Kitabı oxu: «Японская война. 1904», səhifə 4

Глава 5

Стою, мысленно матерюсь, слушая, как тут устроена медицинская служба, и сравниваю с тем, как все изменилось за последующий век. Проснувшись, я решил начать с того, в чем получше разбираюсь, и вот… Начал на свою голову.

– Таким образом, у нас есть четыре передовых перевязочных пункта, которые идут вместе с ротами, и где будут работать мои коллеги, – старший полковой доктор Игорь Иванович Слащев кивнул на своих более молодых товарищей, а потом гордо пошевелил длинными седыми усами. – Помимо них уже почти подготовили один главный перевязочный пункт, где буду находиться я сам. И как глава вашей медицинской службы хочу сразу сказать, что привезенное вами оборудование избыточно. Будет правильнее переправить его в дивизионные передвижные госпитали, а лучше в госпиталь корпуса. Поверьте, там по-настоящему опытные врачи, и они найдут всему этому применение гораздо разумнее, чем вы или даже я.

– То есть вы предлагаете отдать машины для дезинфекции и льда, рентген, а заодно и все наши полевые повозки в тыл? – я на всякий случай все же переспросил.

– Именно.

– Мне не доверяете? Или сами так боитесь ответственности? А может, просто пользоваться не умеете? – От моего вопроса доктор, уже уверившийся в легкой победе, даже замер.

– Это… Все не так!

– Если не умеете, я вас научу. Это не сложно.

– Да умею я!

– Тогда оборудование останется у нас, – я отмел все возражения.

– А что насчет медицинских препаратов? – старший аптекарь, Филипп Иванович Корф, неожиданно встрепенулся. – У нас с собой есть полковой запас бинтов, одежды для раненых, да и лекарств тоже. Это немало, но вдруг не хватит. Может, заберем хотя бы часть нашей доли с дивизионного склада?

– Ну, Филипп Иванович, ну что вы опять начинаете свое плюшничество! – Слащев тем временем успокоился и принялся довольно отчитывать погрустневшего аптекаря. – Все же рассчитано. Как будет нужно, нам подвезут все необходимое. А если сейчас все взять, а нам придется резко куда-то выдвигаться, как это с собой возить?

Битва хомяка и перестраховщика – и в этом сражении я точно на стороне первого. Особенно учитывая, что нам действительно понадобятся все возможные запасы.

– Считайте, что каждый солдат в полку будет ранен, – решил я. – И пусть на каждого у вас будет в достаточном количестве и перевязочного материала, и всего остального.

Невольно вспомнил расчеты Первой мировой. Под ее конец французы, идя в наступление, разворачивали за каждой дивизией госпиталь, превышающий ее по количеству коек ровно в два раза. Потому что знали: к обеду этой дивизии не станет уже в полном составе, и на ее место придет новая. А им нужно будет лечить тех, кто выживет и в первую волну, и во все следующие. У нас, надеюсь, до такого ужаса не дойдет…

– И все же я считаю, что это лишняя трата ресурсов, – Слащев долго терпел, но в итоге не выдержал. – Когда я работал в Красном кресте в Южной Африке, мы себе такого не позволяли.

И тут я впервые взглянул на доктора как на профессионала. Доброволец на Англо-бурской – это хороший опыт. Вот только над умением делать выводы ему бы поработать.

– Прекрасно, – я кое-что вспомнил. – Мне тоже попадались документы по той войне. И англичане писали, что в среднем каждый их солдат за то время прошел через госпиталь. Если брать гражданскую войну в Америке, то там и того больше: каждый солдат был в госпитале в среднем три раза. А какой у вас опыт?

– Такие цифры я не изучал, – доктор опять растерялся.

– Тогда до новых вводных будем ориентироваться на них, а потом уже начнем вносить корректировки.

Слащев сдался, и мы перешли к обсуждению остальной работы медицинской службы. Если честно, мне уже давно хотелось сказать «стоп» и начать все менять, но… Я ведь тоже не специалист – сколько у меня опыта? Так что старался слушать, пытаться понять. Про инфекции было даже интересно. Оказалось, доктора тут успели провести целую спецоперацию по приучению солдат к чаю, и когда те перестали пользоваться сырой водой, удалось до минимума свести болезни желудка и холеру. А вот с чем не получалось справиться, так это с сифилисом. Местные им болели, рядовые, несмотря на все угрозы и разъяснения, к ним бегали, и результат налицо. Иногда в прямом смысле слова.

Здесь мне сложно было что-то сказать. Учись я в свое время на обычного доктора – возможно, было бы по-другому, но буду думать… А пока мы снова перешли к полевой медицине. Слащев с другими докторами принялись рассказывать, как у них организована сортировка, как они отслеживают типы ранений и определяют судьбу пострадавших… И я все-таки не выдержал.

– Простите, я правильно понял, что вы собрались измерять пульс прямо на поле боя?

– Без этого не поставить верный диагноз, – Слащев вскинул голову, на этот раз твердо уверенный, что сумеет поставить меня на место. – Вы не доктор, поэтому вам не понять, насколько точный диагноз важен для лечения.

– Я не доктор, – согласился я и закрутил головой, – поэтому мы проверим…

Рядом как раз проходил один из капитанов Мелехова, и я подозвал его, чтобы тот подобрал нужных людей. А сам тем временем рассказал нашим врачам и фельдшерам, что мы будем делать.

– Суть простая. Сейчас капитан Шульгин приведет нам два десятка смышленых рядовых и одну свинью. Свинью режем и с помощью ее крови имитируем попадания пуль, разрывы снарядов и другие приятные мелочи. Солдат я лично проинструктирую, что с ними случилось, ваша же задача – обработать этот поток раненых, словно мы на поле боя. Количество людей, что вы поставите на эту задачу – на ваше усмотрение. Я же со своей стороны буду оценивать, сколько времени займет сортировка, и сколько ошибок вы при этом совершите.

– Вячеслав Григорьевич, это неправильно… – доктор попытался поспорить.

– У вас есть где-то пятнадцать минут, чтобы подготовиться и на деле доказать мне свою правоту. – Я постучал по часам, а потом отошел в сторону к группе солдат, которых как раз привел капитан Шульгин.

Тут, признаюсь, я немного недооценил задачу – пришлось потратить почти полчаса, чтобы объяснить рядовым, что именно от них требуется. Они до последнего не хотели верить, что господин полковник задумал именно такое невиданное дело. Зато сам капитан и присоединившийся к нему поручик Славский включились с настоящим интересом. И когда я дал сигнал начинать, так и вовсе отыграли самое настоящее представление.

Поручик тряс своей залитой свиной кровью рукой и завывал, словно самый настоящий волк, перетягивая на себя почти все внимание десятка фельдшеров, выделенных на дело Слащевым. Сам доктор хмурился, краснел и держался почти минуту, но потом не выдержал и криком напомнил своим, что, вообще-то, у них тут не один поручик на излечении. В итоге осмотр и сортировка с описанием, что делать дальше, заняли почти пятнадцать минут. Честно, даже быстрее, чем я ожидал.

А вот доктор Слащев, кажется, был готов провалиться под землю от стыда.

– Не думал… Не думал, что будет такой хаос, – раз за разом повторял он.

– Солдаты вон регулярно занимаются упражнениями, – заметил я. – Если и вы будете своих орлов гонять, уверен, они тоже довольно быстро набьют руку. Тут ведь дело не только в скорости, – я шел мимо раненых и остановился рядом с довольным Славским. – Возьмем поручика – что вы у него нашли?

– Скользящее ранение руки, – тихо ответил один из фельдшеров.

– Требует ли оно срочного вмешательства врача?

– Нет.

– А каким вы его осмотрели?

– Первым, – фельдшер покраснел вслед за своим начальством.

– Дальше, – я подошел к еще одному раненому. – Это рядовой Семенов – что с ним?

– Мы подходили, – зачастил уже другой фельдшер. – Он тихо сидел в углу и отказался отвечать на наши вопросы. А это вообще нечестно!

– Рядовой Семенов, какие у вас были инструкции? – я повернулся к солдату.

– Сидеть молча, если не подойдут в течение десяти минут, – солдат смущенно вернул часы капитану Шульгину. – Если подойдут раньше, сказать, что рядом был взрыв, теперь тошнит и кружится голова.

– Что это? – я посмотрел на фельдшера.

– Не знаю.

– Это контузия! – рявкнул я в ответ, на мгновение задумавшись о том, что открытие большей части последствий от воздействия взрывов и оружейного огня еще впереди. Ну да что теперь делать, будем опережать время. – Ударная волна поражает головной мозг и его функции. От удара о черепную коробку возможен отек, но с этим мы ничего не сделаем. А вот помочь человеку не захлебнуться рвотой – положить его на бок в устойчивую позу с подтянутым повыше коленом – это нам уже по силам. Кажется, мелочь, но такая мелочь, если не обратить на нее внимание, в отличие от царапины может стоить жизни! И ваша… Нет, наша общая главная задача сделать так, чтобы мы правильно распределили ресурсы и помогли всем, на кого нам хватит времени и сил.

– Разрешите, господин полковник? – капитан Шульгин, внимательно слушавший мою речь, вытянулся, чтобы задать вопрос.

– Разрешаю.

– Почему вы говорите, что мы должны помочь тем, на кого хватит времени? Почему не всем?

– Потому что, – я вздохнул, – у нас недостаточно врачей на каждого раненого. Чем раньше мы это признаем, тем быстрее начнем искать решение, что с этим делать. Так же важно понимать, что раненые появляются не в тылу в больнице, а на переднем крае, где стреляют, где ни на что нет времени, и все, что можно и нельзя, нужно делать быстро и не высовываясь. Поэтому правильная сортировка – это одна из важнейших частей работы медицинской части. Ведь в чем ее суть? Мы делим раненых на группы. Черная – те, кому не помочь, и если мы будем тратить на них время, то украдем его у тех, кого еще можно спасти. Красная – те, кто может умереть в течение часа и кем нужно заниматься в первую очередь. Желтая – те, чьи жизни пока не находятся под угрозой и, как бы больно им ни было, они должны подождать, пока врачи, количество которых ограничено, будут спасать их товарищей. И наконец зеленая группа – легкие раненые. Легкие – это не значит, что их не нужно лечить, но значит, что до госпиталя они смогут добраться самостоятельно. Естественно, не одни, соберем их в группу, человек 10–20, поставим сопровождающего и вперед. А медицинский транспорт сохраним для тех, кто на самом деле не сможет без него обойтись.

* * *

Игорь Иванович Слащев думал, что сегодня ему как обычно придется ставить нового офицера на место. Уже не раз бывало, что мундиры пытались его строить, рассчитывая загнать медицину в свои тугие армейские рамки, но быстро убеждались, что на самом деле ничего в ней не понимают. И, к счастью, им обычно хватало понимания, что ради блага своего и солдат стоит отойти в сторону.

Сегодня доктор Слащев впервые почувствовал себя на их месте. Сначала странные слухи о том, что новый полковник провел в прямо в поезде операцию на артерии. И пусть Игорю Ивановичу доводилось читать о подобных опытах, но рассчитывать, что кто-то в России оказался на острие науки, было невероятно. Особенно невероятно, что этим кем-то оказался военный… Поэтому он просто предпочел не поверить в эти сплетни. Точнее, он не верил сначала, но когда полковник Макаров устроил ему разнос с сортировкой раненых, появились сомнения. И ведь как придумал – не просто накричал или объяснил словами, а показал на деле и ткнул носом.

Игорь Иванович так разозлился, что был готов взорваться из-за любой мелочи, но тут полковник рассказал своему капитану про суть сортировки и… Это было так необычно. Новые слова, термины, но при этом все так просто и понятно. А потом Макаров и вовсе предложил повторить эксперимент. Только теперь уже доктор будет готовить раненых, а он в свою очередь проинструктирует фельдшеров. Мысль о том, что это глупые игры, мелькнула лишь на мгновение, уже через секунду доктор думал только о том, как теперь уже он макнет полковника носом в грязь.

И он постарался. Снова привлек поручика Славского, придумал каждому солдату свой уникальный случай и добавил пару хитростей. Если не догадаться задать правильный вопрос, то причину болезни легко можно было перепутать. А еще… Тут Игорь Иванович признавался сам себе, что поступает не очень честно, но очень уж ему хотелось победить – в общем, он добавил пару случаев, с которыми точно еще никто из его команды не сталкивался. Так что победа теперь была ему гарантирована.

– Вы готовы? – спросил полковник.

– Готовы, – доктор оглядел созданное им поле раненых.

– Тогда начинаем… – ответил его противник, и вперед выступил один-единственный фельдшер.

Новенький Короленко – Слащев задумался, насколько тот может быть хорош, но только тряхнул головой. Все его ловушки тому точно не обойти. Доктор был уверен в себе, но все равно с волнением следил за происходящим.

Короленко подошел к первому больному. Вопрос – он его даже не расслышал на расстоянии – ответ.

– Красная группа.

Второй раненый. Вопрос-ответ.

– Зеленая группа.

Рядом начал прыгать поручик. Вопрос – тот попытался увести разговор в сторону. У Игоря Ивановича даже вспыхнула надежда, но…

– Зеленая группа, – припечатал Короленко и продолжил свой поход.

Всего сортировка раненых заняла чуть больше минуты, и ошибся фельдшер только один раз. Причем и сам Игорь Иванович, если не кривить душой, в том случае мог бы допустить оплошность, столько всего там накрутил. Теперь должен был начаться разбор, но тут к полковнику прибежал еще один новенький, капитан Хорунженков, и доложил, что кто-то устроил дебош у его палатки.

В общем, полковник Макаров ушел заниматься своими делами, а доктор Слащев остался со своими. И он не собирался терять ни секунды, чтобы разобраться, что же именно тут произошло.

– Как? – подошел он к Короленко. – Что вам сказал полковник, как вы сделали все так быстро? И так… безошибочно?

– Он… – фельдшер выглядел смущенным. – Он сказал, что это называется простая сортировка. Если человек не дышит и не двигается – черная зона…

– Но ведь можно ошибиться! – тут же воскликнул кто-то из толпы. – Наша задача – нести христианское милосердие, но как можно отворачиваться от кого-то так быстро, даже не попытавшись ничего сделать?

– Я сказал полковнику примерно так же, – Короленко покраснел. – А он сказал, что это чушь.

– Что? – доктор Слащев открыл рот от удивления.

– Да! – с вызовом ответил Короленко. – Сказал, что милосердие он оставит господу богу, а наша задача – сделать так, чтобы как можно больше раненых выздоровели и как можно быстрее вернулись в строй.

В толпе тут же началось обсуждение этой крамольной мысли, и доктор Слащев должен был признать, что звучит она на диво разумно. Чувствовалась в ней, конечно, армейская грубость и прямота, но… Возможно – тут доктор чуть не подавился на вдохе от этой мысли – чего-то такого и не хватало на самом деле всей медицинской службе империи. А то любят в том же Красном кресте поговорить об абстрактном милосердии, а как до дела доходит – кто в лес, кто по дрова. Нет цели, а значит, нет и возможности договориться: а что не так, а что можно сделать лучше.

– Оставим споры. Что там дальше было в этой простой сортировке?

– Если дышит, но не может говорить или двигаться, то красная зона.

– Дальше.

– Если двигается, говорит, но не может ходить, то желтая…

– А почему такой акцент именно на возможности ходить?

– Потому что если может двигаться и ходить, то это зеленая. Этот пойдет дальше своим ходом, – победно улыбнулся Короленко. Похоже, он сам задал тот же вопрос в свое время и теперь доволен, что и другие попались в эту ловушку.

Фельдшеры начали бурно обсуждать услышанное, другие врачи, стараясь сохранить репутацию, держались в стороне, но и они нет-нет, да и вставляли слово-другое. Сам же Игорь Иванович твердо решил, что будет внедрять эту новую методику у себя. Да, в ней было немало дыр, особенно в сортировке желтых и красных больных, и тут фельдшерам на местах будет помогать только их опыт и насмотренность. Но уж больно убедительной получилась разница: 15 минут и 10 фельдшеров в одном случае, и 2 минуты и 1 фельдшер в другом. Небо и земля. Да и сам доктор, хоть и был весьма упрям, пользу дела всегда ставил на первое место.

Возможно, и остальные идеи полковника будут иметь смысл… По крайней мере, когда он освободится, нужно обязательно еще поговорить.

* * *

Я икнул прямо на ходу, замедлился, чтобы восстановить дыхание, а потом уже спокойно вышел к своей палатке, рядом с которой гарцевали и переругивались одиннадцать казаков. Их старший выделялся не только погонами. Сам вытянутый, голова тоже, словно старалась успеть за телом, и иссиня-черные щегольские усы. Вот, кажется, я и познакомился с начальником переведенной ко мне кавалерийской сотни.

Петр Николаевич Врангель или, покороче, фон Врангель. Фон – потому что барон, и сейчас с этим баронским апломбом мне и придется разбираться. Еще бы понять, чего он так взбеленился!

– Господин полковник! – один из ближайших казаков неожиданно бросил мне укороченную для кавалерийских частей мосинку. – Давайте стреляться! За то, что в грош не ставите русскую кавалерию!

В памяти неожиданно всплыло. Свои командиры, свои интенданты, даже свои инспекторы – кавалерия, как и флот, в это время была словно государство в государстве. И, кажется, когда Засулич предложил выделить мне личную сотню, это было не столько подачкой, сколько подставой.

– Ну что, господин полковник? Или боитесь? – Казак начал картинно поднимать свой карабин, и меня изнутри снова наполнила ледяная уверенность.

Как тогда с интендантом в поезде…

Ладонь, до этого сжимавшая шейку приклада словно дубинку, сменила хват: пальцы заняли каждый свое привычное и единственно правильное место. Мизинец полностью расслабился, чтобы не ходил локоть. Указательный лег на спусковой крючок точно краем первой фаланги, чтобы при нажатии винтовка даже не подумала шелохнуться… И откуда я все это знаю? Ни я сам, ни бывший Макаров никогда не были хорошими стрелками.

Откуда, черт побери?!

Глава 6

Стою, карабин смотрит чуть вперед, врангелевцы передо мной замерли. Кажется, никто не ожидал, что я пойду на обострение? Ну, побузили казаки, и что такого? А вот не дождетесь, я пойду до конца, потому что без нормальной кавалерии сожрут меня тут японцы, а вот с ней – появилась у меня пара идей, пока спал.

– Не шутите так, полковник! Мы сегодня на дело ходили, по нам корейцы стреляли, мы до крови жадные… – Казак, бросивший мне мосинку, поднял свой карабин немного повыше.

Я до последнего не верил, что до такого дойдет, но тут опять взяли верх неизвестно откуда появившиеся рефлексы. Мой карабин взлетел выше и быстрее – грохот выстрела, и деревянная ложа мосинки в руках шутника разлетелась на куски. Трехлинейная пуля, 7,62 миллиметра, еще и на таком малом расстоянии – это страшная штука, но когда стрелял, я словно видел, что и как будет дальше. Пуля в одну сторону, большая часть щепок приклада – в другую. Мелочь, конечно, достала и казака, и его коня, но это действительно была мелочь.

– Как это понимать, полковник? – Врангель поднял своего коня на дыбы.

– Ах ты, сволочь! – Еще один казак решил перейти от слов к делу.

Ну а я снова выстрелил. В магазине мосинки 5 патронов – минус еще один, осталось три. На этот раз замерли все. Если в первый раз мой выстрел еще могли принять за случайность, в том числе и я сам, то теперь уже второй разнесенный в щепки приклад прямо говорил о том, куда и как я стрелял.

– Кажется, мы неправильно друг друга поняли, – Врангель окинул взглядом свою банду, а потом спрыгнул с коня. – Забудем?

Он протянул мне руку.

По всем правилам то, что мы сейчас натворили, это трибунал. Вот только армия – это не только правила, это прежде всего толпа самых разных мужиков, которым нужно ужиться друг с другом. Я ведь уже видел такое в свое время. Хорошо, когда можно служить строго по уставу, но… Нам сейчас не служить, а воевать надо.

– Знаете, Петр Николаевич, – я внимательно посмотрел на Врангеля, – если бы сейчас было мирное время, вы бы вместе со своими людьми пошли под суд. Но сейчас война. И мне в моем полку нужны волкодавы с зубами, а не в строгом ошейнике. Понимаете?

– Рвать, но только по вашему приказу? – фон Врангель сразу понял, что к чему. А чего я хотел от барона?

– Только так, – я пожал протянутую руку. – А теперь идите. С генералом Мищенко я сам поговорю насчет вашего перевода, когда он вернется. Чтобы не было обид. И… – я задумался. – В 19:00 будьте готовы, возьму вас с собой на обход наших постов. Заодно и обсудим, чем вы на самом деле сможете помочь полку.

Мы несколько долгих секунд мерились с Врангелем рукопожатиями, пока довольный сотник⁹ не отпустил мою ладонь. Кажется, договорились – я немного расслабился и тут же вспомнил одну странность, которую пропустил в самом начале.

– Подождите… Вы сказали, что по вам корейцы стреляли? Но откуда они взялись? И разве мы с ними воюем?

– Да это пограничники, – ответил тот самый казак, что кинул мне свой второй карабин. – Формально у них японцы уже столицу взяли, а они до сих пор играют в независимость. Мол, это нам решать, кто тут будет ходить. Нет, чтобы включить голову и вместе с нами вдарить по самураям!

Он только рукой махнул, недовольный менталитетом наших южных соседей. Хотя лично я не удивлюсь, если все эти независимые патрули на самом деле управляются из штаба армии Куроки. А что? Китайцев для шпионажа японцы используют, почему бы не припахать и корейцев. А вот чего Корее потом будет стоить эта оккупация, которая закончится только после Второй мировой, кто же о таком будет думать заранее.

– Надо бы этих корейцев захватить и допросить, кто у них главный, – задумался я вслух.

– Нельзя, – возразил Врангель. – Нейтралы же, так как мы их захват японцами не признаем. А как их брать в плен и спрашивать после такого?

– Те, кто стреляют в моих солдат, точно больше не нейтралы, – лично у меня по этому поводу никаких моральных дилемм не было. – Так что до вечера подумайте еще и над этим. Как будет лучше провернуть.

– Так точно, – Врангель ответил с усмешкой, но очень уж довольной она была.

– Господин полковник, разрешите попросить? – снова вмешался в разговор тот казак. Упорный и наглый, наверно, тоже какой-то «фон».

– Чего тебе?

– Винтовку верните, пожалуйста. А то одну сломали, вторую забрали, а у меня теперь денег не хватит, чтобы новую взять.

– У друзей одолжишь, – я только отмахнулся. – Или ты хочешь забрать у меня то, что я взял в бою?

Врангель усмехнулся еще злее и довольнее.

– Не хочет он! – барон треснул по плечу своего товарища. – До вечера, господин полковник.

– До вечера, – я попрощался и проводил взглядом удаляющуюся кавалькаду.

Вот и поговорили.

После общения с медиками и казаками мне нужно было подумать, и я уже при свете дня осмотрел и прошелся по нашим позициям. Вылезло несколько новых деталей. Во-первых, островов на реке оказалось не три – столько было только в лоб перед нашей позицией, а так вся Ялу словно бы состояла из заросших кусочков суши и огибающих их быстрых водных потоков. Во-вторых, на нашем левом фланге нашлась еще одна река. Айхэ впадала в Ялу, как бы прикрывая нас с этой стороны, вот только ощущение это было обманчивым. Даже я с высоты видел сразу несколько бродов, а сколько их на самом деле, где можно перевести хоть полк, хоть целую дивизию? Возможно, даже с артиллерией…

Итого линия фронта, где с корейской стороны стояла деревня Ыйджу, а с нашей – Тюренчен, составляла около 16 километров. Еще не меньше стоило бы держать под контролем вдоль Айхэ. Много на один наш корпус для того, чтобы рассчитывать всерьез остановить японцев. Впрочем, подкрепления подходили, и за месяц до начала боевых действий можно было рассчитывать набрать почти полные штаты. А главное, раскинуть нормально свои дозоры, чтобы точно знать, где и какой ждать атаки.

А то… С моей сопки были видны неглубокие окопы главных позиций и прикрытые лишь спереди батареи, стоящие к ним почти вплотную на открытой стороне холмов. А уж про какие-то посты с той стороны реки и вовсе речи не шло. Раз в несколько часов разъезд, и все… Впрочем, может, разведчики на то и разведчики, что их не так просто заметить, и на самом деле все хорошо? Мое настроение немного улучшилось, и я стал ждать вечерней инспекции даже с некоторой надеждой.

* * *

Зря!

В семь вечера я собрал своих подполковников, Врангеля, ну и Хорунженкова, так как именно вокруг его роты начинал формироваться новый батальон. Мы все вместе пошли осматривать наши передние позиции, и их просто не было!

– Почему? – не выдержал я, когда мы прошлись по полковому палаточному лагерю, осмотрели несколько линий окопов по пояс, а потом за выставленной прямо на нашем берегу линией часовых все и закончилось.

– По штату у нас не так много лопат, если вы про земляные работы, – заметил Мелехов. – Не знаю, как у Степана Сергеевича, но у нас выходило по одной лопате на пятнадцать человек.

– У нас так же, – согласился Шереметев. – Но будь их даже больше – мы же на передовой, Вячеслав Григорьевич. Как можно выматывать солдата работой, когда в любой момент, может, уже завтра, придется рисковать жизнью?

– Если вы не выматываете людей работой, то, может, вы учения каждый день проводите? – я начал злиться. – Так чем у вас солдаты занимаются? Мотают себе нервы, пьют чай да беседы ведут на завалинках?

– Да мы еще лагерь до конца не обустроили! – Шереметев покраснел, бросил быстрый взгляд на Врангеля с Хорунженковым, которые увидели это, и в итоге закипел еще больше. – Мы же командиры, кто как не мы должен думать о людях!

– Доктора мне вот рассказывали, что пришли на войну ради христианского милосердия. Вы – чтобы думать о людях! А кто воевать будет? Милосердие и думы – это хорошо, но если мы не подготовимся к будущим сражениям, то все это Чушь Петровна и не больше. Никто, умирая, не будет вам благодарен, что вы своей заботой не дали солдатам шанса выжить!

– Чушь Петровна! – Врангель хохотнул.

Хорунженков сдержался – ну да он и не барон. Мелехов, к моему удивлению, задумался, а вот Шереметев снова вспылил.

– Вы все правильно говорите, господин полковник. Вот только слова – это слова, а что делать-то нужно? До чего важного мы не сумели додуматься?

Кажется, он принял все на свой личный счет и теперь ждал ответа, чтобы понять, умею ли я только болтать или что-то дельное могу предложить. А я могу! Не зря думал, не зря вспоминал, что говорили и на что обращали внимание офицеры в мое время.

– Что делать? Для начала надо нарисовать карты. Всего, что вокруг нас, – я обвел рукой окрестности. – Замерить, зарисовать все сопки с указанием высоты, все дороги, все реки и ручьи. Опросить местных, проверить, ничего ли не пропустили. Добавить броды, лесные тропы…

– Зачем столько всего? – спросил Врангель, разом забыв про смешки.

– Чтобы, когда придет время отступать или наступать, мы не гадали, не полагались на удачу или господа бога, а выбирали лучший путь. А еще… Когда у нас будет карта, мы сможем не наугад, а по науке расположить свои позиции. Чтобы доставить больше всего проблем врагу, чтобы была возможность отводить раненых и подводить подкрепления, чтобы, когда у нас появится артиллерия, мы по уму нарезали ей сектора обстрела, чтобы мы контролировали каждый сантиметр этой земли, если хотим называть ее своей.

– А лопаты? – напомнил Мелехов.

– Реквизируем у корейцев и китайцев, вместе с транспортом. Нам ведь не только ямы выкопать нужно будет, но и прикрыть их. Вы же слышали, что японцы закупили у Германии гаубицы? Так что уже сейчас можете рассчитывать, что они будут не в лоб по нам бить, а закидывать бомбы сверху.

– Прикрывать окопы – это тоже немецкая тактика, – заметил Врангель.

– Вот ей против немецких же орудий мы и воспользуемся.

Мы еще несколько минут обсуждали с Шереметевым и Мелеховым детали. С чего начнем завтра, сколько людей будем привлекать на каждое направление, как выстроим смены. В итоге договорились, что Степан Сергеевич займется картами, благо он лучше понимал, что и как для этого сделать, а Павел Анастасович – общением с местными, добычей инструмента и началом работ по фронту. Там ведь копать в любом случае придется, так что лишним не будет.

– А мы вам зачем были нужны? – спросил Хорунженков, когда оба подполковника откланялись и ушли.

– А ваша рота с усилением от Петра Николаевича, – я кивнул на Врангеля, – будет заниматься дозорами на островах и той стороне.

– На островах стоят отряды 12-го стрелкового, – заметил Врангель.

– Что ж, тогда на островах положимся на товарищей, а с той стороны будем действовать сами.

– Генерал может быть недоволен нашей самодеятельностью, – Врангель еще сомневался.

– Значит, буду с ним разговаривать, – я пожал плечами. – Кстати, а что за черная кошка пробежала между вами и генералом Мищенко? Мне казалось, ваши, наоборот, его очень уважают.

– Уважают, но… – Врангель оборвал себя и тряхнул головой, показывая, что не желает о таком распространяться. Пусть – если это касалось дела, то я все равно узнаю. Если же нет, то и черт с ним.

С этими двумя в отличие от подполковников мы говорили гораздо дольше. С Хорунженковым обсуждали способы укрытия позиций и поведение солдат на них. С Врангелем – наоборот. Способы обнаружения и поиска интересных целей для нашей сотни. На первом этапе я рассчитывал, что они оба смогут помочь друг другу. Одни прячутся, другие ищут – так и руку набьют, и интереснее будет. А что касается целей… Были у меня надежды на расспросы слишком резвых корейцев. Выманить бы их только.

Когда я вернулся к себе, лагерь уже спал. Впрочем, меня как командира все равно ждал свежий чай из гаоляна и котелок с солдатской кухни. Еще одно дело, которым нужно будет заняться. Проверю завтра, как питаются рядовые, заодно пройдусь по припасам… Читал я как-то в будущем, что японцы стреляли в разы больше наших – вот и выясним, откуда у этой сплетни ноги растут.

* * *

Петр Николаевич Врангель думал о том, как переменчива порой судьба.

Как он решился отправиться на восток, как попал под руку полковнику Макарову. Сначала хорунжий посчитал это ссылкой и даже решил продавить новенького офицера, но тот оказался хорош. Как разнес карабины Семена и Мишека, а главное, в принципе не испугался это сделать. За таким человеком казаки были готовы идти. Причем в отличие от генерала Мищенко, который тоже был хорошим командиром, полковник, как оказалось, умел придумать немного больше, чем положено.

Взять его идею с секретами. Сначала Петр Николаевич считал это глупостью – ну, какой солдат сможет спрятаться от казака! И да, первые несколько дней, как бы глубоко ни закапывались секреты Хорунженкова, как бы они ни пытались укрыться ветками, наметанный глаз легко замечал чуть пожухлые листья, следы или неосторожные движения наблюдателей. Но потом, на четвертый день, во время очередного разъезда солдат выскочил у Врангеля за спиной. И ведь будь это враг – вот и не стало бы его больше.