Kitabı oxu: «Мамусик против Ордена Королевской кобры», səhifə 6
– И все равно, как же ему удалось стать ее личным поваром? Это как если бы я вот так с улицы заявилась к президенту и попросила назначить меня главным в Кремле специалистом по пирожкам.
– О, если бы только господин президент попробовал ваши изумительные пирожки, Любовь Васильевна, он бы взял вас не раздумывая, – галантно сказал Яков Матвеевич. – И у Фридриха особых проблем не возникло: во-первых, он был немцем, а Екатерина, урожденная София Ангальт-Цербстская, всегда благоволила сородичам; во-вторых, он был хорошо воспитан – еще бы, сын князя; и в-третьих, только он умел варить именно такой кофе, какой она любила.
– Батюшки-светы! Она тоже любила кофе? – удивилась я, внезапно почувствовав в императрице родственную душу.
– Еще как! С утра выпивала две чашки, а потом еще в течение дня – несколько. Напиток был настолько крепким, что мог свалить с ног слабого здоровьем человека. Половины килограмма кофейных зерен хватало ей всего лишь на пять чашек.
– Как расточительно, – неодобрительно покачала я головой.
– Так или иначе, герр Фридрих стал мундкохом – придворным поваром Екатерины Великой. И начал планировать свое главное блюдо, которое всегда подают холодным.
– Студень, что ли? – догадалась я.
– Ну что вы, Любовь Васильевна, какой студень, – покачал головой Яков Матвеевич. – Месть!
– Ой.
– Фридрих выжидал, как умеет выжидать змея, перед тем, как сделать молниеносный, смертельный бросок. Ненависть его к Екатерине росла – из-за того, что она сослала остальных представителей брауншвейгской ветви, живущих в России, сначала в далекие Холмогоры, где они оказались в поистине унизительных условиях, а затем и в глухую датскую деревню… – Яков Матвеевич отпил глоток чая. – Фридрих тем временем готовил идеальное убийство – не оставляющее следов. Он задумал отравить императрицу и всех ее наследников. А для этого ему нужны были союзники. Противников действующей власти всегда много, и за несколько лет Фридрих собрал целое тайное общество единомышленников, которое получило название «Орден Королевской Кобры». Великим Магистром Ордена стал, разумеется, Фридрих, а священной книгой, библией – та самая «Книга Пряностей», в которой они записали рецепты лучших ядов, чтобы однажды уничтожить всю семью Романовых и остаться безнаказанными.
– Но там же нет ни слова про яды! – воскликнула я. – Травки только какие-то безобидные!
– Это всего лишь код, – пожал плечами Яков Матвеевич. – И рыцари Ордена знали, как его расшифровать. Базилик нужно было заменить белладонной, петрушку – болиголовом, шафран – авраном и так далее. А пропорции и остальные ингредиенты оставить такими же.
– Ну и чем все закончилось? – с замиранием сердца спросила я. – Удалось Фридриху отравить Екатерину?
– А вот этого как раз никто не знает, – развел руками Яков Матвеевич. – Она умерла в шестьдесят семь лет. Отчего? Вроде бы из-за естественных причин. Но яды Ордена и не должны были оставлять следов! Так что вполне вероятно, что Фридриху удалось выполнить свою страшную миссию. Тем более что сразу после смерти императрицы он исчез. Вместе с «Книгой Пряностей».
– А с его товарищами что случилось?
– Как ни странно, таинственное исчезновение Великого Магистра еще больше сплотило Орден. Рыцари тайного общества разрабатывали собственные рецепты ядов, но ни один из них не мог сравниться с произведениями Фридриха… Все это время Кобры – так они себя называли – усердно искали пропавшую «Книгу Пряностей». И вот, кажется, нашли. В «Туфельке Екатерины».
Меня вдруг осенила ужасная мысль.
– Яков Матвеевич! Но откуда вы все это знаете? Неужели вы тоже… Кобра?
– Любовь Васильевна! – с укором сказал Яков Матвеевич. – Ну как вы могли такое подумать? Я ученый, исследователь, история – это моя работа и мое хобби.
– А я думала, всякая старая живопись – ваша работа.
Вообще-то я имела довольно смутное представление о том, чем именно занимается Яков Матвеевич в своем Эрмитаже.
– Старая, как вы говорите, живопись, неразрывно связана с историей, – нравоучительно сообщил мне Яков Матвеевич. – А у меня, как у ведущего научного сотрудника крупнейшего российского музея, есть доступ к самым разным закрытым архивам. Моя профессия – консультировать кураторов эрмитажных выставок по поводу атмосферы, сопровождавшей написание того или иного шедевра…
– Послушайте, вот вы сами говорите – архивы, история. Все это было чуть ли не три века назад! Зачем сейчас Ордену эта пресловутая книга? Романовых давным-давно нет!
– Вот это и предстоит нам с вами выяснить, несравненная Любовь Васильевна! – радостно сказал Яков Матвеевич, со звоном ставя пустую фарфоровую чашку в блюдце. – Перед нами любопытнейшая историческая загадка. Мы с вами войдем в анналы!
– Не хочу я в ваши анналы, – капризно отозвалась я. – Хочу сидеть дома, пить кофе и печь пирожки для президента моего сердца – милого Степочки.
Глава 10
Бам-бам! Трам-па-ра-рам! О-о-у йэ-э-э! Бабах!
Четверг, четвертое июня, заканчивался хуже некуда. Не успела я упасть на кровать под свой роскошный балдахин и устало прикрыть глаза, как тишина в доме разлетелась на ошметки. Тайфун по имени Пантера смел мой едва наступивший сон.
Вся наша парадная ходила ходуном. Кисти балдахина пустились в сумасшедшую пляску. Перекатывалась косметика в тумбочке. На кухне вместе с тарелкой подпрыгивали яблочно-лимонные пирожки. Содрогался массивный холодильник. В буфете звенели банки с домашними солеными огурчиками.
Пантера репетировала свой новый хит.
Ну всё, сил моих больше нет, застонала я, выбираясь из-под уютного одеяла и хватая со спинки стула тигровый халат.
Это из-за нее, этой бесстыдной девицы, мой сыночек оказался за решеткой, распалялась я, пытаясь отыскать под кроватью леопардовые тапочки. Если бы только она не позвала его на свое выступление – спал бы он сейчас в своей постельке, в соседней комнате… Ну хорошо, на часах всего десять вечера – значит, не спал бы, а дышал свежим воздухом во дворе, копался бы в железных внутренностях нашей «Нивы», перебирал там мотор, или прокачивал тормоза, или еще как-нибудь игрался; а я бы ему носила блинчики с курицей и сыром, чтобы он подкреплял угасающие силы…
Бам-тарарам!
Ужасный грохот не давал думать.
Я просто не могла больше выносить эту кошмарную девицу. Пойду-ка выскажу ей всё, что она заслуживает!
Остановить меня было некому – Яков Матвеевич был занят, к нему пришла сиделка, чтобы искупать своего подопечного и переодеть его в пижаму. Какое несчастье для стеснительного, замкнутого человека – полностью зависеть от посторонней няньки! Он просто не выносил все эти бытовые нюансы. Однажды, с год назад, назвал себя «жалким инвалидом, недостойным семейной жизни», и я тут же принялась с ним горячо спорить, убеждая его в том, что сильная женщина, такая как я, например, вполне способна справиться с любой болезнью мужа. «Нет-нет, я огромная обуза… Если любишь женщину – не делай ее несчастливой, взваливая на ее хрупкие плечи такую немыслимую ношу, пожертвуй собой и своими чувствами», – не согласился со мной Яков Матвеевич…
Ну, сегодня мы с ним таких значительных разговор не вели, говорили о другом – как бы нам теперь подобраться к Ордену поближе. Честно говоря, не придумали ничего лучшего, чем пристать к измотанному шеф-повару Порфирию с вопросом: «Что вы знаете об Ордене Королевской Кобры?», который наверняка останется без ответа.
Нужно было еще пройтись по остальным свидетелям, разнюхать как и что – может, замечу где-нибудь следы коварной Кобры.
Но сначала нужно навести порядок в собственной парадной, королевой которой я себя считала. Эту девицу следует поставить на место!
По дороге вниз, на пятый этаж, где жила Пантера, я позвонила в 21-ю квартиру.
– Володя! Володенька! Открывай! – голосила я, стоя на лестничной площадке. Мне не терпелось поделиться с майором Уточкой новой, мистической информацией про украденную книгу. Пусть расскажет полковнику Орлову, во что тот ввязался!
Володю я оторвала от ужина. В одной руке он держал холодную котлету (мы с Ритой придумали чудный рецепт из оленины с можжевеловыми ягодами), в другой – кусок ржаного хлеба с солью. Майка была щедро обсыпана крошками.
– Люба, не беспокойся, я уже проинструктировал своих приятелей в «Крестах» насчет трехслойной бумаги, – терпеливо произнес он, дожевывая котлету.
– А про то, что кровать нужно повернуть изголовьем на север, не забыл им сказать? – строго спросила я.
Володя глубоко вздохнул:
– Не забыл, Люба, не забыл.
– Хорошо, Володенька, молодец! – похвалила его я, перекрикивая Пантерину музыку. – Но я к тебе не по этому поводу.
– Ну что там еще? – утомленно спросил Володя. Видно, устал после работы.
– Понимаешь, мы с Яковом Матвеевичем Вальтером из двадцать восьмой квартиры тут кое-что выяснили про пропавшую кулинарную книгу, – заговорщецки прошептала я.
– А? Чего? – Из-за грохочущих басов Володя ничего не расслышал.
– Я говорю, кулинарная книга из ресторана была суперсекретной! – заорала я во всю силу своих легких.
– И что в ней такого суперсекретного? – поинтересовался Володя, недоверчиво поднимая густые собачьи брови.
– Яды там были всякие зашифрованы! – заторопилась я, чувствуя, что внимательность собеседника убывает со скоростью вакуумного поезда «Москва-Петербург».
Откуда я вообще знаю про поезд будущего? Как-то раз смотрела необычайно интересное дневное ток-шоу про заброшенных детей знаменитых артистов (поучились бы у меня, как надо воспитывать сыновей! а то только дрыгать ножками-ручками под музыку горазды), ну и прямо посередине программы запустили короткий новостной блок про подготовку к международному экономическому форуму в Стрельне и про контракты, которые там собираются заключить на высочайшем уровне, в том числе на строительство сверхскоростной вакуумной линии между Петербургом и европейскими столицами.
– Какие еще яды? – невнятно пробурчал Володя, отхватив полкотлеты разом, от чего его сходство со скотчтерьером усилилось еще больше.
– Ну какие-какие – обыкновенные яды. Смертельные, – неуверенно сказала я. – То есть они выглядят как нормальные рецепты, но если заменить какие-то ингредиенты на опасные для человека травки, то получится смертельная дрянь.
– Чепуха какая-то, честно тебе скажу, – вынес свой вердикт майор Уточка, запихивая в рот остатки котлеты и хлеба.
– Вообще-то у Якова Матвеевича как-то более зловеще получалось. – Я в отчаянии стиснула руки. – Там еще Иван Шестой – или Пятый? – был замешан, и немецкий герцог, и Екатерина Вторая…
– Екатерина Вторая? – скептически хмыкнул Володя. – Так, может, это она и украла эту книжку?
Я обиделась.
– Знаешь, Володенька, это уже некрасиво! Вам с полковником дают шикарную подсказку – так пользуйтесь, а не насмехайтесь!
– Пардон, пардон! – Володя поднял вверх руки, отблескивающие котлетным жиром. – Ты, Люба, совершенно права. Вторая гипотеза за день – такое даже мне не под силу, а я в правоохранительных органах уже двадцать пять лет.
Я слегка оттаяла.
– Так ты передашь всё полковнику?
– Конечно, передам, как только он вернется из командировки, – заверил меня Володя и закрыл дверь. Это было грубовато, но мужчин нельзя беспокоить во время еды, сама виновата. Ладно, потом еще к нему попристаю, чтобы он связался с полковником пораньше, пусть тот поймет, что нужен здесь, а не в какой-то там Германии.
– Аревуар, – сказала я двери и спустилась на один этаж ниже.
Если бы я не знала, где живет Пантера, то догадалась бы по оглушительным звукам, доносящимся из квартиры №19. Повезло девице с соседями по лестничной площадке: кто-то уехал на дачу, кто-то на ПМЖ заграницу. Рядом оставалась только девяностолетняя бабушка, но возле нее хоть из пушки Петропавловской крепости пали – все равно не услышит.
Я принялась ломиться в квартиру, давить на звонок, колотить руками и ногами по двери, и спустя несколько минут громыхание недомузыки за стеной прекратилось.
Наступившая тишина была великолепна. Она бальзамом растеклась по моей израненной душе.
За дверью послышались быстрые шаги. Я воинственно поджала губы, затянула пояс халата потуже и приготовилась к бою не на жизнь, а на смерть, на уровне недавней битвы Ренуара с веником.
Однако вместо разъяренной Пантеры дверь открыла зареванная Катя Ромашкина.
Зрелище было поистине жалким: сине-черные дреды всклокочены, топорщатся в разные стороны, словно моя чудо-швабра; нос-картошка, красный, хлюпает; распухшие веки, глазки-щелочки, кажется, зелененькие – впервые я их видела без огромного количества теней и подводки.
– Ёлки… Я так и знала, что это вы, – дрожащим голосом произнесла Пантера. Губы у нее затряслись, подбородок уехал вниз. – Вы догадались, да?
– Естественно, милочка! – Несложно было догадаться, что источник отвратительного шума находится в этой квартире.
– Зайдите, плиз! Нам нельзя тут это обсуждать! Могут услышать! – зашептала Пантера и буквально втащила меня в квартиру.
Раньше я никогда не бывала у нее в гостях (а что мне тут было делать? мы с ней, слава богу, не подружки), поэтому сейчас я с превеликим любопытством стала осматриваться по сторонам.
– Батюшки-светы! – изумленно выдохнула я, заглянув на кухню. У девицы на кухне не было ничего! Ну вот буквально – ничего! Кроме табуретки, раковины, соснового стола (вообразите, даже без скатерти! даже без клееночки!) и одноконфорочной электроплитки на нем. И эта беспечная, бездумная, легкомысленная кикимора на моего Степочку позарилась! Чем она собиралась его кормить, хотелось бы мне знать?
Остальные помещения этой однушки выглядели не лучше. Сквозь открытую дверь я увидела грязноватую ванну без занавески; пол в коридоре не мылся так давно, что мои нарядные леопардовые тапочки с помпонами тут же покрылись пылью и уличной грязью; а уж когда я зашла в комнату…
Батюшки мои прабатюшки-светы! Матрас прямо на полу! Да еще и без покрывала! Постельное белье всем напоказ! Интересно, оно изначально было серым или стало таким в процессе бесстирочного использования? Повсюду промасленные упаковки из-под фастфуда, фантики от шоколадных батончиков. Одежда – джинсы и всякое другое рванье – была грудой свалена на подоконнике. Стены частично обшиты толстыми пенопластовыми плитами, но большая часть самодельной звукоизоляции белой пирамидой громоздилась в дальнем углу.
Зато музыкальные инструменты – две гитары, микрофон, ударная установка, синтезатор – были натерты до блеска и занимали центральное место убогой комнатенки.
– Садитесь, плиз, – пригласила Пантера, указывая на противный матрас, однако я предпочла постоять.
Сама же хозяйка (если ее вообще можно назвать столь почетным словом!) пристроилась на маленькой вертящейся табуретке подле микрофона и опустила плечи.
– Я знаю, из-за чего вы здесь, – всхлипнула она.
Я, конечно, была здесь из-за громоподобной, ушераздирающей музыки, но решила промолчать и поглядеть, что будет дальше.
– Вот, видите, – Пантера кивнула на инструменты, – пытаюсь забыться, и ни на микрон не получается…
– И видим, и слышим, милочка, – не удержалась я, но тут же остановила себя от дальнейших комментариев. А то ведь если разойдусь – ух, разнесу здесь все! Пантера забьется под табуретку, как испуганный котенок! Нет, пока нужно держать себя в руках. Кажется, наклевывается нечто занимательное.
– Любовь Васильевна, ну простите меня, а? Ну сорьки! – вдруг взмолилась она и молитвенно сложила руки на груди, смяв противную футболку с какими-то черепушками. А на ногтях-то – черный лак, пф! Зеленые глаза ее лихорадочно и тревожно блестели. – Правда, сорьки-пресорьки!
Я сделала неопределенное выражение лица, поскольку не имела ни малейшего представления, за что эта девица просит прощения – за сор в квартире, что ли?
– Это был импульс, экспромт! Просто, понимаете, мне никак нельзя связываться с полицией – в юности у меня уже были проблемы с законом… Андестенд? Так, ерунда, всего лишь травка, ничего особенного, но больше попадаться нельзя… А когда я открыла чертов медальон, сразу врубилась – тут дело нечисто…
– Так это твой медальон?! – заорала я так, что, наверное, спугнула чаек на другом конце города, в Приморском районе.
– Ёлки, ну не мой, Любовь Васильевна, в том-то то и дело, что не мой! – подскочила на своей табуретке Пантера. – Мне его в тот вечер подарил мой бывший, якобы на память… Я его бросила как раз накануне, но разошлись с чуваком вроде нормально, он и прощальный подарок мне на следующий день перед концертом преподнес, тот самый медальончик. Благородно, даже не похоже на него. По крайней мере, мне так казалось поначалу – пока я между песнями не открыла его подлый подарочек… Стоп, – ее воспаленные глаза вдруг распахнулись и полоснули меня зеленой молнией, – вы удивились… Получается, вы не знали, что это я подбросила медальон Степе?
– Ах ты… Ах ты, дрянная девчонка! – У меня не было слов. – Да как ты только посмела?! Бессовестная! Кикимора!.. Значит, мой сыночек и вправду из-за тебя за решеткой оказался, – обомлела я, дивясь своей правоте. Скорее Якову Матвеевичу рассказать! И Андрюше с Павликом! И Володе! И полковнику Орлову!
– Ёлки… Ёлки-ёлки-ёлки! Если вы ничего не знали – зачем же вы сюда притащились? – слабым голосом спросила Пантера.
– Материнское сердце привело! – отрезала я. – А теперь материнское сердце возьмет тебя, милочка, под белы рученьки и отведет к майору Уточке из двадцать первой квартиры, которому ты тут же во всем сознаешься. Наконец-то мой малыш вернется домой! – Я едва сдерживала счастливые слезы.
– Ха! Осадите назад, Любовь Васильевна, – неожиданно твердо заявила девица. Похоже, Пантера решила показать зубки. Она выпрямилась на своей табуретке и скрестила руки на тощей груди. – Я вам уже сказала, что мне никак нельзя к копам в лапы. А если вы меня сдадите – буду отпираться.
– А отпечатки? Отпечатки твоих пальчиков на медальоне? – торжествующе крикнула я. – Думаешь, по ним тебя не вычислят?
– Щаз! – не менее торжествующе отозвалась Пантера. – Я же не дура. Протерла медальон как следует, потом держала его только за цепочку, а со звеньев снять отпечатки нереально.
– Я все равно, все равно пойду к майору Уточке! – из последних сил пискнула я. – С тобой или без тебя!
– Да на здоровье, хэв фан, как говорится, – заявила нахалка. – Скажу, что вам всё привиделось на фоне материнского психоза. Думаете, ваш майор Гусь мне не поверит? Ясень пень, вы и так его замучили, как только Степу задержали! Иметь связи в полиции и не воспользоваться ими – это не ваш стиль. Я права?
Я беспомощно открывала и закрывала рот. Счастье стремительно ускользало из рук, уплывало, не успев согреть меня своим теплом. Не может быть! Степочкина свобода была так близко! Мой сыночек почти вернулся ко мне. Я уже чувствовала сладкий запах его белокурого затылочка…
Не расклеиваться! Держись, Люба, ты сильная! – приказала я себе. Ты нужна Степочке в полной боевой готовности, а не в виде растаявшего желе.
Если упал – не забудь подняться, напомнила я себе.
Ладно, разберусь с этой кикиморой позже. Пока что мне нужно вытрясти из нее как можно больше подробностей. Полковнику Орлову это не удалось – но он-то просто выполнял свой долг, а я за свою кровинушку бьюсь.
Поэтому я титаническим усилием воли соорудила на лице некое подобие улыбки и, – вместо того, чтобы вцепиться в бледное горло мерзкой девицы, вместо того, чтобы выдрать ее дреды с корнем, вместо того, чтобы выцарапать ее зеленые глаза, – максимально спокойно спросила:
– Катенька, а кто тебе, ты говоришь, подарил медальон?
– Экс-бойфренд, – настороженно отозвалась Пантера. Не исключено, что она все же ощутила мою с трудом сдерживаемую ярость – ну не могу я контролировать степень расширенности своих зрачков.
– А как его зовут, милочка? – стараясь сохранить хорошую мину при плохой игре, продолжала я. – Имя, фамилия, род занятий, домашний адрес?
– Черный Пес, байкер, – вздохнула девица. – Это все, что мне известно. Дома у него никогда не была, он ко мне приходил.
– Понятно, понятно, – вежливо покивала я. – Сколько ты с ним встречалась?
– Месяца три, – пожала плечами Пантера.
– И за три месяца ты не выяснила даже его имени? – крикнула я, сорвавшись. – Да за три месяца можно обогнуть земной шар на вёсельной лодке!
– Что же я, по-вашему, паспорт должна спрашивать у каждого чувака, с которым целуюсь? – презрительно скривилась девица.
– Батюшки-светы! – оторопела я. – Ну конечно, милочка! Чему тебя мама-то учила? И паспорт, и медицинскую карту, и рекомендации должна спрашивать! Ай-яй-яй!
Пантера лишь сердито фыркнула и закатила глаза, как давешний шеф-повар.
Я попробовала зайти с другой стороны.
– Хорошо, почему тогда ты сказала, что как только открыла медальон, почувствовала: дело нечисто?
– Ёлки, да этот Псина проклятый знал, что я ненавижу готовить! – воскликнула девица. – У меня даже сковородки нет, только ковшик с отбитой эмалью. Зачем дарить мне рецепт блюда из говядины? Ясень пень, он хотел меня как-то подставить – правда, я еще не знала, как… Но на всякий случай, джаст ин кейс, как говорится, незаметно повесила кулон вашему Степе, когда во время выступления села к нему на колени и обняла его за шею…
Я снова ужасно разозлилась, когда вспомнила Пантерины выкрутасы в ресторане, но промолчала – и правильно сделала, поскольку дальше девица сказала кое-что ценное:
– Кроме того, меня всерьез напугала эта змея на медальоне – видели? Точно такая же набита на шее Черного Пса. А я змей ну просто ненавижу! Я из-за этой уродской татуировки с ним, по большому счету, и рассталась. Смотреть на эту кобру не могла!
– Кобру? – уточнила я, не веря своим ушам. Таких совпадений просто не бывает.
– Ага, татуировка-кобра, с раздутым воротником, огромная такая, в короне, – подтвердила Пантера.
Королевская кобра на медальоне. Королевская кобра на «Книге Пряностей». Королевская кобра на шее бывшего парня Пантеры.
Которого, я кажется, видела в ресторане. И не просто видела, а получила от него здоровенную порцию отборного мата. Он скрылся до появления полиции. Поэтому о нем нет ни слова в протоколах.
Кобра. Вот она, зацепка.
Я просто обязана найти этого байкера. И сдать его полковнику Орлову тепленьким, словно змею, перегревшуюся на солнце.
В голове постепенно созревал план. Не прощаясь, я повернулась и вышла из комнаты.
Пантера догнала меня в коридоре.
– Любовь Васильевна, правда, простите меня, – искренне попросила она. Зеленые глаза смотрели на меня устало и грустно. – Сорри фром зе боттом оф май харт, как говорил один безграмотный министр… Я подбросила Степе медальон только из-за вас.
– Что? – поразилась я нахальству.
– Стоп, вы меня неправильно поняли, – зачастила девица. – Просто я знала, какая у него кайфовая мама. Мама, которая вытащит его из любой заварушки. Я офигенно обрадовалась, когда увидела вас тем вечером в ресторане. Подумала: ёлки, ну теперь Степке ничего не грозит. Выкрутится.
Я человек отходчивый и долго злиться не могу. Поэтому я глубоко вздохнула и спросила:
– Травку по-прежнему куришь?
– Что вы, Любовь Васильевна! Ошибки молодости. Давно завязала… Ну, сорьки?
– Ладно. Дам я тебе одну маленькую сорьку. Поверю, но предварительно. В общем, если тебе, милочка, действительно нужно мое прощение, давай договоримся: пока я вытаскиваю своего сыночка из заварушки, в которую ты его втянула, ты, Катерина, возьмешь тряпку и дважды, с порошком, вымоешь пол в коридоре! А то я заснуть не смогу, зная, что в моей парадной вырос такой оазис грязи. Аревуар!
А теперь угадайте, что я сделала, как только пришла домой?
Конечно же, выстирала мои леопардовые тапочки с помпонами.
