Мамусик против Ордена Королевской кобры

Глава 8

Уж не знаю, что за мать воспитала Порфирия Петухова, но хорошим манерам она его точно забыла обучить. Шеф-повар «Туфельки Екатерины» стоял передо мной с ужасно кислым видом и всячески давал мне понять, что мое присутствие на его кухне совершенно неуместно.

И нет ему никакого дела до того, что, несмотря на долгую уборку, я сегодня вскочила с рассветом – а четвертого июня, доложу я вам, петербургское солнце встает не позже четырех утра. Я едва дотерпела до открытия метро и сразу стремглав бросилась сюда, к ресторану.

Ну уж и настоялась я под серой дверью с латунной табличкой! Ленивцы открыли свое заведение только в десять часов. К тому моменту, как к «Туфельке Екатерины» неторопливо подошла давешняя блондиночка-администратор, ноги у меня горели, словно в мои черные ортопедические туфли на толстой подошве от души насыпали красного острого перца.

Девица меня узнала: «А, вы мамочка супергероя в наручниках!». Выяснилось, что шеф-повар уже здесь (и как он только сумел мимо меня проскользнуть?), но пообщаться с ним никак нельзя, он очень занят. Слезные мольбы не помогали – блондинка вежливо улыбалась и стояла насмерть. Тогда пришлось применить мое секретное оружие: пирожки с яблоками и лимоном.

А вы думали, я с четырех до шести утра просто так по квартире слонялась? Конечно же, пекла пирожки! Раскатывание теста – лучшее успокоительное на свете. Валерьянка и корвалол не сравнятся с этим монотонным и в то же время приятным занятием. Я глубоко уверена, что работу со скалкой нужно включить в какие-нибудь курсы антистрессовой терапии. Пожалуй, посвящу рассуждениям на эту тему вторую главу своей будущей «Энциклопедии мудрости».

Я достала ароматный сверток из сиреневой, с зеленой каймой сумочки, и худенькое личико администраторши сразу просветлело. Серые глаза засверкали голодным блеском. В обмен на два пирожка мне разрешили «на одну секундочку» отвлечь великого и прекрасного Порфирия от его дурацких дел.

Кстати говоря, гражданину Петухову моя «Энциклопедия мудрости» была просто необходима. Не мешало бы ему узнать, что приличные молодые люди гелем волосы не мажут и шелковые косыночки на лоб не повязывают, даже если косыночка подчеркивает небесный оттенок глаз.

Правда, сейчас голубые глаза гражданина Петухова покраснели, а под ними темнели круги.

– Дамочка, ну куда вы лезете? Неужели так сложно понять, что человек не спал уже двое суток? – застонал он, бросая блестящий, профессионального вида венчик в кругую миску, где он взбивал оливковое масло с уксусом и какими-то травами. – Некогда мне тут с вами болты болтать! Сначала меня бьют по голове, потом крадут жизненно важную книгу, потом всю ночь терзают допросом, потом не дают выходной, а потом еще заставляют к утру сочинить новое меню, словно я какая-то кулинарная Золушка! А теперь у меня осталось буквально несколько часов, чтобы откатать новые блюда до совершенства, иначе злая мачеха в лице директора меня вышвырнет отсюда на улицу, и мы с Люськой будем плакать и голодать, голодать и плакать!

Он устало вытер лоб рукавом розовой поварской куртки. Похоже, шеф действительно самоотверженно работал последние тридцать шесть часов – и это объясняет, почему я не заметила, как он заходил в ресторан. Он просто из него не выходил.

– А зачем вам новое меню? – полюбопытствовала я, хотя волновали меня совершенно другие вопросы. – Люди небось жалуются? Цены хотите снизить?

– Господь с вами, дамочка! – сморщился Порфирий, схватил венчик и вновь принялся ожесточенно взбивать соус. – Мы ресторан премиум-класса, о понижении цен не может быть и речи.

Я огляделась по сторонам. В отличие от полутемного зала, кухня «Туфельки Екатерины» была залита ослепительным, хирургическим светом. Повсюду сверкали стальные поверхности и мигали разноцветными лампочками непонятные аппараты, похожие на космические капсулы. Подозреваю, что часть из них была предназначена для мытья посуды, а некоторые служили печками – но свою янтарную брошь в виде бабочки я бы на это не поставила.

Нет, моя кухня – с красными шкафчиками и белой эмалированной плитой, старой подругой, которую я категорически отказалась выбрасывать при замене кухонной мебели; с ярко-желтыми шторами и голубым мягким уголком; с геранью на подоконнике и детской фотографией Степочки над столом, – моя милая кухонька, конечно, была намного лучше этой обезличенной, равнодушной операционной.

Блестящие сковородки и кастрюли, словно маленькие солдатики, выстроились на полках, готовясь к жестокой битве с голодом, которая начнется здесь через пару часов. Но пока на кухне никого не было, кроме нас с Порфирием.

– Зачем тогда вам новое меню, если дело не в ценах? – пристала я к шеф-повару.

– Затем, что после пропажи нашей кулинарной книги репутация «Туфельки Екатерины» оказалась под угрозой! – Порфирий снова швырнул венчик в миску, да так, что жирные брызги полетели во все стороны. – Мы потеряли свою главную фишку, понимаете вы это или нет? Народ шел сюда, желая отведать блюда прославленной кухни императрицы. А теперь «Книги Пряностей» нет, и нужно срочно придумать новую фишку! Вот, делаю новое меню, чтобы завлечь посетителей. Назову его «Черноморский отпуск Екатерины» – введу блюда кавказской кухни. Гриль все любят. К мясу я сочинил легкие салаты – а вы мне, дамочка, мешаете экспериментировать с заправкой!

– Вы бы лучше майонеза в свои салаты добавили, – посоветовала я.

– Какой майонез, дамочка? Господь с вами! – Порфирий закатил глаза. – У нас здесь кухня екатерининских времен!

– Ну и что? – не поняла я.

– А то, что Екатерина скончалась за два года до изобретения майонеза!

Шеф-повар оттолкнул миску с соусом, схватил пучок крапивы, обжегся, заорал, выронил крапиву на стол и зло посмотрел на меня.

– Еще ваших советов мне тут не хватало! Все мои страдания – вообще-то из-за вашего драгоценного сыночка! На что ему сдалась наша «Книга Пряностей»? Он что, повар? Может, он из «Флёра»?

– Что еще за «Флёр»? – не поняла я.

– Конкурирующее заведение, – пояснил Порфирий ревниво. – Тоже на старинной кухне специализируются. Там шеф-повар – очень мутный тип, с двойным дном, я бы ему и приготовление яичницы не доверил… Небось подослал ко мне своего казачка.

– Мой сыночек не виноват! – вскричала я, да так, что ближайшая стопка тарелок затряслась да зазвенела. – Степочка ангел! Он ничего никогда не крал! Ну, разве что в детстве конфеты из банки, но это не считается… Я и пришла-то сюда, чтобы выяснить, кто виноват в пропаже вашей кулинарной книги с дурацким названием.

– Сами вы дурацкая, – буркнул Порфирий, надевая одноразовые перчатки и повторно берясь за крапиву. Он окатил пучок кипятком, затем промыл в холодной воде и только после этого стал его быстро-быстро крошить огромным ножом с иероглифами на блестящем лезвии.

– А разве не глупо звучит – «Книга Пряностей»? – фыркнула я.

– Вовсе нет, потому что именно в пряностях таились главные секреты императорской кухни! – Порфирий снова театрально закатил глаза, очевидно, поражаясь моему невежеству. – В этой книге, милая дамочка, содержались точно выверенные инструкции по приготовлению не просто какой-то там еды, – он сделал презрительный жест рукой, как бы стряхивая с пальцев грязную воду, – а истинных шедевров кулинарного искусства!

– Лично я все на глазок кладу, – сообщила я, поправляя свободную сиреневую безрукавку, элегантно наброшенную на изумительную трикотажную кофточку «под зебру». – И получаются очень даже вкусные шедевры. Хоть у своей администраторши спросите.

– Ага, вкусные шедевры – такие вкусные, что ваш сыночек пришел ужинать к нам, – подпустил шпильку Порфирий, одним молниеносным движением сбрасывая тонкие крапивные полоски в стеклянную миску и принимаясь за нарезку вареных яиц. Я еле стерпела, чтобы не поставить нахального шефа на место. – Ориентируясь «на глазок», дамочка, нельзя создать блюдо, достойное императрицы!

– Нет, ну перец там, или, скажем, корица, конечно, важны – но не настолько же! – не верилось мне. Хотя совсем недавно я сама рассуждала о значимости барбариса в плове – но тут приправы возводились в какой-то нездоровый культ. – Уж совершенно точно они не заслуживают того, чтобы называть в их честь целую книгу. Ерунда какая-то.

– Ха! – воскликнул Порфирий, яростно шинкуя зеленый лук. – Ерунда! Не заслуживают! Ну, знаете ли, дамочка! А известно ли вам, что обыкновенный, привычный вам перец, который вы «на глазок» кидаете в свой банальный борщ, пару-тройку веков назад ценился на одном уровне с золотыми слитками? И богатого человека называли «мешок с перцем»? Специи до недавних пор были непозволительной роскошью. Ради пряностей, о которых вы так снисходительно отзываетесь, Колумб затеял свое историческое путешествие, а Магеллан отправился в кругосветное плавание! Вокруг специй кипели страсти, они возбуждали не только аппетит, но и имперские амбиции! А для чего, милая дамочка, вы думаете, Англия колонизировала Индию, как не для контроля над основным рынком приправ?

Ошеломленная таким потоком информации, я вякнула что-то невразумительное.

– А корица! – вещал Порфирий, сердито дробя грецкие орехи. – Корицу преподносили в качестве дорогого подарка Римским Папам, королям и императорам. Подумать только – ерунда! Вот брошка ваша – и правда ерунда. Янтарь уже сто лет как вышел из моды!

Я уже открыла рот, чтобы осадить наглеца, но тут он высыпал измельченные грецкие орехи в стеклянную миску – к крапиве, яйцам и зеленому луку – и совсем другим, торжественным тоном объявил:

– Смотрите: сейчас в этой миске – всего лишь набор нарезанных ингредиентов, и ничего больше. – Порфирий залил их смесью масла с уксусом. – А теперь это произведение искусства. И исключительно благодаря уникальному сочетанию пряностей, который превращают соус в магический эликсир.

Кажется, несмотря на всю свою манерность, Порфирий был истинным мастером своего дела.

– И что там за травки? – поинтересовалась я, состроив скучающую физиономию, поскольку уж мне-то было прекрасно известно, что лучше майонеза заправки не существует.

– Ну уж нет, и не надейтесь, – покачал он головой. – Еще есть вопросы? А то я должен срочно отправить рецепт салата директору на утверждение.

– Да-да-да, – засуетилась я. – Во-первых, как выглядела эта ваша «Книга Пряностей»?

– Как и любая старая книга – ветхая, с пожелтевшими страницами. Текст внутри рукописный. Обложка из матовой темно-красной кожи. На ней – стершаяся золотая надпись «Книга Пряностей», а в нижнем правом углу – неприятная такая змея в короне, не знаю уж зачем.

Снова змея. Странно.

– Откуда вообще такой антиквариат взялся в ресторане? – спросила я. – Кому книжка принадлежала раньше?

– Директор привез ее из Кельна лет пять назад – купил на местной барахолке за бесценок… Кому в Германии нужны русские рецепты? Да еще и написанные отвратительным почерком, можете мне поверить! Но мы их все же сумели разобрать. А потом директор, – причем исключительно в целях пиара, он вообще классный маркетолог, политиков натаскивает к выборам, – окутал книгу таким ореолом секретности и тайны, что все питерские снобы тут же прибежали в ресторан попробовать эксклюзивные блюда Екатерины Второй… Ну и сами понимаете, ради поддержания имиджа нужно было хранить ее в огнестойком, взломостойком сейфе, такой есть в моем кабинете. Никому нельзя было брать книжку в руки, и уж тем более – раскрывать рецепты, потому что якобы шеф-повар Екатерины дал клятву императрице, что эти удивительные блюда сможет готовить только владелец «Книги Пряностей», и они никогда не станут пищей простого народа… Придумали мы всю эту петрушку, конечно, но клиенты верили в нашу легенду, как дети! Мы считали, что успешно водим их за нос… А потом оказалось, что за нос ущипнули нас самих – кто-то все-таки украл проклятую грошовую книжку, поставив ресторан на грань разорения.

– Если книжка грошовая, зачем же вы сказали полковнику, что она бесценная? – разозлилась я.

– Для поддержания имиджа, – упрямо повторил шеф-повар.

– Я смотрю, врать вы горазды со своим директором, вам лишь бы только всех обмануть… – сказала я с укором. – И как вы обнаружили пропажу?

– Черт меня дернул полезть в тот вечер в сейф! – с отчаянием воскликнул Порфирий, срывая одноразовые перчатки. – Код от него знаю только я…

– Так зачем вы туда полезли?

– Ну забыл я один рецепт, – сварливо отозвался Петухов. – Хотел уточнить.

– Нужно было заранее сделать электронные копии всех страниц, – уверенно заявила я, вспомнив, чему меня учили на курсах компьютерной грамотности для пенсионеров, которые я недавно посещала. – Не пришлось бы тогда лезть в сейф.

– Говорят же вам – мы специально не делали копий, никаких! И не только из-за придуманной нами легенды. Просто в последнее время книгой всерьез заинтересовались наши конкуренты, они тоже поверили в уникальность рецептов, или просто захотели переманить наших клиентов… Они могли пойти на что угодно, чтобы ее похитить! Вы что, никогда не слышали про хакеров и компьютерные вирусы?

– Вообще-то слышала… – Я вспомнила вчерашние Андрюшины проделки. И тут же добавила, просто на всякий случай: – Нам на курсах для пенсионеров про них рассказывали.

– Ну так что тогда спрашиваете, – раздраженно отмахнулся Порфирий.

Следующий вопрос я сформулировала тщательно:

– А вот этот золотой медальон… Сложно было его делать?

– Что? – Петухов резко повернулся ко мне.

– Я говорю, сколько времени у вас заняло изготовление медальона?

– Не понял. Вы что же это, дамочка, думаете, я сам его сделал? – возмутился Порфирий. – Я вообще ума не приложу, откуда в этой истории вдруг взялся какой-то медальон.

Эх, не получилось подловить красавца исподтишка. Не выйдет из меня гуру перекрестного допроса.

– Да нет, нет. – Я поспешно отступила на прежние позиции. – Просто я подумала, что раз вы учились на ювелира…

– А вы откуда знаете, что я учился на ювелира? – Ой. Ой-ой-ой. Плюхнулась в лужу. Вот Порфирию-то как раз удалось меня подловить.

– Просто у вас такие тонкие ловкие пальцы… На музыканта вы не похожи, я подумала, раньше вы были ювелиром… – выкрутилась я. Наверное, если бы шеф чуть больше спал в последние дни и чуть меньше работал, он не поверил бы этому жалкому оправданию; но, по всей видимости, его уставший мозг с облегчением принял мое объяснение. Поэтому я смело двинулась вперед: – Хорошо, открыли вы сейф, а дальше?

– А дальше не помню, – пожал плечами шеф-повар. – Только протянул руку за книгой – в затылке вспыхнула яркая боль, в глазах потемнело, я потерял сознание. Шандарахнули меня чем-то сзади. – Он пригладил и без того напомаженные волосы и поморщился. – До сих пор голова трещит… Очнулся – сейф пустой, книги нет. Разорванный ежедневник на полу валяется… Я и давай звонить директору и в полицию.

– А может, сам директор эту вашу книжку и украл? – вдруг осенило меня.

– Зачем? – с недоумением сказал Порфирий. – Разве что ради страховки… Но денег у него и так хватает, он уже лет пятнадцать живет в собственном роскошном особняке в Испании. К тому же в день кражи он давал званый обед для членов королевской семьи, его видели не меньше сотни человек… Нет, исключено.

– А как же видеонаблюдение? – сообразила я.

– Камеры почему-то были отключены, и даже все предыдущие записи оказались стерты с сервера, – вздохнул Порфирий, а я вспомнила, что и Володя вчера говорил что-то подобное. – Хакеры не дремлют. Понимаете теперь, почему полиция так зацепилась за вашего сына, у которого оказалась единственная улика, имеющая отношение к делу?

– Хотела бы я вам ответить, что понимаю, – призналась я, – но не могу – у Степочки же такое честное, открытое лицо! Неужели полицейские сразу не распознали, кто перед ними? Никакой не преступник – а невинный, добрый, порядочный мальчик!

А вот про Порфирия Петухова такого не скажешь, думала я, выходя из ресторана на свежий воздух. Эксцентричный шеф-повар, честно говоря, показался мне довольно подозрительным.

И история эта про нежданный удар по голове какая-то глупая.

И рецепт был накарябан на листке из его ежедневника, то есть ёжедневника.

Кто знает – может, Порфирий решил продать «Книгу Пряностей» тем самым конкурентам, о которых он все время твердил? А что, он вполне мог пойти на такой шаг ради сертификата в известный салон красоты или, например, путевки в итальянскую распродажную деревню. Или его подговорил директор – «для поддержания имиджа», чтобы пробудить новую волну интереса к своему ресторану?

А может, шеф-повар и вовсе сжег книженцию на гриле, чтобы вынудить директора ввести новое меню, имени императора петербургской кулинарии Петухова. Глядишь, вскоре ресторан переименуют в «Туфельку Порфирия». Это он сейчас притворяется, что ужасно недоволен, а может, хитрец всю жизнь ждал такого шанса!

Я отыскала в сумке мобильный и набрала Володин номер. Пусть немедленно раздобудет мне телефон Орлова, нужно срочно рассказать ему все мои версии, а то сам полковник до таких замысловатых махинаций вряд ли додумается.

Если поспешить, то Степочка уже к обеду может быть дома.

Приготовлю ему что-нибудь с майонезом.

Глава 9

Нет, ну какой же бесстыдник этот полковник Орлов! Нашел время таскаться по командировкам! В тот самый момент, когда мой сыночек за решеткой!

Володя с сожалением в голосе сообщил мне по телефону, что полковник вернется через неделю, а то и две. А пока он недоступен.

В общем, зря я наготовила целый противень мяса по-французски, укрытого толстенным одеялом из лука, сыра, помидоров и, конечно, майонеза.

Степочка по-прежнему оставался в «Крестах».

– Представляете, Яков Матвеевич, – жаловалась я соседу, которому вкратце уже рассказала про свою сегодняшнюю поездку в «Туфельку Екатерины». – Какие все-таки равнодушные чурбаны эти полицейские! Им и дела нет, что мать изводится, места себе не находит, ведет за них, бездельников, расследование… Да вы кушайте, Яков Матвеевич, кушайте, пока мясо горячее… – Я занесла соседу угощение, не пропадать же добру. – Хорош гусь этот Орлов! Небось прохлаждается сейчас в своей командировочке, пьет пиво литрами в немецких забегаловках. А мой малыш страдает среди отвратительных, гадких, грязных преступников… Проводит свой отпуск в тюрьме… Хорошо хоть в отдельной камере. Надо будет Володе сказать, чтобы Степочкину кровать развернули изголовьем на север, так спится лучше.

– Любовь Васильевна, полагаю, Владимир уже сделал всё что мог, – предположил Яков Матвеевич, аккуратно складывая вилку и нож крест-накрест на пустую тарелку. – Благодарю, мясо просто восхитительное, как всегда… Может быть, не стоит снова беспокоить майора?

– Но я же ничего особенного не прошу, всего лишь немного подвинуть кровать! – Я в недоумении распахнула глаза. – Разве это беспокойство? Нет, Яков Матвеевич, я всегда говорила: не понять вам материнское сердце!

Я тут же набрала Володю и дала ему подробные инструкции по поводу расположения кровати, заодно попросила предоставить Степочке приличную туалетную бумагу, непременно трехслойную, она сама нежная.

Майор Уточка односложно соглашался. Когда я начала говорить про бумагу, мне показалось, что он фыркнул в трубку, однако Володя сказал, что он просто чихнул.

– Вот, а вы говорили, что он уже сделал всё что мог! – торжествующе объявила я. – А ведь если бы я сейчас не позвонила, они бы там в «Крестах» и не додумались положить Степочке трехслойную туалетную бумагу!

Яков Матвеевич посмотрел на меня с сомнением, поправил очки на переносице, как бы готовясь что-то сказать, но так ничего и не сказал.

– Может, чайку попьем? – предложила я на радостях.

– Я для вас уже заварил «клубнику со сливками», – церемонно наклонил голову Яков Матвеевич. Дневное облачение его представляло собой, как всегда, образец высокого стиля: светло-серый в мельчайшую клетку костюм, такая же рубашка и белый галстук с золотым вензелем Эрмитажа. Ноги, обутые в начищенные деловые туфли, покоились на подставке инвалидного кресла – давненько эти подошвы не ступали на землю…

Мы сидели на его холостяцкой кухне, больше похожей на библиотеку. Где-то в глубине квартиры тихонько играла классическая музыка. Какого цвета здесь обои – понять было невозможно, стены пестрели бесчисленными репродукциями импрессионистов. Повсюду высились стопки книг – на обеденном столе, в ящиках, где вообще-то положено хранить кастрюли, на подоконнике, на белой столешнице, даже в холодильнике. Электрическая плита больше напоминала библиотечный стеллаж. Сиделка периодически освобождала от книг одну конфорку, на которой варила Якову Матвеевичу неаппетитную тюрю. А вообще на этой кухне сложно было найти какую-то еду, кроме нескольких сортов изысканного (на мог взгляд – слишком пахучего) сыра, всевозможных пакетиков с элегантным чаем и шоколадных конфет, покупавшихся, как я подозреваю, специально для меня.

Разливая дурманящий напиток по тонким фарфоровым чашкам, Яков Матвеевич уточнил:

– Любовь Васильевна, а вы случайно не знаете, как называется пропавшая кулинарная книга?

– Как же, конечно, знаю! Неужели я не сказала? «Книга Приправ». Нет, погодите. – Я сунула в рот шоколадную конфету и задумалась. – «Книга Специй»?.. Батюшки-светы, с этой кутерьмой всё из головы повылетало. Книга… Книга… «Книга Перца»? Ой, нет-нет-нет. Или «Книга Корицы»? Порфирий что-то болтал такое про корицу… – Я уже ни в чем не была уверена.

– А могла это быть «Книга Пряностей»? – Яков Матвеевич почему-то слегка прищурился, как его кот Ренуар, учуявший запах сметаны. Рыжий котяра болтался у меня под ногами – он всегда прибегал на шум электрического чайника в отчаянной надежде на вкусняшку с хозяйского стола.

– Точно! «Книга Пряностей», ну конечно!

– Вы не ошибаетесь, Любовь Васильевна? – переспросил Яков Матвеевич. – Это очень важно.

– Нет-нет, теперь вспомнила наверняка. «Книга Пряностей».

Обнаглевший Ренуар с размаху взгромоздился на колени хозяина, подбираясь поближе к столу, но Яков Матвеевич, кажется, даже не заметил хулигана.

– В таком случае поздравляю: мы с вами столкнулись с редчайшим и опаснейшим артефактом екатерининских времен, – торжественно объявил Яков Матвеевич.

– Ой, – так и обмерла я. – А Порфирий говорил – книжка грошовая…

Сосед залпом допил чай и воздел руки вверх, словно в молитве.

– Любовь Васильевна! Вы даже не представляете, на что случайно наткнулись! Если мои предположения верны – в Петербурге вскоре начнут твориться страшные дела.

Никогда я не видела своего интеллигентного соседа таким взволнованным. И в то же время – заинтригованным.

Но я пока не очень-то понимала, о чем он говорит.

– Что за страшные дела, Яков Матвеевич? Кому-то салат переперчат? Или в десерт насыпят табачную крошку вместо корицы? О чем вообще речь?

Серые глаза Якова Матвеевича лихорадочно горели, бледные щеки покрылись нервными пятнами. Вензель на его галстуке – буква «Э», словно перерезанная кинжалом – тускло поблескивал в лучах неестественно яркого солнца. Это в восемь-то часов вечера!

Ренуар, почуяв странное настроение хозяина, прекратил самозабвенно вылизывать его тарелку из-под мяса по-французски и на всякий случай спрятался под табуретку в прихожей.

– А что вы скажете, Любовь Васильевна, – звенящим голосом спросил Яков Матвеевич, – если я вам раскрою главную столичную тайну восемнадцатого века?

– Ну, в принципе, я не против, – с сомнением промямлила я, запихав сразу две конфеты в рот, по одной за щеку, – хотя восемнадцатый век – это как-то скучно. Посвежее тайн у вас не найдется?

– Полагаю, что найдется – буквально через считанные дни, – зловеще отозвался Яков Матвеевич. – Так вот, Любовь Васильевна. Я почти на сто процентов уверен, что пропавшая кулинарная книга – эта та самая «Книга Пряностей», в которой зашифрованы рецепты старинных ядов: мгновенно действующих, не оставляющих следов. Ядов, сравнимых по своей силе со змеиными. Ядов быстрых и коварных, как кобры. Вот вам и грошовая книжка…

Я поперхнулась шоколадом. Кажется, сладкие крошки попали в легкие, поскольку я не могла откашляться минут семь, не меньше. Еще чуть-чуть, и отдала бы богу душу без всякого яда.

– Яков Матвеевич, так ведь на книжке змея была нарисована! Мне шеф-повар рассказывал! – воскликнула я, отдышавшись и утерев глаза.

– Разумеется, – кивнул Яков Матвеевич. – Поскольку автор «Книги Пряностей» – не кто иной, как Великий Магистр «Ордена Королевской Кобры» – и по совместительству придворный повар Екатерины Второй – Фридрих Август Брауншвейг-Вольфенбюттельский.

– Как-как его звали? – поразилась я столь пышному имени.

– Фридрих Август Брауншвейг-Вольфенбюттельский, – повторил Яков Матвеевич, театрально взмахнув рукой, как заправский конферансье, и сбив при этом пустую тарелку со стола – что было особенно обидно, поскольку тарелка была из моего любимого сервиза, я притащила ее из дома. «Вот и со мной так же, – подумала я, собирая осколки с пола, – никому не мешала, наслаждалась солнышком и теплым июнем, и на тебе – бах, неожиданный удар, сыночек попадает за решетку, а вокруг заваривается какая-то нехорошая антикварная каша с ядовитыми приправами».

Яков Матвеевич рассыпался в миллионе изящнейших и изысканнейших извинений. Пока я подметала пол, он бестолково колесил вокруг на своем кресле и без конца поправлял эрмитажный галстук. Разыгравшийся Ренуар, считавший веник своим заклятым врагом и затеявший с супостатом бой ради жизни на земле, уборке тоже не способствовал.

Наконец осколки заняли свое место в ведре, Ренуар – на коленях у хозяина, а я – у блюда с шоколадными конфетами, – и мы смогли вернуться к обсуждению мистической «Книги Пряностей» и ее автора.

– А этот ваш Фридрих – он что, был большим любителем колбасы? – спросила я, пока сосед вновь наполнял мою чашку. Сам хозяин не разобрался еще даже с первой порцией претенциозного напитка.

– Почему? – опешил Яков Матвеевич, предусмотрительно поставив чайник подальше от края стола.

– Так вы же сами сказали, что его назвали в честь брауншвейгской колбасы, – заметила я.

– О, ну что вы, Любовь Васильевна. – Яков Матвеевич едва заметно усмехнулся уголком рта, отчего я почувствовала себя глупее некуда. – Брауншвейг-Вольфенбюттельский – это аристократическая фамилия, знаменитая в Германии. История этой семьи уходит корнями в тринадцатый век. Герцоги, носившие эту фамилию, на протяжении сотен лет правили процветающим немецким княжеством.

– А как же колбаса? Она же тоже брауншвейгская?

– О, это всего лишь малозначительный эпизод в истории города Брауншвейга. – Яков Матвеевич пренебрежительно тряхнул головой. Серебристые виски смотрелись благородно, словно он сам был наследником герцогского титула. – Ее действительно придумали в Германии в середине восемнадцатого века, но на протяжении последних ста лет этот мясной деликатес производят только в России… Ну что, с колбасой разобрались? Можем продолжать?

– Можем, – разрешила я. – А еще конфеты у вас есть?

– Разумеется, несравненная Любовь Васильевна. – Откуда-то из-за книг Яков Матвеевич достал новую коробку. Ага, с обсыпкой из кокосовой стружки! Это я люблю. – Итак, герр Фридрих был сыном очередного брауншвейгского герцога. Младшим, так что на княжеский трон он мог не рассчитывать. Однако его ждало блестящее академическое будущее – он был талантливым ученым, с детства увлекался химией и биологией, его звали преподавать естественные науки в Кёльнский университет. И он готов был принять приглашение.

– Что же его остановило? – без особого интереса спросила я. Без особого – потому что, во-первых, я сильно увлеклась новой партией конфет, а во-вторых – подобные истории мне не очень-то по душе. Где, спрашивается, несчастная любовь? Где ревность обманутого мужа? Где подмена невест в последний момент? Где все те драматичные повороты сюжета, коими так богат мой сериал про марокканских принцесс?

– Его остановила смерть его племянника – Иоанна Антоновича, известного также как Иван Шестой, Император и Самодержец Всероссийский, – провозгласил Яков Матвеевич, выскребая ложкой остатки варенья из блюдечка.

Ага, мелькнула у меня мысль, а вот, кажется, и тот самый драматичный поворот.

– Да, сын брата Фридриха, Антона Ульриха, был заколот в Шлиссельбургской крепости в возрасте двадцати трех лет, – продолжил Яков Матвеевич. – У Ивана Шестого вообще был несчастливая судьба. Он стал российским императором в младенчестве, правил чуть больше года, после чего его свергла дочь Петра Великого, Елизавета, и навсегда заточила его в тюрьму.

– Батюшки-светы! Кошмар какой! – охнула я. Вот это я понимаю, драма! Очень даже похоже на злоключения марокканских принцесс. – Представляю, как недовольны были немецкие родственники Ивана!

– Не просто недовольны – в ярости, – подтвердил Яков Матвеевич. – Они полагали, что у Ивана было больше прав на российский престол, чем у Елизаветы Петровны.

– Почему?

Знанием истории я никогда не отличалась. У меня другие сильные стороны. Мудрость, например. Или, скажем, способность приготовить вкусное блюдо из любых продуктов. Или умение подобрать эффектный наряд.

– Не буду углубляться в сложные родственные связи российских монархов, но известно ли вам, что у Петра Первого был соправитель – так называемый «старший царь» Иван Пятый? Специально для них был построен особый трон с двумя сиденьями.

– Конечно, все это мне известно! – уверенно заявила я, хотя об этом старшем царе слышала впервые в жизни. Что за нелепица – трон с двумя сиденьями! Они бы еще зубную щетку с двумя головками соорудили.

– Словом, Иван Шестой по материнской линии был потомком старшего царя, а Елизавета – потомком младшего царя. Рассудительные немцы сделали из этого факта закономерный вывод: Иван главнее Елизаветы.

– Да, логика железная, – задумчиво согласилась я, допивая вторую чашку чая.

– Тем не менее, брауншвейгцы повели себя благоразумно и не стали вмешиваться в выяснения отношений между амбициозными русскими. Однако терпение их лопнуло, когда они узнали про гибель юного Ивана в тюрьме. Ходили слухи, что его смерть была делом рук – не напрямую, конечно – Екатерины Второй, воцарившейся на тот момент на троне.

– С двумя сиденьями? – не упустила я случая блеснуть новообретенными познаниями.

– Нет, с одним, – снова усмехнулся Яков Матвеевич.

– Значит, этот колбасный Фридрих приехал в Россию мстить Екатерине? – трепеща от сладостного ужаса, спросила я.

– Именно, – кивнул сосед.

– Но зачем же она взяла его на работу? С такой-то фамилией? – поразилась я.

– А она и не брала. Он скрывал свое истинное имя. При дворе русской императрицы его знали как Фридриха Карловича Вайсе. Что иронично, поскольку «weiЯe» в переводе с немецкого – «белый», а наш герр Фридрих был обуреваем исключительно черными мыслями.