Kitabı oxu: «Франсуа и Мальвази. I том», səhifə 4

Глава V. Разъезд

Вереница экипажей без опасных происшествий беспрепятственно добралась до Тура через четверо суток, даже немного больше, потому что когда въезжали, церкви отзванивали на мессу.

Барон д’Обюссон был этим крайне не доволен, ведь по его расчетам, въезд должен был состояться еще вчера, но из-за незнания дорог, характерных неисправностей с колесами и прочих разных задержек этого не произошло. Сейчас на отдохнувших лошадях они весь день неслись бы к Парижу, легко изыскав перекладных, и быть может к вечеру подъехали. Теперь предстояло обедать в гостинице, еще к тому же и размещаться, и вместе с отдыхом это заняло уйму времени.

Сладко засыпая послеобеденным сном он думал, что следившему за Рено человеку пришлось столько же времени возвращаться за остальными, пусть чуть меньше и примерно сейчас, когда они день-другой как находились там у Обюссонского замка, то только узнали о их давнем отъезде. Ему представился внутренний двор с вооруженными людьми под главенством аббата Витербо; Франсуа, значительно поправившийся от ранения, благодаря мазям и бальзамам и конечно же хорошему уходу. Снова подумалось: зачем он взял с собой столько охранников, оказавшихся только обузой, ведь они сразу по выезду оказались в пределах недосягаемости.

Конечно взять охрану было нужно, но не в таком количестве. Укоряя себя, барон не терзался, так как был спокоен за неприступности своего дома.

Далее продолжать путь с таким эскортом и въезжать с ним в Париж, было более чем глупо, один рыдван следовало отправить назад в дополнение к расквартированной там защите. Сейчас отдохнут и сразу же поедут…

Проснулся от того, что кто-то потряс его за плечо. Повернул голову, увидел: баронессу, Рено и Аруэ, что привело его в трепет.

– Что случилось? – прошептал встревоженный барон.

– Пока ничего. – услышал он голос, неказистого на вид маленького зачумленного мужичка, посмотря на которого не возможно ошибиться в том, что он принадлежит к братии романтиков с большой дороги, иначе говоря к разбойникам.

Его манера держаться и певуче-каркающий голос – истинно бандитский, выдавали Блене еще больше за оного.

– Но обязательно случится! – продолжал он с неожиданной горячностью, – А я не пожалел даже своей репутации… – тут он остановился, подумав что же такое сказал, затем продолжил о себе снова, рассказывая как трудно было пробираться в замок и обратно, чтобы сообщить о готовящемся нападении банды Керна.

– Так зачем же ты так рисковал своей жизнью? – спросил Рено.

– А деньги нужны были? – сам же и ответил. – Керн все только себе знал, а епископ дал, – вытащил, показал в руке полновесный золотой луидор старой чеканки, какие хранились у них в замке. – …И барон, – кивнул на того, шмыгнувшим носом. – даст. – сказал так, как будто барону предстояло платить ему по векселям.

Блене ткнул пальцем на письмо, которое вытащил Аруэ.

– Вот здесь написано дать мне сто ливров, вот это письмо я вывез из замка.

– Ну и как же твой Керн собирается брать мой замок, лбом что ли? – спросил барон недоверчиво о главном.

– Э-э! Зря смеетесь, господин барон, у нашего главаря всегда на этот случай пушечка припасена. Так что он ее ближе подтащил.

Рено подал знак войти двоим, стоявшим за дверью; на всякий случай.

– Так чего же он ждал?!

– В дуло ядра не подходили, как не пихали. Одно правда впихали, так еле обратно вытащили. Другие по калибру достать собирались или те, которые есть обточить. А после сразу всем вашим бастионам придет конец.

– Так зачем ему это нужно? – снова спросил барон. – сколько разбойничал, к нам не наведывался, что же сейчас его надоумило?

– К нему один тип, с подбитым лицом приехал, денег много дал. Потом еще больше обещал, если де Обюссонов перебьет и замок сожжет. На этом он больше всего настаивал. А вы оказывается уже смотались.

– Аббат Витербо скрыл от него ваш отъезд, на случай если тот тип подослан, – вступил в разговор до этого молчавший Аруэ, – Вот его письмо для вас. – подал пакет.

Барон д’Обюссон быстро разорвал пакет, удостоверился прежде всего в почерке.

Без сомнений – ему писал аббат Витербо, почерк которого он хорошо знал.

Вот что оно гласило:

«Дорогой Роже-Паламед!

Не знаю дойдет ли до Вас сие мое послание, но надеясь все же пишу, дабы известить Вас об опасности скорого нашего уничтожения орудием, к коему по всей видимости подыскивают ядра.

Сейчас когда вы в безопасности, прошу вас не за себя, а за Франсуа и за всех остальных, над которыми нависла угроза погибнуть в кошмаре каменных разрывов.

Отряда префекта Лиможа все нет и если судить по поведению бандитов, не будет. В ультиматуме, который они имели наглость послать, через Блене, говорилось, что Лиможский гарнизон срочно уведен в Испанию, а силами полиции префект не решится выступить.

Наглости бандитов нет предела. Окружили кольцом замок, деревню, повсюду на дорогах их засады.

А на дороге, где стоит пушка и палатка Керна, разбойников как будто поменьше. И вот если Вы с любым отрядом полиции через охотничью дорожку внезапно нападете, то мы так же поддержим и общими усилиями сможем пленить главаря. Укроемся за стенами, если банда сможет и без своего главаря продолжить осаду; но не думаю, что это возможно.

Посылаю свое послание с этим подозрительным типом, к тому же вымогателем, решившим умело подзаработать на нашем бедственном положении. Вручая ему в руки наши судьбы, молю Бога незаметно выбраться и догнать Вас, единственного нашего спасения.

Аббат Витербо».

P.S. В Лиможе он должен встретить Аруэ, отправленного с письмом к префекту.

Сомнений быть не могло, тем более у барона д’Обюссона, в отчаянии схватившегося за голову, повернувшего сначала к стонущей баронессе, затем к Рено.

– Господин Рено!…

В те старые добрые времена, в кои происходили следующие события, города подобные Туру во многом имели еще средневековый быт, выражавшийся в том, что осталось много одноукладных улиц, такие как улица Горшечников, Суконщиков, Бакалейщиков, Аптечная. Улица, где селились судейские чиновники, ростовщики.

Та же улица, где находилась известная нам гостиница, называлась «А ля Консьерж» и была улицей гостиниц и питейных заведений, расположенных обычно на первом этаже. Так что если кому хотелось посидеть напротив, или почти напротив какого-нибудь дома этой улицы, то можно было посидеть за столиком. А Манде необходимо было посидеть и понаблюдать за гостиницей «Кафе де Мона» и он, после трудной дороги уселся именно в таком месте, где сидеть не возбранялось, а сидящего обслуживали.

Поедая предложенное, Манде не без волнения наблюдал за интересующим его объектом. Есть, волноваться и ждать пришлось долго, так что все было съедено, а волнения после полбутылочки кисленького анжуйского прошли. Сидя, он чуть не оставил без внимания тот момент, когда во двор интересующей его гостиницы вышел барон со своими людьми, направившимися в конюшню.

Проследил как они выехали на двух рыдванах сразу, прогромыхав громоздкими колесами о брусчатку. Манде внутренне возликовал! Он добился своего, за это стоит выпить остальную часть бутылки из горла сразу. Но внезапно, недопив, откинул ее, крутанув головой в сторону, сникнув от одной только мысли, как ударом поразившей его: что барон увез завещание с собой и другой, что баронесса останется здесь и сейчас же обратится к нотариусу…

В то время как его голову посещали столь мрачные мысли, во дворе гостиницы нарисовалось еще трое молодцов с вещичками, которые они погрузили в черный лакированный кабриолет и укатили. Только их и видели, в сторону, обратную той, куда поехали рыдваны.

Манде терялся в догадках: может быть он просмотрел выезд баронессы и она выехала вместе с бароном? Но тут же в опровержение он нашел несколько доводов и пока они ему приходили на ум, вышедший из гостиницы Блене был к нему уже на половине пути, подсчитывая по дороге на ладони свою выручку.

Блене еще только шел объяснять, но само то, что он делал по дороге вселило в Манде надежды на удачный исход дел.

В то время как Блене подходил, из гостиницы вышел Рено и не глядя на него направился куда-то пешком.

Вошедшему Манде указал рукой на буфет. «Ты свое получил сполна, так что раскошелься немного, мне сейчас нужно напиться».

Блене, на удивление, подсел с парой бутылок, а не одной.

– Тебе не кажется, дурень ты эдакий, что афишировать свою удачу не следует?

– А кто за мной может следить? Пусть следит, барон-то все равно уже уехал.

– Темный ты человек. интересно знать, почему тебя барон с собой не взял?

– Потому что темный я, – говорил Блене, наливая полные стаканы коньяка. – Темный и не бритый, сальный. – чокнулись – Так что его баронскому отродью не хотелось больше иметь с таким дело, Камизаром вонючим.

– Ладно ты, прекрати свои бунтарские штучки. Объясни-ка поподробнее как ты все-таки слинял оттуда, под каким предлогом?

– Ну что, я сказал что мне появляться в тех местах опасно, когда этот Рено за кулисами начал по новой расспрашивать и снаряжать меня вместе со всеми.

– В общем ты собирал все что под руку попадется? И они поверили в эту чушь?

– Насилу отбрехался.

– А Аруэ?

– Аруэ сказал все как положено… что префект его не принял, и ни кто другой так же.

– Остается молить бога, чтобы его нервы не сдали раньше времени. А что это те на кабриолете куда поехали, ты слышал, ты знаешь?

– Все слышал, все знаю. Они в Орлеан, через Блуа.

– Ну конечно! Без баронессы?

– Она поплывет по Луаре, а на причале они ее должны встретить.

– Значит через Орлеан?

– Смотри-ка кто?

– Куда смотреть? – спросил Манден.

– Вон, стоит у балюстрады.

– Точно, Гийоме! Без зазрения совести, стоит, наблюдает. Экономит на застолье.

– Пойти позвать?

– Зачем он нужен! Пусть следит за ней как положено. А мне нужно заняться кабриолетом. Ты бы купил еще пару пузырей, отличный коньячок. Он нам очень понадобится.

– О чем разговор! Обязательно.

Глава VI. Кровавая развязка

Местность, где находился трактир «Пивная бутылка» недалеко от главной дороги, по проселочной; как ее и рекомендовали была действительно тихой, малолюдной и как следствие лесистой. Спасало хозяина трактира два источника доходов: местные крестьяне из сравнительно близлежащей деревушки и приезжие, заезжающие во многом благодаря фактору закрытых на ночь орлеанских ворот, и так же благодаря столбику у обочины дороги, указывающему стрелкой на отходящую дорожку. В обратной стороне от стрелки на столбике торчал щит с надписью для тех, кто едет в Орлеан: «Приглашаем на пиво, отдых и все, чем богаты», и ничего не значащей надписью для тех кто следовал в Париж, но никогда не заглядывали; на другой стороне щита: «Трактир Пивная бутылка».

В этом отношении один из июльских дней выдался на редкость примечательным: с самого утра в трактир ехали и ехали со стороны Орлеана. И хозяин трактира это сразу же заметил по тем неприметным для простого глаза приметам, которые отличают приезжего проехавшего длинный путь, от проезжего проехавшего по пыльным дорогам, что называется всего ничего.

К таким проезжим относился и седьмой приезжий за этот день, – Гийоме, выехавший из Орлеана перед самым закрытием ворот и без труда по столбику отыскавший дорогу к трактиру. Обогнув лесок за которым оный был скрыт, Гийоме окинул взором трактир, представлявший собою в то же время постоялый двор со множеством пристроек, еще видимым в пространстве, сгущающемся от ночной мглы.

Подгоняемый чувством голода Гийоме быстро покрыл это расстояние галопом на своем скакуне и облегченно отдал его в руки встретившего его работника. После сделанного дела он прибыл на место к своим.

Гийоме вошел в общий зал и увидел Аньяна, сидящего с головорезом, не обращая более на него внимание, уселся за стол, положив на скатерть обе руки, на вытяжку.

– Начальник! Тащи жрать! – крикнул Гийоме во все горло. – Я давно не ел.

– Вам чего? – спросил трактирщик, подавая исписанный листок, скорее всего меню.

– Нам всего! – прорычал на него Гийоме, за его непонятливость.

Человеку, который целую неделю перебивался корками хлеба подавай все, без гнусных расспросов: что именно, да в каком виде, они только оттягивают время.

– Отощал ты по дороге. – умиротворенным тоном заметил Аньян. – Где проигрался?

– Не где, а когда? – Сразу! Но игра зато замечательная, потом сыграем.

Вошел трактирщик, неся вместе с кухаркой различной еды. В таких случаях на стол всегда ставилось пиво, которое приготовлялось здесь же и им же из местного хмеля и хорошо росшего злака. Пиво получалось добрым, так что бочонки с пивом посылались обывателям в обе стороны дороги. Пивоварня мало-помалу стала основным источником доходов и благосостояния этой частицы страны.

– Икры принести? – спросил трактирщик и получил более чем утвердительный ответ из набитого рта.

– Все давай тащи!

Когда ужин Гийоме подходил к концу за окном во дворе они услышали конский топот и ржание. Кто-то из трактирной прислуги бросился к окну глянуть, но приехавшие уже входили через дверь вслед за трактирщиком. Ими оказались Манде и к вящему удивлению Аньяна и Гийоме – де Морне, которого они считали отравленным, хотя и подозревали в этом трюк.

– Трюк де Морне удался, а маркиза нет. – тихо проговорил Аньян.

– А в чем дело?

– А ты знаешь, мы только сегодня сюда заехали. Де Спорада нас по дороге перехватил… Ну в общем Манде тоже хитрый лис. Я так подозреваю. Блене обоих их по паре раз друг другу заложил. Ну скотина! Ты видишь его нет здесь…

Трактирщик крутился возле приехавших, сбивавших пыль с высоких сапог с голенищами и прочих, преимущественно кожанных вещей.

– Господа вы очень меня простите, но покои вам будут отведены в комнате вместе с другим господином, и в смежной комнате с другими… господами. – все же решил назвать остальных так же.

– Что ты меня как дите малое настраиваешь. – недовольно проговорил де Морне, потребовав после то же самое, что некоторое время назад теми же словами требовал Гийоме.

– Уже несут. – продолжал трактирщик голосом, еще более услужливым.

Вошедшие заметив сидящих, поприветствовали их жестом руки и направились к Гийоме.

В дверях появился доселе отдыхавший маркиз де Спорада. На его каменном лице при виде де Морне не выразилось ни одно из чувств, бурно клокотавшей досады, по случаю приезда наследничка.

– Завтра в пять баронесса велела кучеру синего экипажа подъехать к ее гостинице. – ответил Гийоме на все вопросы одним разом.

В тот вечер собравшийся костяк банды наследника, в одной из двух смежных отведенных для них комнат закрывшись от головорезов ознаменовал свой съезд и удачный ход дел хорошим запоем, но в меру, перед грядущим делом.

Пиво было отвергнуто. Его вообще тогда во Франции не воспринимали, если не сказать сильнее, не любили, предпочитая вину, даже если плохому. Так что трактирщику, очень недовольному таким оборотом дел, пришлось вытаскивать все самое лучшее из винных запасов. Но это вовсе не означало, что пиво являлось неудачной новацией… ибо испить холодный солодкий напой в летнюю жару – кому не захочется?

Итак, как уже говорилось: Гийоме, Аньян, Метроне и на другом краю стола де Спорада, Манде и де Морне сидели за столом, поставленным на него двумя корзинами бутылок и множеством легкой закуски возле.

И какая попойка обходится без разговоров, тем более в такое для них время, когда обсудить кое-что было просто необходимо. И если сначала собутыльники лишь только переговаривались, то потом под воздействием зеленого змия разговорились, а Гийоме принялся играть с Аньяном и Метроне в ландскнехт по новому типу, коему сначала научил, прежде спустив на нем все что имел, в злосчастном лиможском кабаке.

Прежде чем играть всерьез, Гийоме раздавая предупредил что: кто будет мухлевать, будем бить по наглой белобрысой роже.

Естественно что азартная игра, хоть и по небольшой ставке в одно су, в дополнение к пенистому шампанскому, рубиновому кагору и бургундскому, вызывало у пьянеющей троицы взрыв эмоций и как следствие появилась потребность в анекдотах, в которых Аньян был особенно мастак и травил их по своей крестьянской природе очень умело и безумолку, так что это вызвало и Гийоме рассказать свой еврейский анекдот, в котором у Абрама на похоронах спросили: отчего у него теща умерла: – «Грибов объелась». После следующего вопроса выяснилось, что синяя она такая – потому что жрать не хотела.

Анекдот неприятно натолкнул де Морне на разговор о деле, на которое они здесь все собрались.

– Где головорезы? – спросил он у Спорада.

– Заперты. – неохотно ответил тот.

– А сколько их? – снова осведомился он, имея ввиду людей из Обюссонского замка.

– Понятия не имею, спрашивай у Гийоме.

Гийоме услышав что речь зашла о нем, сам предупреждая вопрос ответил на него де Морне.

– У нее Рено и еще двое из свиты, и еще должны прибыть трое на кабриолете.

Тут Манде поняв, что настало время сказать ему, не упустил момента:

– Этот кабриолет не прибудет, я позаботился.

– Так их значит всего трое! – воскликнул Аньян, доселе считавший, что нападать так и придется, на прежнюю вереницу экипажей, будучи не в курсе дела.

– Ты что орешь, дурак! – осадил его Метроне стукнув кулаком по лбу. Еще более неприятно для Аньяна доставило выслушивать шипение Манде.

– Тебе что не говорили: мы здесь не одни?

В гостиничной части трактира они были действительно не одни. За стеной, а точнее за тонкой перегородкой в соседнем номере обретались граф де Гассе и граф д’Олон с общим слугой Баскетом.

Причиной того, что два великосветских льва решили уединиться в этой богом забытой местности, в более чем заурядном для них трактире, было желание друзей отдохнуть от праздной жизни на фоне природы и развеяться на охоте в лесу графа д’Олона, до которого было отсюда не больше лье.

Естественно охотников не могли заинтересовать все приезжавшие, и приезжавшие люди под плащами, под камзолами скрывающие свое вооружение, что невозможно скрыть от глаз таких бывалых вояк, коими являлись: мушкетер де Гассе – известная шпага во Французском королевстве, и силач д’Олон, любивший более стрелять, так как сражаться на шпагах с его могучей, как старая дубовая ветвь рукой, было убийственно и охотников на такое дело находилось мало, разве что неустрашимый де Гассе, противопоставлявший тяжелым молниеносным ударам, свою молниеносность в легкости движения, заходов, а главное точность ударов клинка.

Зоркий глаз в бою имел точно такие же свойства и в жизни, поэтому он сразу посчитал съезжавшихся подозрительными типами. Однако хоть многочисленные соседи и внушали подозрение, настоящие дворяне не могли отделаться от них: съехав первыми, а так как друзья были именно такими дворянами, то и не уезжали, стараясь не замечать ничего, как будто тех и не существовало вообще. Но как можно не заметить, когда порой через перегородку доносился смех, обрывки фраз, а то и целые выражения, как например последнее: «Так их значит всего трое!», с воспоследовавшим после более чем подозрительным успокоительным шипением.

А так как их с Баскетом было именно трое, эта услышанная фраза не могла их не встревожить и не подтолкнуть к принятию мер безопасности.

Иначе они выглядели бы просто беспечными людьми, коими конечно же не являлись.

Первым побуждением было схватиться за оружие, но по здравому размышлению, принялись сначала за баррикадирование дверей. Осторожно приподняв старый дубовый комод д’Олон как перышко беззвучно опустил его вплотную к дверям, открывавшимся вовнутрь. Баскет задвинул щеколду, а де Гассе и д’Олон еще подставили торцом к комоду не менее массивный шифоньер.

Теперь предстояло приготовить оружие: все какое у них было, а было его на троих предостаточно, ведь приехали они сюда поохотиться. Помимо шпаг, имеющихся у каждого дворянина в наличии, имелись так же три тренировочных пистолета д’Олона, которые всегда были с ним, где бы он ни был. Кроме того: три охотничьих ружья и достаточное количество пуль и пороха. Пока Баскет вытаскивал все указанное на стол и заряжал, де Гассе затушив свечи подошел ближе к перегородке, а д’Олон пользуясь темнотой, выбрал наблюдательный пункт у окна, глядя из щели занавесок во двор до конюшен и каменной ограды.

Закончив заряжать Баскет, как и его два господина погрузился в выжидательное недвижение.

– …Хватит пить!…До поросячьего визга нализались… – доносилось через перегородку. – Рано вставать…

* * *

Консьерж орлеанской гостиницы, где остановилась баронесса д’Обюссон, как ему было велено, разбудил ее в тот час, как подошел экипаж, то есть ранним утром.

Сказав как положено: доброго утра, исполнительный служащий собрался уже уходить как…

– Это что такое? – услышал недовольно строгий тон баронессы, разбуженной его стуканьем об открытую дверь. – Разве сейчас пять, или у вас в пять только начинает светать?

Испуганный неожиданно-неприятным оборотом, к коему его привела его исполнительность, консьерж взглянул в окно и действительно согласился что сейчас не пять.

– Но, мадам, вы просили разбудить тотчас, как приедет синий фиакр, а он уже подъехал, извольте в этом убедиться.

Баронесса поняла почему так получилось, но не рассердилась на кучера, из-за которого не доспала и благодаря которому у нее прибавилось столько времени. Можно было еще сладко вздремнуть, но спать расхотелось совсем. Часы показывали четыре, с несколькими минутами.

– Еще раз простите. – извинился все еще не ушедший консьерж.

– Не стоит, не стоит, прикажи чтобы приготовили завтрак и разбуди слуг.

– А кучеру что сказать?

– Скажи что его часы спешат на час, если они конечно у него есть.

Вынужденно улыбнувшись, консьерж удалился по делам, конечно же и не думая ничего говорить кучеру.

Оставшись одна она подумала: нужно еще хоть немного вздремнуть, но сонливое состояние как рукой сняло. Захотелось выйти в сад на утреннюю свежесть. Никогда ранее она так рано не вставала в своем замке, потому что ложилась там поздно и вставала так же поздно, так что раннее утро никогда не представало перед ней в таком благоухающем пробуждении, каким баронесса видела его в саду, полном запахов разносящей их холодком свежести и росы, начинавшей уже искриться.

Сорвав яблоко продолжила гулять по тропинке в таком месте, где казалось бы никаких мыслей не могло возникнуть – одно чувство отдохновения, но у баронессы было слишком много забот на предстоящий день, чтобы о них не думать: по приезду квартиру найти поближе к их нотариусу, если её не будет в наличии у родственницы, подумалось что плата очень вздорожала… визиты к нотариусу, и в суд, и вообще много разного прочего, что ей поручил супруг.

Помимо забот она думала о Париже, который уже совсем забыла.