#останься дома и стреляй!

Публика – безо всякого сигнала ассистента – гневно загудела.

Балерина повысила голос:

– Не слышали, что ли, народную мудрость: бьет – значит, любит! А все эти разговоры про семейное насилие меня бесят просто. Западные происки! У нас на Руси всегда было: если заслужила или сама спровоцировала – получи. Чего тут такого?

В студии немедленно начался хаос. Кричали зрители с мест, бесчинствовали эксперты. На большом экране вновь появилось лицо Каси с кровоподтеком.

Могилев с огромным трудом призвал народ к порядку, обернулся к камере и интимным тоном молвил:

– Спасибо, дорогие друзья, что сегодня вы оставались дома с нами!

Камеры мгновенно потухли, Могилев рукавом дорогущего пиджака стер со лба пот.

Полуянов стянул маску, обернулся к фотомодели:

– Хорошо вы подругу подставили.

Но ответить та не успела.

К Щегловой подскочили две ассистентки, защебетали:

– Нина! Прекрасно! Великолепно! Ровно то, что надо! Пойдемте скорей, для вас уже все готово.

Подхватили под ручки, повели.

На Диму и остальных героев программы никто внимания не обращал, Могилев куда-то исчез. Полуянов его искать не стал. Выловил из толпы зрителей Надюшку, обнял. Она прошептала:

– Жуткое шоу. Но ты был классный.

Протянула ему влажную салфетку – снять грим.

Зрители расходиться не торопились. Собирались кучками, горячо обсуждали: кто все-таки убил актера (о несчастном случае речь уже не шла). Народ с удовольствием трепал две версии: Кася, ее любовник. Ну, или вместе.

– Я бы на месте жены в суд подал, – хмыкнул Дима.

– Ты смешной, – отмахнулась Надя. – Это ведь какой шанс! Могилев еще один эфир под это дело устроит. Прискачет Кася в студию и будет пиариться изо всех сил. Только мы давай, пожалуйста, больше сюда ни ногой.

– Нас и не позовут, – заверил Полуянов.

Шоу высосало все соки, и ему больше всего сейчас хотелось поскорее добраться домой, отправить Надюшку заваривать чай, а самому забиться под одеяло.

Но немедленно прыгнуть в постель не получилось.

Едва вернулись, Надя бросилась давать отпор коронавирусу. Диму отправила промывать солевым раствором нос, сама взялась дезинфицировать уличную обувь. Потом потребовала его телефон и начала тщательно протирать стекло.

Полуянов ворчал:

– Надя, что за санпропускник?

Он не то что отрицал новомодный вирус. Но среди его знакомых болячку подцепили, по странной прихоти судьбы, как раз те, кто наиболее строго соблюдал самоизоляцию. Посему Дима решил: маску носить, руки мыть – но при этом быть фаталистом. Если суждено переболеть, никакая дезинфекция не поможет.

Но когда у Митрофановой убеждение – спорить с ней бесполезно. Так что пришлось дожидаться окончания превентивных мероприятий, полностью менять одежду, принимать душ – и лишь потом они сели ужинать.

Дима разлил вино, Надюшка произнесла тост:

– Полуянов, я тобой горжусь! Дважды за день появился в эфире! И оба раза сумасшедший успех. Давай за это выпьем!

Приятно слышать комплименты – даже когда понимаешь, что тебе слегка льстят.

– Я не выглядел толстым? – изобразил манерную улыбку журналист.

– Ты выглядел прекрасно, – заверила Надя. – Но когда Могилев тебе допрос устроил, я реально испугалась.

– Мне тоже стало не по себе, – признался Дима. – Ни словом ведь не намекнули, о чем пойдет речь. Кто, интересно, им информацию слил – про нелегальный турнир?

– Нина, кто еще! Она, по виду, какая-то актриса несостоявшаяся. Вот и использует любой шанс – на главном канале засветиться!

– Тело Бардина нашли в три часа дня, эфир начался в десять. Как они успели узнать про турнир, найти участницу, да еще уговорить ее в студию приехать?

– Может, она сама с телевидения? – предположила Надя.

– Не похоже.

– Дим, ну это ж самое крутое ток-шоу в стране! У них, наверно, везде агенты!

– Нет, тут что-то странное. Надо выяснить.

Он отвлекся от бифштекса и сделал пометку в блокноте.

– Нашел, к чему прицепиться, – фыркнула Надя. – Мне гораздо интереснее: неужели Бардин все-таки жену бил?

– Вчера ты утверждала: он джентльмен, – напомнил Дима.

– Но сегодня-то я ее фотографию видела! Действительно: мало похоже на удар об корт.

Надя поежилась и неожиданно добавила:

– И хотя эта Кася – баба очень противная и глаза у нее лживые, мне все равно ее жаль.

– Почему?

– Сам подумай: все в один день. Муж погиб. Она тело нашла. А тут еще на всю страну ей кости перемыли.

Надя не стала напоминать, что именно Дима Касю чуть ли не в убийстве обвинил, но взглянула с укором.

У Полуянова и у самого на душе кошки скребли. Зря он согласился участвовать в этом шоу. Да и свою статистику, что кто нашел, тот и убил, приводил напрасно. Мог бы что-то поэлегантнее придумать. А теперь поздно, слово не воробей. Вырвалось и разлетелось по всей многомиллионной стране.

Ольга Петровна

Жизнь у Ольги Петровны сегодня закончилась. И если бы сразу накрыло чернотой небытия! Но нет, попала она в девятый, самый последний круг ада. Навеки вмерзла в ледяное озеро Коцит ^[2]. Потеряла единственного, любимого, ненаглядного сына. Хоть и осталась сама на земле – но без Саши мир всегда будет жалок, а собственное существование никчемно.

Но если кто-то полагал, что несчастная мать сейчас билась в истерике или думала о самоубийстве, он глубоко ошибался. Не отчаяние ее переполняло, но ярость.

Как полицейские только посмели петь ей песни про несчастный случай? Саша – молод, силен, здоров, трезв. Он не мог просто заснуть в ванной и захлебнуться! Несомненно, его погубили. И сделала это Кася, больше некому. Во всем виновата проклятая невестка.

Ольга Петровна еще четыре года назад предчувствовала беду – когда сын сообщил, что женится на медсестре.

«Кася не из Москвы. И до Юдит Полгар ^[3], скажу честно, ей далеко. Зато она очень красивая. И добрая», – представил свою избранницу Саша.

Прелестно, просто прелестно! Будь Кася классической заезжей хищницей, покорительницей столицы, Ольга Петровна волновалась бы меньше. Но похожее на ангелочка создание и вело себя подозрительно ангельски.

Безропотно (и, надо признать, весьма умело) вела дом, Сашеньку всячески обхаживала, бриллиантов не требовала, скандалов не устраивала. Когда Ольга Петровна являлась с инспекцией, вела себя тихой мышкой. Преданно кивала, подавала чай, кормила пирожками собственного приготовления.

И сын ее боготворил. Любое упоминание о Касе расцвечивало лицо Саши счастливой, глупой улыбкой. А обидней всего, что именно это аморфное, ничтожное по своей сути создание подтолкнуло Сашу на путь успеха.

Ольга Петровна с Сашенькиных школьных лет мечтала, как ее мальчик – по способностям, по заслугам! – прославится. Однако случилось великое событие именно в правление Каси. И ее же сын за свой успех благодарил.

Даже в интервью не постеснялся сказать: «Раньше мне ничего особо было не надо. Служил в театре, читал книги, путешествовал в эконом-классе. Но когда рядом с тобой удивительная, лучшая в мире женщина, ты поневоле начинаешь что-то предпринимать, чтобы соответствовать ее уровню. Я и прежде пытался добиться успеха, но глаза мои не горели, поэтому, наверно, ничего и не получалось. А нынче мне захотелось, простите за аллегорию, совершить для своей прекрасной дамы настоящий рыцарский подвиг».

Это Кася-то прекрасная дама! Из какой-то дыры, со средним образованием, всех достоинств – тощая попа да кукольные глаза!

Однако печальный факт следовало признать. Саша и прежде рассылал видеовизитки и посещал кастинги, но выше ролей второго плана улова не приносил. И вдруг – без всяких связей, без блата – получил главную роль в высокобюджетном сериале!

Ольге Петровне сын в образе очередного мента показался не слишком убедительным. Кожаная куртка, бесконечные погони, примитивное, безыскусное зрелище. То ли дело театральный Сашенькин Хлестаков или Клайд Гриффитс в «Американской трагедии»! Но публика оказалась дурой.

Сериал прогремел, и покатилось: интервью, светская жизнь, фан-клуб, гонорары, «Кинотавр». Театр он почти забросил, начал активно сниматься – отдельная гримерка, райдер. Агента себе завел, пиар-менеджера. Начал загородный дом строить.

Когда звезды внезапно загораются, то часто и тухнут почти мгновенно. Но Сашенька (Ольга Петровна полагала, за счет прекрасного воспитания) поднимался на Олимп осторожной поступью. Вел себя с достоинством, сдержанно, грамотно. Показательных скандалов ради пиара не устраивал и Касю свою только единожды в интервью упомянул. А дальше умные люди ее мальчику объяснили, что секс-символ должен давать зрительницам повод о себе помечтать. Саша критику воспринял и супругу выпячивать перестал. Та греться в лучах его славы, к счастью, не просилась, на публику вместе с ним не лезла. На светских мероприятиях сын обычно появлялся один, лишь иногда однокурсниц по Щуке приглашал или маму – к огромной радости и гордости последней.

А Кася сидела дома, вытирала пыль.

– Мама, ты представляешь, какая она удивительная? Даже домработницу брать не захотела, сказала, что ей самой нравится для меня хозяйничать! – восторгался Саша.

Но Ольга Петровна ни разу не верила в благородство провинциальной хищницы. Типичная тактика захватчицы: найти перспективного, дорастить до генерала, а потом – обобрать, словно липку.

И вдвойне тревожно, что мать никак не могла понять, в чем заключается хитрый план приезжей амебы. Да, печать в паспорте себе вытребовала, в фате покрасовалась, в их квартире зарегистрировалась. Однако – под давлением Ольги Петровны – безропотно согласилась, что подпишет брачный контракт и в случае развода на совместно нажитое имущество (а также на Сашенькины доходы) претендовать не будет.

– Кася – ангел. Абсолютная бессребреница, – глупо улыбался Саша. – Зря ты ее в чем-то подозреваешь.

Но Ольга Петровна не успокаивалась. Она не поленилась съездить в родной городок захватчицы. С удовольствием скормила сыну информацию, что в школе Кассандра училась на слабые троечки, зато нагло кружила головы всем мальчишкам, а один из-за нее даже вены резал. Правда, на глазах у друзей и очень аккуратненько – «Скорая» его даже в больницу не забрала.

Саша над мамиными изысканиями только посмеялся. Но Ольга Петровна не успокоилась и вытащила на свет божий другую историю, еще хлеще.

Когда Кася работала медсестрой в частной психиатрической клинике, в нее влюбился пациент. Некрасивый и – ключевой момент! – совсем небогатый. Ходил за своим предметом вожделения безмолвной тенью, умолял выйти за него замуж. Но Кася (а чего еще от корыстной особы ожидать) бессребреника вместе с его любовью послала.

И бедняга покончил с собой. Для Каси записку оставил – целую поэму, что они все равно будут вместе, только на небе. Ольге Петровне и предсмертное послание несчастного удалось прочитать – веяло от него могильным холодом.

Но Саша и тогда не забеспокоился. Заявил маме:

– Что ты хотела? У красивых девушек всегда много поклонников, и не всем им везет. А на небесный рай бедняга зря надеялся. Там Кася тоже будет со мной.

Как только могут достойные, умные, удивительные мужчины терять головы от подобных ничтожеств?

По счастью – когда первый, «медовый» год миновал, а Саша начал стремительно делать карьеру, пьедестал под богиней Касей слегка закачался.

Сын завел фан-клуб, с удовольствием общался с поклонницами, все чаще уезжал на съемки и позировал фотографам в обнимку со светскими львицами.

Кассандра продолжала стеречь дом и от скуки играла в теннис.

Но по-прежнему оставалась в роли официальной супруги, и Ольга Петровна не сомневалась: невестушка еще себя проявит. Взрастит из Александра абсолютную звезду, выведет на пик богатства и славы, а дальше – всадит нож в спину.

Так и случилось.

Кася

Как получилось, что она растеряла всех подруг и друзей? Несчастна, одинока, под подозрением – а поддержать некому! Со всех сторон ощерились пики. Столько всего ужасного за один день! Обнаружить труп мужа. Выдержать тяжелый допрос. Перенести омерзительные вопли и обвинения свекрови. А на закуску – это жуткое тоу-шоу, где ей перемыли кости и фактически обвинили на всю страну.

Денису, партнеру по миксту, не позвонишь, не поплачешься – у Каси были к тому серьезные основания. Двоюродной сестре нельзя – вдруг менты ее телефон прослушивают?

С любимой подругой Лизой у них разлад, да что там – та ее просто послала.

Нинка (тоже ведь приятельницей считалась!) вообще телевизионщикам продала. А очень милый на вид журналист Полуянов фактически в убийстве обвинил. Какое он имел право приводить свою дурацкую статистику, если официальная версия Сашиной смерти – несчастный случай?!

«Может быть, – задумалась Кася, – прямо немедленно, с утра подать иск? На Могилева, его передачу и всех участников, кто посмел ее заочно обсуждать?»

Но нужен ведь адвокат хороший. Касю по всяким юридическим и житейским вопросам раньше всегда подруга Лиза консультировала. А у нее самой никаких полезных знакомых нет, да и боялась она судиться.

Девушка бестолково металась по первому этажу – садилась, вставала, открывала шторы, закрывала, пила воду. На второй этаж, откуда всего несколько часов назад увезли мертвого Сашу, подниматься не решалась. Дом казался гулким, зловещим – какие-то шорохи, скрипы. Вдруг душа мужа здесь? Очень хотелось сесть в машину и уехать отсюда куда глаза глядят!

Но опять упираемся в исходное: друзей – тех, кто готов посреди ночи принять, – у нее теперь нет. А гостиницы все закрыты – эпидемия, блин. Снова в Питер поехать? Но полицейские, хотя подписку не брали, сказали строго: из региона не отлучаться. Может, напиться? Нет, тогда еще страшнее будет.

Время давно перевалило за полночь, но о том, чтобы идти спать, Кася даже помыслить не могла. Только глаза закроешь – Сашкин дух сразу к ней явится.

Она в отчаянии обхватила себя руками – и тут, гулко и громко в пустом доме, зазвонил телефон. На определителе значилось – Вика. Сашин пресс-секретарь. Баба противная, но хоть с кем-то поговорить!

– Але! – торопливо произнесла Кася.

– Я к тебе еду. – Здороваться Виктория не стала.

– Зачем?

– Ты дура?

– Вика, не надо, пожалуйста. Мне и так тяжело.

– Нет, ты дура, – еще больше возвысила тон пиар-менеджер. – Почему ты мне не звонишь?

– А я должна?

– Конечно! Творится абсолютный беспредел, но тебе пофиг.

– Где беспредел?

– Сашину память на всю страну треплют, а ты даже не спрашиваешь, как это прекратить!

– Хорошо, – покорно сказала Кася. – Как мне это прекратить?

– Иди морду крась – слегка, по-вдовьему. И кофе мне свари. Я скоро буду.

Спустя час Кася сидела на неудобном барном стуле в кухне и говорила в камеру:

– Я глубоко возмущена тем, что устроили вчера на главном канале страны. Никто не имеет права обсуждать меня за спиной и тем более обвинять. Но гораздо больнее мне было слышать, как обвиняли Сашу, самого близкого мне человека. Мы с ним прожили четыре счастливых года. Не буду обманывать – иногда, как и во всех семьях, у нас случались размолвки. Но он никогда даже голос на меня не повысил, не прикрикнул. Это был добрый, интеллигентный, мягкий, прекрасно воспитанный человек…

Вика, снимавшая ее на телефон, скорчила горестное лицо, послюнявила палец, провела им по щеке. Но Кася и без дурацких подсказок расплакалась, пробормотала:

– Извините.

Пресс-секретарь продолжала снимать, и вдова постаралась взять себя в руки.

– Я не знаю, откуда Нина взяла весь этот бред, будто Саша меня бил. Вот, у меня на щеке до сих пор остался синяк, я его не скрываю и раньше не пыталась скрыть. Но я всем говорила и еще раз повторяю: я упала на корте. Отрабатывала с теннисной пушкой укороченный удар и поскользнулась. Нина уверяет, будто мы всегда тренировались вместе, но это неправда! Накануне турнира я ездила на частный корт одна. Я делаю слишком большой замах, когда играю у сетки, и мне хотелось перед соревнованиями попробовать исправить этот пробел. И я вовсе не собиралась посвящать в свои планы Нину – мою соперницу по корту.

– Где именно этот частный корт? – спросила Виктория.

– Я не хочу говорить, у хозяина будут неприятности. Но полицейским я адрес сказала.

– Значит, неприятности уже будут, – заверила пресс-секретарь. – Так что говори.

– Ну, ладно. Это частный дом в поселке Чеверьково. Улица Заречная, десять.

– А теперь расскажи, что случилось год назад, когда у тебя тоже был синяк на лице, – потребовала Виктория.

– Мы с Сашей тогда только что поменяли лестницу в доме – была деревянная, а поставили чугунную. Ступеньки кованые, с завитушками. Я никак не могла к ней привыкнуть, все время спотыкалась. Саша даже сверялся с проектом, думал, может быть, высота ступенек неправильная или перила не на том уровне. Но все оказалось нормально, просто я такая нескладная. А однажды я решила подняться на второй этаж в туфлях на каблуках, зацепилась… ну, и упала.

– Кто-то видел, как ты упала?

– Нет, только Саша.

– Оступилась и упала с лестницы – какое банальное объяснение. Может, ты его все-таки покрываешь? – Вика показала рукой: мол, давай, возмущайся активней.

И Кася – как могла внушительно – отозвалась:

– Я повторю. В России лояльны к мужчинам, которые распускают руки. Но и в нашей стране есть люди, для кого ударить женщину – немыслимо. Саша был именно таким. Даже если бы я его оскорбила, обманула, предала – он бы просто ушел, но никогда бы меня и пальцем не тронул.

– Но твоему партнеру по теннису Саша врезал, – усмехнулась Вика.

– Мужчины могут драться между собой. Это нормально, – твердо произнесла Кася.

– Кася, ты смотрела передачу Могилева?

– Да, смотрела и хочу сказать, что все в ней – от первого до последнего слова – просто домыслы или откровенная ложь. Я буду подавать в суд – лично на Могилева. И еще… на некоторых участников.

– А как ты сама ответишь на вопрос, который Могилев задавал всем героям? – спросила Вика. – Кто убил твоего мужа?

Кася снова зашмыгала носом, смахнула с лица слезы и пробормотала:

– Извините… Я… я не знаю, что случилось. Но лицо у Саши было спокойное… почти счастливое… И в ванной полный порядок… Не знаю, не знаю!

Она снова заплакала.

А Вика выключила, наконец, телефон и снисходительно похвалила:

– Молодец. Все натуральненько. Прямо сейчас в сеть выложу.

* * *

Дима прослушал Касину речь раз, потом еще. Надя тихо отлучилась на кухню, вернулась с кофе, подала ему чашку и уселась рядом. Она тоже не сводила глаз с экрана компьютера.

– Все вроде складно, но фальшивит, нюхом чую, – пробормотал наконец Дима.

– Думаешь, просто защищает его? О покойных или хорошо, или ничего?

– Не могу понять, но где-то она врет. Камеру не обманешь.

Полуянов залпом допил кофе. Надя доложила:

– В Интернете появилась причина смерти.

– Ну?

– Утонул. Следов борьбы нет. Телесных повреждений и асфиксии нет. Видимых признаков алкогольного опьянения или отравления нет. Я сразу вспомнила вчерашнего актера… как его там? Неужели правда: если в ванной резко дернуть за ноги – будет выглядеть, будто человек просто утонул?

– Именно так. Это классика уголовного права. Смерть представляется полностью естественной. Дело Джорджа Смита. Англия, 1915 год. Его осудили только потому, что зарвался. Утопил в ванной первую жену. Повторил тот же трюк со второй. Потом с третьей.

– Я тоже читала! – вспомнила Надя. – Там еще как-то ловко все доказали…

– Да. Эксперт Бернард Спислсбери уложил в ванну профессиональную пловчиху и велел ей быть ко всему готовой. Двое дюжих мужчин попытались ее утопить, но ничего поделать не смогли – она активно сопротивлялась. Но когда ее неожиданно дернули за ноги, женщина камнем ушла под воду и сразу потеряла сознание. Ее откачивали полчаса. Она потом рассказывала: помнит только, как вода хлынула ей в ноздри.

– Дим, откуда ты все знаешь?

– А я на заре карьеры про последователя этого Смита писал. Нашего, российского, из Таганрога. Того мужика, правда, посадили безо всяких следственных экспериментов.

– А как доказали?

– Сам другу похвастался, что смог избавиться от надоевшей жены.

– Не верю, что спортивный парень Бардин не успел среагировать на нападение.

– Ну, у него ведь ритуал. Что он там в ванной делал? Музыку слушал, медитировал? Если человек лежит с закрытыми глазами и уверен, что один дома – конечно, его можно подловить. Кому угодно, хоть крошке Касе.

– А просто заснуть и утонуть в ванне можно?

– В конце марта на севере Москвы был случай: парень, электромонтажник, тридцать лет, принимал ванну и захлебнулся. Но он к моменту смерти беспробудно пил две недели подряд. Начал сразу, как самоизоляцию объявили.

– В Интернете написано: видимых признаков опьянения нет.

– Видимые признаки – ерунда. Нужно химико-токсикологическое исследование крови делать, а это минимум неделя.

Дима задумался и снова что-то черкнул в блокноте.

Взглянув на Надю, он констатировал:

– Не хотела ты, чтоб я про семейное насилие писал, но никуда не деться. Тема сама нашла. Как там наши соседи, кстати?

– Сегодня утром навещала. Девушка лежит, парень вокруг бегает: компрессики холодные, сок свежевыжатый. Она на него влюбленными глазами смотрит. И прямо гордой выглядит: как заботятся о ней! Капризничает: «Милый! Чай слишком сладкий! Сделай другой!»

– Не понимаю.

– Я тоже не понимаю. Но, похоже, в России многие так живут.

* * *

Главному редактору Димина задумка понравилась. Он напутствовал:

– Да, сделай. Не просто о смерти актера, но цельный, остросоциальный очерк. Домашнее насилие освети, бытовое пьянство. Только мэра ради бога не трогай.

– Это уж как получится, – сухо отозвался Дима.

И немедленно взялся за телефон.

К двум часам дня успел сделать массу звонков. Знакомых в полиции у него имелось немало, но сейчас ситуация сильно осложнялась карантином, а также тем фактом, что смерть актера произошла не в Москве, а в области. В результате сложной многоходовки с участием его старого приятеля Савельева Дима смог раздобыть номер дежурного следователя, выезжавшего на труп.

Тот долго блеял, что комментариев не дает. Встречаться – под предлогом пресловутого карантина – категорически отказался. Но кое-что Полуянов вытянуть смог.

Актер погиб вечером двадцать шестого апреля. Время смерти – около двадцати двух часов. Предварительная причина – утопление.

Кася в этот день отбыла на скоростном поезде «Кондор» в Питер. Получила на госуслугах пропуск «в иных целях», местом назначения указала Северную столицу. Поезд отправился в девятнадцать ноль-ноль, прибыл на Московский вокзал в двадцать два сорок пять.

Из города на Неве она вернулась на следующий день, двадцать седьмого, – на самолете. Вылет в двенадцать двадцать, в Шереметьево приземлились в половине второго. Взяла такси, сразу поехала домой. На звонок в дверь реакции не последовало. Кася отперла дом своим ключом и начала звать мужа. Он не отзывался. Жена поднялась на второй этаж, заглянула в ванную – и обнаружила тело.

Естественно, сразу возник вопрос: зачем она отправилась в Санкт-Петербург, в разгар пандемии, фактически только на вечер и ночь?

Решила навестить двоюродную сестру. Девушки (почти ровесницы) часто ездили в гости друг к другу.

Сестру опросили, и та подтвердила: супруга Бардина действительно приезжала, ужинала, ночевала у нее, а утром уехала в аэропорт.

Странно, что Кася отсутствовала в городе точно в вечер смерти супруга. Но против билетов туда/обратно и показаний свидетеля не попрешь, сказал ему следователь. К тому же выглядела смерть Александра как несчастный случай.

– Но мы проводим тщательную проверку, – тусклым голосом заверил он.

Это хорошо, что следователь вялый.

Дима – в пику ему – собирался действовать быстро и энергично.

Поцеловал Надюшку, вбил в навигатор деревню Чеверьково Мытищинского района и отправился туда.

* * *

Когда Ваграм строил на собственном участке крытый теннисный корт, не сомневался: это золотое дно. Сын у него тогда мечтал Уимблдон выиграть. Тренировался шесть раз в неделю, за спортивную школу деньги уходили немыслимые, «пробки» много часов съедали. Куда выгоднее, решил отец, перекупить тренера, поселить его во флигеле, кормить-холить-обхаживать да тренироваться индивидуально. В любое время и в любую погоду.

Но, как мудрость народная говорит, колокольчик слаще звенит только издали.

Тренер у сына когда-то в звездах ходил, со сборной по заграницам раскатывал. И на занятиях в спортивной школе на него любо-дорого было смотреть: мячи спортсменам накидывал с такой скоростью, что не разглядеть, «заряжал» детей, взбадривал, тактику строил.

Не придал тогда Ваграм значения, что бегает наставник с трудом – колени больные. И что нет в его глазах огонька, а куда чаще светятся усталость и безразличие.

Когда крытый корт был достроен, тренер, как обещал, уволился из спортшколы, переехал к Ваграму во флигель. Но вместо нирваны все пошло наперекосяк. Сын ноет: просто мяч перекидывать скучно, поболтать в перерывах не с кем, девчонок нет. Вредничать начал – вместо того чтоб на ракетку тренеру играть, все время старался по углам или под сетку заколотить. Тот или пропускал, или пытался бежать – а потом охал, колени еще больше болели. Ругался на парня: «Ты не мне, ты на турнирах забивай!» Но на соревнованиях у отпрыска дела совсем плохо шли. Наставник объяснил: потому, что игровой практики нет. Ваграму пришлось много времени тратить, спарринг-партнеров искать – чтобы приехали поиграть с его сыном. Но приличные спортсмены тащиться за город не хотели, а лопухов сын обыгрывал и еще больше зазнавался.

Ваграм тогда решил по-другому. Купил за сумасшедшие деньги теннисную пушку – чтоб все-таки вынудить сына бегать по углам. Любой будущий Федерер бы радовался, а отпрыск ворчал: «Не хочу с механизмом играть!» Два мяча догонял, к третьему не успевал. На турнирах стал вылетать в первом круге. А потом совсем взбрыкнул – и послал папу вместе с его теннисом далеко и надолго. Тренер решение подопечного поддержал, объявил, что чемпиона из парня все равно не получится и из флигеля с удовольствием съехал.

Ребенок теперь сутками сидел за компьютером, а Ваграм, чтобы не пропадало добро, начал сдавать корт спортсменам-любителям. Желающих негусто (поблизости располагалось несколько клубов), но хотя бы расходы на эксплуатацию покрывал.

Впрочем, жена все равно ворчала: участка, считай, нету, только узенькая тропинка. Подбивала снести спортивное сооружение, сделать, как у людей – садик, огородик, террасу.

Но тут – кто мог предвидеть! – грянул карантин. И начались у Ваграма золотые времена. Вся страна дома сидит, на безденежье плачется, а у него клиенты – почитай, круглые сутки. С шести утра до полуночи все время расписано. Не просто любители или начинающие спортсмены – сборная, во главе с наставниками, приезжала тренироваться!

Пару раз случались со стороны районной администрации наезды: режим самоизоляции нарушает, незаконную деятельность ведет. Но Ваграм на свет не вчера родился. Проверяющих подмазал, всех клиентов предупредил: вы, мол, родственники мои. Дезинфекторы завел, обязательство взял: после каждых игроков на корте полная санитарная обработка.

Но по факту если ежечасно намывать – играть некогда будет. Поэтому уборщица приходила только раз в день, в обед. Видеонаблюдение Ваграм – чисто на всякий случай – с корта убрал, чтоб никакой такой надзор не потребовал просмотреть, не придрался. Да и эксцессов в его теннисном клубе сроду не случалось.

И только двадцать четвертого апреля – в мерзкий денек, когда дождь мешался со снегом, – Ваграм пожалел, что видеокамера не работала. Но кто предположить мог?

График тренировок был, как всегда во время пандемии, плотный. С раннего утра сборная, с одиннадцати до трех дети попроще – ушлый тренер из местных выкупил оптом четыре часа, набивал на корт по восемь человек. С четырех до шести сох ^[4], известный актер из соседнего поселка Александр, арендовал корт для своей жены. Дальше любители записались пару играть. Потом – еще несколько тренировок.

Ваграм с клиентами обычно сам крутился. И людям приятно, и приработок – воду продавал, мячики, обмотки менял на ракетках, мешки с мусором выносил. Новеньким показывал, где машину поставить, чтоб не светиться. То и дело на улицу выглядывал – чтоб не дай бог «маски-шоу» не пропустить.

В обед приходила уборщица, мыла полы. Но в этот злосчастный день Ваграму с утра позвонила новая клиентка. Сослалась на давних знакомых, горячо умоляла найти ей хотя бы часок.

– Нету, дорогая, все на неделю расписано!

Но ахчик ^[5]не сдавалась, пищала тоненьким, словно зурна поет, голоском:

– Ну, пожааалуйста, тууурнир играю, а я сооовсем форму потерялааа.

Про нелегальные теннисные соревнования Ваграм знал – сам бы провел, да с единственным кортом невыгодно. И вошел в положение. Взял со сладкоголосой повышенный тариф и разрешил приехать в три. А уборщицу на сегодня вообще отменил. Тройная получилась выгода.

Новенькую ахчик видел мельком – та сразу побежала на корт, времени-то всего час, не хотела терять. Ваграм разок заглянул: работает, носится из угла в угол. Теннисную пушку почти в максимальный режим поставила. И фигура хорошая, справная. На Серену Уильямс чем-то похожа. Он хотел поболтать с красавицей после тренировки – опять не вышло, ахчик еще куда-то спешила, даже закончила пораньше.

Ну, а дальше случился – впервые в истории его подпольного клуба – скандал. Началось все с того, что актер из соседнего поселка приехал вместе с женой – хотя обычно его супруга справлялась сама.

Ваграм сладко улыбнулся:

– Саша, тоже в теннис будешь теперь играть?

Тот буркнул:

– Нет. Кася на твою пушку жалуется – половину тренировки ее настраивать приходится.

Теннисная пушка и женщины – это, по правде говоря, не всегда совместимо. Одни хорошо справлялись, а у Каси вечно то зависало, то скорость выставлялась сумасшедшая, то мячи под потолок летели. Но брать главу семьи, да еще артиста известного себе в прислугу – это хамство, конечно. Впрочем, русские мужики сами своих баб распустили.

Ваграм проводил Касю в теннисной форме и ее мужа (тот просто переобулся в кроссовки) на корт. Убедился, что мусора в ведре нет, а теннисная пушка исправно работает, и побежал домой – надо, наконец, пообедать.

Но едва успел поднести ко рту первую ложку своего любимого ддмапура ^[6], как в столовую заглянула жена и сказала с тревогой:

– На корте случилось что-то. Женщина плачет, заходится.

Он отставил еду, помчался прямо в тапках – и ошалел. Кася рыдала на скамейке, зажимала лицо ладошками, меж пальцев пробивались струйки крови. Саша бестолково лил воду из бутылки на полотенце.

– Что случилось? – ахнул Ваграм.

– Я упала, – поспешно отозвалась Кася и отняла руки от лица.

Ваграму поплохело: обе губы разбиты, на скуле кожа ссажена, под глазом кровоподтек.

– Как вы упали? Где?

Актер с растерянным видом произнес: