Kitabı oxu: «Из Бобруйска в Сомали»

ОТ АВТОРА

Давно испытываю сильную внутреннюю потребность поделиться своим жизненным опытом, приобретённым на службе в ВМФ РФ обычным матросом. Несмотря на то, что сейчас во всех родах войск служат лишь год, мне довелось отслужить почти четыре.

Сначала восемь месяцев срочной службы, а потом три года контрактной – уж очень хотелось сходить в Африку и собственными глазами увидеть сомалийских пиратов.

С момента моего увольнения в запас многие просили и просят рассказать, что и как там было. Встречал ли тех самых пиратов, в каких странах побывали, в какие порты заходили, какие были шторма и прочее. Я решил, что лучше один раз всё написать, чем сто раз пересказывать одно и то же. Мне, конечно же, будет интересно вспомнить те события и разобраться в том, какие трансформации произошли со мной за время службы. Всё это в первую очередь нужно мне самому, а если это повествование кому-то поможет или вдохновит на что-то, я буду очень рад.

Вместо иллюстраций к книге я решил использовать QR-коды, которые позволят вам еще глубже погрузиться в приключения и внутренний мир персонажа, идущего к своей мечте, не взирая ни на какие внешние обстоятельства. Читайте, смотрите, слушайте и наслаждайтесь путешествием!

БЛАГОДАРНОСТЬ

Один из моих вдохновителей для написания этой книги – Евгений Гришковец. В своём спектакле «Дредноуты» он рассказал о причинах его появления на свет. И я его прекрасно понял. Однажды он изучал тему морских сражений в период Первой мировой войны. В какой-то момент в его голове накопилось столько информации, что девать её уже было просто некуда, мозг её просто не вмещал. «От этой информации нужно было как-то избавиться. А как можно избавиться от информации? Правильно. Её нужно просто кому-то рассказать». Так родился его превосходный спектакль. По этой же причине родилась моя книга.

Другой человек, вдохновивший меня, – мой друг Андрей Оплетаев (Слесарь) – теперь уже бывший басист группы «Психея». Даже не сам он, хотя и он тоже, а его книга «Записки проезжего музыканта». В ней рассказывается о том, как они с группой «ПТВП.» поехали на автобусе в совместный гастрольный тур на несколько месяцев. Отличная книга, подробно и точно описывающая события из жизни двух самых «оторванных» (безбашенных – прим. авт.) групп нашей страны.

Спустя некоторое время после прочтения его книги я возвращался из Питера в Москву. Скинув наконец-то все свои последние вещи в багажное отделение автобуса, я поднялся в салон. Последние вещи – это те, которые ты наконец-то собрал по всему городу. Некоторые из них хранились где-то годами у друзей и знакомых, ожидая моего возвращения с морей и из других жизненных приключений. Сел. Еду. Автобус оказался Neoplan. Как раз такой, на котором ребята ездили в гастрольный тур. И тут я вспомнил, как Слесарь раскладывал сиденья автобуса до полноценного спального места. Я сделал так же. Разложил. Лёг. Подумал: «Как же круто! Спасибо, Слесарь!» Спустя пару минут после описанного в его книге и проделанного мною примера в разных частях салона автобуса начали раздаваться скрипящие звуки кресел, сопровождаемые удивлённо-облегчёнными вздохами попутчиков.

Вот так, на простом примере, я понял, что чей-то жизненный опыт может быть для кого-то полезен и кем-то успешно использован. Его ни в коем случае нельзя утаивать, особенно если ты считаешь его положительным. Им нужно делиться!

Глава 1. ИТАК, ПОЕХАЛИ!

Я вообще ничего не подозревал, когда садился в поезд. Мне двадцать три, я только что окончил СПбГУ и поехал к родителям повидаться, отметить окончание и проветрить голову перед принятием решения – куда дальше направлять свою жизнь. И вроде всё привычно, всё как обычно, едем… Но что-то не так. Знать бы сразу, куда привезёт меня этот поезд.

Человек на ближайшей боковухе развлекал попутчиков рассказами о службе в армии, и знакомое название выдернуло меня из раздумий: он говорил о «Печах». Так называлась самая лютая, известная на весь Советский Союз учебка. В неё попадали те, за кем уже на гражданке накопились косяки, и целью этой учебки было не столько воспитать бойца, сколько вернуть зарвавшихся парней в чувство и жёстко дать понять: не справятся «Печи» – будет исправлять тюрьма. Я много слышал про эту учебку от старшего брата, и все те истории звучали как предостережение. Мне не хотелось оказаться в подобном месте.

Рассказы попутчика были мрачными и в то же время весёлыми. Почти как песни Егора Летова о любви, только когда её нет. Одно из высказываний нашего попутчика я запомнил надолго: «Кто был студентом – видел юность. Кто был солдатом – видел жизнь». Услышав это, я погрузился в раздумья. Студентом был, юность видел. А дальше что?

***

Отдохнув в родительском доме, я вернулся в своё питерское пристанище, ещё более временное, чем я себе представлял. В те дни я обитал на кухне у своего друга Богдана и его девушки Дарисо. Кухню мы делили с нашим общим другом Эдиком, которого Богдан также приютил у себя: все мы были знакомы с первого курса, вместе жили в общаге, и нынешнее положение не было в тягость. Квартира была хоть и убитая, но вполне уютная, особенно было важно её географическое расположение: в самом центре, у метро «Чернышевская». Это была уже третья моя обитель в этом районе. Предыдущие квартиры мы снимали с друзьями в этом же квартале, неминуемо превращая каждую из них в подобие сквота. Всё было очень по-настоящему. Прошлые хаты были просторнее, но и народу там жило в разы больше, плюс на каждого вольный десяток непрекращающихся друзей в любое время дня и ночи. Мы скорее праздновали жизнь, чем проживали её. Но любому празднику приходит конец.

Мне пришлось сделать неприятное открытие, когда я на несколько дней протрезвел и взглянул на свою жизнь и серьёзные, как мне казалось, отношения со своей девчонкой. В состоянии непрерывного праздника я принимал решения без размышлений, в потоке: ходил на учёбу, пропадал на работе в промышленном альпинизме, изматывался на тренировках по капоэйре. Всё на износ. Тело и нервы. И вот, оказавшись однажды трезвым, я осознал, что целый отрезок жизни провёл в некотором неадеквате и с этим надо что-то делать. Мы уже даже сходили в ЗАГС и подали заявление на роспись, тем самым утверждая и оправдывая свой привычный на тот момент образ жизни. Более того, мы готовы были и дальше так жить и жечь, что есть мочи. Смелый путь в никуда.

Тогда я решил, что надо останавливаться и срочно что-то менять. Во-первых, к чему эта спешка со свадьбой, тем более не в том формате, в котором я это представлял? Мне пришлось крепко напрячься и сказать своей девушке, что это была плохая идея. Было такое ощущение, что в решении пожениться не было моего участия. Я сказал, что если нам суждено быть вместе, то мы будем несмотря ни на что, но эту истерику с женитьбой надо приостановить.

Уже потом, в гостях у моего друга, состоялся короткий, но очень значимый разговор с его мамой.

Она спросила:

– Ну что, Андрюха, когда свадьба?

– Не будет свадьбы.

– Это как?

– Да вот так. Передумал. Неправильно это всё.

– Вот это мужчина. Слово дал, слово взял.

Позже я понял смысл этих слов. Если и была в них усмешка, то нашлось место и мудрости. Можно принять решение и слепо следовать ему, несмотря ни на что, даже если оно ошибочное, своим упорством усложняя жизнь себе и другим. Тоже ведь какая-никакая тактика. Но жизнь сложнее любых схем. Иногда стоит пересмотреть своё решение и объясниться с тем, с кем ты его принимал. Да, возможно, вы больше никогда не будете прежними друзьями, но это лучше, чем, взявшись за руки, шагнуть в очевидное болото. Там тоже друзьями не быть. Нужно было срочно отменять красивый блеф и становиться счастливыми, но уже раздельно. В этом и заключается мудрость и смелость – сделать так, как велит тебе сердце, а не какие-нибудь внешние обстоятельства. Тогда я осознал, что в жизни важно делать лишь то, в чём сам на сто процентов уверен. И если отвечать, то исключительно за своё решение.

Итак, расставшись со своей девушкой, я переехал жить к Богдану на кухню. На кухне был обеденный стол, плита, книжная полка и два матраца – один Эдика, второй мой. Кухня была размером не более шести квадратов, поэтому в ней вряд ли что-то ещё могло поместиться. Старые обои, серый потолок, мутноватое окно. Не самая подходящая обстановка для переживания разрыва, но, когда у тебя есть дело и люди, умеющие поддержать, восстанавливаться чуть-чуть легче. Я готовился к поступлению в аспирантуру, работал помощником генерального директора в одной строгой конторе, в свободное время всё так же висел на верёвках, занимался музыкой и капоэйрой.

И вот я возвращаюсь от родителей с теми рассказами в голове: случайный попутчик будто никуда не вышел, или я так и продолжаю ехать в том вагоне, который теперь везёт меня – куда? Через пару дней я получаю посылку от брата: кассету со стихами и песнями, которые он написал, когда служил в тех самых «Печах», а теперь записал и собрал вот в такой своеобразный «Дембельский альбом». Наглухо сбитый с толку этим случайным или неслучайным «контрольным выстрелом», догнавшим меня после поезда, я слушал вступительные слова и понимал, что дальше меня ждёт какое-то важное и нужное откровение, словно в продолжение вагонного разговора.

Я слушал записи и понимал, что в них заключено что-то серьёзное, мощное, что мне понять пока не под силу ввиду отсутствия понятийного аппарата, который там был использован. Что-то проникло в меня на эмоциональном уровне, что-то сразу понравилось на уровне осознания, а что-то я не понял совсем. Не как сейчас любят говорить – «не зашло», а не смог взять своими руками, своим нетронутым армией умом. Очевидно было одно – это живой опыт человека, который не только написал эти песни, но и сам пережил каждое слово. Пришлось задавать вопросы и разбираться. Одним из ответов был следующий: «Армия – школа мужчин. У тебя есть шанс успеть запрыгнуть в этот поезд, пока тебе ещё не исполнилось двадцать семь лет».

Собственно, тот поезд с рассказчиком, и был таким поездом, в который я уже запрыгнул и совершенно не фигурально. Перед поездкой к родителям я решил приятно провести время с одной из своих подруг в ожидании отправления поезда. Мы гуляли в парке возле вокзала, и я потерял счёт времени. Когда я опомнился, то осознал, что мой поезд отправляется через три минуты. Пришлось сделать какой-то невероятный марш-бросок до вокзала с огромным рюкзаком за плечами и сумкой в руках. Нёсся так, что подруга едва за мной поспевала, но старалась не отставать. Врываемся в здание вокзала. Лихорадочно ищу на табло свой поезд. И вижу, что время отправления уже отсутствует, – тронулся, значит. Но осталась информация, с какого перрона он двинул. Смотрю в окно на перрон и вижу свой поезд, набирающий ход. Вылетаю на перрон, бегу вместе с поездом и кричу смотрящим из окна поезда пассажирам, чтобы они дёрнули стоп-кран. Смотрящие были лишь смотрящими и на мою просьбу только разводили руками. Резко обернувшись на бегу, я заметил открытую дверь последнего вагона со стоящей в ней ничего не подозревающей проводницей с флажком в руках. Это стандартная ситуация при отправляющихся составах – в первом и последнем вагоне стоят проводники, семафоря друг другу флажками, мол, всё нормально, едем дальше. Но с появлением меня на перроне ситуация несколько вышла за рамки, потому как я на полном ходу влетел в ту самую единственную открытую дверь, сбив с ног проводницу. Было неловко валяться в тамбуре на проводнице, да ещё и прижатыми сверху моим багажом. Но я думал лишь об одном – успел, слава Богу!

И вот опять история подсовывает какой-то поезд. Теперь он колотил в голове всеми своими колёсами и стыками причин. Было ощущение, что я уже запрыгнул в него на полном ходу, но пока ещё не понимаю, где проводник, где моё место и куда меня несёт. Но то, что уже несёт, – это я чувствовал со всей отчётливостью. Грохотала вся реальность.

Через этот шум доносился голос брата, который говорил, что воинская служба – это долг, который необходимо отдать, как и любой другой долг в этой жизни.

Поскольку наш отец был военным штурманом дальней авиации и отдал службе двадцать шесть лет, то воинские понятия о долге, чести и достоинстве не были для нас обоих пустым звуком. Тем не менее, когда речь идёт о реальной необходимости отдать свой долг, ты неизбежно встречаешься со страхами и сомнениями внутри себя. Как вот взять и всё бросить? Всё бросить, а что останется – отдать? Как добровольно отказаться от той жизни, которую вылепил своими руками, поступиться своим временем и посвятить его служению Родине? Отец сам выбрал свой путь, учился, мечтал летать. Брат бегал-бегал – в итоге забрали. Но меня-то вообще никто не ищет, и служба мне эта – до лампочки, поскольку к тому времени у меня уже был военный билет на руках: из-за компрессионного перелома позвоночника и бронхиальной астмы я был освобождён от срочной службы. Насовсем.

Тут начались сомнения и метания. С одной стороны, понимаешь, что это всего лишь год и что действительно надо отдать долг Родине, а то она взыщет, как обычно это бывает, не в самый благоприятный момент. Кто-то, не отслужив, открывает бизнес или заводит семью. А потом раз – и повестка. Именно тогда, когда ты на пике успеха, или вот-вот родится ребёнок, или ещё какое мероприятие. Да и повестки бывают разные. Поэтому уж лучше добровольно.

Уверенности в том, что пойти служить – решение правильное, добавил спектакль Гришковца «Как я съел собаку». Не смотрели? Я пересматривал его десятки раз. Пару раз смотрели всей семьёй. В спектакле есть момент, когда Евгения и других призывников везли в лодке на Русский остров. Всё, что у него к тому моменту было из дома, – яблоко. А когда он его съел, то от яблока остался лишь черенок с листиком. И это было единственное, что осталось от гражданской жизни в руках Евгения. От той жизни, в которой он жил и которую знал как свою. Он крутил эту веточку, как пропеллер, туда-сюда, а потом взял, да и выбросил её за борт. Ну а что ещё оставалось с ней делать? И в этот момент родился новый человек.

Позже мне и самому пришлось испытать подобное чувство: когда выдали новую форму, гражданскую одежду пришлось выбросить в контейнер для утилизации: её потом сожгут. И вот ты идёшь в новой, ещё пахнущей краской форме. В новой форме себя самого. Как всё дальше сложится – известно одному лишь Богу. А мне неизвестно. Поэтому всё должен сделать сам.

К решению служить подтолкнула и музыка. Помню, однажды ложился спать ещё с некоторыми сомнениями по поводу того, идти или не идти в армию. А утром почему-то захотелось поставить песню группы «Мумий Тролль» «Владивосток-2000». Послушал и понял: я готов. Надо идти. Наверное, Лагутенко передал мне эту энергию, весь тот мощный заряд-снаряд, который он получил во время своей службы на флоте. Это было откровение. Чётко, ясно и без вопросов.

Брат, Гришковец и Лагутенко сказали своё слово, и я его услышал.

Ладно, решено идти. Отец служил в ВВС, брат в пехоте, и, конечно же, если мне служить, то непременно на флоте. Тем более что море – моя стихия. Это мне знакомо с детства. Но как туда попасть? Когда тебя призывают, то особо не спрашивают твоих пожеланий и вообще, в принципе, ни о чём не спрашивают. Куда Родина призвала, там ты и нужен. Но может, есть какие-то варианты? Варианты есть всегда. В любой ситуации. Я начал изучать сайт Министерства обороны.

Я нашёл контакты приёмной Тихоокеанского флота. Отправил свой запрос на содействие в призыве. Служить я был согласен только там. Не меньше. Гришковец и Лагутенко отдали ТОФу по три года своей жизни. Я хотел быть с ними на одной волне, единым духом. Очевидно же, что их от этого до сих пор прёт. Иначе мы с Евгением не пили бы вместе водку и не закусывали одним супом на двоих глубокой осенью в ресторане одной из гостиниц Петербурга после прочтения стихов, написанных братом к премьере его спектакля «Сердце». Но обо всём по порядку.

Я позвонил в министерство по телефону, меня долго расспрашивали: в своём ли я уме, не болен ли часом, не скрываюсь ли от тюрьмы и прочее, но когда поняли всю серьёзность моих намерений, то осторожно дали контакты отдела кадров. Удивительно, но там я попал к более заинтересованному человеку – Тарасову Виктору Григорьевичу. Но и он, однако, сначала тоже принял меня не то за сумасшедшего, не то за афериста. Капитан первого ранга в отставке, жизнь повидал и шутников, наверное, тоже встречал немало. Поэтому, убедившись в моей решимости, вцепился в меня по-отечески, делая всё, чтобы как можно скорее отправить меня подальше.

Тихоокеанский флот находится на другом конце вообще всего, куда можно доехать без загранпаспорта. Тем не менее, чтобы попасть именно туда, мне пришлось не только проходить телефонные тесты на вменяемость, но и собрать кучу документов. Я по-прежнему сомневался в успехе, поэтому в этой волоките видел какое-то оттягивание провала, что ли. Собирал потому, что надо, отправлял потому, что так сказали. Поэтому, когда через две недели пришёл положительный ответ, мне пришлось очнуться от реальности во второй раз.

Понимаете, в этом ответе уже не было уточняющих вопросов: уверен ли я хоть в чём-нибудь, не пьян ли, не ошибся адресом? Там было прямо написано, что теперь я радиотелеграфист на вполне конкретном корабле с героическим названием «Варяг». По одноимённой песне я помнил что-то такое, что вполне чётко указывало на отсутствие отходных путей.

Чтобы понять мою растерянность, надо знать, как я выглядел в те дни. Дреды, пирсинг, борода косичкой. В одежде ни намёка на строгость или хотя бы дисциплину. Мне бы в «Пираты Карибского моря», ромом упарываться да саблей размахивать, гоняя воображаемого осьминога в костюме мужика – вот это была роль, вполне подходящая моему образу. Но я – радиотелеграфист флагманского корабля. С пушками для врагов и воспитательными пиздюлями для экипажа.

Помните лицо Джека Воробья, когда он обнаружил себя на необитаемом острове, без корабля, компаса, а главное – рома? Вот примерно с таким же лицом я и читал то письмо. Но подождите смеяться: скоро всей этой оболочке предстоит быть снятой, сбритой и преданной огню. Под этим обликом – уже радиотелеграфист флагманского корабля! Да, я помню, что я говорил, просто мне нужно привыкнуть, как звучит это словосочетание по отношению ко мне.

Так, надо собраться. Что ещё надо?

Я еду на Дальний Восток

Искать своей сути исток.

В тиши океана найти и войти

В радужный жизни поток.

Судьбы моей новый виток…

Эту песню-мантру выдал мозг, но отдавать её не собирался – она крутилась в голове без остановки все следующие дни. Это помогало держать мысли в кулаке и делать то, что надо делать, а не растекаться по сомнениям.

Следуя плану, надо идти сдаваться в военкомат, в призывной пункт по своему району. Поскольку прописки и регистрации у меня на тот момент не было никакой, а жил я на метро «Чернышевская», то выбрал ближайший призывной пункт, где меня приняли с во-о-от такенными распростёртыми объятиями.

Я пришёл с пакетом документов и с тем письмом с Тихоокеанского флота. Человек, который смотрел мои бумаги, вскинул брови и сообщил, что он тоже родом из моего родного Бобруйска. Вот как это объяснить? Непонятно. Разговорились. Сказал, поможет, чем сможет. Честно говоря, помочь мало чем мог, поскольку от него вообще ничего не зависело. За исключением двух вещей: той надежды, которую он в меня вселил, и какого-то знака в виде землячества. Всё это оказалось очень важной поддержкой в моём прыжке в неизвестность.

Про письмо с ТОФа они не были в курсе, но сказали, что мне в любом случае надо сначала пройти медкомиссию, а там уже разбираться, куда меня можно будет отправить.

К медкомиссии я был готов. Готовился специально, поскольку знал, что меня могут завернуть по здоровью: у меня была астма и компрессионный перелом четырёх позвонков. Так вышло, что однажды Бог послал мне одного замечательного специалиста. Предчувствуя медкомиссию, я обратился к хирургу в самой обычной поликлинике из-за боли в коленном суставе, который на тот момент сильно отёк и мешал ходить. Ещё бы, висеть на верёвках на высоте в лютый холод, тренироваться почти каждый день, при этом вести не совсем здоровый образ жизни – не каждый организм сдюжит.

В поликлинике хирург сказал, что у меня артроз и артрит. Выписал обезболивающее, противовоспалительное и отправил домой, добавив, что это очень плохая история в двадцать четыре года иметь такой диагноз. На какое-то время хворь отступила, но потом вернулась с новой силой. Пошёл опять на приём. К моему счастью, приём вёл другой врач. Усманов Дмитрий Романович.

Выслушав меня, он попросил раздеться до трусов, повернуться спиной, встать прямо и, медленно-медленно скручиваясь в спине, сделать наклон вперёд, насколько это возможно. Сам же взял блокнот и карандаш. Сказать, что я был удивлён? Скажу, но не скажу этим ничего нового: обычно приходишь, а на тебя даже глаза не поднимают. Максимум две минуты, и уже идёшь с рецептом в аптеку за средством, которое не исправит причину, а лишь заглушит симптомы. Здесь же было что-то совсем другое. Я наклонялся и крутился, как он просил, после чего он сказал, что всё понятно, и велел одеваться.

Когда я оделся, он мне показал схему моего тела с перекошенными осями в тазобедренном суставе и плечевом поясе. Видишь, говорит, проблема не в коленном суставе – проблема в позвоночнике. Из-за слабости мышц спины с правой стороны идёт перекос, из-за этого нагрузка на левое колено. Что, говорит, у тебя с позвоночником было? Я офигел. Как это вообще возможно? Я ведь к нему просто с коленом пришёл. А он за пять минут докопался до первопричины. Почему предыдущий врач не проводил никаких таких тестирований?

Узнав, что я собираюсь пойти служить, да ещё и на флоте, Дмитрий Романович заинтересовался сильнее. Оказалось, он тоже служил там, в ракетно-артиллерийской боевой части. Ещё один знак, что я на верном пути, раз встречаю правильных людей. Я сказал, что надо меня починить так, чтобы не было проблем с медкомиссией. Он заверил, что починит. И слово сдержал. Мы провели десять сеансов мануальной терапии и иглоукалывания. Меня не только перестала тревожить нога, но я вообще в целом пришёл в норму.

По окончании лечения он выписал мне направление на МРТ, чтобы посмотреть, в каком теперь состоянии мои сломанные позвонки. Когда он увидел снимки, то долго в них всматривался, пытаясь найти хоть какие-то отклонения. Ничего не нашёл. Более того, сказал, что это удивительно – никаких следов травмы не выявлено! Дмитрий Романович вернул мне снимки и пожелал удачи. Без намёка на хромоту и боль я вышел из кабинета. Тело я победил. Что там дальше? Медкомиссия и Тихий океан?