Kitabı oxu: «Измена. Любовь адвоката», səhifə 2

Меня разобрал истерический смех. Надо же, из-за такой падали чуть в реку не улетела. Дура.

«Если что-то нужно… Звоните»

Нужно. Просто поговорить.

Я опустилась в пенную ванну, взяла в руки телефон и набрала сообщение Олегу Шумскому.

Глава 6

Олег

«Папа, я дома»

Пришло от дочки. Алёнку сегодня забирала из лицея няня. Я никак не успевал – три суда подряд, а время у них вечно непредсказуемое, то задерживается, то переносится. В такие дни в восемнадцать ноль-ноль можно не мечтать быть дома. Да и вообще с моей работой график может быть очень непредсказуем, потому что везде тут человеческий фактор. А против него, как известно, не попишешь.

Только в девятом часу вечера я сел за руль. «Рейндж Ровер» свой сразу не завёл, ткнул на иконку с изображением глаза на экране смартфона.

Появился звук, потом изображение. Моя квартира с панорамным остеклением, дизайнерский ремонт, все нужные навороты… Только вот холодная, будто необжитая, неуютная. Лживая. Квартира-фасад. Образец финансового благополучия. И видимость семейного.

В кадре жена. Разговаривает с кем-то по телефону. Прислушиваюсь. С кем-то воркует, слов не разобрать. Надо будет, потом ребята из следственного отработают, расшифруют. Дочка появилась в кадре. Та трубку от уха оторвала и что-то резко вякнула ей, Алёнка голову в плечи втянула и понурая побрела из кадра.

Переключился на камеру в её комнате. Достала учебники, тетрадки. Положила на стол. Что-то из рюкзака достала. Игрушку что-ли какую, стоит рассматривает. Юлия влетела к ней, как бешеная. Из рук вырвала эту штуку, бросила в сторону двери, пальцем своим ткнула на стол, на учебники. Алёнка послушно села за стол. За уроки, похоже. Та взяла тетради – смотрит, листает. Слышу, закричала. Какой мерзкий у неё голос всё-таки. Попробовала бы на меня так повизжать. На беззащитного ребёнка только может. Дочка ни одной тройки ни разу не принесла, за что там усираться? Да если бы и принесла, то чем дочке её вопли помогут?

Бешеная бросила тетрадку на стол и вышла из дочкиной комнаты, хлопнув дверью. Какая же мерзость, а не мамаша. У Алёнки плечики, вижу, затряслись – плачет. Сука. Какой же головой я думал, когда женился?!

Завожу машину, стартую с места. Не могу это видеть. Алёнка там как в тюрьме с надзирателем. Благо, времени до дома от суда минут двадцать, без пробок. Еду и жизнь свою ненавижу.

Вошёл в квартиру молча, скинул ботинки и сразу к Алёнке. Доча на меня глаза мокрые подняла, а мне никаких объяснений и не надо больше. Поцеловал её в макушку. Знаю, ничего не скажет, не хочет, чтобы родители ссорились, да и получит ещё больше потом, если будет жаловаться. Будет покрывать эту стерву, мать свою биологическую. По-другому язык не поворачивается назвать.

Пошёл в спальню.

– По поводу чего опять скандал? – спросил с порога.

– И тебе привет, милый, – Юлька сидела за столиком, расчёсывала свои блондинистые волосы. В шелковом сиреневом халате в пол. Бедро, колено оголены. Раньше меня бы это возбудило, и я бы забыл про все её косяки, а сейчас начало раздражать. Потому что коленки эти она под чужим мужиком раздвигала. И запах в спальне какой-то дешёвый, духи что ли новые. Я такое дерьмо не дарил ей. Прокурор-поди презентовал.

– Почему ребёнок плачет опять? – задал вопрос погромче.

– По русскому четыре с минусом принесла. Ошибка в слове «хорошо». Через «а» написала. Надо же такой дурындой быть!

– Это повод орать? Эта дурында, как ты выразилась, вообще-то дочь твоя.

– Ты подрываешь мой авторитет. Мы должны быть заодно, – начала залечивать мне. Наконец, подняла голову, посмотрела на меня своими бесстыжими глазами. Белесыми, мокрыми, как у рыбы.

– Ты орешь на нее. За ерунду. Голос на детей повышать тебя в институте твоём психологическом учили?

Никаких институтов она не заканчивала. Курсы, мастер-классы, практики. Одни бумажки вшивые, сертификаты да дипломы. Вспомнил про Майю Ланскую. Вот ей бы пригодилась эта информация. Липовый у нас гуру.

– Кто у нас психолог? Я! Вот и делать надо то, что я говорю! Она ленивая и избалованная благодаря тебе. У нее лицейская программа, она ее не тянет из-за тупых ошибок.

– Чем тебе обычная школа не угодила?

– Ты уже восьмой раз меня спрашиваешь. Дети людей нашего уровня не могут ходить в обычную школу! Что про нас скажут? Что у нас нет денег на нормальное обучение для ребенка?

– Тебя волнует, что про нас скажут!?

– Ой, не надо меня терапевтировать, Олег! У тебя другая специализация!

Ушла от вопроса. Тряхнула волосами, распылила свои приторные духи на всю спальню. Сейчас меня в ней всё до тошноты раздражало. Всё – до слова, до интонации, до запаха. Как будто чужой человек в доме живёт. Вышвырнул бы прямо сейчас, да только не время ещё. Терпи, Олег, терпи. Бог терпел и нам велел.

У неё на лбу синяк, да нехилый такой. И ухо фиолетовое волосами прикрыла. Интересно, почему не скажет, обычно жалуется на всё подряд, а тут таинственность? Получила что-ли от кого-то?

– Это что?

Поняла, что дурочку гнать не получится. Глаза виновато потупила.

– Гантель уронила в спортзале.

Врёт. Я ложь за километр чую.

– А ты так и не переоделся?

Юлия медленно подошла ко мне вплотную, плавно покачивая бёдрами. Взялась за края пиджака, сняла его с моих плеч и бросила на спинку кровати. Потянулась к шее, обняла. Лёгкое прикосновение мокрого тёплого языка – словно опарышей за шиворот насыпали. Тошно. Даже запах её изо рта стал противен.

– Не хочу, устал.

Увернулся от неё, пошёл в гардеробную. Переодеться бы. Рубашка уже попахивает, сменить надо. Галстук, как удавка.

– Как давно у нас секса не было, Олег? – Она ещё спрашивает.

Как только я увидел запись, с тех пор и не было. У меня месяц. У тебя, лгунья, только на днях был. Ничего не хочу ей отвечать. Рубашку на пуловер меняю и на кухню.

В холодильнике опять доставка – роллы. Тошнило уже от них. А жрать хотелось как не в себя.

Взял Алёнку и в ресторан.

Глава 7

Олег

Доча только рада была из дома удрать. Поехали мы с ней в «Барашки» на Сенную. Любит Алёнка там побеситься, отдохнуть в детской комнате – с конструктором повозиться или порисовать, покушать любимые хинкали или шашлычки. Роллы она тоже не любила, как и я.

Юлия готовить не любила и не умела, поэтому питались мы в основном вне дома. Вкус домашней пищи я давно позабыл. Только в гостях у родителей в Москве я вспоминал, что такое борщ.

– Пап, я пойду поиграю? – Алёнка отпросилась в детскую комнату. Я поцеловал её в макушку и отпустил под присмотр местной няни.

Моя любимая девочка. Мой свет и мой смысл. Как я виноват, что не всегда могу быть рядом и тебя защитить. Как жаль, что неправильно выбрал для тебя мать.

Пиликнуло уведомление. Достаю из кармана айфон.

«Я надеюсь у твоей дражайшей супруги сотряс?)))»

Отправитель Майя Ланская. Как интересно.

«Значит, это твоих рук дело?)) Синяк на лбу присутствует, за сотряс не знаю».

С улыбкой нажал «отправить». Паршивое настроение отчего-то улетучилось. Я с нетерпением ждал ответа.

«Я в неё подсвечником запустила»

А Ланская не промах. Лучше её не злить. Представил, как она размахивает подсвечником, разгоняя любовничков. Аналогия с бешеным хомячком заставила улыбнуться. Хотя смешного тут мало. Я это на видео лицезрел, а она вживую. Только представить могу, что она чувствовала. С неё подсвечника хватило, а что я бы делал на её месте? Убил, наверное, в состоянии аффекта…

«Когда она сношалась с моим уважаемым супругом».

Опять затошнило. Ощущение, что в моей квартире не женщина и не жена, а заразная простигосподи, которую я почему-то пока не могу выставить за дверь.

Не хотелось сейчас обсуждать этих мразей, хоть на пару часов освободить бы голову от этого дерьма. Но разговор с ней прекращать отчего-то не хотелось тоже. Ничего не смог придумать лучше простого, примитивного:

«Что делаешь?».

Майя

«Принимаю ванну»

И зачем ему эта информация? Зачем провоцирую? Руки как будто сами пишут, не слушаются. Может, это подспудное желание отомстить той же монетой?

Интересно, как он отреагирует. «В ванну и без меня?» Я бы утонула со смеху.

«Завидую. Тоже не отказался бы от ванны. Трудный был денёк».

Мне понравилось. Устоял над провокацией. Интересный мужчина.

Хотя стоп. Что я творю, в конце концов? Для чего эти манипуляции? Надо прекращать. Это у меня нервное. Надо еще магния прикупить в аптеке.

«Почему трудный?»

«Я могу быть уверен, что мои слова не станут основой для статьи?)))»

Я не ответила. Почувствовала раздражение. Он не доверял мне. Да и с чего бы ему?

И он больше не писал. Час прошёл, потом два. Чувство странное, будто я разочарована. И одновременно заинтригована.

А что мне, собственно, нужно от него? Дружба? Наше знакомство состоялась не для дружбы. Общение? Да, я в сейчас в изоляции, но не это ли мне сейчас нужно? В конце концов, для «поболтать» есть чатики коллег, однокурсников и так далее, можно, в конце концов, на какой-нибудь форум залезть и тренировать своё красноречие до посинения. Единственный человек за последнее время, которому я открыла душу, навалила мне туда с верхом.

Сидя верхом на моём муже.

Как же мне не хватает бабушки. Как жаль, что она теперь едва узнаёт меня.

«Трудный, потому что у меня один за другим суды. А дочь остаётся наедине со своей биоматерью. Которая делает из неё будущего клиента своих коллег».

Ответ пришёл внезапно. Почти к полуночи. Когда я настраивалась на спокойный, насколько это возможно, сон. Когда прилаживала наушники поудобнее, чтобы послушать медитацию и забыться от всего этого дерьма хотя бы на час.

Глубокий вдох и медленный выдох.

Я старалась быть в моменте. Потому что не знала, что ждёт меня завтра. Потому что не знала, как пережить боль предательства.

«Что именно она делает? Это не для статьи, Олег».

Отправила я ему.

«Морально уничтожает. У неё материнского инстинкта нет и не было».

«Мне очень жаль её. У меня похожая ситуация была в детстве. Бабуле спасибо, что я выжила. А у твоей дочери есть ты. И это уже очень хорошо, Олег».

У меня сердце защемило. Я чувствовала боль каждого обиженного ребёнка, как свою собственную. Возможно, я так и не смирилась. Так и не простила, не приняла, не отпустила, как учат психологи. Я даже не знаю, живы ли сейчас мои мать и отец. Может, подохли под забором, как собаки. Туда им и дорога. Жаль дочку Шумского. Действительно жаль. Быть ребёнком этой паскуды то ещё везение.

Биомать. Отличную он дал ей характеристику.

Хорошо, что Шумский решил бороться за дочь. И я действительно очень хотела ему помочь.

«Завтра я привезу прослушку. Скинь адрес».

Я написала ему адрес гостиницы. Думаю, в этой заднице города можно не переживать за конфиденциальность.

«Благодарю тебя, Майя. За понимание».

Майя. Вспомнила, как он позвал меня по имени в «Счастье». Надо же, как интересно звучит моё имя его голосом.

Глава 8

Олег

Ланская назвала меня по имени, и от этого где-то в груди разлилось тепло.

Я долго вспоминал, были ли от Юлии простые человеческие забота, тепло и понимание. Не смог вспомнить. Она как будто всегда была сама по себе. Мы оба карьеристы. Каждый занимался своим делом, каждый о своём деле говорил по вечерам, каждый носил работу домой. И когда страсть стихла, между нами не осталось ничего общего. Кроме Алёнки. Дочку она просто так не отдаст, но не от большой материнской любви, конечно же – не откажется от такого великолепного инструмента манипулирования.

Этим вечером я отвёз дочку к няне домой на пару часов. Мне всё меньше хотелось, чтобы Алёнка оставалась один на один с матерью. После направился в Выборгскую промзону, где Майя Ланская облюбовала себе гостиницу. Почему именно туда её занесло с её-то возможностями, загадка.

Вырулил на свободный пятачок парковки, еле протиснулся между сорокалетней «Митсубиси» и «Нивой», покрытой ровным слоем грязи. Двор какой-то мрачный, депрессивный. Она б ещё в Мурино уехала. Там происходит подавляющее большинство самоубийств в нашем городе, судя по статистике. В такой атмосфере только алкаши и наркоманы выживают на удивление. Потому что в своей реальности всегда и внешняя среда их не сильно заботит.

В Питере – пить. Не во всём Питере хочется пить. Однако, здесь точно без ста грамм на улицу не выйти. В подтверждении моих слов под аркой башни прошла шатающаяся пара. Мужик остановился и затряс неадекватную в ноль подругу за плечи, спиной её в стенку вжал, что-то пытаясь ей доказать. Наверное, большую любовь свою. Шугнуть их, что ли.

Высунулся из машины, свистнул.

– Э! Чё барагозим?! – добавил на знакомом им языке.

Пара улизнула, как потревоженные крысы возле мусорного бачка.

– Дядь, дай денег. – Не успел дверь машины закрыть, как возле лобовухи нарисовался мальчонка лет десяти. – Ну у тебя ж есть деньги, дай, а?

– Алёшка! А ну отойди от машины, мразотина! – окрикнул его скрипящий старческий голос, раздавшийся откуда-то сверху, наверное, из окна.

Мальчишка испуганно завертел головой и убежал.

И вот она, Майя Ланская, вышла из парадной в своём дорогом пальто. И как будто она тут своя. Не выделялась ничем, даже хорошо скроенное по фигуре пальто явно не из массмаркета не выдало её, будто слилось с ней, с её тенью, и растворилось в атмосфере неблагополучности.

Вписалась она тут. Органично так.

Была в ней какая-то бедовость. Сейчас только увидел. Приглаженная хорошим манерами резкость, колкость, несмотря на обманчивую нежную красоту. Майя заозиралась по сторонам – она не знала, на какой я машине.

Я вышел. Открыл ей дверь молча. На тачку даже не посмотрела, не оценила, всё равно ей было, что я её за девять лямов брал в прошлом году. Хотя меня с ней вопросами замучали в своё время. Юлька так вообще первое время чуть ли не в кошелёк мне заглядывала, сканировала, что у меня за часы, да сколько я беру за одно дело, чеки в ресторане смотрела, в квартиру мою зашла в первый раз чуть ли не со сканером ценников. А я дурак тогда был, мне её ноги длинные в платье с разрезом глаза мозолили. И ничего больше не смущало.

Ланская молча села в машину. Получилось очень близко – тогда за столиком ресторана мы сидели друг напротив друга за большим круглым столом, а сейчас она расположилась на соседнем пассажирском кресле. Я мог рассмотреть её профиль: маленький вздёрнутый нос, ухо, белеющее в растрёпанных тёмных волосах. Острые коленки в джинсе. Колечко на большом пальце – простой серебряный ободок.

– Бабушкино. На другие пальцы великовато.

Заметила, что я её рассматриваю. Внимательная. Даже эмпатичная. Ощущение, что она меня чувствует. Насквозь видит. И мой, какой-то нездоровый интерес к себе она тоже явно чувствует. Нездоровый почему? Да потому что не для этого я разыскал её номер неделю назад. И на ужин я её тогда пригласил чисто из порыва.

– А я думал «стильно, можно, молодёжно»?

– И это тоже. У нас не такая большая разница в возрасте, чтобы ты так говорил. – Сверкнула глазами, хитро улыбнулась. Я кашлянул и отвернулся. Захотелось пуговицы верхние на рубашке расстегнуть, шею сдавливало.

– Я старше на семь лет.

– Я знаю.

Наводила справки. Журналистка же.

– Почему здесь? – я взглянул на обшарпанные, заблёванные стены двора-колодца, в котором эта несчастная гостиница на двадцать номеров расположилась.

– Тут лучше думается. Я в похожем дворике жила раньше.

Да уж, мои юные годы, пожалуй, это радуга и пони, по сравнению с её. И сейчас жизнь её продолжает бить. Жаль девчонку. Такая красивая, хрупкая. Так хочет показаться сильной и смелой.

– Тут хоть безопасно?

– Да вполне. Везде безопасно, если понимать, по каким правилам тут живут.

– Например? «Не верь, не бойся, не проси»?

– И это тоже. Кому как не адвокату знать эту мантру арестантов? – она улыбнулась.

Улыбка её была манкой, зовущей. Проехавшая мимо машина, покружившись в поиске свободного места, озарила светом фар её лицо.

Нет, всё-таки с ужином фраер назад не сдаст.

Чуть нагнувшись над её креслом, я достал коробочку с прослушкой. Ощутил её аромат. Неописуемый. Я ничего подобного раньше не ощущал, даже сравнить не знаю с чем. Открытие, а не девушка.

– Вот. Прикрепишь на его столе дома и на работе. Там инструкция есть.

– Как я к нему на работу попаду? Я в жизни в суде у него не была!

– Я не знаю.

Честно ответил. За свою часть сделки я могу быть спокоен. Мне важно, чтобы Ланская выполнила свою. Хотя я всё ещё держал в голове вариант, что она может слиться в любой момент.

– Я придумаю что-нибудь. Только спать с ним я больше не буду! – Опять свернула глазами. На этот раз злобно.

Что-то мне не понравилась мысль, что эта девчонка в принципе будет с кем-то спать…

Кроме меня?

Шумский, ты больной? Угомони спермотоксикоз!

– Понимаю. Но у нас и не шпионский триллер. И ты не Мата Хари.

– Когда будут материалы с компа этой? – она даже имя её вслух не стала произносить. Мне, честно говоря, тоже не хотелось осквернять слух.

Всё это время я ложился с ней в одну постель, но не трогал её – противно. И не трону. Надо перебираться в гостевую. Или вообще что-то решать кардинально. Быстрей бы только все мои оргвопросы решились. А для этого надо, чтобы на запись попало как можно больше её выходок с дочерью. И в то же время, я до боли не хотел Алёнку оставлять с ней. Дилемма. Болезненный выбор. Сейчас, похоже, именно я использую дочь, как разменную монету. Проклятье!

– Как только я пойму, что работает прослушка.

– Продумано, – она тихонько засмеялась. Хрипловатым смехом, будоражащим до кончиков пальцев… – Ладно. Я спать хочу уже.

Она взялась за ручку двери. Сама. Не дала мне по-джентльменски выскочить, оббежать машину и помочь ей выйти. Самостоятельная.

– Моё приглашение на ужин в силе! – крикнул я ей вслед. Ей-богу, как мальчишка.

Она остановилась у дверей парадной. Задумалась. Потом ответила.

– Я скажу, когда буду свободна.

Глава 9

Майя

«Еду домой. Надеюсь, этой вонючей мандавошки там не будет».

Звонить не стала. Отправила смс. Думаю, этот случай научил его вовремя хвататься за телефон.

Я приехала в этот отель в чём была, и всё время просидела тут в местном халате, трусов только хэбэшных однажды прикупила в соседнем магазине у корейцев. На сборы время много не потратила — ноут в сумку, и до свидания, доброе временное пристанище. «Бэху» я на платной парковке оставила, которую мне администратор отеля посоветовала. Сейчас дойду до неё и погоню в Репино.

За последние дни с Шумским мы не списывались. Не о чем пока было, да и лихо будить не хотелось. С этим ужином он явно дал мне понять, что я ему интересна. У меня же в крови играл какой-то странный азарт. Мне его внимание будто ушатанную самооценку подлечивало. Которую мне муженёк опустил до плинтуса.

Мне нравилась быстрая езда. Поэтому Игорь подарил мне лазурную «пятёрку» на день рождения. «БМВшки» агрессивные, дерзкие, рвущие. Близкие мне по духу. Хотя было время я на отцовых «Жигулях» тоже нормально так рассекала. Машину я ему не отдам при разводе, это точно. Она для меня компенсация морального вреда.

Заруливая на придомовую территорию, увидела, что супружник дома. Помытая «Тесла» аккуратненько стояла на своём месте. Что у него, опять выходной что-ли? Мало их там на госпайке загружают. От безделья, видимо, в штанах чешется.

Зашла в дом, бросила ключи на столик, повесила пальто. На то место, где Юлечкино висело. Принюхалась. Пахнуло по-другому. Чистотой. Наверное, Зоя Васильевна, помощница по хозяйству, приходила убираться.

Игорь сидел за столом в кухне. С прямой спиной, руки в замок сложенные. Весь причёсанный, одетый в рубашку. Очи долу. Серьёзный, как никогда.

А мне даже видеть его не хотелось. Хотелось просто налить себе стакан воды и уйти. Наверх? В спальню, где он трахал эту уродку? Нет уж. Надо перебраться в другую комнату, пакостно там находится будет. А поговорить надо. Как минимум для того, чтобы ещё какое-то время в этом доме оставаться и сделать всё по уму.

Собралась с силами, зашла на кухню. Налила стакан воды из фильтра.

– Ну?

Давай, жду оправданий, дорогой муженёк. Скажи, как тебе жаль или не жаль. Выскользни из этой ситуации, оправдай себя, тыжпрокурор, мать твою. А я посмотрю.

– Ты должна была вернуться на следующий день, – пробурчал невнятно.

– А, так это я виновата, что невовремя приехала?!

– Это всё она! – чуть ли не закричал он, поняв, что чушь сморозил. «Не виновата я-я, он сам пришёл». Отчего-то вспомнилось. Еле сдержала злобный смех. – Помнишь, мы один раз к ней на семейную терапию приходили? Ты, кстати, нас затащила! И она с тех пор мне написывала, спрашивала, как я себя чувствую и так далее. Это ведь тебе захотелось со своими травмами разобраться! Не было бы этого всего, она б тут не оказалась!

О, пошло-поехало выступление обвинения. Это выглядело так смешно и нелепо, что даже не выбесило. Я отчего-то спокойна была, как танк. Видимо, что-то во мне выгорело и лопнуло, как лампочка под перепадами напряжения.

Игорь Ланской – золотой мальчик с серебряной ложкой во рту и золотым градусником в ж… Он понятия не имеет что такое тяжёлое детство и детские травмы, разве только айфон ему родители подарили на окончание школы не двенадцатый, а одиннадцатый. Вот это была катастрофа глобальная, стыд и позор с таким ходить!

– Ой, это она сама на тебя села, да, Игорёк? Бедный ты, бедный!

Ненавидел он, когда его так называли. Глаза, смотрю сверкнули, злобно, челюсть заходила ходуном.

– Маюш, ну ты меня тоже пойми, ты месяц в больнице, я дрочить устал уже…

Я стакан с силой швырнула в стену. Дрочит устал, несчастный!

Ланской руками голову прикрыл и сполз со стула бочком, в сторону выхода, боязливо на меня поглядывая.

– Маюш! Она вообще сама приехала!

– Ты! Недоразвитый! – только и выдавила из себя. Губы дрожали у меня, как у волчицы разъярённой. Хотелось оскалиться и в глотку ему вцепиться. – Лечиться тебе надо!

– Ну Маюш, – Он тихонько стол обошёл и осторожными шажками начал движение ко мне. А мне даже воздух возле него противен был. – Люблю я когда ты злишься…

Сделал шаг ко мне. Слишком близко. Посмел вонючими своим лапами меня за плечи схватить. От его ладоней аж кожа загорелась под длинными рукавами. Вырвалась. Пощёчину залепила.

– Не трогай меня, понятно! Я хочу развода!

Мой голос зазвенел под потолком, от хрустальной люстры срезонировал.

А что я ещё должна была сказать? Притвориться, что поняла и простила? Нет, пусть уж извинит меня Олег Шумский, я не знаю, как тут после всего этого оставаться. Не могу я так унижаться! Да я себе сердце из груди ногтями выскребу, пока собирать буду этот драный компромат!

Игорь в лице изменился. Заискивающее, виноватое выражение сменилось на суровое, твёрдое. Он как хамелеон, умел меняться в доли секунды. И тем пугал меня порой. Скользкая изворотливая рыба с пустыми белесыми глазами, которая порой мимикрировала под бессердечный камень. А ведь когда-то я так любила его.

– Ты вспомни, кто тебя из говна вытащил и кто твоей старухе жизнь райскую обеспечивает. У меня погоны скоро, не надо мне головняк создавать! – отчеканил он, глядя мне прямо в глаза.

В их структуре принудительно-желательна безупречная репутация. Так кто ж ему мешал её беречь?

– Не в восемнадцатом веке живём, справишься! – прошипела я и вышла из кухни. Пойду наверх, посмотрю, где мне сегодня придётся ночевать. Желательно, чтобы в двери был замок.

– Майя! Успокойся, потом поговорим.

Услышала позади, когда уже бежала вверх по лестнице.

Говорить придётся. И придётся что-то думать. У меня нет двухсот тридцати тысяч в месяц на содержание моей бабушки в пансионате на берегу Финского залива. Знал, куда надавить, тварь.

Глава 10

Моя любовь Финский залив.

Ни один горячий океан не вызывал у меня такого трепета, как этот кусочек мрачного, холодного Балтийского моря.

У бабули был номер с шикарным видом на залив. И замечательный, большой, а, главное, безопасный балкон, на который её вывозили в коляске, чтобы она подышала свежим воздухом и насладилась природой.

Я сидела рядом с ней в кресле-качалке, предназначенной для посетителей, куталась в тёплый плед и пила горячий травяной чай. Бабуля была в тёплом пальто и шапке. Всё-таки апрель не самый тёплый месяц в наших краях. Особенно у воды.

Я приезжала стабильно каждые выходные и по средам. Бабушка почти никак не реагировала на меня, ни на шикарный вид, а мне всё равно было так спокойно и хорошо, как в детстве. В те редкие минуты, когда мать с отцом оставляли нас в покое и уходили на очередную гулянку, давая нам передышку от своего присутствия. Она тогда гладила меня по голове и читала мне вслух. Только она знала, как я любила читать. Всегда доставала мне новые и новые томики, то у соседей, то на барахолке у уличных продавцов, то вообще на помойке что-то находила. Потому что денег на новые у нас, конечно же, не было.

– Вот такие дела, бабуль, – подытожила я свой рассказ о том, что мне пришлось пережить за последние месяцы. – Прости, что долго не навещала. Думала, ты скоро станешь прабабушкой. А теперь у меня не сына нет, ни мужа.

Я заплакала. Горькими, душными, жалкими слезами.

Я всегда плакала так неуклюже. Как не плачут девочки. Девочки плачут красиво. А я рот кривлю, сопли размазываю, всхлипываю, как медведица раненая. Меня никто кроме бабушки ни разу плачущей не видел. Злой, взбешённой да. Но слабой и ноющей – нет. И вряд ли увидит.

– Я никогда ему не доверяла…

Вдруг раздался слабый скрипучий голос. Голос моей бабушки, которая уже несколько месяцев молчала…

– Он сделает тебя несчастной.

Путаясь в прошлом и настоящем времени, бабушка говорила про Игоря. Определённо про него. Я поднялась с кресла, уронила плед, упала перед бабулей на колени, взяла её за руки. Посмотрела ей в глаза, надеясь увидеть проблеск узнавания и осмысленности. Где-то там, на дне её выцветших зелёно-болотных глаз всё ещё теплилась безотчётная, всепринимающая, даже где-то отчасти жертвенная любовь ко мне. Она посвятила жизнь мне, моей защите. Тому, чтобы я, бедовая пацанка, брошенный ребёнок, не превратилась в подобие своих биородителей – спасибо Шумскому за прекрасный термин. Бабуля будто бы на секунду вернулась в реальность, но потом снова растворилась в облачных иллюзиях, которые создавала ей болезнь.

Она сделала для меня всё. И это место – то малое, что я могла сделать ей в ответ.

Он сделает меня несчастной.

Да, так и вышло.

Бабуля говорила мне что-то подобное десять лет назад, когда в мои глупые двадцать судьба столкнула меня с золотым мальчиком Игорем Ланским.

Мы не подходили друг другу. Мы были из разных миров. Игорю везде была соломка по жизни подстелена, ни одной трудности, сытая, богатая, даже скучная жизнь – никаких тебе преодолений, открытий, целей. Поэтому, я его и зацепила. Потому что была полной противоположностью. Я открыла ему другие оттенки жизни. Показала, с чем ему, студенту юрфака, придётся в жизни бороться. И вдохновила его.

Его родители терпеть меня не могли, но он устроил протест. С помощью меня показал, какой он сильный, независимый и взрослый. Женился на невесте, которую не одобрили. Мамкин бунтарь. Хорошо, со свекрами мне пересекаться не пришлось, свадьбу мы делали только для себя и нескольких общих друзей, а потом умотали на Бали. Родители из-за плешивой невесты не стали любимому чаду обрезать финансирование и как-то иначе наказывать. Сынкин каприз – закон. Тогда я этого не понимала. Не понимала, что я – каприз. Мы тогда были влюблены оба. Мы тогда совпали, как ключ с замочком – Игорь хотел поступить по-своему, я хотела любви и семьи. Игорь хотел нетипичную для его круга девушку, я хотела лучшей жизни. Мы совпали. И этого было достаточно для искры, переросшей в пожар. Но со временем наша разность потушила его и превратила в угли, где тлели мои «долги» перед ним.

Ты вспомни, кто тебя из говна вытащил и кто твоей старухе жизнь райскую обеспечивает.

Я помню. Мне не дают об этом забыть.

Возможно, придётся помониторить места подешевле.

Но там, где подешевле, вряд ли кто-то будет заинтересован в должном уходе за больными стариками. Когда я подбирала бабуле пансионат, начиталась я отзывов про дешёвые богадельни. Сотрудники больше заинтересованы не в уходе за больными, а в том, чтобы они скорее отправились на тот свет и освободили места для новых и новых постояльцев.

– Надежде Васильевне не надо перегружаться, – к нам на балкон заглянула медсестра.

Я встала с колен, утёрла сопли и слёзы, молча покачала головой на её вопросительный взгляд. Нет, мне не нужна помощь. Я справлюсь. Как всегда справлялась.

Вышла из пансионата, села в машину. Потупила в окно еще несколько минут. Помедитировала на волны.

«Пусть вода заберёт все переживания».

Интересно Юлька Шумская тоже себе богатого мужа и влиятельного любовника намедитировала?

«Мы можем встретится сегодня?»

Пришло от «Ошо». От Олега Шумского. Так я записала его в телефон в целях конспирации.

Глава 11

Олег

После встречи с Ланской у гостиницы я гнал по трассе под сто пятьдесят.

Лэнд Ровер шёл гладко, как корабль по волнам, и я почти не ощущал, что здорово превышаю. Надо было как-то сбросить напряжение в моменте. Лучше скорости ничего не придумал.

Майя волновала меня. Больше, чем нужно. Я заморачивался, искал первопричину этого. Хотел ли я отомстить жене той же монетой? Сначала я думал, что, возможно так оно и есть, и в этом основная причина моего неадекватного восприятия этой девушки. Но теперь я не уверен.

У наших с братом родителей была любовь с первого взгляда, но тогда время было другое. В современном мире, полном соблазнов и иллюзии большого выбора всего – от видов хлеба в магазине до потенциальных партнеров – такие чувства требуют проверки.

Или я конкретно загнался.

А с утра уже прилетел штраф.

Всю дорогу в офис коллегии адвокатов я думал над тем, как легализовать прослушку. И, особенно, в доме у Ланского. Всё, что связано со средствами слежения сложно пришить к делу напрямую – я обязан был получить соответствующее разрешение, пройдя кучу инстанций и суд, и, само собой, потеряв преимущество секретности, либо получить согласие всех проживающих или хотя бы одного из них. Что тоже лишало меня преимущества напрочь.

Надо было получить совета у председателя коллегии. Саныч, как все его называли, в профессии почти сорок лет, прошёл лихие девяностые. Никому из своей сферы я не доверял даже на десять процентов – ведь не знаешь, с кем из них ты столкнёшься лоб в лоб в суде – но мог спросить у него совета, не называя имён.

– Вся сложность в том, что свидетельских показаний, необходимых для опеки, практически невозможно собрать. На людях родительница ведёт себя идеально, – действительно, Юлия мастер перевоплощения, порой я и сам себе не верил, пока не осознал, как искусно она манипулировала мной и другими.