Kitabı oxu: «Это жизнь. Юмористическая, ироническая проза, стихи, пародии»
© Анна Дарбинян, 2016
© Карина Дарбинян, фотографии, 2016
ISBN 978-5-4474-9906-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Юмористическая
и ироническая проза
Личная жизнь
Решил я устроить свою личную жизнь серьезно. Ну, чтобы ни с Ленкой и Катькой… по пьянке… А основательно и главное регулярно… кормили… стирали… и прочие удовольствия устроенной личной жизни.
Подал объявление в газету… Жду, может, кто клюнет на бывшего интеллигента, и полу бомжа нынче. Нет, я в объявлении, конечно, себя приукрасил… Рост прибавил, машину приписал, и так, по мелочам приврал – про привычки и характер… Если всю правду про себя написать – кто ж позарится… А так, может, в рейтинге женихов и ни последним буду.
Где-то месяца через два, может, чуть больше получаю письмо, с фотографией. Открыл и ахнул… Повезло, думаю, бабе, такой красавец ей достанется. Посоветовался с мужиками и позвонил ей по телефону, указанному, в письме. А, что тянуть и перебирать, тем более перебирать не приходится. А вдруг, следующего письма придется ждать столько же? И что, на фото будет еще не известно.
Позвонил, назначил свидание в ресторане… Точнее в кафе… В чебуречной у нас за углом. Чего далеко ходить… Понравится, сразу в дом и приведу. Мужики так и сказали – Если увидишь, что в твоем вкусе и ууу, как хочется… Сразу и женись.
Конечно, как положено, иду с цветами, соседка вчера выбросила вслед какому-то ухажёру, успел подобрать, пока они отношения выясняли.
Денег с собой не много – друзья скинулись… На чебуреки и на сок, по маленькому пакетику. Но если уж жениться решу тогда с собой, прихватим еще… чебурек.
Подходить не спешу, дай, думаю, посмотрю на нее со стороны. Может, и сэкономлю, возьмет себе что-нибудь сама. Не будет же стоять за столиком, просто так, меня дожидаясь.
Разглядел ее сразу… Среди местных алкашей она отличалась изысканностью и яркостью наряда. Все портил бант на груди. Завязан он, как-то уж пышно для первого свидания. Нет, если б было под бантом объемнее… может, он и не бросался так в глаза своим красным цветом. А тут, ну, просто, цветок на асфальте. На фотографии она вроде и розовее и пышнее мне показалась… А наяву – откармливать, да откармливать… И так она брезгливо грязную посуду салфеткой от себя отодвигала, что я представил ее в моей квартире.
Не женился на ней. Даже не подошел. Съел чебурек, запил портвейном… Пошел к мужикам – разделить свою неустроенную личную жизнь.
Таланты и родственники
Что талантлив, я знал всегда… А, тут, меня еще в «Музе» напечатали, в альманахе нашем литературном, совсем себя талантом почувствовал.
Если я талант, значит должны быть поклонники. Другу старому позвонил, мы с ним вместе стометровку в школе бегали, наперегонки, поинтересовался, не читал ли он меня с восторгом. А он, вообще не читал, да и жена ему вроде с каким-то поэтом изменяет, в общем, он не мой поклонник оказался.
Жене бывшей позвонил. Пусть порадуется за меня. А, то, уходя, такое наговорила, а теперь узнает, что я талант, стыдно станет. И тут не повезло, трубку взял ее новый, и послал меня… Видно поэзией не увлекается.
Обидно стало, дай думаю, позвоню тетке своей. Она то за меня всегда порадуется. Помню, мальчишкой, летом с рыбалки щуку принес – сколько восторга было. Радости действительно не было предела, когда тетушка узнала, что я сейчас живу один в двухкомнатной квартире, и в нашем областном центре открыли вещевой рынок, до которого всего полчаса езды на маршрутке. Пообещала заехать, послушать произведения из уст автора.
Почувствовал, что мои творческие успехи ей не безразличны и сел за поэму о теплых родственных отношениях. Не прошло и два дня, как я начал поэму, раздался звонок в дверь. Ну, думаю, пресса мной заинтересовалась, уж больно звуки за дверью странные… с аппаратурой пришли – телевидение значит.
Оделся, не в трусах же прессу с телевидением встречать, и открываю. А там… Корзинки, сумки и тетка стоит, с мальчиком. С трудом узнал в ней свою тетю Люсю. За двадцать лет, что не виделись, она расплылась и постарела. Чего больше, даже сказать не могу. От неожиданности я дверь нараспашку, и как для прессы все шпарю: «Заходите, располагайтесь, я живу скромно, но рад вам очень»! А она мне на шею кидается: «Да что ты как не родной». И тут до меня сразу дошло, что приехали они надолго и жить будут у меня.
Мальчик оказался внучатым племянником, очень талантливым, но музыкальной школы в станице нет, и она надеется на мою помощь в его дальнейшем образовании. В тот момент я был настолько ошарашен их появлением, что нужных слов, для отказа не нашел, подумал – все само собой рассосется. Может, выяснится, что у мальчика талант не очень – два гения в одной семье это такая редкость, или тетка по станице заскучает, или моя квартира покажется не очень уютной… Надеялся, что к моменту появления журналистов, родственники съедут. Но прошел день, два… Тетя Люся уютно устроилась в моей комнате, оборудовав себе пышную постель, из перин и подушек, привезенных с собой. Мальчик спал на скромном диване в гостиной, которая служила ему и комнатой для занятий музыкой.
Тетка, в первый же день приезда, купила ему музыкальный инструмент – скрипку. «Хороший инструмент – не дорого и легко нести» – сказала она, занося остальные баулы, оставленные, ими на вокзале в камере хранения.
Но весь размах трагедии я понял, когда мальчик заиграл… Нет, я не завистлив к чужому таланту и к скрипке относился всегда не плохо, но то, что издавала скрипка в руках этого ребенка, доводило меня до душевных мук.
Днем я мог закрыться на балконе и сидя, под развешенным необъятных размеров, нижним бельем тети Люси, писать свою поэму. Но в ранние утренние часы, когда предавался на кухне отдыху после бессонной, от творческих мучений ночи, а тетя Люся готовила завтрак, двигая раскладушку, на которой я спал, дверцей холодильника, и громко кричала в комнату: «Ты, что же это паршивец, так играешь? Разве так играют на скрипке, громко надо! Ты, что не видел, как по телевизору дядя это делает! Старайся, и тебя по телевизору покажут»! Это был ежедневный утренний урок. Как выяснилось позже, ребенка в музыкальную школу не приняли, и добрая тетушка решила сама дать любимому племяннику музыкальное образование.
После недели проживания моих родственников, мне расхотелось писать поэму о родственных связях, и я решил писать о великих музыкантах или поварах. Признаюсь честно, тетка готовила изумительно, и это была одна из причин моего долготерпения. Не скажу, что изголодался после ухода жены, разносолами она меня не баловала, но омлет с яичницей мне изрядно надоели. А тут настоящий борщ и котлеты, которые пахли по – домашнему, да с разваристой картошечкой и подливкой…
Но скоро продукты, привезенные, из станицы закончились… И встал вопрос, где взять деньги на дальнейшее питание? Гонораров, как поэт любитель я не получал, а с работы уволился, как только писать начал. Не мог же я совмещать работу на вещевом складе, с поэтическим творчеством.
Тетка заметив, что я стал реже выходить на балкон, для занятий творчеством, перестала звать меня к обеду, а потом и к ужину. Если я раньше делал вид, что сплю во время их завтрака, то теперь, вскакивал, почувствовав, как она пролезает мимо моей раскладушки, пыталась открыть холодильник. Конечно, я мог прийти и на обед незвано… Но тетя Люся предусмотрительно закрывала меня на балконе, где я пытался писать поэму о творческих личностях, переносящих тяжкие невзгоды.
Занятия музыкой маленького вундеркинда стали реже. Толи тетка уставала после пробежек по вещевому рынку, толи она поняла, что истязания инструмента ничего не дают, кроме головной боли. При очередной попытке ребенка заняться музыкой, тетушка сломала смычек. Надеюсь, не о голову подающего надежды музыканта… На новый уже денег не было, и тетка позвонила родителям ребенка с просьбой выслать.
Деньги выслали, но сумму небольшую… Только им на дорогу. Уезжая, тетя Люся плакала. Видно ей не хотелось возвращаться в станицу, где она жила, после смерти мужа, одна. Своих детей у нее никогда не было, она вечно воспитывала племянников, и чьих – то внуков, приезжающих на лето.
А может, она плакала от обиды, что у нас в роду нет настоящих талантов.
Чтобы не пожалеть
Жена моя, Ниночка, такое чудное создание: глаза огромные, голубые, на щечках ямочки и в фигуре все как надо – просто пампушечка аппетитная. Приду с ночной смены, уставший, даже есть не хочется, а рядом с ней упаду на семейное ложе, руку на неё положу, и откуда только силы берутся. Она поканючит, что опоздает на работу, а потом аж пищит… Пищит она очень громко, надо вам признаться, не знаю, что соседи о нас думают, а мне очень нравится…
И так хорошо все в нашей семейной жизни, даже не ссоримся. А тут моя Нинок, что-то вредничать стала и не веселая какая-то. Может, думаю, забеременела, а сказать стесняется, и все жду, когда она эту радостную новость мне сообщит, на откровение ее провоцирую. Дня через два собралась она с духом и сообщает мне известие, которое ее так мучило-мама приезжает… Соскучилась! Картошку копать закончит и приедет к нам с гостинцами на неделю, а может и две…
Я возмутился, что они так рано решили картошку копать, подождали бы еще, пусть растет. Но Нина, меня убедила, что сейчас самое время и мама приедет уже дней через пять, надо к ее приезду нашу квартиру привести в порядок.
Небольшого ремонта моя квартира просила давно, да и старые вещи, за год семейной жизни, руки так и не дошли выбросить. Разборку завалов Нина взяла на себя, моя обязанность, не проверяя, выносить на помойку, а то пожалею и оставлю какой-нибудь хлам.
За выходные переклеили обои и подкрасили кое-где. Доверив жене разборку моих тайников, с чувством выполненного долга, ушел на работу в ночную смену. На работе одна мысль в голове – как эти две недели я без интима обходиться буду. Не выдержал, отпросился пораньше, чтобы до вечернего приезда тещи успеть насладиться про запас.
При входе в квартиру стояла сумка, потертый чемодан, пакеты и корзинка. Вот ведь захламил, так захламил квартиру, даже вещей таких у себя не помню – думал я, вынося на помойку выставленное в прихожей богатство. Теперь к приезду тещи все готово, можно ни на что, не отвлекаясь приступить к интиму, благо Ниночка выходной взяла, по магазинам побегать. Ничего, по магазинам после бегать можно, а тут на длительный срок запас нужен.
В полумраке спальни я ощутил запах духов из моего детства, толи Красной Москвы, толи Быть может, видимо Нина пролила, разбирая вещи моей покойной мамы. От этого запаха такая нежность к жене нахлынула, что, сбросив с себя одежду, без всяких прелюдий я кинулся в страсти на нее.
Впоследствии, при разводе, и на суде я неоднократно пояснял, что шторы были закрыты из-за чего в комнате было темно. Насиловать свою тещу я не пытался, и убивать ее не замышлял… Только хотел до ее приезда интима с законной своей женой. Кто ж знал, что эта старая стерва приехала ночным автобусом и легла спать в нашу семейную постель… Вещи гражданки – бывшей тещи, выбросил без всякого умысла, просто смотреть на них не захотел, чтобы не пожалеть…
Лучше молчать
Об ушедших говорят хорошо или молчат. Но, то, об ушедших в вечность, а мои мужья пока еще живы и даже немного здоровы, как говорит мой давний приятель, о них можно сказать все, что накопилось в моей любящей душе.
Не надейтесь, перечислять пофамильно не буду, много чести, а так: первый второй и последний.
Последний – это особая песня, грустная. Так убегал, даже вещи забрать побоялся, а вдруг пойму, что навсегда расстаемся и не отпущу. И не надо думать, что я садистка, какая или стерва жуткая, просто собственница – Мое, что хочу то и делаю.
Бить я их не била, а вот заботилась как о детях малых… Что одел? Куда пошёл? Что поел… Кормила, не каждый ресторан таким меню похвастается, и считай все за счет заведения. Мои мужики или на работу приличную устроиться не могли, или зарплату им не платили в тот период. Получается так, что все мужья на содержании у меня были. Зарабатывала я хорошо всегда, первому хватало еще и на тряпки для любовниц. Позже я скромнее их держала, может, поумнела, но все по принципу стало: Здесь ешь все, а на вынос нельзя. И вопрос – Что одел совсем непраздный – ведь одевала их тоже я. И, не в абы что, а по моде, чтобы стыдно перед людьми не было. Хотя, зависть у всех вызывало и само наличие у меня мужика…
Ну, если ты мужчину накормила и одела – грех не спросить: Куда он поперся, на ночь глядя. Это с первым я слабинку дала, он каждую ночь таксовать ездил, пока до меня влюбленной дошло, что если таксуешь должен этим зарабатывать, хотя бы на бензин. Весь его гарем содержала, да еще двоих его детей от предыдущего брака.
Ну, вот, как об этом ушедшем скажешь, слов приличных нет, вот и молчишь.
Про второго тоже бы промолчать надо, да скажу: Козел он был! Женатый, а скрывал… Когда понятно стало – поздно, влюбилась и надеялась… Думала, он свою мымру бросит и на мне, такой хорошей, женится. Ага, как же, женился… Как он от своей законной супруги гулял, так и от меня погуливать начал… Еще моложе нашёл. А зачем ему молодая, если он кроме пожрать и делать ничего не умеет.
Хоть молчи о них, хоть говори, что толку – ушли… Вслед им и слов добрых нет, а жалко.
Заключительное слово
Мы с подругой работаем в одной фирме, правда, живем в разных городах. Я всегда у нее останавливаюсь приезжая в командировки. Наслаждаюсь ее гостеприимством и завидую… завидую… У нее такие теплые и нежные отношения с мужем… Всякие их мусипусики, проникнуты любовью и заботой, не вызывают у меня раздражения. Ее муж Олежка, совсем не красавец, а толстый и ужасно неуклюжий… Но такой милый и беспомощный… Особенно утром… После вечеринки. Нет, мы не пьем, а он, тем более… Но под хорошую компанию… В мой приезд становить его трудно. Утром очень страдает… Требуя неусыпной заботы супруги.
Стараюсь приезжать к ним под выходные, чтобы подруга могла достойно исполнять свой супружеский долг, ухаживая за страдающим мужем, а не бежать с утра на работу. А тут, среди недели приехала, перед самым совещанием. Надеялась, что перед мероприятием, можно сказать судьбоносным, Олег, мой приезд отмечать не станет. Но: за удачный доклад, скорое повышение по службе, работу за границей своей жены, Ирины – он выпил. Отдельными тостами уже за мою удачу в тех же вопросах. Нам, с Иринкой, было не до торжеств, слишком серьезная презентация предстояла. Я дописала заключительное слово, Иринка мужу подробную инструкцию по борьбе с похмельем, и легли спать.
Утром собирались тихо, чтобы не разбудить Олежку, иначе наше мероприятие могло сорваться.
За две минуты до начала первого доклада, раздался телефонный звонок. Ирине звонил любимый супруг с просьбой о помощи. Не имея, достаточно времени для подробных объяснений она дала краткие указания: «Возьми в шкафу два Ливчика, на нижней полке слева… Не поможет, возьми еще пару… Я перезвоню позже». Чувствуя, что помощь будет требоваться постоянно, мы отключили свои телефоны.
Наш доклад был лучшим! После первой части, которую читала Ирина, стало ясно, что мы победили. Я так переволновалась, что уже не вникала в суть, и заключительное слово зачитывать не стала. Почитают сами, при утверждении нашего преимущества и вытекающих последствий. А последствия обещали быть не шуточные – Ирине работа за границей на 5 лет, по контракту… В условии контракта был пункт – наличие семьи. Я такого счастья не имела из-за своей жуткой рассеянности. Меня ожидало повышение до руководителя филиалом и еще масса всяких приятностей. От радости мы остались на банкет, который собирались проигнорировать.
Поздно вечером, веселые и счастливые мы добрались до Иркиной квартиры и стали звонить в дверь. Нам долго не открывали. Подруга уже нервно искала ключи в сумочке, когда дверь распахнулась, и нашим взорам предстал ее супруг.
Вид у него был очень странный. Помимо страданий на лице, уже чуть выше, на его голове… Даже слова подходящего не могу найти… Громоздилось… Именно громоздилось сооружение из нижнего женского белья, подвязанное под тройным подбородком, Олежки, колготками черного цвета. Основное преимущество в этом головном уборе составляли бюстгальтеры различных расцветок, свисающие на лицо в полном беспорядке. Пара ажурных трусиков выполняла роль нижних чепцов, завязочками для которых являлись бюстгальтеры, пристроенные на голове ранее.
– Ира, я с тобой развожусь.
Были первые слова Олежки, пока мы пытались осознать, что произошло в квартире в наше отсутствие.
Видя, что серьезность его решения не возымела своего действия, и мы продолжаем, давиться смехом, разглядывая его чудную «шляпку», Олег добавил трагизма.
– Я совершил страшную ошибку и теперь жестоко расплачиваюсь за нее. Полюбив тебя, я думал, что ты чуткая и добрая, а оказывается, я женился на жестокой женщине, готовой бросить меня в тяжелый жизненный момент.
Еще не осознав тяжести жизненного момента мужа, Ирина, с трудом сдерживая смех, спросила:
– Заинька, что случилось? Ты расстроился, что я на работе задержалась? Ты так скучал? Почему мне не позвонил?
Последний вопрос она задала зря, забыв, что наши телефоны были отключены.
– Позвонил?!!! Да я тебе двадцать раз звонил! А ты… ты…
Олег соврал, я только в своем телефоне тридцать не отвеченных от него нашла, представляю, сколько раз он набирал Ирку.
– Все, Ира, я не смогу забыть твоего, предательства! Между нами теперь никакие отношения невозможны.
– Ну, если ты так резко охладел ко мне, зачем мои вещи на голову напялил… Этим, что еще хотел сказать?
– Я? Сказать? Да ты… ты сама мне по телефону сказала, взять два лифчика, потом еще пару. А куда, как не на голову, если она болит…
– Я смотрю ты совсем идиот! Я сказала взять на кухне в шкафу две таблетки Лив-52, а если не поможет, то еще две.
– Как на кухне… У нас, что лекарства на кухне?
– Ты мою записку читал?
– Это, ту, где ты благодаришь своих коллег и оппонентов?
– Что ты мелишь! Там написано, как и чем тебе лечиться до моего прихода.
– На, дорогая, читай сама! Лечись по этой инструкции…
Ирина мельком глянула на записку.
По выражению лица подруги я поняла, что произошло непоправимое. Схватила листок из ее опускающихся рук…
Это было заключительное слово к нашему конкурсному докладу.
Pulsuz fraqment bitdi.