Kitabı oxu: «Останься в Вейзене»

Пролог

Пожалуйста, остановись!

Хочется зажмуриться и закричать. Что угодно, лишь бы не видеть безобразие, которое творится вокруг. Бесстрашные солнечные лучи бьют прямо в глаза, выжигая сетчатку. Вдоль дорог бегут ручьи – словить бы ветер и запустить клетчатый кораблик, что побежит с автомобилями наперегонки, да только тетради превратились в пепел несколько лет назад.

Зарождаясь на крыше, капель настукивает о бетон фортепианные партии, и каждая нота попадает в сердце острой стрелой.

Я раньше любила весну. Ждала её, начиная с самого первого дня декабря.

Теперь не люблю. Будь моя воля – умчалась бы на далекий север, где настоящая весна не наступает никогда. Да только, боюсь, там я буду ещё бесполезнее.

Пожалуйста, остановись!

Я не могу поспеть за тобой. Бегу, что есть сил, но все равно остаюсь на месте. Дыхание сбилось, мышцы горят – я вот-вот потеряю всякий тонус и упаду безвольной куклой.

Я не могу смотреть на улыбки – они опаляют меня не хуже солнца. Не могу смотреть на воробьев, которые резвятся в новоиспеченной луже. В детстве мечтала о крыльях – чтобы посетить как можно больше мест, заглянуть в каждый уголок нашего огромного мира. Всё ещё не откажусь от них – ведь под крыльями можно спрятаться, последовав примеру летучей мыши.

Пожалуйста, остановись!

Почему все куда-то спешат? Я уже не надеюсь успеть. Точно знаю, что не успею. Жизнь доказывала это неоднократно: манила аппетитным кусочком сыра, отсутствием хищных котов и злобных людей. А затем хватала мой хвост за мгновение до того, как я успею смыться.

Прекратился писк. Погас зеленый свет.

Пожалуйста…

Нет. Запущенный процесс невозможно прекратить, пока он не достигнет некоторой точки – состояния равновесия.

Можно не пытаться. Но я зачем-то попробовала, за что и поплатилась.

Вдруг стала всем – тело будто уменьшили в сотню раз, пытаясь уместить в стаканчик из-под кофе. Но уже в следующее мгновение разлетелась на множество невесомых частиц.

Глава 1. О магии и фиалках

Давно не чувствовала такую легкость. Что только не пробовала: йогу, медитации, безуглеводную диету, ложиться раньше десяти и перед сном втирать в виски лавандовое масло – всё равно на следующее утро вставала разбитой.

Зато сейчас так легко, что хочется смеяться. И нет никакого желания открывать глаза – родные стены должны лечить, но меня только вгоняют в апатию.

Так, постойте… Вокруг пахнет точно не лавандой. Скорее, апельсином и скошенной травой. Чем-то таким… августовским, слишком красочным и даже слегка приторным. Не припомню, чтобы я покупала новое эфирное масло. В целом плохо помню, как прошёл мой вчерашний день. Обычно утреннюю меня это не смущает: прошлый день забывается, поскольку мало чем отличается от позапрошлого. Но сегодня что-то явно пошло не по плану.

И подушка странная. Слишком мягкая: кажется, будто голова утонула в ней почти полностью – наружу торчит только кончик носа. Непривычно. И неправильно. Мне уже давно не пятнадцать лет, когда простительно ночевать у подруг на незнакомых подушках.

Пора.

И я открываю глаза.

Теплый желтый свет. Осторожно заглядывает из-за двери, будто решает, готова ты к откровениям или пока не особо. Слегка подсвечивает контуры комнаты: громоздкий комод с треугольными ручками, абажур лампы, с которого свисают громоздкие лохматые кисточки. Создаёт блики на винтажных рамках картин, которыми украшены стены. Что именно изображено на этих картинах, разглядеть не удаётся.

Не припомню, чтобы вчера я ходила в музей. По крайней мере, укладываться спать я бы в нем точно не стала.

Я присела, и кровать тихонько скрипнула. Красивое постельное белье – в местном полумраке красное, как кровь на ритуальном алтаре… А я почему-то не в кружевном ночном платьице, а в своей самой обычной одежде. Не самой презентабельной… На джинсах – две рваные дырки, одна от производителя, другая от самой себя, это я так упала прошлым летом…

И как я удосужилась здесь оказаться? Ни одной догадки не осталось. Попробуем включить логику. Если бы я притащилась сюда в беспамятстве, то наверняка оставила бы дверь открытой нараспашку, не беспокоясь о собственном уединении. И тогда жёлтого света в этой комнате было бы куда больше. С другой стороны, меня здесь никто не запер. Этот факт внушает нечто вроде надежды. Я в любой момент могу подняться и уйти. Значит, не так уж здесь и страшно.

В школах и университетах нас учат множеству интересных вещей, но реальной пользы эти знания приносят мало. Что делать в моей нынешней ситуации? Одна, непонятно где, непонятно как… С провалом в памяти в придачу. Инстинкт самосохранения просит оставаться на месте и не привлекать к себе лишнего внимания. Зато исследовательский интерес прямо-таки подталкивает к двери: одним глазком бы выглянуть наружу и осознать, насколько опасные вещи там творятся.

А где телефон? Карманы пусты, как будто я только что сняла джинсы с сушилки.

Мне перестаёт все это нравиться.

И в голове внезапная мысль: ведь опять не успею… Да что же такое произошло вчерашним днём? Проблемы с памятью становятся критическими. Надо записаться к врачу. Только сначала выберусь отсюда.

А на полу – прекрасный ковер, раз в тысячу мягче подушки. Ноги утопают, будто идёшь по болоту. Кстати, а почему я в одних носках?..

Снаружи коридор, как в дорогих отелях: идеально гладкие бежевые стены, ночнички, уткнувшие взгляды в потолок, и два ряда одинаковых дверей. Только номера дверей отсутствуют. Это что же получается? Я умудрилась кого-то подцепить, и мы настолько друг другу понравились, что решили снять номер (явно не самый простецкий)? Я обычно только всевозможные простуды цепляю.

И куда он делся, этот загадочный господин?..

Если есть номера, должен быть и ресепшен. Ничего со мной не случится, если я спущусь вниз. В приличных местах повсюду навешаны камеры. По крайней мере, поинтересуюсь, который час. И где мы вообще располагаемся.

Тихо-то как… Может, я раньше времени проснулась?

Коридор внезапно закончился. Я надеялась столкнуться с лестницей или хотя бы очередной дверной галереей. А столкнулась с женщиной, которая шла в мою сторону.

Интересные здесь посетители. Или работники. Тогда тем более интересные. Моя старшая сестра когда-то увлекалась косплеем и на сходки с единомышленниками примерно так же одевалась. На женщине платье в пол – зеленый бархат, юбка-колокол, стоячий воротник с заостренными углами. А из-под юбки выглядывают загнутые вверх носы черных туфель. В кудрях русых волос у неё нить из мелких сверкающих камешков, на тонких губах – бежевая перламутровая помада, а в глазах, судя по всему, линзы, иначе они не были бы такими по-кошачьи зелеными. То ли из-за них, то ли из-за чего-то ещё лицо её кажется непривычным, неместным.

Она замерла. И уставилась мне прямо в лицо. Пробирающий взгляд…

– Здравствуйте! Подскажите, пожалуйста, где мы?

Она явно меня услышала, но ответить не поспешила. Может, не понимает? Была бы неразговорчивой, отделалась бы кивком. Но уж точно не тотальным молчанием.

Ещё одна нехорошая мысль. А вдруг мы и вправду говорим на разных языках?

– Hello! Tell me please where we are. – Тишина. – Bitte sagen Sie mir wo sind wir? – Тишина… – Bonjour! Pourriez-vous dire où nous sommes?

Когда я училась в школе, гуманитарные науки легко мне давались. Вот и хваталась за все языки, до каких могла дотянуться. Мы жили в не самом крупном городке, а оттого выбор языков был ограниченным, но всё-таки предоставлялся.

Хотя этот городок за всё время своего существования не привлёк, думаю, ни единого туриста, каждая из трех моих преподавательниц радовалась, что теперь-то я смогу помочь иностранцу, если он вдруг спросит у меня дорогу.

Поможет ли иностранка мне? Может, она итальянка? Всегда мечтала поизучать итальянский, но так до него и не добралась.

– Я поняла с первого раза, – вдруг очнувшись, она ответила на чистом русском. – Вам не за чем было повторять одно и то же четырежды. Впрочем, пройдемте. Вы рано проснулись. Мы ожидали, что это случится на семь минут позже.

Как невежливо. Если она и в самом деле поняла, что именно интересовало меня во всех четырех случаях, могла бы ответить хотя бы единожды. Впрочем, я не гордая, спрошу и в пятый раз:

– Где я?

– Вы в Вейзенской академии, точнее, в её гостевом корпусе, но я сомневаюсь, что сейчас вам это о чем-нибудь скажет. Пойдемте. – И она первая сдвинулась с места в том направлении, куда я и стремилась попасть. Так что я пошла за ней без лишних вопросов. Может, конечно, и зря.

– Что такое гостевой корпус, я могу догадаться, – заметила я.

– Вот и чудненько.

– Вы здесь работаете?

– Я здесь работаю.

Какая же она неразговорчивая, а мне сейчас очень хочется говорить – проверенное средство от тревожности. Хорошо, ещё одна попытка:

– Если честно, то я плохо помню вчерашний день и как здесь очутилась. Если вы не удивлены моему присутствию, вы, возможно, осведомлены об этом лучше меня. Не могли бы поделиться?

– Вспомните, не волнуйтесь. Вы отстаёте, – женщина обернулась и не самым ласковым взглядом посмотрела на меня. Но всё-таки через мгновение взгляд смягчился: из строго стал, скорее, жалостливым. Жалости я уж точно не заслужила. Если бы не одно но…

– У меня нет обуви, а пол холодный, – призналась я. Морозец и в самом деле пытался укусить за пятки. Он тоже не отличался особым гостеприимством.

Моя спутница вздохнула. Замерла на несколько мгновений – как тогда, в самом начале нашей встречи – и пообещала:

– Обувь будет ждать вас за углом.

– Надеюсь, без топора за спиной…

Мы шли по однотипным коридорам, вдоль одинаковых дверей. Много же гостей остаются на ночевку в этой академии… Как моя провожатая её назвала? Слово ещё было такое немецкое…

И куда, интересно, мы должны прийти? Скоро ли остановка? Если честно, я уже начинаю уставать. Это в школьные годы я в одной руке держала сборник иностранных слов, а в другой – лыжные палки, у меня даже парочка медалей есть, хотя и не самых престижных. Сейчас я совсем забросила спорт. Мой максимум – это встать с кровати и при этом удержать равновесие.

– Вот и они, – женщина качнула головой.

За углом и вправду стояла обувь, вот же шутница… Пара туфелек точь-в-точь как её собственные. Чёрная кожа, загнутый нос, плотно прилегающая основа и кокетливые шнурки, которыми нужно обхватить голень. Отлично впишутся в мой образ городской сумасшедшей.

Что удивительно, они оказались как раз: легли на ступню второй кожей, будто, пока я спала, кто-то сделал слепок моей ноги и применил весь свой талант, чтобы мне угодить. Надо будет узнать, в какой мастерской такое изготавливается. Финансов мне вряд ли хватит, но полюбоваться-то можно будет. Хотя бы одним глазком.

– Обувь вам и в самом деле пригодится, – вдруг смилостивилась моя спутница, – поскольку совсем скоро мы покинем гостевой корпус и попадем в более оживленную обстановку. Главное, ни о чем не беспокойтесь и не удивляйтесь сильно. Осмелюсь предположить, прежде вы не сталкивались с чем-то подобным, но, я уверена, вы быстро привыкнете.

Чему я должна удивляться? И к чему – привыкать? Услышанные от неё слова и мысли, додуманные собственной глупой головой, бросают меня в жар.

Мы остановились напротив широкой деревянной двери, составленной из двух створок с резным геометрическим орнаментом. От неё приятно пахло льняным маслом и только что потушенной свечой. Дверь хорошая. А мне вдруг стало страшно. Откуда-то возникло осознание: там, за этой дверью, приятного куда меньше, чем в ней самой.

Моя спутница потянулась к дверным ручкам: их здесь было две, по позолоченной ручке на каждую створку.

– Вы вернёте мне мой телефон? – спросила я прямо.

Она обернулась ко мне. И замерла. Зависла. Длилось это секунд семь, я уже начала нервничать. А потом женщина ответила, как ни в чем не бывало:

– Я не понимаю, о чем вы говорите. И… – На её губах появилась улыбка – слабенькая, но все-таки это была первая улыбка за нашу встречу. – Как я уже говорила, вам многое предстоит сейчас увидеть. Предупреждаю сразу, пока мы не перешагнули порог: я заведую этим местом. Меня зовут Феранта Клиншток.

Я не успела выразить радость от знакомства. Поскольку она шагнула вперёд.

Хорошая дверь. С прекрасным шумоподавлением. На нашей стороне царит тишина – самое то, чтобы выспаться. А на той, куда меня так яростно тянут – шум и гам. Множество голосов и лиц. Тысячи предметов и сотни огней. Где я очутилась? Куда же меня занесло?..

Мы оказались на втором этаже. В обе стороны от нас расположился проход метра три шириной. И левое, и правое ответвление по внешней стороне подпирали сравнительно невысокие стены, а те, в свою очередь, опирались на полки, заставленные книгами. Книги явно дорогие, в кожаных обложках, и явно используемые, судя по всеобщей легкой подкошенности. Между книгами иногда виднелась статуэтка: что-то вроде садовых фигурок, раскрашенных без особой прилежности. Больше всего было почему-то лягушек: один глаз на нас, другой наверх, а из пасти торчит набекрень кокетливый розовой язычок.

– Обмениваются прочитанным, – пояснила моя загадочная спутница, которую, как недавно выяснилось, зовут Ферантой. К имени у меня, конечно, есть отдельные вопросы…

– Почему именно лягушки? – спросила я.

– Говорят, они приносят удачу.

На правой стороне, вместо ближайшей к нам полки – скромное оконце. И вот что могу сказать: проснулась я вовремя, поскольку по ту сторону уже вовсю шпарит солнце. Эх, весна, весна… А ведь как чудно было всего пару месяцев назад: открываешь глаза, а за окном – беспроглядная темнота; уходишь по ней и возвращаешься сквозь неё же, пробираясь на ощупь. Всё недостатки и обиды прячутся в тени, и мир кажется не таким уж плохим. А теперь, пожалуйста, пришёл свет и тычет тебя во всякое неприятное носом в попытке научить хорошим манерам.

– Отсюда открывается скромный вид, – заметила Феранта, – не тот, что я бы хотела показать вам. Обождите.

Внутреннюю сторону проходов ограждают перила на извитых ножках. Гладкие и блестящие, как бильярдные шары. А прямо перед нами лестница, упорно идёт вниз метров на семь, а внизу – та самая жизнь. Высокие двери, сияющие стены, узорчатый пол. Такие разные, но такие похожие люди, на каждом – черная мантия, что оставляет открытыми лишь кисти рук и ноги ниже колена (если брать в среднем, не учитывая разницу в росте). Я такие надевала на выпускные – сначала как бакалавр, а после как магистр.

– Люблю отсюда смотреть, – поделилась Феранта. – Все кажутся такими трудолюбивыми, как будто смотришь… на муравейник? В хорошем плане. Когда всё гармонично и слажено и каждый на своем месте. Вы, конечно, совсем скоро убедитесь, что действительность не такая радужная, как мои слова. Но первое впечатление – оно ведь тоже важно?

Неудобные туфли. Точно не предназначенные для того, чтобы спускаться по лестнице. И совсем не подходящие для той, что в последний раз надевала обувь на каблуке года три назад. Я сосредоточила всё внимание на ногах, чтобы случайно не грохнуться. Ведь люди все ближе, и некоторые из них уже поглядывают в нашу сторону…

А Феранта говорит, как ни в чем не бывало. С одной стороны, хорошо, что она перестала молчать, а с другой – я не очень-то улавливаю смысл некоторых её высказываний. Одна из самых дискомфортных вещей в диалоге – это когда безуспешно пытаешься ухватить его нить, ведь ещё несколько мгновений, и говорить придётся уже тебе…

– Это забавно. Сверху можно видеть всех, наблюдать за всеми, но самой при этом оставаться незамеченным. Мы привыкли не поднимать головы. Вот вы, например, часто смотрите наверх?

– Я нечасто смотрю наверх, – согласилась я. – Но нас сейчас, кажется, все-таки замечают.

– Это неудивительно, – Феранта кивнула. – Вы не в форме, а я строго отношусь к тем, кто не соблюдает регламент заведения. – Вторая улыбка. – И вы идете со мной. Не бойтесь внимания – само по себе оно не приносит вреда.

Я боюсь внимания. Любого внимания к своей скромной персоне, даже если меня от скуки рассматривает пассажир с противоположного сидения автобуса. Внимания всех этих костюмированных людей я тем более боюсь.

– Как я здесь оказалась? – спросила я.

– Вы сами согласились оказаться здесь, – ответила Феранта, не глядя на меня.

– Я не могла согласиться.

– И тем не менее. Хотя, есть быть честными до предела, то вы были в слегка измененном состоянии, когда давали согласие.

Напилась? Это многое бы объяснило. Однако напиваться в одиночестве я не умею – обязательно нужна компания. А я точно не планировала на вчерашний день никаких встреч.

Я не успела ничего уточнить. Мы попали в людской вихрь. Оказались в самом эпицентре урагана.

Это место и в самом деле напоминало высшее учебное заведение. В моем университете был похожий коридор: по левую сторону большие лекционные аудитории, по правую – аудитории поменьше. Возле каждой толпится своя горстка молодых людей от восемнадцати и до двадцати двух лет, и по кислому выражению их лиц я поняла, что обсуждают они изучаемые предметы.

Вот только мой университет никто не стилизовал. А здесь явно ещё не отошли от хэллоуина. Сейчас, наверное, ещё немного погуляем, а потом откуда ни возьмись выскочат оператор с режиссером. У одного – камера под двадцать килограмм, у другого – хлопушка. И мы начнём снимать кино.

Пол исчерчен прямыми и дугообразными линиями, которые, пересекаясь друг с другом, образуют неповторимые узоры. Сам пол мраморный, а образуемые пересечениями пространства выложены из сверкающего бирюзового камня. Боюсь представить, сколько стоило такое удовольствие. Двери, ведущие в аудитории, по обе стороны огорожены колоннами, и каждую колонну обвивает спираль из множества огней. Вдоль коридора расставлены мощные деревянные столики на трёх ногах, будто и здесь музей оставил свой след. На одном столике возлежит талмуд, раскрытый на какой-нибудь наверняка важной страничке, а на другом стоит бюст солидного мужчины с бородой. Не признала, кого именно.

Я задержалась взглядом на девушке с копной рыжих волос и перстнем на указательном пальце – зеленый камень так и поблескивает под всеми этими светлячками… На мгновение мне показалось, что в районе её ладони блеснуло кое-что кроме: фиолетовое пламя, краткая вспышка, выбивающаяся из ряда вон. Я повернулась к Феранте, готовая задавать вопросы… Но, конечно, ей было не до того.

– Здравствуйте. Доброе утро. Здравствуйте. Благодарю. И вам насыщенного дня. Вы работаете над той ошибкой, на которую я вам указала? Доброе утро. Здравствуйте. – Голова – что лодка, которая неспешно покачивается на волнах, то взмывает вверх, то опускается. – Не опаздывайте на занятия, они вот-вот начнутся.

Через одного, студенты косились на меня, но напрямую никто не посмел обратиться.

Феранта оказалась права – совсем скоро по помещению пронеслась трель, как будто одновременно зачирикала тысяча канареек. Студенты попрятались в аудиториях: некоторые стремительно скрылись за дверью, а другие еле-еле сдвинулись с места. Даже в этом странном месте студенты почти не отличались от нормальных.

В конечном счёте мы с Ферантой все-таки остались вдвоем. Теперь каждое слово скользило по коридору, задевая огни и экспонаты, и отражалось от стен.

– Вы не выглядите удивленной, – удовлетворенно заметила Феранта.

– А должна бы, – согласилась я. – Где я? Признавайтесь, не бойтесь меня напугать. Меня в этой жизни уже ничего не удивит.

– Непростая была жизнь?

– А у кого сейчас простая? – Я пожала плечами. И поняла: кое-какое из сказанных ей слов сильнее прочих кольнуло слух: – Почему была? Я и сейчас вполне себе живая, хотя эта неизвестность, признаюсь, действует убийственно…

Я осталась стоять (не сдвинусь с места, пока не скажут правду! хватит!). А Феранта сделала несколько шагов вперёд и развела руки по сторонам. Затем обернулась ко мне и посмотрела то ли ласково, а то ли тоскливо:

– Вы в Вейзенской академии, как я уже и сказала. Название своё она получила благодаря тому, что лежит в непосредственной близости от Вейзена. Вейзен – самый прогрессивный город нашей скромной империи. Все изобретения рождаются здесь. Здесь свершаются все открытия. – Она внезапно понизила голос: – И это всё, о чем я могу сказать в коридоре – вы ведь сама вчерашняя академистка и знаете, что происходящее за дверью всегда интереснее записей на доске. Зато в моём кабинете нашему разговору никто не помешает. Предлагаю продолжить наш путь.

Я послушалась. Какая все-таки слабовольная.

– Как называется ваша империя?

– Великая империя Лейпгарт.

– Впервые слышу это название. И вообще я ничего не понимаю. Вы здесь кино снимаете?

Феранта взглянула на меня и качнула головой:

– До такого изобретения мы ещё не дошли. Но не сомневаюсь, что наши творцы работают над ним прямо сейчас. Наберитесь терпения. Как вас зовут?

– Варвара, – ответила я. Мне почему-то казалось, что и без представления Феранта знала обо мне всё-всё-всё. Только почему-то не решается применять эти знания.

– Вар-ва-ра, – повторила она. – Красивое имя. Колкое и огненное. Хорошо. Мне нравится. Наберитесь терпения, Варвара.

Если сравнить мой университет с этой академией, он проиграет по всем параметрам: не так стильно украшен, никто не носит мантии на постоянной основе, да и размеры моего университета в несколько раз скромнее (хотя учится в нём под десять тысяч студентов). Один коридор с лекционными аудиториями плавно перетёк во второй, а второй – в третий… Затем мы стали подниматься по лестнице: каждый подъём вел в аудитории поменьше, у нас в таких проводили практические занятия. Я отметила это мельком, поскольку всё внимание сосредоточила на собственных ногах.

И всё-таки ещё кое-какая штука попалась мне на глаза. Окна – невероятной красоты стрельчатые окна, опорные балки которых в зауженной части сплетаются в крону деревьев. А за ними – вид на сужающуюся крышу башни: сама башня темно-голубая, а сверху оканчивается чем-то вроде звезды, как новогодняя ёлка.

Если Феранта думает, что я у неё об этом не спрошу, она ошибается.

Ректорат (или куда Феранта меня так настойчиво ведёт?) расположился, я подозреваю, на самом верху одной из подобных башен. Поднимались мы к нему с максимальным погружением в атмосферу: пешком по винтовой лестнице. Я уже была не рада, что попросила у Феранты обувь. Отсутствие этих туфель не сделало бы мои белые воронья перья чуть более серыми, но изрядно облегчило бы экскурсию по этому странному заведению.

– Мы на месте, – наконец провозгласила Феранта. – Прошу вас, проходите.

В деканат я часто захаживала по разным вопросам, а вот в ректорат у нас пускали только избранных, и студентов к таковым не относили. Теперь понимаю, почему. Кабинет Феранты представлял из себя сосредоточение всего самого роскошного, что мы прежде видели в академии. Были здесь и бюсты – целая шеренга стоящих плечом о плечо бородатых старцев и женщин с высокими прическами. Были постаменты с разноцветными кристаллами, точнее, судя по границам цвета и неоднородности, сложными комплексами из нескольких кристаллов. Была своя небольшая библиотека, и книги в ней выглядели куда богаче, чем те, студенческие. Были кожаные диваны для гостей и огромный дубовый стол, заставленный не поддающимся описаниям приспособами.

Я опустилась на диван, наполовину погрузившись внутрь него.

А Феранта заняла своё законное место. Поправила нечто вроде чаши весов, украшенной гирляндой из ромбовидных зеркал, и внимательно посмотрела на меня.

Я поняла: мне наконец дают возможность высказать всё, что накопилось, и задать тысячу и один вопрос. Но дело было вот в чем: я всё никак не могла оторвать взгляд от окна прямиком за спиной Феранты. Оно здесь было чудесное, практически во всю стену. И из него открывался любопытный вид: столь же захватывающий, сколь невероятный.

Здесь было много таких острых башен. Они шли по ниспадающей: Феранта выбрала отличное место для наблюдений. Башни не повторяли друг друга: они отличались высотой, шириной и даже шпилями. Один был покрыт шипами, другой – полосками, третий оканчивался сложившей крылья птицей, четвертый напоминал булавку: тонкая ножка и массивная головка, и как только держится?

– В самом деле, отсюда открывается куда более впечатляющая картина, – согласилась Феранта. – Вы можете подойти поближе и посмотреть.

Подниматься с такого удобного дивана не хотелось, но всё же желание узнать истину победило. И давно я стала такой заинтересованной в происходящих вокруг меня событиях?.. Что-то мне подсказывает, что только сегодняшним утром.

Как оказалось, башни берут начало из ступенчатых стен: каждый закуток имеет свою высоту, из каждого торчит башня. Вдалеке, за стенами, лес. А внутри сего сооружения располагается аккуратный дворик с розово-белым гравием и деревцами, на которых уже начинают распускаться зеленые листья – видно даже отсюда.

– Мы где-то на юге, – поняла я. И опять практически не удивилась. – В моём городе ещё повсюду сугробы, только начал таять снег.

– Будь мы на юге, с этих деревьев уже можно было бы срывать апельсины, – заметила Феранта, – а эти ещё даже не цветут.

Я вернулась к дивану. Села, скинула с ног надоедливые туфли. И спросила устало:

– Зачем я вам нужна?

Кажется, Феранте понравился мой вопрос. Заметно воодушевившись, она принялась объяснять:

– Нам нужна ваша помощь, ибо вряд ли кто во всей империи сможет помочь нам, кроме вас. Видите эти кристаллы? – Она махнула рукой на сверкающие постаменты, и я кивнула. – Есть такие же. Только непростые. Мы выяснили, что они обладают некоторыми особенными свойствами для… Свойствами проводимости и накопления энергии. Мы понимаем, что это каким-то образом зависит от их состава и строения, но пока не научились его определять. И, соответственно, имеем в руках материал, но не можем найти ему применение.

– Свойствами чего? – только и спросила я.

Феранта долго смотрела мне в глаза. Слишком долго даже для человека, который решает, делиться собственной тайной с посторонней или всё же не стоит. Но всё-таки ответила:

– Особой чувствительностью к магии.

Теперь-то всё понятно. Я сплю. Не удивлюсь, даже если Феранта вдруг подлетит к потолку, а академия свернётся в клубок и покатится, куда глаза глядят. Сон многое объясняет. И ещё – здесь совершенно нечего бояться, поскольку всё происходит не по-настоящему.

– Что требуется от меня?

– Научите наших академистов тому, что знаете сами. Научите отличать кристаллы друг от друга и определять их свойства. Внесите свой вклад в развитие нашей магии и благополучие нашей империи. Мы достойно оплатим ваш труд.

– Почему вы уверены, что вам нужна именно я?

В этот раз внимание Феранты привлек сложенный из изогнутых линий шар, продетый сквозь тонкую серебристую цепочку.

– Мы знаем, что вам это под силу. Вы получили соответствующее образование. Мы уверены, что для вас это выполнимая задача. Задача, с которой вы прекрасно справитесь.

Отлично. Теперь обо мне судят, даже не успев познакомиться толком. Или ещё один вариант: обо мне знают больше, чем так старательно показывают. Не могу понять, что смущает меня больше.

– И надолго это мероприятие затянется?

– Здесь много академистов, – уклонилась от ответа Феранта. Но я, конечно же, сразу всё поняла.

Вспомнилась моя скромная комнатушка. Мы снимаем квартиру на двоих с бывшей одногруппницей: кухня с ванной у нас общие, но по личному уголку мы все-таки отхватили. У меня осталось немного вещей: большая часть из них сгорела вместе с тетрадями. Питомцами в съемной квартире тоже не разживёшься (хотя когда-то очень хотелось). И все-таки кое-что ценное в моей комнате имелось.

– Жаль, – заметила я.

– Жаль?

– У меня фиалки на окне цвести начинают. Понимаете… у меня в комнате широкий подоконник, и весь в фиалках. Собирала со всяких разных уголков. Шестнадцать горшков, но каждая фиалка отличается от другой.

– Да? – Забавно, что удивляться должна была я, но удивлялась Феранта. – И какая самая необычная?

– С зелеными цветками, – сказала, не сомневаясь. – Похожими на треснутые фисташки.

Она никак не прокомментировала мои слова. Зато вдруг вышла из-за своего стола и предложила:

– Я покажу комнату, в которой вы будете жить. Фиалок там нет, зато по соседству есть прекрасная женщина по имени Ирмалинда. Она учит академистов работе с травами. Она подскажет вам все нужные места и даже зал, в котором уже завтра пройдет ваше первое занятие.

– Хорошо. А учебный план? С темами занятий, контрольными точками, целями и компетенциями, в конце концов. Я ничего не понимаю.

Феранта вновь зависла. Ровно семь секунд – я посчитала ради интереса. Потом пообещала:

– Разберетесь на месте.

– И когда именно я окажусь на этом месте?

– Уже очень скоро. Обувайтесь, Варвара. Нам вновь пора выдвигаться. Я бы ещё побыла вместе с вами, но, к сожалению, у меня есть дела помимо.

Феранта поднялась со своего места, и мне ничего не оставалось, кроме как подскочить следом. Она остановилась у двери и вдруг зашептала:

– Наблюдайте. Не задавайте лишних вопросов – если захочется узнать что-то, о чем не стала бы спрашивать простая преподавательница из провинции, сразу обращайтесь ко мне. Я понимаю, что вам захочется узнать многое… И не говорите ничего лишнего о себе. Вы ведь и сами прекрасно понимаете, что в наш век больше всего ценятся знания. Материальное можно создать, если владеешь теорией. Но также и разрушить. Не передавайте ни в чьи руки оружия против вас.

Это всё просто прекрасно, но есть ещё один вопрос, на который мне хотелось бы знать ответ. Если всё это – иллюзия, то мне совершенно нечего бояться, и, значит, я могу его задать:

– Когда я проснусь?

– Уверена, что завтрашним утром, – Феранта едва заметно улыбнулась и опустила ручку двери, – перед завтраком и вашим первым занятием.

По ту сторону, в паре шагов от двери, оказался мужчина лет сорока. Скрестив руки на груди, он опирался на стену. Он был одет под стать Феранте: белая рубашка, бордовый жилет с глубоким вырезом, кожаные штаны с глубокими складками и поверх всего этого – кожаный же плащ с приподнятым воротником. Темно-русые волосы с несколькими нитями седины растрепались. На лице я разглядела щетину сроком в пару дней, между бровями – морщины. Много хмурится?

Завидев Феранту, эти брови взлетели вверх:

– Ферр! Наконец ты освободилась. Зато теперь я опаздываю во все места, куда только могу попасть.

– Ты и без того всегда опаздываешь, Гетбер. Не до тебя сейчас. Дай дорогу.

Гетбер послушно прижался к стене, и Феранта устремилась вперёд. Я пошла за ней следом – что мне ещё оставалось? Вроде бы о том, что нужно прятаться, меня никто не предупреждал. Да и как я спрячусь от этих несчастных… академистов, с которыми, возможно, даже успею немного пообщаться до того, как проснусь?