Kitabı oxu: «Цифровой подружитель»

Şrift:

Мы скоро вырастем, ребята,
И нас большие ждут дела.
Пусть у Земли большая карта —
Нам все равно она мала!
Пусть не обидится планета,
Она ведь вырастила нас,
Но все же сядем мы в ракету
И полетим вперед, на Марс!
Мы тяготенья снимем путы,
Мы любопытны – просто жуть!
Для нас открыты все маршруты,
Но к Марсу – самый первый путь!
(Стихи автора)

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

Мысль сделать сборники моих рассказов появилась у меня давно. Я начал писать фантастику в 90-х годах прошлого века, и, как водится, сначала это были рассказы. Но и позже, когда были написаны и изданы произведения крупной формы, рассказы я тоже вниманием не обделял. Что-то возникало спонтанно, в результате «творческого озарения», что-то писалось для конкурсов, таких как «Рваная грелка», «КолФан» и пр., что-то создавалось специально для журналов и сборников.

Кстати, о журналах и сборниках. В них на сегодняшний день опубликовано более тридцати рассказов. Это такие журналы как «Если», «Техника-молодежи», «Знание-сила: Фантастика», «Юный техник» и другие, менее известные, в том числе и зарубежные. В итоге мои рассказы увидели свет в таких странах как Россия, Великобритания, Канада, Израиль, Латвия, Украина и США.

Однако я не стал делить рассказы для задуманных сборников на те, что уже опубликованы (есть такие, что и не единожды), и на те, что так еще и не видели свет. Не думаю, что факт публикации автоматически делает текст лучше. Мало того, я даже оставил все рассказы в первоначальном виде, без той переработки, что требовали некоторые издания. Единственное, что я позволил себе, это еще раз сделать вычитку и провести минимальную редактуру с позиции моего нынешнего опыта, а также реалий сегодняшнего дня.

Произведения наверняка неравноценны по стилистике, уровню подачи материала, занимательности сюжета и прочим литературным параметрам, ведь писались они в разное время – и когда я еще только начал приобщаться к литературному творчеству, и когда приобрел уже какой-то опыт. Тем не менее, я не стал делить их по признаку новые-старые, потому что все они для меня родные дети, с каждым что-то связано, каждый чему-то меня научил. Не стал я и сортировать их по датам написания, посчитав, что это вовсе не самое главное.

Я провел деление по другому принципу. Хотя все рассказы принадлежат любимому мною жанру фантастике, но тематика у них очень разная; она представляет такие поджанры как фантастика научная, юмористическая, любовная, проза для детей и юношества, мистика-ужасы, сюрреализм… В связи с тем что рассказов накопилось много, порядка восьмидесяти, и все они представляют перечисленные выше направления, я решил сделать не один, а несколько сборников – каждый по своей тематике. Объединяет их придуманное мною название «БутАстика»; потому что это Буторин Андрей, и потому что это фантастика.

Пятый из шести задуманных сборников относится к поджанру «детская фантастика». Писать для детей, для подростков, для юношества в целом мне очень нравится. Надеюсь, и моим юным читателям понравится то, что я делаю для них.

Приятного чтения, дорогие друзья! Жду ваших отзывов.

Искренне ваш,

Андрей Буторин

Ракушка
(Маленькая повесть для немаленьких детей)

Глава 1. Хруст, которому не придали значения

После Туапсе в окна прыгнуло море. Ну, это я, конечно, для красоты так говорю, никуда оно на самом деле не прыгало, а лежало себе спокойненько от самой почти железной дороги до горизонта и еще дальше. Папа говорит – до Турции, так значит и есть. Но в тот момент, как мы тронулись от вокзала в Туапсе и, проехав совсем чуть-чуть, стали поворачивать налево, оно к нам в окошко и прыгнуло – глаза так и утонули в этой сине-зеленой огромности! Я чуть не взвизгнул. Было бы мне не двенадцать лет, завизжал бы точно.

Вообще-то я море видел и до этого, мы ездили сюда уже два раза – когда я перешел во второй класс и еще раньше, когда мне всего четыре года было. Тот, первый раз, я, конечно, не помню: так, что-то смутное мелькает – карусель-паровозик, ярко-розовый круг, с которым я в море барахтался… Второй раз помню лучше, но тоже как-то размыто, без подробностей. Вот тогда я от моря, наверное, визжал… Хотя, в тот раз мы летели на самолете. Или самолетом? Мама всегда ворчит, что я неправильно говорю. А какая разница? Всем же и так понятно! Просто мама привыкла, она на работе, в своей редакции, всем ошибки исправляет. Вот и мне достается. Ладно, я не обижаюсь! Папе, наверное, от мамы больше терпеть приходится – он же с ней вместе работает, только он как раз и пишет те статьи, что мама проверяет. Ну, не он один, конечно, пишет, и не одна мама проверяет, их там много – я у них на работе был, знаю.

Да ладно, какая работа, чего это я? Отпуск же у мамы с папой, а у меня каникулы! Наконец-то мы снова едем к морю все вместе! Да вот ведь, уже и приехали почти, говорю же – море за окном плещется!

Тут как раз по вагону стали всякие тетки ходить, предлагать жилье в Лазаревском… А мы как раз туда и ехали. Но папа почему-то от теток все время к окну отворачивался, а мама только головой мотала, когда они возле нас останавливались.

– Чего вы? – удивился я, когда прошла очередная тетка. – Нам ведь надо жилье!

– Ты знаешь, сколько денег они дерут? – проворчал папа, по-прежнему глядя в окно.

– Не знаю, найдем ли мы дешевле, – вздохнула мама. – Июль, самый сезон…

– Найдем, – сказал папа очень уверенно, словно сам с собой спорил. Даже от разглядывания моря отвлекся и на маму посмотрел. – Там на каждом заборе объявление: «Сдается комната».

– Ты-то откуда знаешь? – снова вздохнула мама.

– Санька говорил! И Верунчик твоя…

– Они когда ездили? Санька два года назад, а Верунчик – в конце мая.

– Какая разница?.. – Папа снова уставился в окно.

– Ох… – в третий раз вздохнула мама, и мне стало немного грустно. Но мама вдруг вскинулась, засуетилась, набросилась на меня: – Гарик, а чего ты сидишь?! Мы через десять минут выходим, а у тебя вещи не собраны! Фломастеры, вон, валяются, альбом… Чипсы будешь доедать?

Я помотал головой и чипсами захрустел папа, а я сдернул с полки сумку, ссыпал в отдельный кармашек фломастеры и стал пихать в большое отделение альбом и книгу. Большое-то оно большое, но места в нем совсем не осталось. Странно, ведь альбом с книгой там и лежали; почему же сейчас они не лезут? Мама заметила мои мучения, забрала у меня альбом и положила его сверху в сумку с продуктами. Хотела отправить туда и книгу, но я испугался – еще запачкается какими-нибудь помидорами или курицей… И я предпринял новую отчаянную попытку запихнуть книгу в свою сумку. В ней вдруг что-то хрустнуло, и книга наконец-то поместилась. Сначала я расстроился, что сломал какую-нибудь важную вещь, но тут как раз поезд начал сбавлять ход, за окнами замелькали дома поселка, и я сразу забыл об этой неприятности.

Пассажиры заспешили к выходу, папа с мамой тоже подхватили сумки и наперебой заторопили меня. Странные люди! Можно подумать, что я не хочу выходить.

Первый сюрприз ждал нас, едва мы выбрались из вагона на перрон. Там тоже к нам подлетели разные дядьки-тетки и стали дергать за рукава и орать прямо в уши про дешевое отличное жилье. Но едва мы от них отбились (папа двинул сквозь орущую толпу тараном, а мама отбивалась непосредственно, мотая головой и повторяя: «Нет, не надо, не надо, нет, нет…»), как я тут же увидел стоявшую в стороне, у лавочки… Елизавету Николаевну!

– Папа, мама! – закричал я, некультурно показывая на свою первую учительницу пальцем. – Смотрите!

– Ба! – сказал папа и выронил сумку. Мама потешно захлопала глазами и замерла как вкопанная. А я рванулся было к Елизавете Николаевне, но через два-три шага тоже замер. Чего-то я вдруг застеснялся. Все-таки с первой учительницей мы два года не виделись, она после нашего класса на пенсию ушла и сразу уехала куда-то. Но самое-то смешное, я ведь когда вещи перед выходом собирал, про Елизавету Николаевну вспомнил и подумал: вот было бы здорово, если б она именно в Лазаревское переехала, а здесь бы нам повстречалась и предложила у себя поселиться. И денег бы не много попросила, а то мама с папой переживают, что нам их для нормального отдыха не хватит… Вот я и затормозил. Такого же не бывает, чтобы невероятные мысли сбывались! А получается, что бывает. Хотя, Елизавета Николаевна нас ведь еще жить к себе не позвала…

И тут она нас тоже заметила и сразу узнала. Побежала к нам, замахала руками:

– Кукушкин! Гарик! – Остановилась, задумалась ненадолго, махнула рукой: – Вы меня извините, товарищи родители, не помню уже, как вас зовут… А Гарика помню! Как же, я весь ваш класс по именам помню, вы ведь у меня последние были… – Учительница полезла в карман за платком, стала вытирать глаза, потом обняла вдруг меня крепко-крепко. Я снова застеснялся. Стою, как истукан, и молчу. А мама с папой, наоборот, оживились, заговорили разом. Напомнили свои имена, стали рассказывать, что вот, мол, отдыхать в Лазаревское приехали… Странные они все же! Можно подумать, что летом на море можно поехать, чтобы работать. Хотя, папа куда только не ездит по работе – и зимой, и летом. Вот, недавно только с Севера вернулся, с Кольского полуострова. Там какой-то интересный случай произошел – то ли военный самолет разбился, то ли метеорит упал. Папа мне оттуда такой сувенир привез…

Но тут мои мысли Елизавета Николаевна прервала. Она сказала то, что я и хотел:

– Так это же замечательно! Это очень кстати! Я как раз к поезду пришла, чтобы жилье людям предложить. Но тут видите, что творится, – кивнула она в сторону галдящих дядек и теток. – Мне не пробиться. Да и не умею я, никогда этим не занималась. У меня ведь муж этой зимой умер, – Елизавета Николаевна снова полезла за платочком. – А дочка – мы ведь к ней-то сюда и переехали, как пенсионерами стали – еще в прошлом году замуж второй раз вышла, в Сочи перебралась, к мужу. Внук сейчас в армии. Вот я и осталась одна в двухкомнатной квартире…

Папа с мамой переглянулись, и учительница замахала руками, заговорила быстро-быстро:

– Нет-нет, вы не подумайте, я не из-за денег! Мне и дочка помогает, да и пенсии хватает… Много ли одной надо? Просто людям помочь хочется, да и скучно в одиночестве. Может, вы у меня остановитесь? Мне и с Гариком пообщаться – в удовольствие, и вообще – не чужие ведь…

Конечно, мы поселились у Елизаветы Николаевны. Правда, маме больше бы хотелось пожить в частном доме, с садом, или хоть цветами во дворе, чтобы посидеть можно было вечером на лавочке, южную зелень понюхать… А чего ее нюхать? Главное – что? Море! А оно от дома Елизаветы Николаевны совсем рядом – пять минут каких-то. Ну и что, что у нее квартира, зато привычно все, почти как дома. А зелень понюхать можно с лоджии – она как раз на склон горы выходит – той, на которой телевышка стоит. И весь этот склон просто утопает в зелени, нюхай – не хочу.

Правда, в этот вечер мы уже ничего нюхать не стали; поужинали только, приняли душ и уснули как убитые. Во всяком случае, я. Вот ведь интересно: полтора дня в поезде ехал, ничего не делал, только на полке валялся, а устал. Зато родители меня порадовали – уступили место на лоджии – той самой, что на гору выходит; на этой лоджии, кроме тахты, ничего нет, зато окошко можно распахнуть, чтобы спать не жарко, да и вообще – это хоть и маленькое, но отдельное жилище: я привык уже, что дома у меня отдельная комната.

Да ладно, чего я про лоджию! Ерунда это все, где жить и на чем спать, когда море рядом. И рано-рано утром мы проснулись, умылись, чаю попили – и бегом на море! Серьезно, бегом, – наперегонки. Выиграл я. Добежал до самой воды и запрыгал от нетерпения – ждал, пока папа с мамой прибегут. Оборачиваюсь, а они идут себе в обнимочку, не спеша. Устали! Вот ведь странные люди – тут море плещется, а они обнимаются!

– А ты чего не купаешься? – спрашивает папа.

– Так я же вас жду! – обомлел я от такого вопроса.

– А чего нас ждать? Море – вот оно. Раздевайся, да ныряй!

– Нет-нет, – испугалась мама. – Ты что говоришь, Витя? За ребенком надо смотреть, когда он в море купается, что ты!

Ну, вот! Опять я ребенок… Но сейчас даже мамины обидные слова меня не расстроили. Я мгновенно стянул футболку с шортами и ринулся в воду.

Ах, как это здорово! Да что рассказывать – все и так знают, что такое теплое, и в то же время ободряюще-прохладное, ласковое, соленое, доброе и веселое, синее и прозрачное Черное море! А кто не знает… Разве это расскажешь!

Я плавал, нырял, кувыркался, бесился в воде до одури! Папа успел искупаться, позагорать, снова искупаться, а я все не мог насладиться, наплескаться… Если бы не позвала мама, я бы, наверное, плавал-нырял до самого вечера.

Но мама позвала – и очень строгим голосом. Раз уже, наверное, в пятый. А когда мама зовет таким голосом, как в этот, восьмой раз – с ней лучше не спорить. Вот странные люди! Папа два раза зашел в море на пять минут – и ему хватило, лежит вон, белый живот солнышку выставил. Мама вообще разик в воду окунулась, там, где даже мне по пояс – и тоже лежит, будто никакого моря рядом нет. Стоило ехать в такую даль!

Впрочем, мама не лежит. Мама стоит у самой воды и машет мне кулаком. Голос у нее уже осип…

– Гарик, если ты не будешь слушаться, на море больше не пойдешь!

Здрасте! А зачем же я тогда сюда ехал? Но я знаю, что мама шутит, хоть и сердится сейчас всерьез, поэтому безропотно падаю на подстилку, раскинув руки-ноги в стороны. Солнце мигом высушило кожу, стало тепло и приятно. Захотелось мурлыкать.

– Смотри, синий весь! – не унималась мама. – Витя, хоть ты ему скажи!

Но папа, приподнявшись на локте, смотрел куда-то мимо нас. И облизывался! Мы с мамой посмотрели туда же. По пляжу шел парень – такой же подросток, как я, может, чуть старше и тащил в вытянутых руках – то ли поднос, то ли фанерку, а на нем (или на ней) розовело что-то в три ряда…

– Раки!.. – простонал папа и снова облизнулся.

– Какие раки? – фыркнула мама. – Раки в море не живут.

– Здесь есть реки, в них есть раки, – скороговоркой выдал папа, не отрывая взгляда от парня, а тот, подойдя уже совсем близко, певуче закричал:

– А вот, кому раковины рапанов?! Раковины рапанов! А-а-атличный сувенир!

– Тьфу ты! – вновь плюхнулся на гальку папа. А вот я… Я вскочил и остолбенел… Мне показалось вдруг, что дунуло холодным ветром, отчего мурашки побежали по коже и тонкие волосики на руках и ногах разом вздыбились и даже, по-моему, зашевелились.

Я понял, что хрустнуло вчера в моей сумке!

Глава 2. Прежде чем что-то ломать, нужно думать!

Я несся назад быстрее, чем к морю. За мной едва поспевал, отдуваясь, папа, а мама вообще отстала и сердито кричала вслед, чтобы мы ее подождали, что стоило ехать на море, чтобы в первый же день удирать от него без оглядки, что это ужасно несносный ребенок, что она вообще сейчас развернется и пойдет загорать одна…

– Катик, – оборачивался папа, вытирая пот со лба, – ну, ты же знаешь, в первый раз вредно долго загорать…

– Мне – не вредно! – отвечала мама, догнав нас наконец. – У меня отпуска всего две недели. Если я буду соблюдать дурацкие правила, то приеду домой белой!

– Ну, мы еще сходим после обеда, – успокаивал папа маму. – Ребенку действительно вредно…

– Это ребенок у нас вредный! Ну, что, скажи, – что случилось? Куда ты так сорвался? – это уже относилось ко мне.

Странные люди! Я их что, звал за собой? Я прекрасно нашел бы дорогу и сам! Тут идти-то всего пять минут, а бегом – вообще две. Нет, понеслись за мной, словно я в Антарктиду собрался! А я теперь и виноват…

– У меня сумка не разобрана, – буркнул я.

– Сумка?! – закричала мама громче прежнего. – И ради этого ты сорвал нас с пляжа?! Ты что, перекупался?

Нет, мама у меня добрая. Только нервная система у нее расшатана. Она сама так все время говорит, я не выдумываю. Вот, мол, с такой работой от нервов скоро одни тряпки останутся. Но я и про сумку правду сказал. Ведь вчера я сразу уснул, и разобрать вещи у меня просто не осталось сил. А про хруст в сумке я вообще забыл. И только сейчас вспомнил, когда парень ракушки пронес. Ведь у меня в сумке могла хрустнуть только ракушка!

Мне эту ракушку папа привез, с Кольского полуострова. Туда метеорит весной упал, и папу в командировку послали. А когда он и другие журналисты на место приехали, их военные к метеориту не пустили. Сказали, что это вовсе не метеорит, а военный самолет, истребитель-перехватчик. Случилась авария, загорелся мотор, самолет упал в лесное озеро, но летчик успел катапультироваться. Никто не пострадал, так что, мол, разойдитесь – военная тайна. Но папа не разошелся, сделал вид, что поверил, а сам вокруг озера по лесу побродил. Увидел срезанные макушки деревьев. Но их и самолетом могло срезать, и метеоритом. А больше так ничего и не нашел, только эту ракушку. Большую, с ладонь, и на ладонь как раз похожую, только не розовую, а голубовато-серую. Из нее пять отростков торчало – и впрямь как пальцы. Только очень тонкие, с карандаш. Самое странное – откуда в заполярном лесу ракушка? Но папа ее привез в редакцию, показал начальнику, хотел статью написать. А главному редактору уже военные позвонили и про военную тайну сказали, так что он папе статью писать не дал. Тогда папа подарил эту ракушку мне. Вот я ее и взял с собой на море, дурак! И, видать, один из «пальцев» у этой ракушки отломился. Гадство какое!

…Ну конечно! Я так и знал… Один отросток ракушки лежал в сумке отдельно. Без него ракушка смотрелась уродливо, даже в руки ее брать не хотелось. Я чуть не разревелся. И, пожалуй, сделал бы это, если б в голову мне не стукнула вдруг дурацкая мысль… Что я подумал тогда, когда сломал ракушку? Вот именно! Я подумал, хорошо бы, чтоб Елизавета Николаевна жила в Лазаревском и пустила нас к себе пожить. И что случилось дальше? А именно то и случилось, что я подумал! Разве так могло получиться само собой? Нет, может и могло, но… Разве так бывает?! На самом деле, в жизни? Да ни за что, точно говорю! Я сколько раз думал на уроках: вот бы меня не вызвали к доске! Бывает, что и не вызывают, но чаще почему-то – наоборот. Так то в классе, где всего нас двадцать два человека. А тут! Сколько в нашей стране мест, куда могла бы уехать Елизавета Николаевна? Точно не знаю, но уж никак не двадцать два! К тому же, она могла ухать и за границу. Тогда вообще – караул! Это раз. А сколько в том же Лазаревском людей сдают жилье? Наверное, много, и все-таки не все ведь… А к поезду именно нашему сколько из них пришло? Совсем немного. Это два. И чтобы вот так совпало, чтобы именно среди них оказалась моя учительница? Именно когда я об этом помечтал? Что-то мне плохо верится. Но она ведь пришла? Тьфу ты, я совсем запутался!

В общем, мысль моя была такой: я подумал об учительнице сразу после того, как сломалась ракушка. И Елизавета Николаевна оказалась на перроне. Так не ракушка ли это устроила?

Это глупости, конечно, мы не в сказке живем… Но что стоит проверить? Вот она – ракушка, все равно уже сломанная. Надо просто отломить еще один «палец» и загадать какое-нибудь желание.

Я внимательно посмотрел на ракушку. На тыльной стороне «ладони», там, где у настоящей ладони выпирают костяшки, красовались узоры, чуть-чуть выпуклые и чуть более светлые, чем сама ракушка. На обычных рапановских ракушках тоже есть узоры, но эти показались мне странными. Они были не симметричными и друг на друга не похожими. Словно иероглифы какие-то. И как я раньше этого не замечал?

Но узоры узорами, а проверить действие ракушки все-таки стоило. Что бы такое задумать?.. А что думать? Пусть ракушка снова будет целой! И я хрустнул вторым ее «пальцем». Ничего не произошло, а ракушка стала еще более уродливой.

Зато подул ветер. Странно, какой ветер может быть в закрытой комнате? Или это сквозняк? Я обернулся посмотреть, не открыта ли дверь – и ахнул! По всей комнате мерцали какие-то странные тени, вроде бы человеческие, но взглядом совершенно неуловимые. Причем, они свистели и тонко-тонко пищали. Похоже, они-то и поднимали как раз в комнате ветер…

Ой! Ой-ей-ей!!! Эти тени стали ширкать по мне! По плечам, лицу, рукам… Больно так, словно наждачкой! Я поднял руку. Ну, точно, расцарапали до крови!

А потом… Потом вообще ужас начался! Тени швырнули меня на кровать и сдернули с меня рубашку – в один миг! Кожу обожгло как кипятком, живот и грудь вмиг покраснели. Тут я не выдержал и заорал в полный голос. Рубашка снова оказалась на мне, а тени на какое-то время исчезли. Я успел лишь подняться с кровати и схватить злосчастную ракушку, как они налетели снова, засвистели пуще прежнего, зашаркали по мне своей «наждачкой», больно-пребольно затолкались… Я визжал как резаный! Еще бы! Завизжишь тут… А потом меня схватили, и я полетел. Через комнату, прихожую, вниз по лестнице – все за одну-две секунды! И очутился в машине, очень похожей внутри на «Скорую помощь», как ее показывают в кино. Я лежал на носилках, а машина просто тряслась, грозясь развалиться. Она издавала при этом такой звук – как комар, только в тысячу раз громче. У меня аж заныли зубы вдобавок ко всем царапинам и ссадинам, что оставили на мне «тени». И мне показалось, что рядом сидит мама… Во всяком случае, в машине тоже была «тень». Только более плотная, что ли. Но все равно расплывчатая и туманная. Я, с трудом пересилив тряску, повернул голову к окну. В нем все просто мелькало – дома, деревья, люди, машины, сливаясь в сплошную пеструю ленту… С какой же скоростью ехала эта «Скорая»? Так и на «Формуле-1» не гоняют!

Потом тени снова потащили меня – на носилках, теперь я это понял. Вокруг замелькали окна, двери, коридоры… Наконец, этот сумасшедший полет, от которого меня уже затошнило, закончился, меня снова швырнули на кровать, и на пару секунд оставили в покое. Я успел лишь понять, что очутился в больничной палате: пахло лекарствами; кроме кровати в комнате стоял лишь стол, тумбочка, да белел умывальник в углу. Я был прошлой зимой в больнице – навещал Мишку, когда он сломал ногу.

Самое плохое, я никак не мог собраться с мыслями. Конечно, я испугался. Причем, сильно. Но, поняв, что попал в больницу, чуток успокоился. Значит, тени мне просто мерещатся. Может, я и правда перекупался или перегрелся на солнышке? Сейчас придет врач, послушает меня, даст выпить лекарства… Пусть даже укол сделает, я согласен! Лишь бы все стало снова нормальным.

Но расслабиться мне не дали. «Тени» налетели снова. Теперь они тормошили меня куда сильнее, чем тогда, в комнате. Первым делом они вырвали у меня из руки ракушку. Потом меня стали крутить-вертеть, шаркать по мне, шлепать, тыкать в меня больно-пребольно. Я снова закричал. Но «тени» не обращали на это никакого внимания. Потолкались и потыкались еще и опять поволокли меня по коридорам и комнатам, делая остановки по две-три секунды, так что я успевал все же что-то рассмотреть. Так, я побывал в лаборатории – там стояли на столе пробирки с кровью и там же мне самому рассадили палец; брали что ли кровь? Зачем это «теням»? Хотят распробовать на вкус?! Потом я очутился среди блестящих приборов – рассмотреть ничего толком не успел, потому что меня вертели словно юлу. Потом я уже плохо помню, где был, потому что от усталости, боли и страха я даже вроде бы терял сознание.

Очнулся я снова в палате, той самой, куда принесли меня сразу. В руке у меня, там, где она сгибается, торчала медицинская игла с прозрачной трубкой, которая тянулась к перевернутой бутылке на высокой подставке. И из этой бутылки прямо мне в вену качалась жидкость – именно качалась, будто в бутылке невидимый поршень двигался, так быстро убывала там жидкость! Секунд десять – и бутылка опустела… Тут же мелькнула очередная тень, дернула меня за руку – и сразу исчезли и бутылка с подставкой, и игла из руки.

Я полежал с полминуты, приходя в себя. «Тени» пока не появлялись. Зато я увидел такое, что и про «тени» забыл! В окошко палаты заглянуло солнце. Сначала я этому даже обрадовался. А вот потом испугался! Потому что солнце двигалось по небу! Нет, я понимаю, конечно, что оно и должно по небу двигаться, но не с такой же скоростью! И вообще, вся эта ерунда с «тенями» началась еще до обеда, мы ведь рано вернулись с пляжа, а теперь солнце уже падало к горизонту! Я ведь не мог потерять сознание на полдня! Или мог? Да нет, конечно. Просто солнце взбесилось! Или… затормозился я… А что такое «тени»? Да это же обыкновенные люди! Только скорость, или, как его… ритм жизни у нас разный! Я живу медленнее, вот мне и кажется, что они носятся как угорелые, не успеваю даже их толком рассмотреть. А я для них – неподвижный чурбан. Представляю, как перепугались родители, увидев меня застывшим посреди комнаты! Я ведь, по их мнению, и не дышал даже… А почему так все вышло? Откуда эти чудеса? И почему именно со мной такое приключилось?!

Я подскочил на кровати. Так это же ракушка! Ведь началось все, когда я отломал второй отросток. Но я загадал совсем другое желание… А почему я решил, что ракушка – это камень исполнения желаний? Черт!.. Прежде чем что-то ломать, нужно думать!

Кстати, а где ракушка? Я забегал глазами по палате: стол – на нем ничего нет, кроме пустого стакана и пузырька с лекарством; тумбочка – тоже пустая… А в тумбочке? Я распахнул дверку – пусто; выдвинул ящик – фу-у… вот она, моя дорогая! Или, скорее, проклятая, виновница моих несчастий. Да нет, при чем тут ракушка, это я дурак! Захотел на халяву золотую рыбку поймать.