Школа романиста «WATIM». Апрель

Глава 3. Подростковый Центр

Эта территория интерната, как и все расположенные на ней здания: – школа, жилой корпус, спортивный зал с обвалившейся крышей, гараж на две машины, принадлежали когда-то Министерству образования. Здесь жили и учились дети из прилегающих к городу бесперспективных сел, в которых позакрывались свои школы.

Когда в городской казне закончились деньги, интернат быстро пришел в запустение. Детей оказалось выгоднее возить на занятия на автобусах, перевалив финансовые заботы о них на сельские администрации. А комплекс зданий попытались продать с молотка.

Условия торгов, по которым за помещениями должен сохраниться статус учебного заведения, огромные средства, необходимые для восстановления объекта, отпугивали покупателей, и цена лота очень скоро стала равна цене забора вокруг интерната.

Казалось, теперь точно лакомый кусочек приберут к рукам люди, близкие к власти. Но никто не спешил заявлять своих прав.

Тогда и появился этот Благотворительный фонд, с учредительным капиталом, равным стоимости комплекта мебели для кабинета директора. Некий доктор Грегори Фаусто, значилось в учредительных документах, и был этим директором для мебели и единоличным хозяином фонда.

– Подставная фигура, – посчитали чиновники, оценивая неказистую фигуру доктора, его старенький потертый костюм и вихляющую походку. Меряя ситуацию под себя, они единодушно решили.

– Истинных хозяев комплекса зданий не станет выпячивать никто.

Впрочем, до поры до времени, это никого особо не волновало. Главное, что намозоливший городским властям глаза интернат скинули с баланса, соблюли условия торгов и государственные интересы. А фонд, заявивший о создании приюта для бездомных и обездоленных детей, не просит денег у городского бюджета.

К удивлению Мэра, и в подтверждение догадок о скрытых и богатых инвесторах, за оставшиеся до начала учебного года месяцы совершилось чудо. Все корпуса качественно отремонтировали, провели реконструкцию, и теперь прежний обшарпанный интернат было не узнать.

Трехэтажную школу перепланировали. На третьем этаже вместо классов сделали просторные спальни на два человека в каждой. Тут же два отдельных люксовых номера для преподавателей и комнаты для подготовки уроков и досуга.

Второй этаж – четыре кабинета для школьных занятий, крыло для внеклассной работы и еще два номера для преподавателей.

Первый этаж – просторная столовая, зал собраний, хозяйственные комнаты.

Спортивный зал так же перекроили, и теперь здесь появился небольшой бассейн и сауна.

Обновили и расширили гараж.

А вот бывший спальный корпус, соединенный со школой переходом и оказавшийся лишним, стал клиникой. Точнее, клиникой стали первые два этажа. На третьем жилая зона персонала и гостиница для гостей.

Оборудованию, каким были оснащены два этажа клиники, позавидовали бы все больницы города. Но, так как в этот центр город не инвестировал ни копейки из своих средств, оставалось только мечтать и надеяться, что когда-нибудь и им, избранным, удастся проверить на себе новейшие достижения мировой медицины.

Накануне первого сентября доктор Фаусто самолично прикрепил к будке на проходной большой прямоугольный щит, на котором была короткая, но лаконичная надпись:

«Подростковый Центр»

Ниже, небольшой прямоугольник с внутренней подсветкой, предупреждал любопытных:

«Частное владение. Охраняется законом. Вход запрещен»

В короткие сроки был отобран коллектив педагогов, причем с каждым из них доктор Фаусто провел личные беседы и какие-то медицинские тесты. Оговоренные в контракте в графе «заработная плата» цифры навсегда сняли вопрос о нераспространении служебной тайны.

Все будущие сотрудники клиники появились в один день. Их встретили прямо в аэропорту, привезли в закрытом микроавтобусе и поселили в квартиры на третьем этаже клиники.

А основной свой контингент Центр набрал через полицию, приюты и спецприемники.

Самые трудные подростки, не признающие никакого авторитета, законов, заборов и любых методов воспитания, такие, от которых отказывались все на свете – были собраны здесь.

Тридцать человек.

От двенадцати лет и старше.

Месяц карантина, медицинское освидетельствование, излечение от болезней беспризорного образа жизни, усиленное питание – и опрятные и вежливые мальчики и девочки заполнили спальни, учебные классы и территорию Центра.

Всех: полицию, органы опеки, педагогов города сводил с ума один вопрос. Как так? Ни одного побега, ни одного нарушения общественного порядка со стороны воспитанников, ни одной жалобы со стороны воспитателей и педагогов! Каким таким секретом уговоров владеет этот загадочный доктор Фаусто?

И только те, кто работал и жил на этой закрытой территории, знали истинную причину таких перемен не только в поведении подростков, но и самих преподавателей.

На протяжении первого месяца знакомства доктор Фаусто, для всех без исключения: преподавателей и детей, воспитателей и нянечек, и даже водителей и сторожей ежедневно читал по одной лекции на самые, казалось бы, безобидные темы.²

Он не открывал Америк, не поражал их воображение новыми знаниями. Он просто беседовал о жизни, рассказывал множество веселых и поучительных историй. Но через месяц все его слушатели имели совершенно иное мышление, иной взгляд на окружающий его мир. И четкую установку: с сего дня самое большое наказание, которое существует в Центре у доктора Фаусто и на земле вообще: в двадцать четыре часа собрать вещи и навсегда покинуть территорию этого замечательного Центра. И, упаси вас боже, распустить язык

Разговоров о богатом фонде, вернее, о стоящих за ним людях, было много. Естественно, власти решили навести справки и разобраться со щедрыми инвесторами, – а нельзя ли их немного пощипать на благо, так сказать, родного города.

Доктор Фаусто скромно выслушал скользкие намеки чиновников, обещал передать просьбы «туда» – при этом его глаза вылезли из орбит и поползли кверху, а указательный палец ткнул в высокий потолок, и удалился, раскачивая тяжелыми бедрами. И… казалось, забыл о важном разговоре.

Главный по государственной безопасности всего города, начальник полиции и даже прокурор принялись в спешном порядке собирать сведения о непонятливом докторишке.

Что они накопали, остается тайной за семью печатями, но от доктора и от его фонда с корыстными просьбами отстали навсегда. А его Центр превозносили как образец. Всегда можно было, с согласия доктора, конечно, привезти сюда какого-нибудь заезжего гостя или комиссию, и пустить пыль в глаза ухоженностью, порядком и вышколенным персоналом.

По городу поползли порой невероятные, но все равно полезные для доктора и его заведения слухи.

Кто-то, где-то, по особому секрету узнал, что Грегори Фаусто был не совсем рядовым врачом, а врачом, помешанным на психиатрии и безнадежно сжигающим свои еще не старые годы в неблагодарной работе с трудными подростками. Выяснилось, что у него была собственная лаборатория в секретном подразделении то ли университетского города N, то ли города военного городка M. Потом он семь или восемь лет работал в Индии, где проводил строго засекреченные армией исследования, и даже запатентовал какую-то полезную микстуру. А недавно вернулся в родной город и пошел работать не в лучшую в городе клинику, куда его могли взять с руками и ногами, а учредил собственный фонд.

По-человечески понятно: возраст, ностальгия, в один год умерли любимые родители, сыновний долг и привязанность. Но такие вещи в нынешнем обществе не в моде. Сейчас деньги в моде, а еще больше в моде деньги, облеченные властью.

Или он заработал капитал на своем старом месте, или финансовый вопрос его не очень волновал, – ведь ясно же, в фонде много не заработаешь, – но он раз за разом отказывался от выгодных предложений.

Правда, в последнее время, не очень охотно, и только по просьбе очень важного человека из властных структур, согласился позаниматься частной практикой.

И тут, как показалось расчетливым обывателям, без особой корысти.

Чем же был замечателен доктор Фаусто?

Он лечил головы.

От накопившегося там мусора.

Мигрени, всплывающие боли, утомление, плохое настроение и дискомфорт. Даже посттравматический синдром от измены супруга.

У этих недугов было две особенности.

Болели ими, как правило, очень обеспеченные люди. И в большинстве случаев это были дамы.

Доктор Фаусто, как хороший психолог, дабы повысить свой авторитет или просто отмахнуться от навязчивых клиентов, установил строгую очередность на прием. Не более одного пациента в день. Время приема – ровно тридцать минут. И, в этом же русле, назначил неимоверно высокую плату – тысяча баксов за полчаса общения.

И все же он, рассчитывая такими жесткими условиями отпугнуть народ, глубоко просчитался.

Или деньги его пациенты не привыкли считать, или польза от приемов была настолько очевидна, часы приема были расписаны на полгода вперед. Многие дамы просто арендовали для себя все понедельники, или среды, внесли авансом полную стоимость приема за эти самые полгода вперед и зажили счастливой жизнью, время от времени уступая своё ложе в кабинете доктора кому-то из своих товарок и получая за это немалые преференции.

Доктор Фаусто не был бы великим психологом, если бы не оставил в своем плотном графике маленькой лазейки. Не чаще двух раз в неделю, по звонку трех своих самых именитых клиенток, он соглашался послушать внеплановую грустную сказку, за двойной, естественно, тариф, и тем самым вселил в умы жаждущего личного общения с ним населения вечно не угасающую надежду.

– Мадам Рита поднимается, – доложила давнишняя секретарша доктора миссис Ханна.

– Разве уже девятнадцать? – оторвался Фаусто от тетради с расчетами.

– Да, доктор, без семи минут. Прикажете проводить в приемную?

– Проводите.

– Её чай, доктор?

– Да, как всегда.

Фаусто убрал свои записи в сейф, пошарил внутри и нажал на кнопку. Короткий зуммер сообщил – сигнализация включена. Он доверял своим людям, но эти записи… Они слишком ценны, чтобы полагаться на людскую честность. Фаусто знает – у каждой честности и порядочности есть своя цена. Для одного она равна десяти тысячам, для другого миллиону. Здесь же, в этих тетрадях, сокрыто в сотни раз большее богатство.

Доктор с удовольствием отложил бы этот прием на другой день, все его внимание было там, на страницах тетрадей. Он уже двое суток практически не спал, выискивая ошибку, которая привела к кризу очередного его солдата. Каждый раз, внося изменение в формулу, он думал:

– Ну, теперь-то уж точно продержится.

И каждый раз после задания приходится утилизировать еще одного.

Он принял таблетку. Через тридцать секунд она начнет действовать, – от дурманящего сна и усталости не останется следа.

Там его ждет мадам Рита. Молодящаяся жена вице Мэра города, или, как его называют в тесном кругу – Второго, и любовница самого Мэра. Семейные отношения, круговая порука. Этот секрет тщательно хранился всеми заинтересованными сторонами, но, с некоторого времени в этом городе для доктора Фаусто не было закрытых комнат, а тем более спален.

В приемный кабинет он зашел бодренько, с широко раскрытыми объятиями.

– Милочка! – так он называл всех своих пациенток. – Прекрасно выглядите!

– Это макияж, доктор!

– Не говорите так, мадам Рита! – балагурил доктор. – Мы, врачи, такие циники! Мы, поверите ли, определяем здоровье пациента по таким вещам, о которых в приличном обществе даже говорить как-то неловко!

– Например? – загорелись глаза мадам Риты.

– Ну… – ушел со скользкого продолжения доктор, – начнем с очевидного! Ваши глаза!

– Что же здесь постыдного! – жеманно повела плечиком мадам Рита.

– Это я вообще, о наших, так сказать, исследовательских методах!

– И что вы можете мне сказать по моим глазам? – потянулась к доктору пациентка.

– Сегодня?

– Сегодня, конечно же!

– По вашим глазам… я могу сказать… – Фаусто намеренно затягивал с ответом, кружась вокруг большого кресла мадам и разглядывая ее лицо. – Кстати, ваш чай! – вспомнил он и подал полупустую чашку.

– Спасибо, я уже глотнула, – сказала она, но чай взяла. – Так что не так с моими глазами?

– Ваши глаза, милочка, – доктор зашел со спины, провел руками по волосам и опустился на шею. Его нежные чувствительные пальчики погладили подбородок, ухоженную шею, остановились на ключицах и методично поглаживали их, слегка проникая под косточку.

Это волшебное движение тут же отозвалось результатом. Глаза мадам закрылись от прикосновений, веки подрагивали, рот чуть приоткрылся.

– Я вижу, – медовым голосом шептал доктор, – как не более часа назад… ой, что это я!.. не более получаса назад из этих губок… из таких замечательных губок вырывался… – доктор красиво выдержал паузу и выпалил, – стон наслаждения.

– Что? – подпрыгнула в кресле мадам.

– Не надо нервничать, милочка, – вернул ее в полулежачее положение доктор и, для верности, надавил на плечи руками. – Я же сказал вам, мы – врачи, можем видеть невидимое.

– Но откуда… как вы узнали, доктор? – мадам не боялась разоблачения, мадам скорее хвалилась перед Фаусто своим фривольным поведением и недавним оргазмом. Она и ему не один раз намекала, что готова во время сеанса не только слушать его речи, но и делать что-то большее.

Доктор принял из рук мадам чашку, убрал ее на столик и, вернувшись, приблизил свое лицо к ее шальным глазам.

– Вы заставляете меня, как Шерлока Холмса, раскрывать свои простые секреты, – приятно улыбнулся доктор.

– Но я же женщина! – кокетничала мадам Рита. – Любопытство родилось раньше меня.

– Хорошо. Секрет номер один. – Фаусто легко, одними подушечками провел по коралловым губам. – Ваши милые губки, мадам, до сих пор хранят сладкие следы ваших прекрасных зубок.

Рука мадам невольно коснулась губ, выдавая ее с головой.

– А запах из вашего рта, – демонстративно потянул носом доктор, закрывая глаза, – ни с чем нельзя перепутать. Вот и весь мой секрет!

– Что, правда? – прикрыла она рот рукой.

– Да-да, – потрепал ее по щеке доктор.

– Думаете, муж может догадаться?

– А вы перед тем, как к мужу идти, чай или кофе попейте, можно шоколадом закусить. И все пройдет, – доктор почти насильно всунул в руку мадам Риты чашку с последними глотками чая.

– Спасибо! – на этот раз она прополоскала рот.

– Я, милочка, ничего не имею против, если жена немного обманывает своего мужа. Она же умная женщина и не станет вредить себе? – заглянул он в ее глаза. – Ну-с, приступим к нашему сеансу.

– Да, доктор, я готова.

– Расскажите, что волнует вас?

– Сын!

– У вас, насколько я знаю, два сына? Младший или старший?

– Нет-нет, доктор, только старший! Он совсем от рук отбился!

– Я слушаю вас! – доктор сидел на стуле рядом с креслом мадам и делал легкий массаж ее стоп.

Это так приятно! Тепло медленно разливается по ногам, наполняет негой и покоем, покачивает на волнах.

– Я уже несколько раз говорила с ним. И муж тоже говорил. Он не слушает нас. Компанию собрал, наркотики, рестораны. Учебу бросил, работать не хочет. Отец ему завод отдал, думал, интерес проявится, коллектив, управление. Ничего подобного.

– Молодость преходяща.

– Тут вот что, доктор… У них игра, гонять по ночному городу и пугать людей. Я боюсь, он когда-нибудь плохо кончит.

– Что с ним может случиться?

– Из-за него уже столько аварий. Есть даже… Ну, вы понимаете! Когда-то это может и с ним произойти?

– Когда-то может, – повторил доктор. – Спим… мы спим… все тревоги уходят из вас… оставляя тепло и спокойствие…

Тело мадам обмякло, голова чуть-чуть повернулась вправо и маленькая капелька слюны, поймав свет от лампы, выступила в уголке губ.

– Спите, спите, мадам Рита, – проговорил доктор, поднимаясь. – И рассказывайте обо всем, что вас тревожит. С именами, датами и цифрами.

Доктор включил запись и отошел к окну.

Глава 4. Новенькие

На этой обширной территории размещалось несчетное количество ларьков и магазинчиков, складов, торгующих оптом и в розницу, торговых закутков, кафе-столовых с любой национальной едой: от вьетнамо-китайской с их неповторимой экзотикой, до арабо-турецкой с веселой музыкой и обязательной танцовщицей. Были здесь притоны для любителей травки и кальяна, подпольные казино и тесные каморки для взрослых развлечений.

Восточный рынок в центре Европы.

В кажущемся бедламе, в вечной неразберихе был свой строгий порядок.

Его, этот строгий порядок, беспризорники впитали через свои спины. Когда позарились на, казалось бы, безалаберно брошенную тележку и взяли с нее коробку с кроссовками.

– Какой размер? – шепотом спросил тот, который стоял на стреме.

– Большой, блин! На мужика.

– Перепродадим, – уверенно сказал первый.

– Перепродадите, – эхом повторило над головами и их обоих, за шкирки, привели к Хозяину товара.

Они приготовились к самому худшему.

Хозяин, полный бородатый мужчина в полосатом халате, сидел на большом как кресло тюфяке с товаром и пил из пиалы зеленый чай. Перед ним на другом тюфяке был накрыт стол: разложенные по вазам и тарелочкам орехи, изюм разных цветов и размеров, курага, сушеные фрукты, лепешки и мясо и много чего еще.

Поймавший мальчишек торговец сказал что-то на своем языке. Хозяин молча выслушал, кивнул ему и взмахом пальцев отпустил.

– Голодные? – догадался он. – Угощайтесь! Я, когда маленьким был, всегда есть хотел. – Голос его был ровный и гортанный, пацаны сразу догадались – не играет он с ними. – Налей, Ахмет, мужчинам чай.

Когда голод был утолен, Хозяин поставил пиалу на укрытый ковром импровизированный стол и опять заговорил.

– Видел я вас несколько раз. Все вдвоем ходите. Но, вижу, не братья?

– Не братья.

– Дома нет? Мамка-папка нет?

– Нет.

– Я ведь до двадцати лет босым ходил. Халат такой рваный, половину прикрывает, другая половина кожей светится. Как у Хаджи Насреддина. Знаете такого?

– Читали.

– От безысходности со скалы головой вниз броситься хотел. Спасибо, Аллах уберег. Ума в голову надул. Теперь вот тут. Какой-никакой Хозяин.

Он взял из вазочки горсточку орехов, пожевал.

– Воровать нехорошо. Не перед людьми, перед Богом. Там все видят, и обязательно накажут. Но… я вас ругать не буду. Это не вы воровали. Это голод в вас сидел и чужое брать заставлял.

– Да, да, – закивали мальчишки, понимая, что бить их не будут.

– Я вас к себе возьму, – хлопнул Хозяин в ладоши. – Обую в настоящую обувь, одену красиво, накормлю…

Так началась их первая работа за кусок хлеба.

– Мистер Грин? – журчал в трубке сытый говорок. – Лейтенант Робсон из тридцать седьмого отделения! Вас тут парочка бедолаг дожидается!

– Возраст?

– Ваш, ваш контингент! – уверял, добродушно посмеиваясь, Робсон.

– Хорошо. Через полчаса буду, – поблагодарил мистер Грин.

Его машина пересекла весь правобережный район города и остановилась перед пристроенным к высотке панельным двухэтажным домом. Здесь располагался самый большой из трех районных отдел полиции.

Миновав дежурного, мистер Грин сразу прошел в кабинет лейтенанта.

Робсон ждал Грина. И не просто ждал, а вышел навстречу и двумя руками долго тряс протянутую руку.

С полгода назад они с женой уже подали в суд документы о разводе. Вернее, подала документы жена. Она выгнала мужа из дома, выставив на порог небольшой чемоданчик, в котором и уместиться-то могли только несколько пар нижнего белья, носки да бритвенные принадлежности.

– А рубашки? А костюм? А деньги? – растерянно стоял у двери на виду у любопытных соседей посрамленный лейтенант.

– Ты людей обираешь? Взятки берешь? – нарочито громко кричала она. – Вот и купишь себе новое.

– А старое?

– А старое я на помойку выброшу, – пригрозила миссис Робсон. – И всю твою коллекцию значков выброшу!

И он ретировался, посрамленный, и кожей чувствовал, как в спину бьют десятки глаз, полных нескрываемого презрения.

Миссис Робсон категорически отвергала любые разговоры о примирении, ни напрямую, ни через адвокатов полицейского.

Ей достали счастливый билет – получасовой прием у доктора Фаусто. Конечно же, мистер Грин постарался.

С тех пор мир и счастье воцарились в доме Робсонов, а сам лейтенант оказывал Центру маленькие услуги, считая себя по гроб жизни должником великого чародея.

На столе рядом с чашкой кофе и вазой с фруктами лежали две тонкие папки.

– Опять попались в наши сети, – усмехнулся лейтенант, приглашая мистера Грина к столу.

– Много беспокойств?

– Я привык, знаете ли, чтобы на моем участке был порядок, – выпятил грудь Робсон.

– У вас самый спокойный район в городе, господин лейтенант, – похвалил мистер Грин.

– Стараюсь, стараюсь, – напыжился Робсон. – А такие вот бродяжки, – ткнул пальцем в папки, – так и норовят подпортить мне отчетность.

– Ограбили кого-то? – мистер Грин пил кофе и только проследил за пальцем лейтенанта, к папкам же до сих пор не прикоснулся, чем сбил с толку офицера.

– Нет! – махнул рукой лейтенант. – Они до такого еще не доросли. Или не скатились! Ха-ха! Но попрошайничать, доставлять неудобства уважаемым горожанам? На моей территории! Да вы посмотрите на них! – и он насильно сунул папки в руки мистера Грина.

Грин бегло пролистал страницы.

«Лайм, 14 лет, данных о родителях нет. Место рождения не установлено. Грамотен, пишет без ошибок… Приводы… длинный перечень… определен в приют… в интернат… в трудовой лагерь… побег… побег… побег».

«Утр, 14,5 лет, сирота… появился в городе полгода назад. Место рождения неизвестно. Сирота». И та же вереница приводов, распределителей и побегов.

– Они сами по себе или друзья? – задал профессиональный вопрос мистер Грин.

– Последнее время всегда вместе, – рассказал Робсон. – В нашем обезьяннике познакомились. А до этого даже не знали друг друга.

– Это, получается, вы их свели, мистер Робсон? – улыбнулся Грин.

– Получается, что мы! – затряс брюшком лейтенант. – Каюсь. И готов понести наказание.

– Вы же знаете, мистер Робсон, в компании таким подросткам легче выжить.

– Мне от этих знаний не легче, – пожаловался лейтенант. – Пока они поодиночке, стараются прятаться. А как сбиваются в стаю, тут и начинается моя головная боль. Знакомиться будете?

– Давайте.

Лейтенант нажал кнопку переговорного устройства и приказал.

– Этих двоих из «обезьянника» ко мне.

Через пару минут сержант ввел в кабинет двух мальчишек.

Грин с ходу определил – видны задержки в развитии. Они не тянут на заявленный в справке возраст, – от бродяжничества и плохого питания? или приплюсовали себе по два годика? Зачем?

– Здравствуйте, ребята, – весело сказал он, вставая им навстречу. – Меня зовут мистер Грин.

Ни тот, ни другой не ответили на приветствие, с недоверием поглядывая на незнакомого господина.

– Ну-ка, ведите себя, как следует, – рыкнул на них Робсон.

– Это как? – съехидничал Утр, – присесть в книксене? Извиняйте, господин начальник полицай!

– Не обучены на чердаках да в подвалах обитаючи, – добавил с издевкой Лайм.

– Все в порядке, мистер Робсон, – успокоил офицера Грин. – Мы разберемся.

Но в своем кабинете лейтенант привык держать инициативу в кулаке.

– Вы поедете с мистером Грином, – тоном, не терпящим возражений, сказал он.

– В очередной приемник, что ли?

– Почему сразу приемник? – спросил мистер Грин. – Вполне приличное заведение!

– Значит, тюрьма, – сделал вывод Утр.

– Или колония, – добавил Лайм.

– Не буду вас ни в чем убеждать, – успокоил их мистер Грин, – на месте все сами увидите. Ну? Согласны?

– А чё вы спрашиваете! – фыркнул Утр. – Тут ваша сила и ваша власть.

– Тут вы за нас все решаете, – смотрел волчонком Лайм. – Ишь, какие рожи довольные!

– Небось и сейчас уже решили! – демонстративно отвернулся к окну Утр.

– Все равно завтра сбежим, – пообещал Лайм.

– Не сбежите, – уверенно сказал мистер Грин, поворачивая их к двери.

– Чё, в клетку засадите? – сплюнул сквозь зубы Утр.

– В клетку сажать не будем. Да и нет у нас клеток.

– Тогда сбежим, – с бахвальством пообещал Лайм. – Нам не впервой!

– Вам у нас понравится, – пообещал мистер Грин, подталкивая ребят к выходу. – Попрощайтесь с добрым господином лейтенантом.

– Он не дама, – сказал Утр.

– Пока, полиция! – сказал Лайм.

В Центре новеньких отмыли, переодели, накормили и мистер Грин повел их на экскурсию.

– Здесь вам предстоит жить до окончания школы, – как о чем-то решенном, говорил он.

Ребята чувствовали себя немного неловко в новых кроссовках и спортивных костюмах. Они еще были под впечатлением сытного и разнообразного обеда, и магазина, где им позволили целый час копаться в вещах и выбирать себе любую одежду.

– А с чего ты взял, что мы будем ходить в твою школу? – уже без прежней агрессии спросил Утр.

– В мою вы ходить точно не будете, я свою школу давно закончил. И университет закончил, – в том, как разговаривал с ними этот мистер, было что-то непривычное. Он не давил на них, не командовал – туда пошли, сюда. Он говорил как с равными и как с давно знакомыми ему ребятами, и даже ни одного раза не сморщился от их грубости или хамства. – А вот ваша школа еще плачет по таким замечательным мальчуганам!

– Первый раз вижу такой спецприемник, – признался Лайм. – Обычно привезут в какой-то гадюшник, похлеще нашего подвала. Сначала почки отобьют, кровянку из носа пустят. Потом в карцере дня три продержат, и только потом жрачки дадут, да воды умыться.

– У вас карцер есть? – спросил Утр.

– Пока не построили, – усмехнулся Грин. – Нам он как-то без надобности.

Он без спешки водил ребят по Центру. Показал бассейн, – они потрогали воду; в тренажерном зале покрутили велосипед и пробежали по дорожке; в спортивном зале побросали в кольцо мяч. Дошла очередь до учебных классов и игровых комнат.

– Ух ты! – загорелись глаза у пацанов. – А нам поиграть можно?

– Все это теперь так же ваше, как и ваших новых друзей.

При слове «друзей» оба напряглись.

Мистер Грин понял их обеспокоенность и пообещал:

– Никто вас бить не будет, никто не потребует «прописки». У нас нет ни дедовщины, ни беспредела. Я вам обещаю – они точно будут вашими друзьями.

– Так не бывает.

– Через недельку сами убедитесь, я даже пари готов заключить.

– На что? – заключать пари оба любили.

– Да хоть на что, – улыбнулся мистер Грин. – Пока мы тут гуляем, вы подумайте – есть ли у вас что-то, на что спорить можно?

Грин привел ребят на третий этаж и показал им их спальню.

– Это наша камера? – не поверил Лайм.

– Ну, вообще-то у нас это называется несколько по иному, – мистер Грин показал на табличку, прикрепленную к двери.

– Комната номер четырнадцать, – прочитал Утр. – А почему нет имен? На тех вон имена написаны.

– Ну, извините, не успели еще вас вписать. А, впрочем, кто-то же из вас писать умеет?

– Ха, кто-то! – Лайм хвастливо расправил плечи. – Умеем и получше некоторых!

– Вот и славненько! Значит, сможете сами свои имена вписать.

– Ненадолго, – одними губами сказал Лайм, но Грин услышал.

– Я бы на твоем месте не был так уверен.

– Чё? За ногу привяжете?

– У вас полная свобода, никто за вами по пятам ходить не будет, и сторожить вас не будет.

– Тогда точно сбежим! – фыркнул Утр.

– Но есть одно условие, – мистер Грин как не слышал последней реплики Утера.

– Что за условие? – попался Утр.

– Если вы уйдете отсюда, больше никогда вернуться назад не сможете.

– Как страшно! – поднял к небу глаза Лайм. – Что ж это за богадельня такая, что мы должны всеми руками и ногами цепляться за нее?

– «Подростковый Центр», – сказал мистер Грин. – Небось, слышали?

– Это? – вытянул от удивления шею Утр.

– Тот самый «Подростковый Центр» доктора Фаусто?

Теперь с пацанами легче было говорить, и мистер Грин озвучил им первые условия.

– У меня к вам такое предложение.

– Типа торгов?

– Вы послушайте и не перебивайте: вы остаетесь здесь ровно на неделю. Смотрите, привыкаете. Через неделю мы с вами садимся за этот вот стол и решаем: не понравилось, – флаг вам в руки, идите на все четыре стороны. В этой одежде, в этих кроссовках и со всем тем, что еще наберете в нашем магазине.

– Не заберете?

– Нет!

– Слово?

– Даже готов по-вашему поклясться, – засмеялся мистер Грин. – Зуб даю!

– Всего неделю?

– Да, день в день! – приложил руку к груди Грин. – Понравилось – вы в команде.

– Вы всем так говорите?

– Всем.

– И много ушло?

– Вы будете первыми.

– А если мы вас обманем?

– Как!

– Ну, скажем, что согласны, а сами ночью сбежим? – прищурил глаз Утр.

– Вы – взрослые ребята, – сказал Грин. – Я думаю, что у вас есть свое пацанское слово?

– Есть!

– Никто вас за язык не тянет?

– Не тянет.

– Мы действуем по договоренности?

– Ну да.

– Вы можете прямо сейчас встать и уйти.

Короткими рублеными фразами сказал им условия мистер Грин.

– И вы нас просто так отпустите?

– Вас никто за руку не держал, не держит и сейчас. Через неделю тем более держать не будет. Вольному – воля.

– А костюмы?

– Вот за них надо недельку потерпеть, – еще раз повторил Грин. – Рискнёте?

Мальчишки отступили на шаг от мистера Грина и зашептались.

– Что такое неделя?

– Так, пустяк! Мало, что ли, у нас всяких недель было!

– Отмоемся, отдохнем в чистоте и уюте.

– Откормимся, наконец!

– В игры поиграем! Я там такой комп видел!

Мистер Грин плеснул масла в огонь.

– Если бы я вас не забрал из полиции, где бы вы сейчас были?

– Ясно, где! Сутки в обезьяннике, потом в приюте, – запрут по-одиночке, потом дня через три выпустят, – перечислял Лайм. – А там мы и сбежим.

– Так поживите здесь.

– А чего, Лайм, давай, поживем! – стукнул по плечу друга Утр.

– Ну, по рукам? – спросил Грин. – На неделю?

– На неделю!

– Тогда, с вашего позволения, я вам на руку вот эти часы надену, не возражаете?

– Клеевые часы!

– Через неделю сниму, – пообещал мистер Грин.

– А я думал – это подарок, – скис Лайм.

– Это если вы здесь остаться надумаете – подарок будет. А пока только электронный браслет слежения.

– А он время показывает?

– Он показывает не только время. И температуру, и пульс, и давление.

– Ух ты!

– А еще показывает – где вы находитесь и что делаете.