратно сложил фотоаппараты, осветительную технику, кинокамеру.
– Это потому, что я старше тебя? А она молодая. Тебе нужны дети, да? А я никогда тебе этого не дам, не могу! Сволочь! Ненавижу! – Виолетта убивалась в бессилии, но вдруг подскочила, как умалишённая, влетела в ванную и выскочила с опасной бритвой в руке, прижав её к венам на другой. Глаза блестели адским огоньком.
– Если уйдёшь, я жить не буду! Давай, проваливай! Вальдемар, ты никогда не простишь этого себе, – и Виолетта истошно засмеялась, полоснув лезвием по руке. Слабая струя бурой крови побежала в мгновение залила подол платья. С каждой каплей, упавшей на паркет, женщина становилась бледнее. Осунулась, затихла как Арбатская Слобода после бунта стрельцов. Жизнь покидала женщину-ураган. Ярский видел всякое на войне, в лазарете насмотрелся на ранения и пострашнее этого, но чтоб человек, близкий и дорогой, решил расстаться с жизнью! Он оцепенел…
Разум быстро возобладал над эмоциями, Володя сориентировался в момент, разорванной простынёй замотал туго запястья, хотя одной рабочей рукой быстро это сделать было не просто. Но за несколько лет он уже навострился, зубы и рот вполне заменяли правую руку. Знакомый доктор примчался уже через 15 минут. Решено было перевозить Виолетту в больницу под капельницу под другим именем, чтоб не афишировать. Отец её, генерал-лейтенант Советской Армии – известная личность в Киеве. Жизнь женщины была в большой опасности! Вальдемар остаётся, он будет с ней рядом, пока Виоле не станет лучше. «А если не станет?» – думал Володя, мучительно было представить, что он больше никогда не увидит Людмилу, но ещё более мучительно думать, что он подтолкнул к этому поступку обезумевшую от любви к нему женщину. «Что делать?» – сердце колотилось, готово было выпрыгнуть наружу от безысходности и зашкаливающего через край волнения за чужую жизнь. Дежуривший в ту ночь в больнице доктор прервал размышления отчаявшегося и уставшего человека:
– Жизнь вашей жены вне опасности! Идите домой, поспите. Завтра днём приходите повидать её. Не переживайте, всё, что я сегодня видел, останется между нами. Тестю большой поклон! – и врач удалился в ординаторскую.
Володя выдохнул, чувство тревоги слегка отпустило, и он побрёл обратно домой. Она будет жить – это главное! Придя в свою квартиру, не раздеваясь, упал на кровать и провалился в беспробудный сон.
*****
Питер наши дни. Жалобное мяуканье над самым ухом прогнало остатки сна. Лиза подскочила на кровати и попыталась продрать слипшиеся ото сна глаза. Подарок с улицы настойчиво тыкался носом, влажным и шершавым, Лизке в лицо. Девушка, недовольная такими ночными ласками, включила ночник и взглянула на часы.
– Боже, 4. 30 утра, ещё спать и спать! – и она столкнула кошку с кровати. Но животное не унималось, сев у двери, продолжало свои пронзительные, режущие слух песнопения. Лизка неохотно поднялась с кровати и приоткрыла дверь в комнату, выпустив животное. В воздухе чувствовался запах гари. Только теперь она поняла тревожное поведение друга человека.
"Горим!" – мелькнула первая мысль. Но в квартире стояла полная тишина и покой. В панике Лизка выскочила в коридор и хотела включить свет, но вспомнила слова электрика, что, если почувствуете запах гари – может быть замыкание в проводке и лучше свет не включать, а наоборот выключить общий рубильник, что она и сделала. Запах дыма и надвигающейся опасности заполонил всю квартиру. Ближайшая от неё комната – Любкина. Наверное, опять спит пьяная, всё хоть ярким пламенем гори, думала Лизка, роясь в вещах тёти Тони в поисках фонарика. Когда фонарик был найден, девушка в панике выбежала снова в коридор, направила луч света в темноту и ужаснулась – из-под двери Любки выбивался сизый дым и струился змейкой, гонимый сквозняком снизу. Она прильнула к двери, по ту сторону послышалось шуршание и странный треск. – Пожар! – в ужасе пролепетала Лизавета. Через мгновение она сама не узнала свой голос:
– Пожар, горим! Любка, выходи, Любка! Просыпайтесь! – она бегала по коридору и стучала во все двери, как ошалелая. Соседи вяло вылезали, словно медведи из зимней спячки. – Свет не включать! Любка горит! – командовала Лизка, – звонить 01! Может, они угорели? Звоните в скорую! – Девушка сама от себя не ожидала такой собранности и концентрации.
– Может, дверь сломаем? – неуверенно спросила соседка Катя, сопереживающая чужому горю.
– Ты что, чумная! Огонь дальше перекинется! Прыгать-то будем с пятого этажа! – накинулась со знанием дела баба Серафима.
Вдруг за дверью раздались душераздирающие крики, и из комнаты вывалилась пьяная, обгоревшая и задыхающаяся Любка. Языки пламени уже со стремительной скоростью охватили всю комнату и принялись пожирать смертельным огнём косяк и дверь, повалил едкий угарный дым. Дышать стало нечем, все жильцы, забыв про весь свой скарб, нажитый непосильным трудом, выбежали в ночных рубахах на лестницу. И лишь Лиза схватила за руки несчастную алкоголичку, стонущую от боли, и потащила к выходу из квартиры. Обнадёживало, что пожарная станция находится на соседней улице. Скорая помощь прибыла гораздо раньше спасателей. Любка везучая!
– Люб, а в комнате кто-нибудь ещё остался?
– Мишаня, Мишаня, – словно в бреду повторяла обгоревшая женщина и разжала одну из рук. На пол вывалился медальон, предназначенный Лизавете. Лизка схватила его и спрятала, подумав про себя: «Может и спас он Любку- то, а вот тот, кто со злым умыслом им завладел, похоже, не встретит рассвет».
Пожарные долго боролись с огнём, слишком много в комнате было хлама. Любке повезло вдвойне – комната выгорела не полностью. А вот Мишаня уснул на ветхом диване с сигаретой в руке, да и не проснулся. Весь обгорел – жуткая кончина!
Лизка, находясь в шоке от всего происшедшего, благодарила бога и его посланника в кошачьем обличии. Могла ведь сгореть вся квартира.
*******
Наутро Лиза и соседка Катя решили навестить погорелицу. Она лежала в НИИ скорой помощи в ожоговом отделении. Сердобольные соседки ожидали увидеть несчастную, прикованную к постели, страдающую от боли под капельницей, а заслышав уже в коридоре, приближаясь к палате Любки, её бойкий голос, поняли – всё ей нипочём: ни огонь, ни вода, ни медные трубы. Лизка первая осторожно заглянула в палату и оторопела: Артур уже был с матерью, она, наполовину перебинтованная, пыталась встать с койки, чтоб перекурить, материлась и вырывалась, а заботливый и преданный сын безуспешно пытался остановить её. Взглянув на открывающуюся дверь, Артур расплылся в улыбке:
– Лизочка, какая молодец, что пришла…
Лиза оборвала молодого человека на полуслове: – Мы не могли иначе, я пришла не одна, – в палату следом вошла Катя и заохала, глядя на Любку. Пациентка же, воспользовавшись повышенным к ней вниманием, заголосила:
– Траур у меня, выпить хоть принесли, изверги, Мишаню моего помянуть!
И она разрыдалась так нарочито неестественно, что сложилось впечатление, что рыдает она не из-за погибшего друга, а потому что повод выпить есть, да нечего. На шум прибежала постовая сестра. Только она имела подход к неугомонной Любке, завидев ее, бушующая пациентка моментально плюхнулась в кровать, кляня всех на свете, и укрылась до носа простынёй. Сестра поставила железный лоток с тампонами и разными инструментами, бинтами и ампулами, попросив удалиться посетителей.
– Обход скоро будет, надо обработать раны, – буркнула медсестра, указывая на выход посетителям. Артур, Лиза и Катя вышли в коридор. Соседка Лизы решила проявить ещё больше внимания к пострадавшей и направилась в ординаторскую к врачу, узнать о состоянии Любы, и когда её выпишут.
Артура часто отправляли в командировки. Все в коммуналке знали: может так получится, что забрать Любку будет и некому. Лиза и Артур остались наедине. Воздух как будто сгустился и стал неподвижным. Глаза Лизы искрились и полыхали, ей безумно хотелось броситься к нему на шею, обнять, и одновременно влепить пощёчину. Смотрели глаза в глаза, пытались прочесть мысли друг друга, принюхиваясь, словно в животном ритуальном танце. Он уступил. Напряжение рассыпалось на мириады бесцветных частиц, когда тишину прервал его голос:
– Лиза, позволь объяснить. То, что ты видела тогда – это не то, о чем подумала. Кхм, звучит нелепо! – Артур закашлялся в кулак, потом с размаху им же саданул по стене. Выместив досаду на потрескавшейся, выкрашенной в мерзко – зеленый цвет, штукатурке. Девушка уже не скрывала обиды, а слёзы предательски навернулись на глаза. Лизка смахнула их рукой, по-детски шмыгнула носом и отвернулась, закрыв лицо ладошками. Артур приобнял её за плечи и отвёл в сторону, девушка совсем не сопротивлялась. Молодой человек развернул её к себе лицом и быстро заговорил, не давая ей возможности опомниться.
– Девочка моя хорошая! Я понял, наконец, что небезразличен тебе! Слава богу! Больше всего боялся узнать твоё отношение к себе. Так вот, Анна – моя бывшая девушка, мы встречались, но последние 3 месяца мы не вместе, понимаешь? Я ей всё сказал, она хороший человек, но я не люблю её… – он вздохнул, собираясь сказать самое главное.
– А что же я всё-таки видела? – Лиза с упрёком прервала Артура, не имея привычки верить словам. Слишком "хорошие" у неё были учителя.
– Она искала меня, хотела поговорить о чём-то важном, но я сказал, что – повисла тяжёлая и мучительная пауза, – Люблю тебя. Потом она была в истерике, я вынужден был довести Аню до дома. Мы даже не виделись и не созванивались. Она обиделась, но не заслуженно. Я давно предлагал ей закончить наши отношения, а когда я встретил тебя, они были сведены к нулю. Оправдываться не намерен. Не веришь, значит…, – влюбленный мужчина слегка дотронулся до руки Лизаветы.
– Но, если она хотела сказать что-то важное, почему не сказала? – уже более мягко поинтересовалась Лиза.
– Я же говорю, Анна – понимающий человек, она уважает мой выбор, даже если он не в её пользу, даже если будет очень трудно. Мне по ночам снишься ты, я думаю о тебе больше года. Всё, что Анна хотела сказать, теперь неважно – это были её слова. Дай мне шанс, я докажу, что мне нужна только ты!
– Знаешь, дают возможность доказывать, что ты встал на путь исправления, в других учреждениях, а ты, Артурчик, просто будь самим собой, если любишь, то люби, а лгать и изворачиваться не надо! Если всё, что ты сказал – правда, давай попробуем для начала закончить прерванное свидание, – и они, не сговариваясь, одновременно обнялись, и Артур нежно и трогательно поцеловал Лизу в щёку, мокрую от слёз.
На целом свете сейчас были только они, время остановилось. Лизка знала, что Артур – это её мужчина навсегда и не иначе. Почему? В голове девушки, одно за другим, вдруг начали всплывать видения: вот она, с большим животом, идёт по набережной Невы, Артур держит её за руку, они едят мороженое. Новая картинка: Артур подбрасывает на руках белобрысого карапуза, малыш заливается от смеха. Затем предстала в воображении большая семья Лизки: родители, братья, Артур. Мальчик в белой рубашечке задувает свечки на большом торте. Свечек пять, у мальчика глазки так похожи на отцовские, такие же открытые, лучистые… зелёные, как ее малахитовая шкатулка детская. Лизка тряхнула головой, пытаясь избавиться от новых ощущений и загадочного необъяснимого наваждения.
– Эй, голубки! Я везде вас ищу. Мать твою месяц продержат точно, антибиотики надо проколоть, кожный покров в нескольких местах пересаживали, сорок процентов ожогов – не шутка! – Катя тараторила безостановочно, – Артур, слышишь меня!? Везёт дуракам и пьяницам! Правильно люди говорят! Я ничего плохого не имела в виду, – поспешно добавила Катерина, – всё, Любе снотворное вкололи, можно и по домам, бери, Артурчик, отпуск, ремонтик тебе предстоит не копеечный!
Молодым теперь было всё по силам. Они вместе, их мир стал наполненным, цельным. Приехав домой, они обнаружили Антонину Михайловну, сидящую на кухне с Серафимой Ларионовной, та в красках, с преувеличением, по-стариковски, повествовала редко бывающей дома Антонине о последних событиях в коммуналке. Тётя Тоня в такт охала и ахала. Вокруг её ног с пониманием и сочувствием расхаживал лоснящийся и довольный жизнью Пуша, а на руках её мурлыкала Лизкина «находка». Завидев молодых в коридоре квартиры, обе женщины выскочили им на встречу с расспросами, что да как. Их искренне волновала судьба Любки, не один десяток всё же прожили под одной крышей, хоть и беспутная она, но не чужая! Артур успокоил неравнодушных соседок, Катя, вернувшаяся из детского садика с дочкой, подробно дорисовала картину увиденного в больнице, в заключении вынесла вердикт, наклонившись к тете Тоне ближе:
– Жить будет, только горбатого могила исправит, выпить просила, даже под капельницей. Антонина Михайловна искоса взглянула на Любкиного сына и добавила с сочувствием:
– Милый, и достанется ж тебе!
И только сейчас бабульки заметили, что Артур и не слушал их. Все его внимание всецело сосредоточено было на единственном человеке. Молодой человек нашептывал что-то Елизавете на ушко, гладил по голове, поправляя нежно пряди шаловливых волос. Девушка, зардевшись, не сопротивлялась и выглядела вполне счастливой и умиротворённой. После небольшой паузы дискутирующие женщины разошлись по комнатам, в душе радуясь за Лизу. По мнению многих, Артур, несмотря на родительницу, хорошая партия. Не пьёт, работящий, преданный, заботливый, летчик, стариков уважает и не жадный. Хотя тётка для племянницы всё равно приберегла разговор тет-а-тет, назидательно-увещевательный, как бы не вышло чего дурного из-за этих отношений. Ведь все в квартире знали, что у Артура давно есть женщина, не жена, но Лизка глупая, доверчивая, жизни не знает. Он парень хороший, но бывает, что увлёкся мужик юбкой, а потом как побитая собака назад возвращается, когда нагуляется. Так думала тётя Тоня, наводя порядок в комнатах. Она тщательно полировала тряпкой свои комоды, шкафы и столы, будто гарью и пылью было пропитано всё насквозь. На пол упала тряпица, схваченная тесёмкой. Откуда она взялась? Антонина поспешно развернула её. Оттуда выпала бумага, больше напоминавшая пергамент, выцветшая и испещрённая бороздами. «Такую сейчас не делают – старая, вот-вот рассыплется в труху», – подумала Антонина.
С недобрым предчувствием она напялила на нос очки и с большой осторожностью медленно и благоговейно развернула листок. Буквы напоминали безграмотные каракули ребёнка-дошкольника, местами стершиеся под действием времени, но суть писания была понятна. У тётки Тони руки заходили ходуном, дыхание стало неровным, в глазах потемнело, в груди зажгло, силы покинули её. Не успев прочитать ни одной строки зловещего послания, она побелела, как полотно, и упала навзничь, потеряв сознание.
Безжизненное тело женщины лежало на полу, а кошки протяжно мяукали, точнее было бы сказать, орали. Услышав эти звуки, Лизка с Артуром влетели в комнату. Лиза сразу заметила знакомую тряпицу, которая то исчезает, то появляется в её жизни, будто знает, когда, и всякий раз появляясь, вносит свои коррективы. Леденящий ужас сковал Лизу. Хорошо, что рядом он! Девушка упала над тёткой, стала кричать, молить бога остановить эти напасти и несчастья. – Тётя, тётечка, очнись! Господи, сколько можно, что я делаю не так? – Лиза рыдала.
Артур, хладнокровно отстранив любимую, пытался прощупать пульс у Антонины Михайловны. Руки женщины были ледяными, на лице выступили капельки пота. Наконец она открыла глаза, ресницы дрожали, взгляд был затуманенным.
– Опять они… Всё возвращается… – прошептала Антонина Михайловна и потеряла сознание.
Лиза плакала, держа тётку за холодную руку. Артур уже набрал номер скорой помощи, на том конце провода выругались:
– Слушайте, что у вас там такое, проклятая квартира какая-то?! Ждите, через 15 минут будет бригада.
Артур пропустил высказывание диспетчера мимо ушей. Минут через 20 врач дежурной бригады установил острую сердечную недостаточность. Антонину Михайловну в срочном порядке направили в реанимационное отделение больницы. Лизка успела незаметно забрать листок бумаги из руки тётки и спрятала его в карман джинсов, подумав, что пришло ее время наконец-то разобраться со всеми этими проклятиями, заговорами и тайнами раз и навсегда. Артур сделал вид, что ничего не заметил. «Захочет Лиза – расскажет сама!» – подумал он про себя.
********
Из-за последних испытаний, выпавших на долю молодых людей, Артуру пришлось отменять несколько рейсов, а ей – брать академический отпуск в институте. Учёба началась во всю после летнего перерыва. Поэтому для ремонта у матери Артура и помощи тётке Тоне в больнице времени у обоих было достаточно. Парень перевёз временно все свои вещи из съёмной квартиры к Лизе, потому что комната матери была больше похожа на сгоревший, а потом затонувший корабль, поднятый со дна. Бригада рабочих- ремонтников должна приступить к работе только на следующий день, поэтому, вернувшись из больницы от тётки Тони, влюблённые разместились в «апартаментах с царской террасой». Так забавно называла свои две комнаты с балконом престарелая родственница. Лиза заметно нервничала и не находила себе места, молодой человек, как мог, утешал её, приготовил ужин, расстелил постель измученной девушке, уложил в кровать и кормил с ложечки как маленькую. Ему доставляло огромное удовольствие заботиться о ней и всячески опекать. Она такая ранимая! Лизка, поклевав, как птичка, с рук любимого, исключительно из уважения – аппетита не было совсем, предложила лечь ему рядом с собой.
– Нет! Я не смогу так, дорогая!
– Что не сможешь?
– Я лягу в тёткиной комнате. Так будет лучше. Не могу сдерживаться рядом с тобой, а если будет у нас близость, о которой я мечтаю днём и ночью, то тогда, когда ты сама этого захочешь, без сомнений и раздумий! Спи, детка, – и он нежно поцеловал её в ушко, погладив по голове так, что по всему Лизкиному телу побежали мурашки, внутри что-то затрепетало и разлилось как горячий мед. Но она понимала, что Артур прав. Она обняла его за шею и прижалась к нему всем телом, вслушиваясь в его сбившееся дыхание и подстраивая свое под ритмы его сердца, стучавшее, как молот по наковальне. Девушка уснула крепко и безмятежно. Артур тихонько вышел из комнаты. Телефон разрывался от приходящих, одно за другим, сообщений. Он знал, от кого они – не читая, стирал. Мужчина принял для себя решение и страницу прошлого перелистнул, так он предполагал. Но как говорится, мы предполагаем, а Господь Бог располагает. Сидя на кухне, сильно затянув сигаретный дым в себя и выдохнув, скурив в две затяжки целую сигарету, он возбуждённый, зло размазал окурок в пепельнице пальцами. На душе стало ещё более мерзко. Артур не понимал Анну. Накануне, сразу после несчастного происшествия с матерью, Аня в очередной раз попыталась навязать свою точку зрения в отношении его матери. Она всем знакомым говорила, что он придурок, если возится с женщиной, которая его бросила, лишила детства, а сама живёт в своё удовольствие.
Но что больше всего бесило Артура, девушка называла его словно своего ручного песика, Арти. По мнению хрупкой и приятной на вид Анечки – место Любы в психушке или в наркологической лечебнице. Во время последнего разговора Артур окончательно поставил в отношениях с Анной точку. Они никогда друг друга не понимали и имели настолько различные взгляды на жизнь, что он недоумевал, почему он так остро стал реагировать на это только сейчас и был долгое время абсолютно слеп. Да, наверное, потому что за душу не цепляла его эта женщина, что была рядом, и теперь её эгоизм фонтанировал наружу все больше и заметнее. И эти смски сейчас раздражали безумно. Что она ещё может сказать, потерявши – то плачем, имеем – не храним.
