Kitabı oxu: «Пепел кровавой луны»
ПЕПЕЛ КРОВАВОЙ ЛУНЫ
триллер-головоломка
2025
(с) Дмитрий Корявов, 2025
"Сон разума рождает чудовищ"
(исп. El sueño de la razón produce monstruos) -
испанская поговорка,
фабула офорта №43 Франсиско Гойи.
***
Пять полнолуний. Пять… И пять трупов в нашем районе. По одному в каждое полнолуние. Несчастные молодые женщины с отрезанными головами. Ну или почти отрезанными. Их душили проволокой, тонкой и очень крепкой – такие используют, чтобы нарезать огромные головки сыра – и когда тела находили, головы жертв держались лишь на лоскутках сухожилий вокруг шейных позвонков. Маньяк, прозванный в народе "резаком" (а слухи быстро поползли по всему городу), действовал очень аккуратно: никаких следов – ни отпечатков пальцев, ни биоматериалов, ни даже запаха на месте преступления не находили. Соседи никого не видели и ничего не слышали, а камер наблюдения в городе не было – ещё пару лет назад на них были выделены бюджетные средства, да затерялись где-то в недрах мэрии.
Всех жертв объединяло одно – объявления на сайте знакомств: "одинокая и со своей жилплощадью" и "ищет только серьёзных отношений". Под выдуманными именами с фотографиями разных "красавчиков", скачанными из социальных сетей, Резак отвечал на объявления, вёл романтическую переписку и, дождавшись полнолуния, назначал поздним вечером встречу в каком-нибудь кафе. Но не подходил, наблюдал через окно… Не дождавшись своего счастья, женщина уходила, он шёл за ней, заходил в подъезд… и, когда она открывала свою квартиру, набрасывался, тащил в спальню, не бил, не насиловал, просто накидывал на шею проволоку и душил, душил, душил… почти отрезая голову жертве. И уходил, распахнув все окна настежь…
Пять полнолуний. Пять. И сегодня – шестое…
***
"Но почему жертва позволяла ему войти за ней в подъезд? – думала я, сидя уже час за столиком в кафе "Куинджи" и поглядывая в окно на краснеющий диск полной Луны. – Почему она не боялась открыть дверь квартиры?"
Пробежавший мимо официант поинтересовался, буду ли я заказывать ещё что-нибудь, кроме третьей чашки кофе, по-прежнему ли я жду своего кавалера и не убрать ли второй прибор с моего столика? Я сухо попросила счёт.
Идея была моя. Когда наша следственно-оперативная группа, специально созданная для поимки Резака, зашла в тупик, я предложила ловить его на наживку. И этой наживкой должна была стать я – следователь, капитан юстиции Селенова Марина Юрьевна.
– Мара, ты с ума сошла! – воскликнул тогда Сашка Жбанов, он же – Санёк, наш шустрый опер. – Это слишком опасно!
Марой меня называют друзья, мой любимый муж зовёт меня Марочкой, а когда я сбивчиво, но навязчиво прошу его о чём-нибудь – Морокой. "Ты моя Морока…" Как мило!
Но я и впрямь навязчивая – настояла на своём – ведь несмотря на то, что мне ещё нет и тридцати, в следственно-оперативной группе я – старшая по должности. Сказала, что так будет – значит, будет так. Можно даже сказать: приказала. А все подчинились. Приятно, когда тебе подчиняются. Хотя "группа" – громко сказано. Вся наша группа – это я и Санёк, а ещё судмедэксперт Зойка Парфёнова да криминалист Макарыч. Только Зойка и Макарыч, помимо Резака, кучу других дел тянут, у нас они на подхвате. Зойка – толковая, а Макарыч – добрый такой, но уставший больно, годков ему много, давно уж на пенсию просится – не отпускают. Дефицит кадров.
Короче, сделали мои завлекательные фотографии, одну – даже в купальнике. В купальнике я сама через зеркало сселфилась – Зойка где-то на выезде была. Санёк, конечно, предлагал свои услуги – но, не дай Бог, муж мой Женечка заревнует, потом объясняйся, что это – по работе… Мой Женечка порывистый, хоть и стеснительный. Поженились мы с ним по-тихому, без свадьбы и застолья, уж полгода прошло, но сколько ни предлагала ему познакомиться с моими коллегами, сходить куда-нибудь в ресторанчик, посидеть – всегда отнекивался. А так бы узнал, что Санёк в плане флирта – безобидный, у него любимая и любящая жена и трое обожаемых детей. Но главное, тёща у него такая – если что, сразу убьёт.
Так вот… Разместили мои фотки на сайте знакомств, написали: "одинокая, со своей отдельной жилплощадью, ищет только серьёзных отношений". Отдельную жилплощадь, в которой Резака ловить собирались, Санёк предоставил – у него приятель в Москву на заработки уехал, а ему ключи оставил – цветы поливать. Не у меня же дома засаду устраивать. Мужу я, конечно, ничего не сказала – зачем волновать? В общем, подготовились и стали ждать следующего полнолуния. Вот этого – шестого… А оно ещё с лунным затмением должно совпасть – луна тогда становится красного цвета, кровавого…
За пару недель сообщений мне в чат пришло сотни две. Были забавные, даже трогательные, были пошлые, с просьбой прислать откровенные фото или заняться сексом по видео, извращенцы всякие были, был и просто откровенный хейт1 с оскорблениями. Но всё было не то…
И вот сегодня днём, в канун полной Луны, мне наконец написал он. Я сразу почувствовала, что это – Резак. Симпатичный такой на фотографии, назвался Эликом – но это не важно, всё равно фото и имя – не его. А вот слова в сообщениях были ласковые, но в то же время властные. Так профессиональный забойщик скота разговаривает со своей жертвой – ласково, нежно, отвлекая… Предложил встретиться в "Куинджи" поздно вечером, сказал, что раньше не может – работает. Кафе я это знала, мы там как-то с мужем моим Женечкой были, оно недалеко от старого парка, небольшое, с высокими панорамными окнами…
***
Мне с детства нравилось смотреть на Луну, особенно пепельную или в полнолуние. Пепельной, если кто не знает, она становится, когда её серп совсем-совсем тоненький – солнце светит сбоку, лишь на самый краешек Луны, а остальная часть лунного диска заливается светом, отражённым от Земли. И ты заворожённо смотришь в ночное небо, любуешься серебристо-пепельным цветом этой таинственной спутницы нашей планеты – а её как будто нет, как будто это лишь призрак, видение… но она есть, она – там, ты чувствуешь это… Даже закрыв глаза, ты ощущаешь, как этот манящий свет ласкает твои веки.
А в полнолуние… Ох, кто мог сильнее, точнее, талантливее передать те чувства, которые ты испытываешь, глядя на полную Луну, как не Бетховен в своей "Лунной сонате"! Муки душевные и физические: тоска неразделённой любви и страдания от телесной ущербности (потери слуха) – всё это выразил великий композитор в своём произведении.
Мне было лет семь, когда меня отдали в музыкальную школу, и первое, да и последнее, что я научилась играть на пианино, была "Лунная соната". Последнее – потому, что через полгода меня отчислили как неспособную к музыке. Но и сейчас, под настроение, я легко могу наиграть первую часть этой великой сонаты. Вторая, кстати, не такая завораживающая.
А когда я подросла и вступила, как все подростки, в протестный конфликт с родителями, первым делом я выкрасила волосы в лунный пепельный цвет. Кстати, я и сейчас крашусь в него.
***
– Ты ещё долго собираешься там сидеть? – шепнул миниатюрный наушник рации в моём ухе, прикрытом волосами.
Это Санёк. Он сейчас в машине, напротив кафе, страхует меня. Макарыч – в конторе, на связи. Зойку мы решили не привлекать.
Микрофон рации приклеен у меня на груди, под блузкой. Если Резак следит за мной, нельзя вызывать подозрений – будет странно, если я сейчас Саньку отвечу, а маньяку покажется, что я стала говорить сама с собой. Я демонстративно зевнула, прикрывая рот ладошкой, наклонила голову к микрофону и тихо спросила:
– Ты кого-нибудь видел?
– Вроде чисто, – отозвался Санёк. – Давай заканчивать, он уже не придёт.
Пришлось зевнуть ещё раз:
– Давай ты не будешь командовать. Операцией руковожу я. Может, ты его просто не видишь. Так что доиграем всё до конца. Я выхожу и иду на "точку". Отбой.
Санёк разочарованно вздохнул в ответ.
Официант принёс счёт.
Я расплатилась, разочаровав его скромными чаевыми, дождалась, когда он уйдёт за барную стойку, встала, проверила в сумочке пистолет, наручники и вышла из кафе.
***
Улица – темна и пустынна, вместо фонаря – сквозь пепельные облака светит красноватый лунный диск да помаргивает тусклая лампочка над входом в дежурную аптеку. Всё – почти как у Блока. Помните?
Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи ещё хоть четверть века —
Всё будет так. Исхода нет.2
Да уж… Исхода нет…
Санёк – молодец, не поехал за мной по улице, как настаивал, а послушался моего указания по рации и рванул сразу на "точку" – к дому своего дружка, будет там в засаде сидеть. Значит, есть шанс, что Резака, если он сейчас идёт за мной, Санёк не спугнёт.
Идти было с полчаса – это если по улице, а если срезать через старый парк, то минут двадцать, даже пятнадцать. Я свернула в парк. На улице нет-нет да появится какая-нибудь загулявшая парочка, машина проедет или, не дай Бог, патруль полицейский, а в парке, прячась за деревьями, ему будет легче следить за мной. Никто его не спугнёт.
И потом, чего мне бояться – он же нападает только в квартирах, у него свой стиль, свой почерк, маньяки редко отступают от привычной им схемы. Так мне психиатр говорил, я с ним консультировалась пару недель назад перед началом нашей операции, а он всё-таки настоящий профессор, недавно из Москвы переехал – Лусин Лев Нилович.
***
– Мотивацией для серийных убийц служит патологическое стремление удовлетворить свои тайные желания, получить наслаждение в процессе убийства с неким подобием оргазма в финальной точке своего деяния, – рассказывал профессор Лусин, включив записывающую нашу беседу видеокамеру и подливая себе чай в блюдце из пузатого кустодиевского чайника. – Марина Юрьевна, а вам подлить чайку? Попробуйте так, из блюдца – намного вкуснее!
– Нет-нет, спасибо, я лучше из чашки, – отказалась я, представив, как буду балансировать с полным до краёв блюдцем в плетённом кресле-качалке, куда уговорил меня усесться профессор в начале нашей встречи.
– Ну, как изволите, – улыбнулся Лусин, отчего его тонкие закрученные, как у Сальвадора Дали, усы взметнулись вверх, и, шумно отхлебнув чай из блюдца, продолжил: – У маньяков, как вы их называете, могут проявляться психические заболевания различной степени – например, в случае психотических приступов, когда ощущение реальности расщепляется, больной человек может верить в то, что он является другим человеком или что какие-то иные сущности вынуждают его убивать.
– Сущности? – переспросила я.
– Ну какие-нибудь демоны… или биополя, излучаемые космосом. Был такой немецкий врач и целитель, в конце восемнадцатого – начале девятнадцатого века, – Франц Месмер, вот он проповедовал учение о "животном магнетизме", не лишённое, между прочим, смысла. Есть множество достоверных фактов, подтверждающих эффективность его методики. Не будем забывать и о гипнозе, элементом которого может быть самогипноз. Я вот, кстати, практикую мою новую методику – нейрогипноз. Весьма эффективен, как-нибудь продемонстрирую. Ну а в случаях, о которых вы мне поведали, такой сущностью, влияющей на поведение индивида, может быть Луна, особенно в полнолуние.
Я взглянула в окно – тогда Луна лишь зарождалась, и от дополнявшего тонюсенький серп еле видимого диска струился серебристо-пепельный свет.
***
Профессору было лет сорок с небольшим, жил он в одиночестве на окраине города в небольшом деревянном доме с мезонином, окружённом старинным яблоневым садом. С полгода назад, окончательно рассорившись со столичным научным сообществом, не признававшим его теоретические воззрения с элементами мистицизма, он переехал в наш город. Точнее говоря, вернулся. Вернулся в заколоченный дом, в котором когда-то жили его родители и где он провёл, по его словам, "весьма противоречивое, но познавательное детство, заставившее его потом окунуться в психологию и психиатрию".
Злые языки из старожилов всякие сплетни про родителей Льва Лусина рассказывали. Мать будущего профессора, будучи женщиной властной, амбициозной, хотя и никогда не работавшей, постоянно третировала своего мужа – "интеллигента-ботаника", протиравшего штаны в каком-то научно-исследовательском институте: "Все, мол, уже диссертации позащищали, кандидатские, докторские, профессорами стали, а ты?!". А он молчал, опустив голову, потом брал гитару, поднимался в мезонин и хриплым голосом под неловкие аккорды распевал песни Высоцкого, Галича и прочих бардов. Выпивать стал. Чтоб не рушить и без того уже шатающийся семейный бюджет, в гараже собрал самогонный аппарат. Продукт получался качественный, на вид как слеза и практически без сивушного запаха. Разливал он его в литровые стеклянные банки, аккуратно закрывая их пластиковыми крышками. Сам пил и соседям раздавал. Мать по началу хотела разгромить эту его подпольную лабораторию, а потом сообразила, что соседям можно не просто раздавать, а за денежку. Взяла "бизнес" в свои руки. Ну и чтоб качество товара проверять, сама стала пробовать. И тоже втянулась. Короче, вскоре они уже пили вдвоём. По стакану выпьют – "любовь-морковь", даже ещё одного ребёночка зачали, но вот после второго стакана – скандал. До драки доходило. И так – много лет. Лёва уже школу заканчивал, учеником был прилежным (в силу этой прилежности да ещё и худосочного телосложения в отца в классе его дразнили "ботаником"), надо было с институтом определяться, и чтоб не видеть родительских распрей, допоздна сидел в школьной библиотеке. А младшей Лёвиной сестрёнке Тамаре, Томочке, всего шестой годик шёл – вся ругань и драки на её глазах происходили. Когда мать об голову отца гитару расколотила, Томочка долго плакала – папу жалела. Матери, чтоб её успокоить, даже пришлось ей крепкий подзатыльник дать. Тогда у Томочки первый приступ астмы и случился.
А потом большая беда пришла – то ли перепутал что отец и залил в банку "голову" самогона3, то ли умышленно принял этот яд, банку целую, только наутро наткнулась Томочка в гараже на бездыханное отцовское тело в обнимку с поломанной гитарой. Томочка и до этого говорила немного, а тут вовсе замолчала и больше не разговаривала. Только плакала и кричала иногда. А астматические приступы стали регулярными.
Вскоре после похорон отца Лёва уехал в Москву – поступать на психолога, а Томочка осталась с матерью. Мать запила ещё сильнее, в гараже-то все полки готовым продуктом заставлены были, и всю свою злобу за неудавшуюся жизнь вымещала на дочке. Через полгода Лёве в институтскую общагу телеграмма пришла с ещё одной трагической вестью – скончалась его мать. Соседи крик Томочки услышали, прибежали – в спальне на родительской кровати вся в слезах, сжимая ручонками подушку, Томочка хрипит и кричит в очередном приступе астматического удушья, а рядом с ней мать лежит, уже холодная. Вроде как рвотными массами захлебнулась.
Похоронив мать, Лёва, которому уже исполнилось восемнадцать, хотел забрать Томочку к себе. Но ему не дали – собрался консилиум врачей, осмотрели они Томочку, оценили психическое состояние и определили её в интернат для детей с задержкой в развитии. Лёва убеждал врачей, что никакой задержки в развитии нет, что Томочка и читать умеет и писать, но Томочка лишь покачивалась на стуле, словно в кресле-качалке, и молчала.
Лёва уехал в Москву – учиться. Дом заколотили.
Через четверть века профессор Лев Лусин вернулся.
***
Принимал клиентов Лусин только дома, в порядке частной практики, но не в кабинете, он у него был оборудован в мезонине и туда он никого не пускал, а в просторной гостиной. На ноги всех просил надевать бахилы, даже если ты разувался. А я терпеть не могу бахилы – вечно потом забываю их снять и хожу в них по улице как дура. Усаживал клиентов профессор всегда в кресло-качалку, включал видеокамеру (он записывал все беседы с клиентами) и угощал чаем, настоянным на травяных сборах. Консультации стоили недёшево, но клиенты шли – всё-таки светило из Москвы! И все хвалили. Для меня профессор сделал исключение – сказал, что если по служебной надобности, то денег не возьмёт.
– Но чаще всего они являются психопатами, – продолжил Лусин. – В отличие от шизофреников или людей с иными серьёзными расстройствами, психопаты могут казаться нормальными и часто весьма обаятельными. Но это, как говорил Херви Клекли, один из самых влиятельных психиатров двадцатого века, является лишь "маской здравомыслия".
– То есть в обычной жизни они как бы нормальные, а во время приступа способны убить? – спросила я.
– Ну если грубо, то да, – кивнул профессор.
– А почему они убивают одинаково?.. Ну… одним и тем же способом, в похожих местах?
– Как правило, это некий закреплённый в подсознании сюжет. Возможно, из детства… возможно, увиденный в кино, прочитанный в литературе… Происходит фиксация, и убийца уже не может получить удовольствие, действуя иначе. Как бы попроще вам объяснить?
Лусин допил чай из блюдца, поставил его на стол, встал со стула, подошёл ко мне, качнул моё кресло и заглянул мне в глаза:
– Это как в сексе. Часто бывает, что, получив удовольствие одним способом, мы уже не можем получить его другим. Или не с кем другим.
Я слегка отстранилась.
Лусин улыбнулся.
– Чтобы поймать маньяка, – сказал он, – вам надо научиться думать как он, действовать как он, чувствовать как он… Вот так-то, милая барышня! Есть ли у вас ещё вопросы? Я немного тороплюсь…
– Спасибо, профессор, – встала я со второй попытки с кресла-качалки. – У вас, наверное, ещё клиент?
– Нет-нет-нет, уже поздно, вы у меня – последняя, – услужливо улыбнулся Лусин. – Просто у меня есть традиция. Каждый вечер ровно в полночь я прихожу к нашему городскому храму. Храм, естественно, закрыт, но я стою пред ним, смотрю на его кресты на куполах, мерцающие в лунном свете… Это так великолепно… так божественно… так вдохновляюще… И я впитываю в себя эту энергию… энергию Бога… И чувствую себя в чём-то сродни с Ним… И эта энергия проникает в меня, в каждую клеточку моего тела, в каждый аксон моих нервных окончаний… И это так необходимо мне, чтобы… чтобы… чтобы помогать людям… Понимаете?
– Понимаю… – на всякий случай кивнула я, ничего не поняв.
***
В начале парковой аллеи фонари ещё светили, но когда я свернула на боковую дорожку, стало совсем темно. Столбы освещения хоть и стояли через каждый десяток метров, но ламп в них не было – наверное, их постигла та же участь, что и камер наблюдения – выделенные средства просто растворились в мэрии.
Я чертыхнулась и тут почувствовала, что кто-то за мной наблюдает. Оглянулась – вроде никого. Но это как с пепельной Луной – её как будто нет, как будто это лишь призрак, видение… но она есть, она – там, ты чувствуешь это. И вот теперь я чувствовала, что он за мной следит…
Сердце забилось учащённо. Может, зря я всё-таки попёрлась через парк и зря не согласилась с Саньком… Если б сейчас Санёк был где-то рядом, было бы спокойнее. Спокойнее – это да… но с риском провалить операцию. Да ладно, что теперь рассуждать, всё равно уж поздно – рация на такое расстояние не бьёт, с Саньком не связаться. Можно позвонить на мобильный… И что сказать? Что я сдрейфила? Сама всё придумала, а теперь дрожу как осиновый лист? Нет уж. Соберись, тряпка! Глубоко вдохни. И иди. Чего стоишь-то, как памятник на могиле?
Ещё раз убедившись, что пистолет никуда не делся из сумочки, и приговаривая: "Он нападает только в квартирах", я пошла дальше в темноту парка.
Теперь я не просто чувствовала его присутствие, я слышала тихие, шуршащие шаги за моей спиной, слышала его прерывистое дыхание. Обернуться? Нет. Нельзя. Иди дальше! И я шла… шла… шла…
***
И вышла.
Вышла из парка на свет. Знакомая детская площадка во дворе моего дома, ржавые скрипучие качели, кривая металлическая горка, на которой проще убиться, чем испытать наслаждение… Убиться… Наслаждение… "Испытать наслаждение от убийства с подобием оргазма в финале…" – как-то так, кажется, Лусин говорил.
Шаги за спиной стали отчётливее. Тяжелее. Явно мужские. Ну ничего, сейчас всё решится – вот уже мой подъезд. Стоп! Почему "мой"? Почему "мой подъезд"? Почему "мой дом"? Куда я пришла?
Противный колючий холодок скользнул по спине. Я, как дура, из-за охватившего меня цепенящего страха, на автомате, словно сомнамбула, пришла к своему дому, а не на подставную "точку"! Вот у подъезда стоит моя машина, сегодня из дома меня забирал Санёк. Санёк… Который сидит сейчас в засаде на "точке" у дома своего друга… А это значит, помощи мне ждать неоткуда…
И в этот момент я почувствовала, как чья-та рука легла мне на плечо. Резко присев, я выхватила из сумочки пистолет, развернулась и вонзила дуло в пах шедшему за мной мужчине.
– Не вздумай шевельнуться! Отстрелю! – грозно крикнула я.
– Марочка… – простонал, сгибаясь от боли мой муж Женечка, – за что?..
***
Женечка не обиделся. Он у меня вообще добрый. Поднявшись в квартиру, я первым делом наковыряла в холодильнике лёд, засыпала куски в целлофановый пакет, обмотала полотенцем и, осторожно сняв брюки с Женечки, нежно приложила к пострадавшему месту.
– Да ладно, Марочка, – бормотал он, сидя с немного растерянным видом на кровати, – мне уже совсем не больно…
Оказывается, он на сон грядущий решил погулять в парке. Заметил вдалеке на аллее одинокий женский силуэт. Ему показалось, что это я, но окликать не стал – в темноте Женечка не очень хорошо видит, и он не был уверен, что это точно я – вдруг просто похожая на меня женщина. Он у меня очень стеснительный, я уже говорила. Женечка просто шёл за мной, но, когда я вышла на освещённую детскую площадку и подошла к нашему подъезду, сомнений у него не осталось. Он догнал меня, положил руку на плечо, желая сделать мне радостный сюрприз… Ну а дальше – вы знаете.
– Давай лёд поменяю, – предложила я, – этот уже растаял.
Забрала пакет, пошла к холодильнику – у меня квартира-студия: спальня, гостиная, кухня – всё в одном пространстве… И тут раздался звонок. Сумочка моя как раз на холодильнике лежала – я её туда бросила, когда Женечку до квартиры довела и за льдом полезла. Достала из сумочки свой мобильный и охнула – двадцать три пропущенных вызова! От Санька! Я ж совсем забыла про него, да и про операцию нашу тоже!
Только звонил это не мой телефон, а Женечки. Мой на молчанке был.
– Да, – ответил Женечка на звонок. – Сейчас неудобно разговаривать. Нет, не приду. Телефон садится. Перезвоню утром.
– Ну кто там тебя беспокоит? – сочувственно поинтересовалась я, прикладывая пакет со свежим льдом к Женечкинам трусам в цветочек.
– Да приятели зовут в баре посидеть, – отмахнулся Женечка.
– Может, тебе таблеточку какую? – заботливо предложила я, ставя его телефон на зарядку. – А хочешь, поцелую тебя там – сразу всё и пройдёт.
– Да всё уже прошло, Марочка, не беспокойся. А насчёт поцелуя… так это я – за. Только в душ зайду, – приобнял меня Женечка и, игриво стрельнув глазами, добавил: – А потом проверим: не нарушилась ли у меня работоспособность.
Женечка пошёл в душ, а я бросилась к своему телефону и давай набирать Саньку.
Крик, шум, гам! Санёк уже Макарычу звонил – "Перехват" объявлять хотели. В общем, операция провалена по моей глупости. Придётся ждать следующего полнолуния…
Пока Женечка плескался в душе, я села за пианино и стала наигрывать "Лунную сонату". Под настроение.
"Чтобы поймать маньяка, – вспомнились мне слова профессора Лусина, – вам надо научиться думать как он, действовать как он, чувствовать как он…"
И я стала думать… Играла, смотрела в окно на завораживающую Луну и думала… Как он.
***
Но ждать следующего полнолуния не пришлось. Утром меня разбудил звонок, ну не звонок, а настойчивая вибрация моего телефона – я его с молчанки так и не сняла. Опять с десяток пропущенных, и все – опять от Санька. Я ответила. Санёк, сдерживая раздражение, сумрачным голосом сообщил:
– У нас очередной труп. Почерк Резака. Мы все давно уже на месте, срочно приезжай…
И назвал адрес.
Я откинула одеяло и села на кровати. Блин! С чего я взяла, что славший мне сообщения Элик и есть Резак? Может, он и впрямь просто Элик и просто по какой-то причине не пришёл в кафе. Почему мы это не проверили? Не попытались найти его по фото или по IP-адресу4? Видите ли, она почувствовала! По ласковым и властным словам в сообщении… Дура какая!
Ну не совсем дура. Мы, конечно, пытались вычислить Резака через его переписку с жертвами, наши айтишники писали запрос администратору сайта знакомств и нам даже пришёл ответ с IP-адресами, с которых Резак общался с жертвами, но все адреса были подставные. Есть всякие программы, позволяющие скрывать истинные адреса в интернете, и Резак, очевидно, ими пользовался. Искали и по фотографиям, которые он использовал на своих страничках, но ничего, никакой связи – просто надёрганные из интернета фото красавчиков.
В общем, всё-таки дура! Если б мы этого Элика проверили, он мог бы оказаться реальным человеком, а не скрывающим свою личность маньяком. Но подумали, что смысла нет, раз уж в предыдущие разы такая проверка ничего не дала. А теперь получается, что пока я ждала Элика в "Куинджи", настоящий Резак в каком-то другом кафе выслеживал свою очередную жертву. Уже шестую. И выследил. И проводил до дома. И убил.
Горько вздохнув, я обернулась и замерла в недоумении – Женечки на кровати не было, лишь смятая подушка. Наверное, ушёл пораньше, а меня пожалел – не стал будить… Он у меня настройщиком фортепиано работает, клиенты у него бывают и рано утром и поздно вечером. Мы с ним так и познакомились – у меня пианино разладилось, стала мастера искать в интернете, нашла Женечку. Он пришёл ко мне домой, уже почти ночь была… Всё настроил, стал играть… Я зажгла свечи, достала бутылку вина… И потом мы сыграли в четыре руки "Лунную сонату"…
Я наклонилась к подушке, вдохнула оставшийся на ней едва уловимый аромат волос Женечки… и тут заметила на тумбочке его мобильный, который вчера сама же положила туда заряжаться… "Растяпа мой милый, – улыбнулась я. – Как же я тебя люблю!"
Нахлынувшие сладкие воспоминания о прошедшей ночи оттеснили мысли о Резаке. Я вспомнила, как мы с Женечкой ласкали друг друга, как шептали нежные слова… Нанесённая мной травма никак не сказалась на "работоспособности" Женечки, даже наоборот – он был просто неутомим. Может, от удара кровь стала лучше циркулировать? Женечка так разошёлся, что даже согласился поиграть со мной – о чём я его давно просила, а он прежде отказывался – в "полицейского и преступника". Я достала из сумочки наручники, пристегнула его руки к спинке кровати… Женечка оказался полностью в моей власти, я могла делать, что хочу… И делала! И это длилось долго, невероятно долго… Мне бы хотелось, чтоб это длилось всю жизнь… А потом… потом мы вместе, одновременно, испытали высшее наслаждение любви. До Женечки я думала, что фригидна. Ну не совсем – сама я могла доставить себе удовольствие, но не яркое – так, для здоровья. А вот с мужчинами… никак не получалось. Пока не сыграли мы с Женечкой "Лунную сонату" в четыре руки… И пусть потом оргазмы я испытывала не каждый раз, но всегда страстно, в порыве, в жажде… Но сегодня произошло нечто особенное… так это ещё никогда не бывало! Одновременно… Наши тела и души сплелись так, словно стали мы одним существом, одной сущностью, единой сутью. И длилось это вечность… В изнеможении, прижавшись к Женечке, я заснула. А в окно светила полная Луна…
Луна… Чёрт! Которая этой "волшебной" ночью также светила Резаку.
Я резко встала с кровати, подняла валявшиеся на полу брюки, которые стянула с Женечки, когда прикладывала ему лёд, аккуратно повесила в шкаф, прошлёпала босыми ногами по коридору в ванную. На стиральной машине – рубашка, трусы с носками… Это Женечка вчера душ принимал. Сунула их в барабан, запустила машину – вечером у Женечки всё будет чистое, после работы поглажу. Вместе с брюками. И быстро приняла душ.
Pulsuz fraqment bitdi.