Kitabı oxu: «Березовый туман. Стихи»

© Андрей Макаров, 2018

ISBN 978-5-4485-7233-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Иду в березовый туман…»

 
Иду в березовый туман.
В прохладу ветреной свободы.
Под кров качающихся сводов.
В сокоточение белых ран.
Слезой земною плачут ветви,
Морозом сломлены в январь.
Искрит березовый хрусталь,
Пронизан золоченым светом.
Так, небо тянется к земле,
Через живой воды капели.
И перекресты птичьих трелей,
Звенят в весенней синеве.
 

Мой милый человек

 
Мой милый человек, мой долголжданный друг,
Роднюсь с тобой, душою истощенной.
Роднюсь с тобой, не только лишь, не вдруг
С тобою, мы давно раскрепощенны.
И нет в безмолвии нашем, дум таких,
Что не моглось бы нам в слова простые,
Облечь, не надрывая душ своих,
Чувствительные струны золотые.
Мой милый человек, откуда боль твоя?
Какой судьбе ты улыбнулся слепо?
Или должно быть так же, как и я,
Мечте своей доверился нелепой?
Откуда, мне знаком твой скромный лик?
С каких страниц, ты заглянул мне в душу,
И с ласкою, к щеке моей приник,
Не злобствуя, не требуя, не руша?
Мой милый человек, твое богатство – высь!
Твоя отрада – в нежности касаний,
И в шепоте листвы, и в пении птиц,
В безгрешности, доверчивых признаний.
Мелькая, ты теряешься в толпе,
Твоих следов, не видно на асфальте.
Но по ночам, являешься ко мне,
В простого ситца легком платье.
Мой милый человек, мой одинокий друг,
Во мне, мертва уж горечь об ушедшем.
Но, в пустоте родясь, другой недуг,
Иною жаждой мучит, сумасшедшей.
Сухою пылью, жжет бессонный взгляд.
И душит вдох, бесслезным горьким комом,
И нет путей – вперед, или назад,
И правды нет – ни в знаемом, ни в новом.
 

«…И ехать – долго, налегке…»

 
…И ехать – долго, налегке,
Без багажа, без напраправлеья.
Оставить по утру в купе,
Тепло и холод сновиденья.
…Сойти в желтеющий туман,
Вдохнуть забытую прохладу,
И выдохнуть всю боль из ран,
Примяв затылком зелень  мяты.
И ноги вымочить росой,
Идя тропой полузаросшей
И с тихой встретиться рекой,
И лист по ней, рукой продрогшей,
Пустить – как памяти ладью.
И вслед, глядеть ему с улыбкой —
Путь уплывет – о чем скорблю,
В немую глушь по глади зыбкой.
И в каплях, свиснувших с ветвей,
Иссохшей, замершей осины,
Увидеть чудо новых дней —
Вторую жизни половину.
 

Ах, август…

 
Ах, Август, мой любимец, ты
Всегда обманом душу лечишь.
Иссушенную плоть листвы,
Будто питаешь- не калечишь.
И слезы льешь, как не по мне,
Пунцовую сгущая влагу.
И взор, в оранжевый рассвет,
Швыряешь мой, как дрожжи в брагу.
И пить, увядших трав настой,
Ты уговариваешь тихо,
Как мужичонка холостой,
Свое оправдывает лихо.
И пью ж..! – под шепоты листвы,
Под взбалмошный клик куличий,
Под жизни, драные холсты —
Один, другого неприличней.
Что жизнь? – как брошенный  щенок
Пожрать бы ей чего – и ладно.
Сыскать бы теплый уголок —
И помереть, не так досадно.
Ах, Август, врал ты мне опять.
Опять сшутил ты злую шутку.
Ни лето, хочет придержать,
Охотник, целящийся в утку.
Мне, Осень пялится в лицо,
Кривя надменную улыбку.
А ты, красивым подлецом,
Скользнешь сквозь старую калитку.
 
 
Листвой простуженной дрожа,
Утонут в крике воробьином,
И оголившись на глазах,
Замрут черемухи картинно.
 
 
…Все стихло в кружеве снегов.
Все сине сверху, бело снизу.
В проломе между двух веков,
Болтаюсь, словно под карнизом.
Где мое время? тут, иль там…
Туда – никак! Тут – невозможно!
…Ага, спасители! Так, так…
«Ой, осторожней, осторожней!»
 Да денусь, разве ж, я куда!?
 О память, лбов не расшибают.
 Вот, в настоящем, это – да!
 Ломают, еще как ломают!
 
 
Исповедаться б так, чтоб не каяться.
В обнаженность коленей уткнувшися,
Мять ладонями легкое платьице,
С доверяющих плеч соскользнувшее.
Пятернею запутаться в локонах,
Не иссушенных гидроперитами,
Чтобы чья-то душа, точно коконом,
Окружилась моими молитвами.
И любить бы ее, ненасытную —
Желтым полем, туманом, да радугой.
Не запретную и не закрытую,
Не обманную – волчью ягоду.
 

Не утонуть мне в ладоге

 
Давно ль с Тобою виделись,
Недавно ли – что ж, в этом?
Ко мне, Ты не приблизишься,
И я, далек от света.
В какой глуши укрыться мне,
В какой ночи растаять.
Чтоб рук Твоих не знать во сне,
Пьянящего касанья.
Упасть в продроглость Ладоги,
Иль вжаться в грудь Урала,
Убресть суглинком пахоты,
К ильменскому причалу…
И плыть по глади озера,
Ничком, глазами в звезды,
В рыбацкой барке осенью,
От молодости поздней.
Где доброму – недоброе,
Где черный мрамор – вечному,
Там белое оплевано,
Случайностями встречными.
Где правде – пулю нервную,
Где в мякоть сердца – камень,
Там, слов шальными стрелами,
Слепые души ранят.
 
 
Не утонуть мне в Ладоге,
Не слечь в хвою Урала.
Очей зелено-каревость,
У всех меня украла.
 

Я знаю, это будет осень

 
Я знаю – это будет Осень.
Когда рябина красная горит.
Когда косым дождем  сбивает проседь,
Соленую с гранитных плит.
Когда уже не жаль и нет надежды,
И силы нет – ни верить, ни любить,
Когда души последние одежды,
Изношены, то – время уходить…
И будет тихо. Очень, очень тихо,
Над павшею травой под серебром.
И в брежженьи рассвета я утихну,
И просветлюсь, бледнеющим лицом.
Я знаю – это будет Осень.
Но, на дворе пока февраль —
Долюбливаю голые березы,
И синь высокую, и ветреную даль.
 

Осеннее

 
Мечты мои неспешные,
Дурманные и глупые,
Как листья полетевшие,
Оборванные, хрупкие —
Обуглились, рассыпались,
Призывами бессильными,
По известковым  папертям,
С руками некрасивыми,
Молящими о податях,
В бумажно-медной тленности,
А я, трясусь от холода,
В бесчувственной кромешности.
И грудь окоченелую,
В тряпье худое кутаю —
Надеждами несмелыми,
Лазоревыми утрами.
Все желтое и красное,
В октябрьской метели —
Все мечется и кружится,
В холодном, тихом теле.
Я строю храм березовый,
На жизни утрамбованной,
Безрадостными веснами,
С единственной иконою.
Кому – побед и почестей,
И славы – для веселья.
А мне б – душой не корчиться,
В бессонности постели.
Собрать бы дум гербарии,
И сжечь у теплой печки —
Чтобы грехом не ранили,
Огня душевной свечки.
И выплеснуться чистыми,
Безгрешными, не тайными,
Не скраденными мыслями,
К иконе той хрустальной…
 

«Я жду в ненастье снежных зим…»

 
Я жду в ненастье снежных зим,
Весны, бурлящей половодьем.
Туманом тронутых низин.
И шума птичьих карагодов.
 
 
Жду тихой ночи торжества,
В чуть слышном шепоте ольховом.
Июньских зорей колдовства,
В эфире желто-бирюзовом.
 
 
Восхода жду. Другого дня.
И в ожидании чутком этом,
Я тихо таю без тебя.
Влюбленный в завтрашнее лето.
 
 
Я смутно вижу силуэт.
И говорю с тобою в голос.
И, словно чувствую в ответ,
Лица касающийся волос.
 
 
Ты, точно майская гроза,
Меня обходишь стороною.
Лишь пыльной, хлещешь по глазам
Волной, удушливо-сухою.
 
 
Толь осуждая, толь щадя,
Моим сомненьям потакая,
Ты, бережешь от всех меня.
Сама того не сознавая.