Kitabı oxu: «Месть десперадо. Эпизод из жизни Хоакино Мурьеты»

Благодарности:

А. Владимирович

© Антон фон Перфаль, 2022

ISBN 978-5-0056-9827-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Серия «Мир детектива»

 
Вышли
Хьюм Ф. Человек в рыжем парике
Смолл О. Дж. Образцовая загадка
Фримен Р. Остин. Тайна Анджелины Фруд
Хрущов-Сокольников Г. Джек – таинственный убийца: большой роман из англо-русской жизни
Мейсон А. Э. В. Дело в отеле «Семирамида». Бегущая вода
Александров В. Медуза
Панов С. Убийство в деревне Медведице. Полное собрание сочинений С. Панова
Мейсон А. Э. В. Страшнее тигра
Детектив на сцене. Пьесы о Шерлоке Холмсе
Мейсон А. Э. В. Часы и дилеммы
Мари Ж. Ошибка доктора Маделора
Гейнце Н. Под гипнозом
Лабурье Т. Черная банда
Ракшанин Н. Тайна Кузнецкого Моста
 
 
Готовятся
Декурсель П. Сын тайны или два ребенка
Феваль П. Жан-дьявол
Бело А. Королева красоты
Хрущов-Сокольников Г. Рубцов
 

Месть десперадо

I

В начале 1848 года Калифорния еще не носила названия «страны золота». В то время Сьерра-Невада была еще непреодолимой преградой на пути к востоку. Увенчанная лаврами и розами страна святых раскидывалась под вечно-голубым небом от Сьерры до пологого берега Тихого океана.

Правда, спокойствие страны иногда и нарушалось здесь маленькими вспышками революции, но шум их редко проникал в эти плодородные, тихие равнины, где американский испанец пас свои стада, где фанданго было единственным удовольствием, а охота на гризли – высшим волнением.

Таким же образом текла тогда жизнь и в Ливермурской долине, где стоит теперь город Ливермур. На берегу Аррох-и дель-Валле, берущей начало в Гамильтоновых горах и затем прихотливо извивающейся по сочным лугам, виднелось несколько белых домиков, – это было индейское поселение, и обитатели его, давно уже укрощенные испанскими миссионерами, занимались здесь земледелием.

Там, где долина упиралась в величественную Монте-Дьябло, стоял красивый дом в стиле мексиканских «гасиенд», окруженный лаврами и мадронами¹. Дом этот принадлежал дону Педро Диасу. Десять лет тому назад, когда эта долина была еще совершенной пустыней, он получил здесь землю от мексиканского правительства и, ведя постоянную борьбу с индейскими грабительскими шайками, налетавшими сюда для разбоя с Гамильтоновых гор, мало-помалу расширял свои владения. Теперь он был самым почтенным и самым состоятельным человеком во всей долине.

Он и сын его Антонио, четырнадцатилетний мальчик, были единственными обитателями дома: жена его, донна Анна, пала жертвой одного из упомянутых выше индейских набегов.

Теперь, конечно, индейцев здесь не было уже и впомине, – они давно исчезли из этой местности. Дон Педро мог спокойно брать с собой сына во время своих поездок по лесам или долинам, где паслись его стада. Мексиканец словно родится в седле, в этой стране уменье ловко ездить верхом значит больше, чем умение читать и писать. А в этом отношении маленький Антонио не мог бы и желать лучшего учителя, чем его отец.

Был июнь месяц. В Ливермурской долине уже несколько дней было замечено сильное волнение. Внизу, на берегу реки, перед маленькими домиками люди собирались толпами, куря и оживленно жестикулируя. В гасиенде дона Педро Диаса было также заметно движение: перед входом в дом стояли маленькие лошадки, взмыленные и утомленные ездой, а на веранде сидел сам дон Педро в обществе каких-то людей, очевидно, иностранцев. На суровых лицах с бритыми подбородками не было видно ни одной черты испанской расы, широкоплечие коренастые фигуры их не обладали испанской величавостью и гибкостью, а их речь была резкой и отрывистой, пересыпанной английскими словами.

В углу лежали тяжелые сумки и мешки, из которых выглядывал железный инструмент: у каждого за поясом, стягивавшим поверх красной фланелевой рубашки панталоны из оленьей кожи, были заткнуты револьвер и нож.

– Да будь я проклят, сеньор, – воскликнул один из чужеземцев, сухощавый человек с ястребиным выражением лица, ударив кулаком по столу, – будь я проклят, если это дело не принесет больших барышей! Эти барыши достанутся на долю первых, кто возьмется за это дело! Кто приходит слишком поздно, тот всегда опаздывает! Не думайте дольше, сеньор, и благодарите нас за то, что мы берем вас в компанию. Чистое блестящее золото! К черту – ваш скот, ваших быков и лошадей!.. Одна удачная находка – и я получу денег столько, сколько не заработать за всю жизнь!..

Лицо дона Педро приняло сердитое выражение; он велел Антонио идти в его комнату, который внимательно прислушивался к разговору, и затем отвечал:

– К чему мне золото? Если вам оно нужно, ищите его, а у меня есть все, что мне нужно: есть земля, есть и скот… с чего я буду мучиться в поисках за презренным металлом, лежащим, по вашим словам, в горах!.. До сих пор он спокойно лежал себе там, пусть там и остается… стране он не принесет счастья. Вы сами ведь сказали, что в Сан-Франциско пришли уже целые корабли золотоискателей. Можете себе представить, что народ в этой массе чужеземцы, и в нашей стране теперь появится много всякой сволочи. Перейти через Сьерру!.. Раньше, это считалось невозможным. И каковы будут последствия всей этой истории? У нас соберутся все отбросы из других стран и никто уже не захочет работать по-старому. Если в действительности окажется здесь столько золота, как надеется эта толпа, то люди превратятся в зверей и начнут охотиться друг друга, а если добычи будет недостаточно для удовлетворения аппетита голодной шайки, – а я в этом твердо уверен, – что будет тогда?.. Тогда у нас начнутся разбои и убийства!

Дон Педро разошелся от гневной речи.

– Что ему до золота!.. Хорошая лошадь для него во сто крат милее целой кучи золотых монет.

Его собеседники только что прибыли сюда из Сан-Франциско и привезли с собой новости о многочисленных находках золотоносных залежей, увеличивающихся со дня на день. Всюду находили все новые жилы… лихорадка охватила весь старый свет. Вести о новой стране золота проникли уже в восточные области материка, к обетованной земле с востока целые караваны двигались, огромные флотилии направлялись к калифорнийскому мысу Горну. Надо было спешить, чтобы не оказаться в числе опоздавших. Потому-то эти господа и приехали сюда. Они рассчитывали произвести разведку в Гамильтоновых горах и предлагали дону Педро принять участие в их деле. Они очень хорошо знали, что для него все горы знакомы, как его пять пальцев, и что он будет для них бесценным сокровищем, если согласится стать их проводником.

Однако они скоро убедились, что им ничего не поделать с этим глупцом, который не придавал золоту ни малейшего значения, и живо собрались в дорогу, намереваясь отыскать себе проводника где-нибудь в другом месте.

Дон Педро холодно простился с ними, и скоро чужеземцы скрылись в облаках придорожной пыли, поднятой копытами их лошадей.

В деревне чужеземцы легко нашли людей, согласившихся служить им проводниками, и в течение нескольких недель разгуливали по окрестным горам. Затем они пропали, по-видимому, не найдя драгоценного металла.

И вот, на протяжении многих недель, в долине воцарилась прежняя тишина. Правда, люди, приходившие из Сан-Франциско, с удивлением рассказывали об оживлении, царившем в городе, о бесконечных золотых находках добытых то там, то здесь в калифорнийских горах: однако в Ливермурской долине все оставалось по-прежнему. Скот, как и прежде, пасся на роскошных лугах: временам гризли попадался под пулю охотника. Его с триумфом приносили в деревню и становился пищей для разговоров на целую неделю. А в великолепные лунные ночи фанданго² по-прежнему собирало всех окрестных жителей. Но всюду царил прежний мир и покой, как и в старые годы.

Однажды дон Педро и Антонио побывали в горах. Один бык отбился от стада, заблудился и пропал. Им пришлось несколько дней подряд разыскивать это животное.

И вот, в один из дней, они только что слезли с коней – солнце стояло над ними на полуденной высоте – и собирались отдохнуть в тени широко ветвистого лавра. Как вдруг Антонио схватил за руку отца, только что начавшего было разговор, и указал вниз, на долину, которая раскинулась перед ними, вся залитая ярким солнечным светом.

Их глазам представилось странное зрелище, совершенно непривычное для этой местности.

Там, где Ливермурское ущелье спускается в долину, из-за темных дубов и мадрон, заполнявших собой все ущелье, длинной цепью тащились телега за телегой, все покрытые белым холстом, ярко вырисовывавшимся в свете солнечных лучей. В каждую телегу были запряжены четыре быка, а рядом с ними копошились человеческие фигуры. Временам поблескивал метал, словно мелькало оружие. Медленно следуя извивам каменистой дороги, караван спускался в долину, словно большая белая змея.

– Это золотоискатели с востока! – сказал дон Педро, морща лоб. – Ну, дорога найдена, теперь сюда хлынет целый поток этого люда!.. Прощайте, мир и покой!.. – Приведи-ка лошадей, Антонио, мы отправимся поближе посмотреть на путников.

Они поскакали вниз, к ущелью, по крутому склону горы, прямо через кустарник, напрасно старавшийся вцепиться в их кожаную одежду. Всадники спустились вниз, как раз в тот момент, когда из моря зелени вынырнула еще одна повозка. Остальные были давно уже впереди: но эта была явно неисправна, и она еле-еле тащилась по дороге.

В нее были запряжены всего лишь три быка – четвертый, вероятно, остался где-нибудь на дороге – отощавшие до последней степени, они едва тащили за собой повозку. Коренастый мужчина с всклоченными волосами и бородой шел, прихрамывая, возле быков, и его бледное худое лицо носило на себе следы крайнего изнеможения. Оружие, торчавшее у него из-за кожаного пояса, не внушало ни малейшего страха, – его владелец явно был не в состоянии управиться с ним.

Из-под парусиновой крыши послышался жалобный детский голос, и когда дон Педро подъехал к хозяину повозки с дружелюбным, – «buenos dias sennor»³, – чья-то невидимая рука отодвинула парусину, в отверстии показалось бледное женское лицо, но тотчас снова исчезло

– Ваши животные явно плохо себя чувствуют, сеньор! – крикнул дон Педро, улыбаясь, – да и вы, кажется, чувствуете себя не лучше. Неужели вы думаете в таком виде доехать до Сан-Франциско, да еще с больной сеньоритой?

Американец остановил быков и бросил недоверчивый взгляд на всадников, положив правую руку на пару револьверов, засунутых за пояс.

Дон Педро заметил это движение.

– Бросьте! – сказал он добродушно, – до сих пор это в Ливермурской долине было не нужно… Если бы не охота, нам эти игрушки никогда не были бы нужны. Однако теперь, чего доброго, все пойдет иначе!..

Чужеземец понял свою ошибку.

– Извините меня, сэр, – отвечал он, – но если бы вы сами прошли этой проклятой дорогой, среди индейцев и всякой другой сволочи, то поневоле сделались бы недоверчивым. Я – из Виргинии, зовут меня – Джон Галлет. Меня с семьей заманило сюда это чертовское золото… будь оно проклято! – Я и видеть-то его не хочу, лишь бы только выздоровела Дженни! Никакое золото в мире не заменит мне моего ребенка!..

– Ваша дочь больна? – спросил дон Педро.

В эту минуту невидимая рука снова откинула парусину, и из повозки опять выглянуло бледное, истощенное женское лицо.

– Джон! А ведь дело плохо: Дженни становится все хуже и хуже… Спроси у джентльмена, нельзя ли найти здесь пристанище и доктора для больной?

– Пристанище? Конечно, сеньора! – быстро промолвил Дон Педро, – мой дом к вашим услугам: всякий испанец высоко чтит гостеприимство, и потому вам на этот счет нечего беспокоиться. Ну, а что касается врача, то в этом отношении дело обстоит гораздо хуже: здешний народ отличается бессовестным здоровьем! Впрочем, благодаря многолетней практике, я приобрел кое-какие сведения в области медицины – правда, очень скудные, но природа сама приходит на помощь больным. Позвольте мне взглянуть на вашего ребенка!

Дон Педро спрыгнул с лошади и вскарабкался в повозку. Антонио с любопытством заглянул туда чрез отверстие.

Там, среди кучи узлов и разной домашней утварью, на соломенной подстилке, лежала маленькая девочка, на вид лет около двенадцати. Она была тщательно закутана в одеяло, но, тем не менее, её личико горело в лихорадке, губы вспухли и покрылись нарывами. Маленькая исхудавшая рука, лежавшая на красном одеяле, легкая и нежная, словно белое перышко, судорожно подергивалась. Большие голубые глаза устремились на дона Педро, светясь странным блеском.

Рядом с ней, на чемодане сидел мальчик-подросток, судя по внешнему виду, ровесник Антонио, и неподвижно наблюдал за больной.

Дон Педро пощупал пульс, положил руку на горячий лоб девочки…

– Да, дело плохо, – заметил он, – сильная лихорадка! Впрочем, нет ничего удивительного: как можно было тащить сюда из Виргинии такое нежное существо! – И он покачал головой. – «Бедное дитя! Неужели же ты должна пасть жертвой алчности твоих родителей?» – бормотал про себя дон Педро. – Джон Галлет! – крикнул он наконец американцу, – вашей дочери необходимы несколько недель полного спокойствия, если вы хотите спасти ее жизнь. Останьтесь на это время у меня.

Мать схватила руку дона Педро и нервно разрыдалась.

– Тысяча благодарностей, сэр! Да вознаградит вас Господь!.. Джон! Прими это предложение! Господь Бог, в тяжкую для нас минуту, послал нам своего ангела… Джордж, что ты там уставился в сторону? Становись на колени перед этим джентльменом: ведь без него наша Дженни сегодня бы навсегда простилась с нами…

Джордж не торопился исполнить приказание матери. Наоборот, его дерзкие глаза смотрели на дона Педро скорее недружелюбно.

– Ведь этак мы наверно? Опоздаем! – заметил он ворчливо, – нас ведь там едва ли будут ждать!

Дон Педро бросил на мальчика сердитый взгляд: ему никогда еще не случалось видеть в таком молодом возрасте подобную жестокость.

– Значит, золото для тебя дороже, чем жизнь родной сестры? – не мог он удержаться от вопроса. – Хорош юнец, а из тебя со временем выйдет славный человек!

– Он сам не знает, что говорит!.. – пыталась извиниться за сына мать, – прошу вас, не обращайте внимания на его глупости. Мы остаемся…

Джон Галлет также с благодарностью принял предложение, и повозка пришла в движение, повернув к гасиенде, после подробного объяснения дона Педро.

Джордж вылез из повозки на дорогу и теперь с любопытством рассматривал лошадь Антонио и еще невиданную ранее сбрую. Антонио, не расслышавший резкого замечания мальчика и видя, как тот ковылял по дороге, предложил ему усесться перед ним в седло, и Джордж тотчас же согласился.

Джон Галлет шел рядом с доном

Педро, наотрез отказавшись от его лошади.

– Вы давно уже в пути? – спросил Антонио у своего спутника.

– Да скоро уж будет три месяца, как мы покинули Виргинию, – отвечал мальчик. – Но какие это были три месяца! Нам надо будет найти очень много золота, чтобы вознаградить себя за все труды и лишения этой дороги.

– И неужели вы ради золота решились на столь долгое и опасное путешествие?

– А то из-за чего? Уж не думаете ли вы, что мы отправились сюда ухаживать за скотом? Подобную работу мы могли найти и дома!

– Что же вы будете делать с вашей кучей золота? Я за всю свою жизнь не видал еще ни самого малейшего кусочка золота, а между тем мы живем здесь в довольстве, всегда веселы и здоровы! Отец говорит, что золото принесет в наши места одно горе… Несколько недель тому назад, ему предлагали целую гору золота, но он отказался.

– Это было не особенно умно со стороны твоего отца. Кажется, вы, вообще, очень плохо знаете свет!.. Что можно сделать с золотом? – Все, все можно! Можно купить себе лучших лошадей, выстроить дворец в большом городе на востоке, можно накупить рабов, сладко есть и пить, одеваться по благородному, быть господином над каждым человеком, у кого нет денег… С золотом в кармане, можно стать королем!.. Понимаешь?

Антонио устремил вперед задумчивый взор.

– А больная сестра?.. – сказал он, минуту спустя, – ты за нее не боишься? Как ты можешь думать о золоте, когда рядом с тобой лежит, чуть ли не при смерти, такая славная девочка?

– Да ведь она не так опасно больна! Если бы я был на ее месте, обо мне никто не заботился бы. Но Дженни!.. Общая любимица!.. Из-за неё можно послать к черту всю дорогу!..

Пока длился этот разговор, нимало не сблизивший обоих собеседников, путники успели добраться до поселения.

Уже издали можно было видеть оживленное движение около повозок золотоискателей, разбивших здесь лагерь для ночевки.

Чтобы избежать какой-нибудь задержки, дон Педро свернул с дороги в сторону и направился прямо к гасиенде.

После приезда, он на руках отнес девочку в дом и уложил в удобную постель. Затем он заставил ее принять испытанное средство против лихорадки, которому его когда-то научили индейцы, хорошенько закутал в одеяла и лишь после этого оставил больную на попечении матери.

Между тем Джон Галлет выпряг, при помощи Антонио, быков, которые с жадностью набросились на выделенный им корм. Повозка была поставлена в сарай, а потом мужчины отправились на веранду, куда дон Педро уже распорядился принести здоровую бутыль пива собственного приготовления. Галлет жадно глотал стакан за стаканом огненный напиток, вливавший новые силы в его утомленное тело.

– Так вы серьезно собираетесь в горы, Джон Галлет? – начал дон Педро, свертывая себе новую папиросу, – с женой и слабым ребенком? Вы думаете, девочка будет в состоянии выдержать подобную утомительную жизнь?

Американец сидел, потупившись и мрачно устремив вперед взгляд. На лбу его вздулись глубокие складки, а папироса потухла.

– Вы и представить себе не можете, что пришлось нам вынести за эти три месяца! – наконец заговорил он. – В прерии на нас постоянно нападали индейцы. Без атаки не проходило ни одной ночи. Некоторое время нас, правда, провожали правительственные войска, но это еще хуже: это такие сволочи! Они еще хуже индейцев, а разбойничают даже еще больше! Затем, на нашем пути, от зноя и жары, случился степной пожар, и мы едва избежали смерти в пламени, едва не умерли от жажды!.. Когда мы, наконец, преодолели эти опасности, перед нами встали бесконечные горы. Если раньше нас мучила жара – теперь мы изнемогали от морозов. Перейдя Сьерру, мы целыми днями должны были идти через снежные и ледяные поля. Наши съестные припасы были уже на исходе… быки едва не падали от утомления, объезжая по дороге трупы… это было ужасно! Ни за какое золото в мире я не согласился бы повторить это путешествие! Но теперь, – когда мы уже перенесли все эти муки, когда почти достигли уже нашей цели, – теперь отказаться от всех надежд… сеньор, согласитесь сами, ведь это жестоко, и даже невозможно! Да, наконец, если бы я и отказался от своего плана, – что я буду делать здесь, когда все мое состояние – это пара больных быков? Ведь я – нищий. Разве я не вправе требовать большего на все свои муки, которые не в силах передать словами?..

Дон Педро все сильнее и сильнее чувствовал жалость к этому человеку. Он видел, как в сердце чужеземца боролись жажда золота с любовью к ребенку.

– Джон Галлет! – сказал он: – я знаю, вы, американцы, придерживаетесь совсем иного образа мыслей, чем мы. Барыш, выгода – вот в чем вся ваша жизнь, мы же любим жизнь саму по себе! Посмотрите: в моем доме никогда не было ни кусочка золота. Все, что вы видите здесь, все это – плод нашей работы. Наше поле, наш скот кормят и одевают нас. Они же дают нам и ту незначительную сумму денег, которая нам может понадобиться для покупок. Я вполне счастлив в этой обстановке и потому никак не могу понять той алчности и жажды золота, которая обуяла теперь, как кажется, все человечество. Что-нибудь делает это золото стоящим таких усилий… и согласен признать это… я понимаю, что люди не напрасно пускаются из-за него в опасную дорогу… но я видел ангельскую головку вашей маленькой Дженни и должен сказать вам, что ни за какое золото в мире я не решился бы обречь ее в подобные условия жизни.

Джон Галлет вскочил с удобной качалки, на которую усадил его хозяин, и принялся ходить взад и вперед по веранде, тяжело ступая и засунув руки в карманы брюк. Потом он остановился и испытующе взглянул в лицо дона Педро.

– Вы думаете, я не люблю Дженни? – спросил он. Она – все для меня! Она сглаживает все огорчения, какие доставляет мне мой скверный мальчишка. Потерять Дженни… нет, нет! Одна мысль об этом приводит меня в ужас! Но что же мне делать?.. Не сердитесь на меня, сэр, – мне было бы очень прискорбно, потому что я обязан вам большой признательностью, но… но… кто осмеливается перевернуть вверх дном все мои планы, кто называет их бесчеловечными, – тот должен взамен их указать мне другой, лучший. Я должен кормить детей, – а откуда я возьму для них хлеба, если мне не позволяют вырыть его в копях?..

– Я знаю другой план, Джон Галлет, – возразил дон Педро, – только он, пожалуй, покажется вам слишком скромным… он, быть может, и не так скоро принесет вам богатство, как эти золотые копи, да и вообще он едва ли обогатит вас… но, он точно может обеспечить вам безбедное существование.

– В чем же состоит ваш план? – спросил Галлет, бросив на испанца удивленный взгляд.

– Оставайтесь здесь, – отвечал дон Педро: и делайте то же, что я делаю. В этой земле лежит золото доступное для каждого здорового мужчины, умеющего работать! – Он показал на долину, где волновались, колеблемые вечерним ветром, поля пшеницы. – Видите, как они блестят? – продолжал он, – это также калифорнийское золото! И со временем, когда в нашей местности будет выкопана последняя песчинка золота, когда всякие поиски драгоценного металла станут у нас только преданием, – многие века это вечное, постоянно возрождающееся заново, золото будет богатством, благословением, гордостью нашей земли!

– Вы правы, сеньор! – горько заметил Джон Галлет, – но какой прок мне от этого? Для занятия сельским хозяйством нужны деньги, а за тройку моих быков вместе со всей рухлядью, сколько её найдется у меня в телеге, я едва ли буду в состоянии приобрести хоть одну десятину земли. Если бы я мог купить кусок земли, то, конечно, наплевал бы на копи и сумел бы управиться здесь со своим делом! Но к чему и говорить-то об этом, ведь это – невозможно!..

– Ну, Джон Галлет, – снова заговорил дон Педро, – я вижу, вас еще можно спасти от золотой лихорадки. Я готов дать вам средства, необходимые вам для того, чтобы поселиться здесь: а вы мало-помалу выплатите мне долг за несколько лет. Согласны?

Галлет не верил своим ушам. Кто он такой для этого человека? – простой чужеземец, и больше ничего! А между тем испанец осыпал его благодеяниями… В душу Галлета закралось подозрение.

– Скажите мне откровенно, сеньор Педро, что это значит? – спросил он. – Сперва вы на несколько недель принимаете меня в свой дом: теперь предлагаете мне деньги и средства, чтобы дать мне возможность навсегда поселиться в ваших местах… Зачем вы это делаете? Ведь благоразумный человек ничего не делает без цели и без достаточного основания…

Дон Педро покачал головой.

– Неужели же вы не понимаете, что можно делать добро своим ближним просто от чистого сердца, только из человеколюбия? – спросил он в ответ. – Почему я обратился к вам с таким предложением? Да потому, что мне жаль вашу жену, вашего бедного ребенка: потому, что я готов помочь всюду, где могу, наконец, потому, что я – калифорниец! Это свойство в нашей крови. Мы принесли его сюда из нашего прежнего отечества, где выше всего когда-то ставились понятия о рыцарстве и благородстве… ведь испанское гостеприимство вошло в пословицу. Но ведь вы не понимаете меня, вы – сын другой страны, где думают и чувствуют совсем иначе. Однако отбросим это. Предложение мое высказано без всякой задней мысли, без всякого лукавства. Теперь ваше дело выбрать, что лучше. Подумайте только о вашем ребенке!

И дон Педро встал, надвинул на загорелый лоб сомбреро и собрался уйти: подозрительность чужеземца оскорбила его. Однако Галлет не собирался отпускать его.

– Вы – настоящий джентльмен, сеньор! – сказал американец, – простите мою подозрительность! Со мной случилось то же, что и при первом вашем появлении, когда я схватился за револьвер. Мы впитываем в нашей земле эту подозрительность вместе с молоком матери. Дайте мне срок до завтра: я хочу переговорить сперва с женой, а пока – примите от меня сердечную благодарность.

В эту минуту на веранду вошли Антонио и Джордж. Они обошли весь дом и конюшни. Антонио рассказывал своему спутнику о жизни в горах, и теперь Джорджу еще больше понравилась гасиенда.

– Как только мы найдем достаточно золота, – говорил он, обращаясь к Антонио, – мы также переселимся сюда. Тогда ты увидишь, зачем нужно золото. Взглянув на наш дворец, на наши конюшни и лошадей, ты поймешь в каком маленьком домишке ты живешь.

Антонио расхохотался.

– Мне не надо ничего, – отвечал он, – мне все равно, где жить, – во дворце или в простой хижине: ведь я редко сплю под крышей. Гораздо лучше спится под открытым небом, с седлом вместо подушки, под одеялом из буйволовой шерсти.

– Неужели мы на самом деле проживем здесь целую неделю? – обратился с вопросом к отцу Джордж, входя на веранду. – Ведь Дженни, мне кажется, чувствует себя уже лучше, а через каких-нибудь два дня мы могли бы добраться до места!

– Что тебе за дело до этого, негодный мальчишка! Ему всего лишь пятнадцать лет, а он уж всюду лезет! Может быть, мы совсем останемся здесь. Тогда тебе придется поработать, Джордж!

– Совсем?.. – переспросил удивленный Джордж, – разве здесь тоже есть золото?

– Это не твоя забота, мальчик. Твое дело – слушать, что тебе скажут взрослые, и кончено!

Джордж пожал плечами и сразу осушил полный стакан вина, стоявший на столе.

– Пойдем, Антонио, – сказал дон Педро, – посмотрим еще раз на золотоискателей: может быть, и им нужна какая-нибудь помощь. А вы, сеньор, можете тем временем поговорить с вашей женой и взглянуть на Дженни. Мой дом – к вашим услугам.

Он вежливо поклонился и вскочил вместе с сыном в седло, на стоявших у порога мустангов. Через секунду оба они скрылись в тени мадрон и лавров…

Джон Галлет задумчиво следил за ними взглядом.

– Странные люди – эти калифорнийцы! – пробормотал он, и по резким чертам его лица пробежала лукавая усмешка. – Здесь недурно было бы поселиться, а со временем, когда в этой местности появится больше людей, земля здесь будет очень дорогая. Надо бы попытать счастья!

Он глубоко задумался. Наконец Джордж ударил его по плечу.

– Отец, я бы не отказался от этой гасиенды, – сказал он, – слишком уж она хороша для людей, которые целый день проводят в седле. Им достаточно и простого блокгауза.

Джон Галлет с ужасом вскочил с качалки. Неужели сын сумел прочитать его собственные мысли?

– Да ведь тебе не хочется оставаться здесь, – возразил он. – И без тяжелой работы здесь ничего не добьешься.

– Работа! – протянул Джордж с хитрой улыбкой на губах, – правда, но ведь все дело зависит от того, как работать! Богачи на востоке разбогатели не от того что целый день работали. Вот чем надо работать! – и он указал пальцем на голову.

– Ты говоришь, точно старик, – сказал Галлет. – Откуда у тебя? Посмотри-ка на Антонио, – ведь он ни о чем подобном и не воображает.

– Он – осел, – отвечал Джордж, – естественный осел. Оба они ослы – и старик, и мальчишка.

– Однако эти ослы – наши благодетели, ты об этом не хочешь подумать. Ты – совсем бесстыжий мальчишка! Но я прошу тебя не позволять себе больше таких выходок… веди себя, как следует, иначе… – и он с угрозой поднял руку. – А теперь я пойду посмотреть, как себя чувствует Дженни…

Тихо спустился он по лестнице, поскрипывавшей под его тяжелыми шагами, и осторожно открыл дверь. Дженни сидела в постели и, увидев отца, протянула к нему свои исхудалые ручонки. Лекарство подействовало быстро: голова еще пылала огнем, но бред прекратился.

– Папа, папа! Вот и ты, наконец! – воскликнули Дженни. – А где тот добрый чужак со смуглым лицом? Я видела его точно во сне. Ах, как ласково он смотрел на меня!

Галлет крепко прижал к груди свою девочку, покрывая поцелуями её сухие от лихорадочного жара губы. В его глазах блеснули слезы.

– Ты узнаешь отца? – нежно спросил он. – Ну, значит, все хорошо. Как ты себя чувствуешь? Тебе уже хорошо, не правда ли?

– Папа, ведь мне не придется больше лежать в этой отвратительной телеге, где меня убивает жара, где вечная тряска мучает мою голову? Ах, как мне было тяжело во время лихорадки! Я все время видела вокруг себя дикие фигуры индейцев, напавших на наш лагерь… слышала их отвратительные крики, стоны раненых… потом мне показалось, что я опять в раскаленной пустыне, умираю от жажды… Папа, как мне было плохо! Доброе лицо смуглого человека первое, что пробудило меня от этого лихорадочного бреда… и как я ему благодарна! Где же он? Я сама хотела бы высказать ему свою благодарность.

Галлет, внимательно прислушивался к словам дочери, которая сегодня в первый раз после долгого времени говорила осознанно и понятно.

– Успокойся, Дженни, он сейчас придет, ведь он – хозяин дома, в котором ты теперь находишься. Все, что ты видишь здесь, – все это принадлежит ему.

Джейни провела исхудалой рукой по лбу и с удивленным взглядом обвела комнату.

– Как здесь хорошо! – воскликнула она. – Совсем как в нашем милом домике в Виргинии! Если бы мы никогда не уезжали оттуда!

– Да, если бы мы не уезжали оттуда! – тяжело вздохнув, повторила мать. Когда-то она была красивая женщина, но лишения тяжелой дороги и мучительный страх за больную дочь отразились на ней. Несчастное золото! И скольких еще людей оно сделает несчастными! Широкий кровавый след протянулся от одного океана к другому, а ведь это пока еще – только начало!

Галлет знал, что предложение дона Педро найдет здесь самую благодарную почву. План, набросанный им внизу, на веранде, становился все крепче и реальнее.

– Успокойтесь! – сказал он, – я пришел к вам с новостью, которая сразу разгонит все ваши печали… Дон Педро готов дать нам нужные средства, чтобы мы могли поселиться здесь.

В первый момент его жена словно окоченела, но через мгновение бросилась на шею мужа, плача и смеясь, в одно и то же время.

– Джон, наконец-то Господь услышал мои мольбы у постели больного ребенка о спасении нашем из нашей беды! Как ты можешь оставаться таким хладнокровным, таким спокойным?.. Ты не радуешься вместе со мной?.. – и она с затаенным страхом взглянула в лицо мужа. – Джон, ты все еще думаешь об этом проклятом золоте, которое чуть не забрало у нас нашу Дженни… в такую минуту!

Дженни между тем хлопала в ладоши от восторга.

– Это очень добрый человек! Как я буду любить его, как буду благодарить… Не правда ли, мама, его надо благодарить на коленях?!