Kitabı oxu: «Марргаст»
Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения издательства «Полынь».
ISBN 978-5-907124-98-1
© Анна Чайка, текст, 2025
© ООО «ИД «Теория невероятности», 2025
Посвящаю эту историю самым близким людям – моим родителям. Спасибо, что неизменно верите в меня, поддерживая и словом, и делом.
Отдельная благодарность Александру Лазареву, создавшему чудесное место под названием издательство «Полынь», и Ирине Игнатьевой – за чуткие советы и библейское терпение во время редактуры. Вы лучшие!
В холодных землях Сла́вии сокрыто великое зло. С трех сторон ее подпирают Изначальные дети Нави. На западе это мать всех ведьм, сторожащая реку Смерти. Она перерождается в своих детях, храня воспоминания о бесконечной череде жизней. На востоке правят огнедышащие змеи, сотворенные в горнилах Чернобога, и взглядом своим они несут смерть. Север же отринул тепло человечьего сердца. Там спит тот, кого не смогли уничтожить все хранители Рода, живущие в Небесном И́рии. Имя ему – Немертвый. Суть его – Раб.
И будет продолжаться их власть, пока не откроются врата Трех Подземных Царств. Звери Тьмы найдут дорогу назад и станут рвать живых, не разбирая, под какими богами те ходят. Порядок сменится хаосом, и врагом станет тот, кого не звали. Что же будет потом, спросишь ты? А потом придет Человек.
Его узнает каждый, каждый услышит, запомнит, ведь будут за ним стоять и дети Нави, и люди, и лесные духи.
Но это время наступит нескоро, поэтому спи крепко, глупое дитя…
Часть первая
Семя Тьмы

Глава первая
Выбрав путь сражений с Тьмой, забудь имя Рода.
Потому как нет у тебя больше ни семьи, ни тени.
Отныне ты смаг.
Начало Кодекса Братства Тишины
Их было двое в пустой сырой комнате – пожилой мужчина и заплаканная девица. Расставленные по углам свечи не давали достаточно света, но было видно, как на столе между этими двоими, словно отрубленное щупальце, вяло шевелился ветхий договор. Когда нет пути назад, многое перестает казаться страшным.
Или странным.
– На что ты готова, чтобы вернуть суженого?
– Н-на все.
– Не торопись. Выбор сложен. Каждый раз, открывая ту дверь, я впускаю не одну сущность, а две. Таков закон равновесия. Я спрошу еще раз, и подумай старательно: на что ты готова, чтобы вернуть своего возлюбленного?
В ее голосе звучала почти физическая боль:
– Смеешься, да? Я не отрекусь от своих слов! Делай что нужно. Я… я принимаю все условия. Эти земли не дали мне ничего, кроме страданий. Плевать, что будет с ними дальше! – Блеск ножа. Капли крови упали на пергамент и моментально впитались. – Пусть мой дорогой Зар вернется!
Горький вскрик должен был разнестись по всему дому, но отчего‐то этого не произошло. Он словно бы увяз и растворился в скрипучем, как треск старой половицы, смехе незнакомца.
– И впрямь дорогой. Но кто теперь позволит жалеть о цене, срединное дитя?

В поздний час солнце напоминало раскаленную головешку, что медленно тонула в изумрудном полумраке леса. Колючие кроны вдалеке сливались в одну бесконечную полосу. Скучнейшее зрелище, особенно спустя несколько недель путешествия.
– Допустим, ты прав. Но где тогда доказательства, хотя бы одно? – в который раз спрашивал я, поочередно выдергивая ноги из сугроба.
– Может, это скрыто от людских глаз? А?
– Настолько хорошо скрыто, что все о нем знают… Ты сам‐то хоть раз сталкивался с проявлениями бесовской силы? Встречал анчутку с рогами? Чертей? Ведьм? Я уже молчу про божью кару, под видом которой волхвы вытягивают у людей значительную часть их медяков. Уверяю тебя, это выдумки невежественных крестьян. Все, что мы видим, имеет плотскую природу и вполне объяснимо наукой.
– Какой же ты твердолобый, фу! – Се́лио тяжело дышал.
Мы брели, утопая в снегу по колено, а со стремительно темнеющего неба продолжали падать крупицы холода. Я был не ахти каким путешественником, и путешествие давалось тяжело.
«Так что вернуться, если передумаем, мы уже вряд ли сумеем. Селио точно сам своими ногами не пойдет», – мелькнула запоздалая мысль.
Утешало одно: бобровые дворы встретили нас весьма дружелюбно. Мой кошель пополнился целой горстью серебряных монет. И я надеялся, что в Фе́нзино выйдет не хуже. Везде, куда еще не добралась вера Един-бога, сохранился спрос на заговоренный янтарь, зубы Мыколы и прочие бесполезные обереги.
В ином случае идея покинуть защищенные стены родного города становилась дурнее, чем предполагалось изначально.
– Ну нельзя же отрицать существование таинственных явлений, – мой друг упрямо продолжал давний спор, то и дело облизывая нос горячим языком. – Не в наших краях, где люди живут бок о бок с русалками и домовыми… Тебе с такими мыслями надо в Епископархию идти, а не по дремучим поселкам шляться!
– Не сравнивай мою жажду наживы с алчностью служителей веры, – воскликнул я. – Волшебства не бывает! Богов нет! Истина в том, что, утопившись с горя, русалкой ты не станешь. Разве что кормом для нее. Иные расы – не более чем живые существа из плоти и крови, они не могут изменить чью‐либо природу!
– А мне и не нужно ничего подобного. Чего хорошего рыбиной стать?
Он устало вильнул хвостом.
Для обычного волка Селио был чересчур нескладным. Массивное туловище и осмысленный взгляд выдавали в звере перевертыша. Лапы его оканчивались подобиями ладоней, только более узкими и покрытыми длинной шерстью пепельного цвета.
Именно такими созданиями славились Кумельга́нские леса и изобиловали изощренные детские сказки.
Хорошо, что простой люд не привык разглядывать диких зверей, а предпочитал сразу спасаться бегством. Невнимательность селян частенько бывала нам на руку.
– Даже если нас не превратит в лягушек обманутая тобой старушка и не проклянет за кощунство Меру́н, стоит быть осторожнее, – сказал Селио, принюхавшись. – Чуешь? В воздухе так и веет тоской.
Я поежился, словно тулуп из овечьей шерсти совсем перестал согревать. Пойти в Фензино нам посоветовал староста Дворов, уверив, что в тамошней речке поселилось недоброе лихо.
Отчего‐то повадилось оно воровать домашнюю живность, особенно часто – кошек. Сперва люди подумали на лесной народец, но потом стало очевидно, что дело не в нем. Не могли нечистые животных съедать, а головы рядком вдоль улицы ставить. Жители деревни списали все на злого духа, поэтому им срочно потребовалась помощь колдуна, которым по определенным причинам часто считали меня.
В другое время я бы с радостью отказался от этого заманчивого предложения. Ярких ощущений мне и без того хватало по роду деятельности. Но после продажи жене старосты Дворов молодящего зелья, почти целиком состоявшего из грязи, нам срочно потребовалось отправиться куда подальше.
– Ты просто устал, – сказал я, ободряюще потрепав перевертыша по холке. – Вот доберемся до деревни, а там найдется теплый угол, мясо на углях, свежий квас – все как ты любишь.
Когда мы нашли нужную тропу, уже совсем стемнело.
Вдалеке мигали слабые огоньки: должно быть, светились окна деревянных срубов. Направившись в ту сторону, мы вышли на поляну и столкнулись с жутковатого вида идолом, выстроганным в теле засохшего дуба. Из самого его сердца на нас скалилась Мать Макошь: ее лицо спокойно совмещало в себе женские и паучьи черты.
«Староверы, значит. Н-да, таких вокруг пальца обвести непросто», – но я не стал высказывать опасения вслух.
В прежние времена считалось: чтобы мольбы были услышаны, богам нужно даровать особое подношение. Не мед, сдобу, ленты и цветы, а кое-что более ценное. Например, баранью кровь.
Поглядев на губы деревяшки, перемазанные чем‐то бурым, я невольно почувствовал подступающую волну тошноты. Что же увидели жители деревни? Они явно напуганы, раз прибегают к старым методам защиты.
Селио, похоже, подумал о том же и глухо заворчал. Из его пасти вырвался пар.
– Прости, друже. Этот крепкий орешек необходимо расколоть, даже если зубы болят.
Я решительно достал из наплечной сумки все необходимое и начал подготовку. Если повезет, кровожадным чудищем окажется обыкновенный мальчишка, излечить которого сможет хорошая порция отцовского ремня, а не «колдовские знаки» на отсыревшей бумаге.
Надев черный плащ, испещренный рунами, поверх одежды, я завязал шнурок у шеи и оправил загибающиеся полы. Натянул остроконечную шляпу. Все почему‐то считали, что у колдуна должен быть именно такой наряд, а я находил его не только нелепым, но еще и крайне неудобным. Напоследок я пририсовал золой из специальной баночки темные круги под глазами и заострил нос, чтобы казаться старше. Семнадцатилетнему пареньку деревенские точно доверять не станут.
– Ну, как?
– От твоей красы шерсть в глотке комом, – усмехнулся волк.
Верно. Существуй колдуны на самом деле, они бы сгорели от стыда. Со стороны казалось, будто огородное пугало обрело жизнь и отправилось ломиться сквозь сугробы. Но раз мазь для мужской силы чаще покупают у чудака в плаще – кто я такой, чтобы спорить?

Наконец мы пришли в деревню. Как обычно, первым делом все обратили внимание не на меня, а на старину Селио. «Это волк, волк!», «Несите оружие!» – приветствовал нас воплями мирный народ Фензино. Когда я приблизился, собравшись встать в отрепетированную позу, один из селян подбежал и схватил меня за рукав.
– Беги, дурень!
– Куда? – опешил я, немного выйдя из образа.
– Туда, где спина заканчивается! Что ж ты?.. Шевелись! Или хочешь, чтобы тебя сожрали?
Чудак попытался оттащить меня в ближайшую избу. От неожиданности я позволил себе на миг утратить контроль над ситуацией. Селио неуверенно рычал. Его быстро окружала враждебно настроенная толпа: в руках у многих были тяжелые дубинки и вилы.
Вот это прыть! Обычно хватало пары резких фраз и самого наличия ручного волка как доказательства моей силы, чтобы жители спешно начинали предлагать ночлег и несли еду. А тут такое…
– Да пусти ты! – Вырвав наконец рукав из цепкой хватки доброхота, я поспешил обратно. Не хватало еще, чтобы моего друга покалечил какой‐нибудь сиволапый медведь!
Селио крутился на месте, стараясь избежать ударов: разок неслабо так куснул самого воинственного мужика за запястье, отчего тот начал выкрикивать грязные слова о матерях всех присутствующих и матери Селио в частности.
Мне потребовалось немалое усилие, чтобы попасть в центр круга. Край плаща зацепился за что‐то острое, так что пришлось повозиться, прежде чем получилось добраться до волка. Сунув ладонь в карман, я набрал в горсть и тут же бросил вниз, под ноги, щепотку горюч-порошка. Когда крупинки коснулись снега, пространство вокруг заполнилось дымом и треском. Нападавшие в испуге шарахнулись прочь.
Представление началось, хоть и с небольшой задержкой.
– Как смеете вы поднимать руку на священного фамилиара спасителя, что пришел вам на помощь? – загрохотал я. – Или сей край не постигла беда, или я здесь не желанный гость? Иль смерти не боитесь, ничтожные?!
От дыма першило в глотке и щипало глаза, но это того стоило. На меня обратили внимание. Вонь вокруг и следы гари на щеках придали моему образу еще большую внушительность. Особенно когда края злополучного плаща начали тлеть.
Толпа застыла, затем молча расступилась, пропустив вперед сутулую женщину. На ней был тулуп с оторочкой, а под ним – традиционное шерстяное платье. Седые волосы были собраны в длинные косы. Смуглый лоб обрамляли массивные височные кольца.
– Кто ты, странник? И почему пришел с диким зверем?
– Я не странник, а Селио не дикий зверь. Вы имеете честь видеть носителя семи Знаков, укротителя нечисти, того, кто окунулся в реку Смородинку и выжил, Константиноса Златного! – Я отчаянно пытался не раскашляться прямо посреди выученной речи. – Слышал, вам помощь нужна.
Она окинула меня тяжелым взглядом.
– Верно. Нужна. Ты можешь нас спасти?
Ко мне устремились взоры всех жителей деревни. Сотни горящих безумных глаз – пугающе много. Волк под рукой хрипло выдохнул, будто попытался предостеречь от необдуманных решений.
– Кто вас потревожил?
– Зло, сударь, – женщина горько усмехнулась, поглядев куда‐то в сторону, – чистейшее зло.
Для отдыха нам предложили дом волхва. Тот сбежал, как только начались странности. Как рассказала Го́да – старейшина, занявшая этот пост после смерти мужа, первыми эти края покинули птицы. Жители заметили, что вокруг больше не слышно карканья ворон, снегири и даже совы – все куда‐то исчезли.
Поначалу в деревне подумали, что чем‐то прогневили Мать Макошь. Но подношение в виде козленка не помогло. Затем на улицах стали появляться отрезанные головы. Когда Года описывала их, на ее лице читался ужас: глаза у несчастных кошек были выколоты, языки разорваны.
Вскоре в Фензино не осталось пушистых мышеловок, и лихо переключилось на собак. А потом пропала младшая дочка гончара Олега. Ее не было несколько дней, а когда девочка вернулась, вся в ссадинах и синяках, то стала другой: злой, угрюмой, сулящей всем мор и голод…
Люди стали бояться спать по ночам. Они попросили помощи в столице, но гонец так и не вернулся с подмогой.
Все это старуха рассказала по пути к нужному дому, а проводив нас до порога, отправилась к себе.
Я раскладывал на столе фальшивые реликвии и обереги, обдумывая услышанное. Продавать мусор под видом спасения не хотелось. Среди этих людей, вымотанных морально и физически, явно завелся безумец, который развлекался похищением детей и осквернением святынь. Все оказалось слишком серьезно, не то что раньше.
«Может, нам стоит уйти?»
Я осторожно нащупал разрез в подкладке тулупа, проверив тайник. Монеты лежали в кошеле, бережно обернутые в войлок, чтобы заглушить звон. С каждым годом добывать их становилось труднее. Люди переставали верить в старых богов и их защиту, из-за чего таким, как я, приходилось уходить все дальше и дальше на Север.
За этими размышлениями вечер пролетел незаметно. Когда я уже собирался лечь спать, в дверь тихо постучали.
Селио поднял голову со скрещенных лап и рыкнул. Внутрь комнаты осторожно вошел мужчина. Он был абсолютно седым, с выцветшими радужками глаз, похожими на ледяную корку. Гость покосился на волка, но не испугавшись, а будто бы отстраненно удивился присутствию в жилище лесного зверя.
Я молчал, ожидая, когда гость сам заговорит. Но незнакомец просто стоял, медленно моргая, пока Селио не решился рявкнуть. Тогда мужчина снял с шеи предмет, висевший на кожаном ремешке, и положил на стол передо мной.
Массивный золотой перстень. Судя по размеру ободка, украшение было женским. Такое просто не смогло бы налезть на широкий мужской палец. Оправу в виде лица, раскрывшего рот в немом крике, украшал крупный рубин, яркий, как капля крови. Блики от пламени свечи жадно скользили по изгибам перстня, но, попав в глубину драгоценного камня, сразу гасли.
Похоже, это сокровище долгие годы носили под одеждой, не снимая. Кожаный ремешок засалился и пропах потом.
– Мой дед нашел его, когда странствовал по землям Славии. Это было у порогов Ке́йбы. Возьмите.
– Зачем? – спросил я осторожно. Происходящее мне сильно не нравилось.
– Он дорогой, очень.
– Это я вижу. Чего хотите взамен? Чтобы я нашел убийцу ваших кошек?
– Верните мою дочь. Ее схватило лихо. Она ушла вниз по реке и вернулась вместе с кем‐то другим внутри… Эта сущность не дает ей жизни! Вы же укротили волка, значит, и это сможете!
«Ясно. Все еще хуже, чем казалось».
– Понимаю ваше горе. – Я старался не думать о цене подношения и даже не смотреть на него. – Но здесь я бессилен. Эфемерные сущности не способны поселиться в теле человека. Вы с вашим ребенком стали жертвами иного недуга. Идите спать, а утром я…
Внезапно ночь пронзил крик, полный нечеловеческой ярости. Я вздрогнул, Селио вжался в угол, а наш гость безжизненно улыбнулся.
– Если бы я мог, колдун. Если бы мы все могли.
Глава вторая
Порой злато просит больше, чем ты можешь ему дать.
Старая поговорка
Меня разбудило чавканье.
На кривой скамье у окна сидел голый человечек с очень волосатой спиной и карими глазами Селио. Он хрустел сухарями, отгрызал куски от сочного шмата мяса и запивал все это парным молоком прямо из кувшина. Заметив, что я проснулся, человечек попытался скорее закончить трапезу. Испачкав пальцы в мясном соке, затолкал в глотку последний кусок и сыто рыгнул.
– Перестань, – поморщился я. – Из-за таких вот способностей нечисти люди и начинают верить в чары, проклятия и прочую ерунду.
– Так гораздо удобнее. Ты хоть раз пробовал жевать еду с пола? – Волк неохотно проглотил последнюю луковку и стряхнул личину, как собаки стряхивают воду с шерсти. – Твоя затея едва не испортила мне аппетит.
– Ну-ну, я вижу.
– Не смешно. Ты хоть знаешь, как тонко чувствуем мы, перевертыши? Тот крик не живому существу принадлежал. Я глаз не сомкнул. Клянусь, здесь творится какая‐то бесовщина.
– Ты слишком впечатлительный, мой друг, но тут я с тобой согласен. Ничего хорошего не выйдет. Побудем здесь день-другой, затем вернемся в Белый город, подальше от необразованных деревенщин.
Я невольно покосился на перстень. Он остался лежать на прежнем месте, ослепительно дорогой в сравнении с потрепанным ремешком и скромным убранством комнаты. На деньги, вырученные от продажи украшения, мы могли бы безбедно жить несколько лет.
– Ванька! Ты не слушаешь!
Жесткая пасть вцепилась в воротник, сдернула с кушетки и вжала в холодный пол. Волк мотнул лобастой головой несколько раз, собрав мною пыль. Пожелай он моей смерти, она бы мгновенно пришла. Но Селио потрепал аккуратно и только обслюнявил кожу.
– Надо уходить. Я тебя очень прошу, – с нажимом сказал он, разжав челюсти и заглянув мне прямо в глаза. – Тут все неправильно. Мне… страшно.
«А вот это что‐то новенькое».
Однажды мы нарвались на последователей Холодной мамы, которые молятся о нескончаемой зиме. Но даже эти кровожадные безумцы, что пытались снять с нас кожу во имя вечной зимы, не смогли запугать гордого оборотня-перевертыша.
– Что случилось? Только не говори про чутье. Мы облазили половину деревень вокруг барьера берегинь. Нигде и намека на волшбу не было!
– Разве жители Фензино кажутся трусливыми? Их, по-твоему, легко напугать? – рассердился волк. – Они живут на границе с Кумельганскими лесами! Здесь не ходят дозоры богатырей или княжеские сотни!
– И? Чудовища их не пугают, а вот люди… Люди намного страшнее.
– Не способен человек сотворить такое в родном доме.
Я поморщился, внезапно вспомнив последние дни отца. На душе стало гадко.
«Не надо было тебе ничего рассказывать», – прозвучал в голове его пустой, хриплый от болезни голос.
«Вот уж неправда. Способен, еще как способен».
Подойдя к окну, я поднял перстень на уровень глаз. Свет отразился в роскошном рубине, вплавленном в медовое золото. Сотни золотых, тысячи… Обернулся к волку. Сердце сжало от дурного предчувствия, которое я не без труда подавил. Мы не тру́сы. Решение уже принято.
– Мы не станем им ничего обещать. Но раз плата получена, давай хотя бы глянем на эту злобную сущность?

Девочку звали Беля́ной. В следующем месяце ей должно было исполниться десять лет. Она ушла собирать зимнюю малину и не вернулась к обещанному времени. День родители бродили по округе, два. Пока на третий не нашли всю ее одежду, аккуратно сложенную в кустах у ручья, кроме нижней рубашки. Выходило, что Беляна ушла в лес почти нагая. И это в лютый мороз!
Вернулась она в три часа ночи. Коровье время, как говорили староверы, в него угодно творить злые дела.
Девочка была в ужасном состоянии: кожа казалась мертвенно-белой, десны опухли от того, что дитя пыталось грызть кору деревьев. Никто не обратил внимания на странную молчаливость и спокойствие беглянки. Не до того всем было. Отец с матерью готовились после кошачьих голов найти во дворе и ее белокурую головку, однако ж пронесло.
Не сразу они заметили, что Беляна утратила всякий интерес к пище. А когда с девочкой пытались заговорить, та отвечала невпопад. И все произносила грубо, резко, скрипучим, точно у старухи, голосом. А после того как она почти откусила соседке палец, девочку перевезли из родного дома в старый амбар.
– Тут даже лики предков оказались бессильны. Воет она, как будто пытают. Все стены внутри исцарапала, – сказала Года. – Мы думаем, мучает ее кто‐то. Не отпускает. На ниточку подвесил и дергает изредка.
– Животные пропадать перестали? – поинтересовался я. – В смысле, когда девочку заперли в амбаре.
– Это да. Ну так их и не осталось больше. Последний кот, и тот на капище живет. А тебе зачем, почтеннейший колдун?
Я промолчал, подумав о своем. Дикие нравы, сливаясь с суевериями, порой порождали страшных тварей.
Года с нами не пошла: отворила дверь и сделала приглашающий жест. Внутри царили полумрак и духота; вдоль правой стены стояли лики Рода – мрачные фигуры предков. В самом темном углу валялся грязный сенник, забитый травами, на котором лежала скованная по рукам-ногам Беляна. Тут же, рядышком, стояла одинокая плошка с водой.
Девочка молчала, только всхлипывала.
Ее одели в сарафан из холщовой синей ткани. В волосах торчали засохшие цветы, некоторые даже с корнями.
Мы приблизились. И я вдруг всей кожей ощутил ужас Селио. Когда долго работаешь с кем‐то в паре, невольно учишься улавливать его настроение.
Пленница резко затихла, уставилась на волка, и тот заскулил. Спустя миг у его ног образовалась лужа, Селио жалобно завизжал и молнией выскочил из амбара, оставив нас наедине.
– Ты кто? – спросила Беляна, переключившись со светящегося прямоугольника проема на мой вычурный ведьмачий наряд. Радужки ее голубых глаз украшала паутина лопнувших капилляров.
– Иван, – честно ответил я.
– Иван-царевич? Или Иван-дурак?
– Просто Иван.
– Так не бывает, – хихикнула она. Хотя еще секунду назад лицо было залито слезами. – Просто Иван, просто дурак…
Я опустился на колени. Прощупал слабое биение пульса на запястье, быстро отогнул веко, удивившись тому, насколько сухая у пленницы кожа.
– Лучше скажи мне, а ты кто?
– Разве эти дурни не сказали? – удивилась Беляна. Она приподнялась на локтях, отчего хрупкое тельце изогнулось еще неестественнее. – Я нелюдь, нелюдь я!
– Разве темная сила выберет себе тело маленькой девочки? Не логичнее бы было стать кем‐нибудь большим и сильным? – улыбнулся я.
– А ты много темной силы на своем пути встречал?
– До этого – ни разу.
– Так я первой буду!
Хохот, вырвавшийся из ее глотки, напомнил грохот падающих горшков, раскаты грома и тут же перешел в сдавленное бульканье. Подобное поведение лишь укрепляло мою веру в то, что в случившемся не было никакой магии.
– Беляна, ответь-ка мне… это не ты животных истязала?
– Кошек и собак, что ль?
– Их самых.
– Ненавижу, – задумчиво пробормотала она. По подбородку девочки потекла слюна. Светлая головка стала раскачиваться. – Ненавижу их, особенно кошек. Твари гадкие, знают, что мы идем. И твоя псина такая же.
– А какая ты нелюдь? Кикимора, а может, домовой или игошка?
Я решил сменить тему разговора. Она фыркнула.
– Все‐таки ты Иван-дурак. Молоденький и глупый.
– Пускай так, зато дураки никого не обижают. Ну а тебя обижали? С тобой что‐то произошло в лесу?
– Сними печать – все расскажу да покажу. – Беляна вновь расслабилась.
Нагнувшись, я разглядел на ее шее домотканую ленту с красными узорами из птиц. Такие матери и бабки обычно вышивали для защиты детей. Места, где она плотно обхватывала девичью кожу, покраснели. Просунув несколько пальцев под ткань, я ослабил давление. Из груди Беляны вырвался вздох.
– Вот так, хорошо. Давай же! Еще чуть-чуть, и скоро я смогу вылупиться!
«Нет, ну что за глупости…» Ощутив укол раздражения, я отдернул руку, встал и неспешно направился к выходу. Вслед мне летели ругательства, стоны и хихиканье. Года ждала снаружи. Она с облегчением поцеловала амулет, который достала из-под одежды, и сказала, что видела моего волка улепетывающим прочь из деревни.
«День только начался, а я уже хочу напиться!»
Узнай они – и Селио, и эти крестьяне – о существовании болезней, которые не трогают плоть, но заражают душу, вероятно, сильно удивились бы. Истинные кошмары таились не под пыльными половицами или в темных чуланах, а там, откуда их куда как сложнее было выгнать. В головах.
Я нашел перевертыша у злополучной реки Ветхи. Недалеко крутилось колесо водяной мельницы, разнося по округе противный скрип трущихся друг о дружку деревяшек. Ледяной поток кусал камни, врезался в потемневшие зубчики, заставляя деревянное сердце биться.
Здесь не смогли бы обосноваться русалки, любящие тишину, уединение и горячие ключи. Здесь также не стал жить водяной, иначе с приходом зимы Ветха заледенела бы целиком, создав лучший покров для его сна. Это была самая обыкновенная мирная река.
Я встал рядом. Селио не мигая смотрел на проплывающие мимо ветки и куски льдин. Позади, на приличном расстоянии от нас, взволнованно топтались жители деревни, и они всё прибывали. Видимо, ожидали каких‐то особых чудес.
– Неподалеку есть мелководье, где‐то с пару локтей шириной, – тихо, чтобы другие не услышали, сказал волк.
– Хочешь сходить поплавать?
– Нет. Я там порылся… В общем, не зря люди думают, что проблема именно в реке.
Мы отправились вниз по течению, раздвинув колючие кусты, и вскоре набрели на протоптанную полянку. Снег вокруг украшали вкрапления упавших синих ягодок можжевельника. На мелководье вода оказалась взбаламучена из-за того, что мой напарник успел и там порыться.
Подойдя ближе, я оторопел. В многочисленных ямках лежали чьи‐то останки.
– Остальные части пропавших животных! Все, кроме голов! – объяснил Селио, лапой убрав часть земли. – Вот кошачий хребет, старый. А вот подальше лежит лучевая кость. На ней даже мясо сохранилось. Судя по размеру, крупный был кобель. Я подсчитал: около семнадцати захоронений, все сделаны в разное время. Видишь разницу в степени гниения?
– Угх!
Я задрал голову, постаравшись унять дурноту. Селио‐то, конечно, все равно. Он хищник, ему эти несчастные зверюшки все равно что напоминание о трапезе. А я ненавидел мертвечину, хоть и учился когда‐то на знахаря.
– Как ты их нашел? – Хотя ответ был очевиден. И я не очень хотел его услышать.
– По запаху того… той… Это место пахнет девчонкой.
– Это еще ничего не значит.
– Ты ее видел, она ненормальная! Стоило мне посмотреть на нее, и… Там капкан, Ваня. Даже тьма бездны не сравнится с этим взглядом. Невидимые челюсти сомкнулись и отрезали меня от остального мира. Я никогда подобного не испытывал.
– Селио, ты же не думаешь, что вместо Беляны в деревню пришел бес? – Пришлось опуститься на колено, чтобы быть с напарником на одном уровне. – Местные жители, понятное дело, дремучие, но мы‐то с тобой из столицы. И знаем, что каждый монстр из Владимирского бестиария был кем‐то когда‐то выдуман. Пойми, девочка больна, причем серьезно! Но даже это не дает нам повода обвинять ее в живодерстве!
– А что скажешь о птицах? Они по-настоящему исчезли. Я не слышу ни единого животного звука, округа опустела на многие версты! – Шерсть на загривке волка вздыбилась. Он со злобой поглядел в сторону покосившихся домишек. – Ты говоришь, что тот ребенок болен. Но родители девочки до последнего времени не замечали за ней странностей. Разве можно заболеть так внезапно?
– Представь себе. Вот я однажды видел, как на ярмарке утка несла вместо яиц шелковые платки. Думаешь, там тоже была замешана волшба? – сам говорил-говорил, а память, будто назло, утекала в прошлое, вытаскивая из закромов давно забытую картину детства. Радуга на фоне белоснежной скатерти…
На руки матери падают лучи солнца. С помощью кристалла и движений ловких пальцев по стенам разлетаются дорожки многочисленных радуг.
– Смотри, Ванечка, это колдовство.
– Настоящее?
– Конечно, глупенький! Я все могу, если захочу. Только папе не говори, пусть это будет нашим с тобой секретом…
– Что будем делать? У нас нет навыков, чтобы помочь этим людям.
Я вздрогнул, вырвавшись из плена воспоминания. К чему оно сейчас было?
– Дай подумать, дружище…
Пока прикидывал, стоило ли рассказать Селио о своих планах, я заметил, как к нам робко приблизились несколько парней. Видно, устали ждать, когда мы вернемся к мельнице. Их напугали крики. Со стороны же неясно, с кем я могу тут спорить.
Вот они и ринулись проверять, все ли в порядке. Затем разглядели останки животных, как‐то резко побледнели и принялись читать наговоры. Эта находка окончательно убедила деревенских в моих способностях.

– Как нам быть, поведай, колдун?
Опять пристальное внимание. Старейшина собрала людей подле капища, чтобы я смог изложить свои мысли по поводу происходящего. Меня впихнули в самый центр, под тень сурового идола Меруна. В глазах божества я прочитал смертельную скуку. Будто перед ним в который раз разыгрывали один и тот же надоевший спектакль.
«Людишки, ничему вы не учитесь», – говорили деревянные глаза хозяина небесного купола. Что ж, он был прав. Хоть это случалось крайне редко, но сейчас мое мнение полностью совпадало с мнением всевышнего.
Небо потемнело, скрыв тучами огненное око Ярило. На мне не было привычного наряда. Я собирался быть предельно честен. Работенка наметилась нешуточная: предстояло перенаправить энтузиазм жителей Фензино в иное русло. Если получится, все мы обретем долгожданную свободу и даже больше.
– Мы с фамилиаром тщательно осмотрели место, откуда в ваши дома пришло зло, – начал я размеренно. – Я также говорил с девочкой, которую вы считаете его временным вместилищем…
– В чем же дело? Не томи, батюшка! – крикнула жуткая старуха с торчащим из-под верхней губы железным зубом. Ее поддержали ворчливым гулом. Селио возбужденно бегал вдоль поляны, прогоняя с моего пути замешкавшихся крестьян. То и дело клацали его желтые клыки.
– Не перебивайте, прошу. Выводы неутешительны.
Вслепую я нащупал в кармане перстень, подумав: «Отчаянная попытка любящего родителя выиграть заранее проигранную битву».
– Судя по глубине и тщательности захоронений, могу сказать: это делал опытный человек. Место выбрано с тем расчетом, что к нему никто не ходит. А чтобы так аккуратно разделать тушу животного, одного желания мало. Слабая девочка не могла этого сделать. С кошками она бы еще справилась, но ведь там были крупные дворовые псы!
– Хочешь сказать, лихо прячется среди нас? – очень удачно спросила Года.
– Верно. Взрослому человеку проще провернуть такое.
Разумнее было бы рассказать им всю правду. Но в таком случае выходило, что я не колдун, и плату следовало вернуть назад. А я не собирался расставаться с перстнем. Слишком уж он мне полюбился.
– Беда затаилась не там, где вы ищете, – пророкотал я.
– Что тебе сказали духи предков?
– Вы прогневали их. Оттого в душах ваших пробудилась Тьма. Я чувствую ее. Вам страшно, люди? Страшно?!