Kitabı oxu: «Время посмотреть вверх. Сборник рассказов»
Обложка Изображение от coolvector на Freepik
© Арья Виш, 2023
ISBN 978-5-0060-2797-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Дорога в Сибири
– Да почти пришли! – Витька отводит рукой еловую ветвь и приглашающе машет нам. – Сюда давайте, здесь встанем. А там до путей рукой пода́ть.
Летняя Сибирь прекрасна. Желтым цветом мелькает сенна, выглядывая из лиловых зарослей узколистного кипрея. Больше всего мне нравятся зеленые листики клюквы и тривиальные одуванчики. Из первых можно заварить чай, а последние пустить на яркий солнечный венок, чем я, собственно, и занимаюсь большую часть дороги.
Мы приехали в гости к Витьку в середине лета. Так сложилось, что из всей нашей студенческой компашки он жил дальше всех, и к нему мы решили ехать в последнюю очередь. Не обижать же друга? Впрочем, он и сам прекрасно понимал, что лишний раз в глушь, как он сам говорил, никто тащиться не хочет.
Салехард встретил нас вполне цивильно, так что мы расслабились, покутили пару недель, а потому легко согласились на приключение – поход.
Из нас всех в него только Витька и ходил, но сидеть в городе было скучно, а друг манил нас едой с костра, незабываемыми видами и, самое главное, необычной историей. Какой – не признавался до последнего, и лишь сейчас, обустраиваясь на небольшой полянке, потихоньку рассказывал:
– С дедом мы часто ходили в лес. Собирали грибы, бруснику, иногда просто бродили целыми днями, изучая все подряд. Дед у меня был тот еще сказочник, так что историй знал вагон и маленькую тележку, – друг улыбается. – А так как память у него была плохая, то они часто повторялись.
Девчонки прыскают от смеха, прячут улыбки в отвороте рубашек, надетых в качестве защиты от комарья. Витька тот еще шутник, да и язык у него хорошо подвешен, так что мы слушаем его истории и параллельно режем овощи на суп. Парни ставят палатку, а наш сказочник возится возле нас с костром.
– Так что я знаю множество историй о таинственных леших, о полянах миражах с брусникой, о зайце-пограничнике. А еще о заброшенной железной дороге, – он принимается дуть на тлеющий огонек и на некоторое время прерывается. – К ней мы и пришли.
– А она точно не выдумка, как и другие истории деда? – ехидничает Света. – Ты ее видел?
– Видел, видел, – Витя аккуратно подкладывает веточки в костер, перемежая их с сосновыми иголками. От этого пламя вспыхивает ярче и принимается за дровишки побольше. – Вы и сами скоро увидите, как с этим всем закончим.
– Ну смотри не обмани! – щуриться Светка и смеется. Мы подхватываем ее смех, потому что знаем, нам и без железной дороги хорошо.
Лес вокруг, костер, одуряющий запах трав – все это уже прекрасно само по себе и тянет на отдельное приключение. Тем более что и у Вити, как и у его деда, точно найдется тысяча и одна интересных историй для вечерних посиделок у костра.
Совершенно по-ребячьи показав нам язык, друг встает, поскольку костер уже разгорелся, и идет помогать ребятам с палаткой. Мы же дружным женским кружком продолжаем шушукаться и крошить продукты дальше. Каждая женщина знает, что мужчину нужно сначала накормить, а потом расспрашивать.
После позднего обеда мы, наконец, идем к путям. Около палатки остаётся Андрей, с которым Витя обещает сходить отдельно. Мы идем совсем недолго, буквально минут пять. Лес обрывается внезапно, раскалываясь надвое железной дорогой. По крайней мере, так кажется сначала. Приглядевшись, мы видим и зелень между деревянных шпал, и ростки берез, и мох, причудливым узором покрывающий некогда блестевшие рельсы.
– Самая масштабная из брошенных железных дорог России – Салехард-Игарка. Её начали строить аж в 1949 году: магистраль через север Западной Сибири должна была обеспечивать быструю переброску войск «в случае необходимости», – рассказывает Витька, прислонившись к ближайшей сосне и в задумчивости теребя травинку в пальцах. – Построить нужно было быстро, но вечная мерзлота не «признавала» быстрых изменений, поэтому над работягами сжалились и темпы снизили. В результате к 1953 году проложили 700 километров. Но это Сибирь, детка, и дорога была одной из опаснейших в мире. Переправы над мелкими речками (коих в здесь великое множество) вспучивались на несколько метров ввысь, мосты над большими реками остались недостроенными, талые воды регулярно промывали дыры в полотне, – друг машет рукой, выражая свое отношение к горе-дороге. – Хуже того, большая часть уложенных рельсов была сделана еще при царе! Вы представляете, какие там рельсы были? Ну и крепились они периодически деревянными брусками… – мы дружно охаем, представляя, в каком плачевном состоянии находилась дорога и как по ней ездили поезда. Но друг продолжает:
– Использовать ее было банально страшно и поэтому после смерти Сталина – ее главного сторонника – строительство прекратили. А дорога осталась. Поросла бурьяном и стала местной достопримечательностью.
– Это тебе все дед рассказал? – интересуюсь я.
– Не, – Витя качает головой. – Дед наплел историю о фашистах, которые стоили здесь дорогу в тыл, а я это в инете нашел, да в музее нашем поспрошал.
Девчонки задают еще вопросы, интересуясь возрастом дороги, а парни пытаются отковырять кусок рельс. Интересно, а почему местные не растащили их на металлолом? Я интересуюсь вслух, на что Витька отвечает:
– У них серийный номер выбит, не продашь. Дед долго возмущался, тоже наживиться хотел, да не вышло.
Я киваю и перевожу взгляд обратно. Мне отчего-то жаль дорогу. Построенная для военных нужд не в то время и не в том месте, она никогда не видела никаких поездов, кроме спецтехники. А значит, так и не выполнила свое предназначение.
Крутимся возле рельсов еще минут двадцать, а после возвращаемся. Краткий экскурс в историю закончен, можно дальше рассказывать байки и любоваться лесом вокруг. Мы с девчонками собираем букеты, планируя забрать их с собой в город, плетем венки и снова собираемся готовить. Такова походная жизнь – сначала ты идешь куда-то, потом готовишь, ешь и снова идешь.
Теплый свет костра, перебор настраиваемой гитары искупают приставучих комаров и настраивают на благодушный лад. Разбившись по парочкам, мы кутаемся в спальники и наперебой предлагаем песню. Впрочем, ночь длинная, мы обязательно успеем спеть все.
Ближе к трем Света с девочками уходят спать, как и Андрей с Антоном, оставляя меня и Витю у костра. Мы переглядываемся и тоже двигаемся в сторону палаток, потому что завтра идти обратно, а петь уже болит горло.
Впрочем, мне не спится. Это я понимаю, свернувшись под боком у Светы. Я, совершенно городской человечек, не могу уснуть в лесной тиши, не слыша ни шума проезжающих машин, ни соседей за стеной. Пролежав минут двадцать и осознав всю бесполезность этой затеи, я выбираюсь из палатки и иду к железной дороге. Та, отчего-то засела в моих мыслях и никак не отпускает.
На полпути меня окликают громким шепотом, я вздрагиваю, но послушно замираю. Витька догоняет, спрашивает, чего мне не спится, но на мою просьбу проводить к рельсам, лишь вздыхает и, подхватив под локоть, послушно ведет к ним. Прекрасный друг.
Мы устраиваемся под той же сосной, где были днем. Я набрасываю край спальника на плечо парня и усаживаюсь поближе. Не сговариваясь, выключаем фонари и замираем, погружаясь каждый в свои думы. Мысль о предназначении дороги крутится в голове, и я озвучиваю ее вслух:
– Тебе её не жалко?
– Кого? – удивленно отвечает Витя.
– Дорогу. По ней же так никто и не проехал нормально.
– Да, нет, – я чувствую, как он пожимает плечами. – По ней слишком опасно было ездить, так что я даже рад, раз ее не использовали.
– А мне обидно, – не соглашаюсь я. – Могли бы хоть чуть-чуть по ней проехать. Ведь ей бы, наверное, очень этого хотелось! – мысли в голове отчаянно дурацкие, я чувствую, что они звучат бредово, но уверена в собственной правоте.
Витя хмыкает, приобнимает меня одной рукой и отвечает:
– Но по ней ведь ездили рабочие.
– Это не то, – вздыхаю я. – Это ведь не ее предназначение. По ней бы людей, солдат перевозить…
Парень молчит, а я все смотрю на дорогу, представляя, как она грустит, и все больше проникаясь к ней жалость. Господи, какие только странные мысли не приходят в голову ночью… Я кладу голову Витьке на плечо, чувствую, как отогреваюсь и потихоньку засыпаю.
– А ты знаешь, – вдруг вздрагивает он. – По ней, наверное, были пробные поездки!
– Правда? – неверяще уточняю я.
– Самая что ни на есть настоящая, – кивает друг. – Надо же было как-то проверить путь. Значит, по ней устраивали пробные ходки.
– Тогда хорошо. Тогда дорога не будет сильно грустить, – сонно шепчу я. – Спасибо.
– Пожалуйста, – я понимаю, что Витя улыбается, но не могу ни возразить, ни возмутиться. В его объятьях удивительно уютно, так что я незаметно для себя проваливаюсь в сон.
В полудреме я чувствую, как меня подхватывают на руки и несут обратно в лагерь. Но все это проходит мимо сознания, потому что я засыпаю, утомленная дорогой и согревшаяся рядом с другим человеком. И во сне я вижу, как поезд мчится сквозь сибирский лес по новеньким рельсам. В его вагонах горит свет, о чем-то разговаривают люди, а дорога под колесами стелется и поет от радости. И я радуюсь вместе с ней.
Что нужно для вдохновения?
Внутри кота была теплота и парочка вселенных. Все то, что мне нужно. Осталось только придумать, как достать их оттуда. Интересно, какую наживку любят вселенные?
Я попытался приманить их на свет карманных звезд. Ну, знаете, таких, что светятся немного, но ярко. Штучный товар, если попадется что-то годное. А так – одна дешевка.
Кот из угла чихнул на меня космической пылью и отвернулся. Ничего, все мы начинали с простого!
В ход пошли нити незавершенных нот и перья степного ветра. Все хотела сплести из них ловец снов, да руки не доходили. Кот предсказуемо заигрался с клубком и съел парочку нот. Теперь вселенные забавно перекликались между собой, пугая кота до икоты.
Так ему и надо.
На мое злобное хихиканье, он спрятался под диван и вылез лишь на солнечный свет. Вот они – лунные коты, истинные гурманы! Чего только не сделаешь, ради новой вселенной!
Мышь рассвета была отвергнута вместе с криком кометы. Согласна – кричит она ужасно, но интереса ради мог бы и половить за хвост. Мышь обнаружила позже погрызенную. Хм, его заинтересовала мышь или рассвет?
Радужные травы заставили кота полдня летать под потолком, а звон ручья сердито шипеть на мое фальшивое пение. Слезы дракона – кидаться молниями, смех ветра – раздуться как шар. Кажется, меня возненавидят.
У меня стремительно кончались материалы и идеи. Муза подло свалила к полудню, признав мои попытки выудить из кота вселенную бесполезными. Кот тоже рад бы был уйти, но я не позволила.
На тривиальную валерьянку чихнул и, кажется, обматерил по-кошачьи. Зато вышла теплота и заобнимала. Н-да, не такого эффекта я ждала. Зато согрелась.
Уже поздней ночью, когда я, обессилев, свалилась на кровать, кот устроился на моей груди и заурчал. По привычке запустила руки в мягкую шерсть, как поступила бы с обычной кошкой. Вселенные внутри отозвались мирным рокотом и засверкали ярче.
Я замерла, настигнутая пониманием. Лучшая наживка для вселенной – любовь и свет мечты. Она ведь мерзнет без теплоты и тоже хочет погреться. А что лучше, согревает, чем огонь искреннего мечтания, ярко полыхающий у меня в груди?
Теплота обнимала меня со всех сторон, лунный кот урчал на груди, а из глаз его смотрела на меня целая вселенная.
Глупый кролик
Глупый кролик. Ты ведь совсем не знал мира. Не видел поющей травы и никогда не пил воду из радужного источника. Говорят, они там, за холмом. Мы ведь хотели сходить.
Ты не знал, что колокольчик в её волосах звучал ля-бемолем, а потому так доверчиво пошел к ней на руки. Но ведь все знали, что колокольчик звенит не просто так! Но она гладила шерстку и называла Билли, как я. Тебе нравилось.
Ты перебирал лапками и слушал заливистый смех. Все, кто слышал его, говорят, что он очень красив. Это так, Билли? Что же ты молчишь?
Она показала луга, полные клевера, сводила на Луну, а ты дал ей потрогать свои мягкие ушки. Ты мне не давал их трогать, Билли! А я ведь тоже умею кое-что, хотя до прогулок на Луну мне далеко.
Глупый кролик. Зачем сбежал? Зачем поддался на зов? Я ведь так много не успела тебе рассказать…
Она говорила, что тебе понравилось у нее дома. И что ты, оказывается, тот еще шутник, хотя я это и так знала. Помнишь, как ты опрокинул миску с салатом прямо на миссис Гарош? То-то смеху было!
Билли, Билли… Твоя мягкая шерстка больше не блестит, и носик больше не шевелится в попытке выманить что-нибудь, какое бы лакомство я ни предлагала.
Она принесла тебя вечером. Тогда я уже сбилась с ног и горько плакала у порога. Колокольчик в ее волосах грустно звенел, когда она отдавала тебя. Ей тоже не хотелось расставаться.
Глупый кролик, ты разве не знал, что с друзьями надо прощаться?
Мне так жаль, что твои ушки больше не шевелиться, а носик совсем холодный. Я никак не могу согреть тебя, Билли. Мама сказала, что она заберет тебя в свой мир, а для этого надо положить тебя в картонную коробку и спрятать в саду.
По-моему, это дурацкая идея, но с мамой не спорят, а колокольчик был согласен с ней. Он все звенел и звенел, пока папа рыл норку для тебя. Знаешь, я положила морковку, чтоб ты мог покушать. И одеяльце, которое ты так любил. Может, ты, наконец, согреешься и снова будешь играть?
А потом ты исчез. Я дважды проверила норку, но тебя в ней не нашла. Она все-таки забрала тебя к себе? Тебе хорошо там?
Где ты, Билли? Я скучаю.
Космос внутри
– Мне нельзя в космос. Я высоты боюсь, – Алекс улыбнулся. – Но мне хватает космоса здесь, – парень коснулся рукой напротив сердца и подмигнул.
– Тогда космос придет к тебе, – пообещала я и вышла из комнаты, тихонько притворив за собой дверь.
Алекс – молодец. Рисует пальцами невообразимые картины, мажет в краске себя, стены, руки и лицо. Его картины уходят с аукциона за тысячи евро. А их автор заканчивает жизнь в психиатрической больнице. Я его первый и, наверное, последний посетитель, которому интересен он сам, а не его творчество.
Хотя, каюсь, картины у него потрясающие. И я, как журналист, должна была спрашивать о них, а не о детстве у этого улыбчивого, рыжего, как самое настоящее солнце, человека. Не спрашивать о вкусах, любимом кофе и индийских сладостях, которые тот безумно любит. Не спрашивать о младшей сестренке и уж точно не обещать ему, что космос сам к нему придет.
У Алекса БАР. Биполярно-аффективное расстройство. Можно принимать лекарства и жить практически нормальной жизнью. Но он сам решил остаться в больнице, чтобы быть наедине со своими картинами. Со своим космосом.
В редакцию нести было нечего. Нет, я собрала немного информации, но вся она была личная. И мне иррационально не хотелось выставлять ее на всеобщее обозрение. Хотя, где личное и успешный журналист? Господи, начальник меня убьет, если не предоставлю материал. Я вспомнила, как Алекс радостно улыбался мне на прощанье и просил приходить еще.
Обойдутся
Мне ожидаемо влетело. Я не узнала ничего о новой картине, не выпытала никаких шокирующих подробностей, не набрала материала даже на одну колонку в журнале. Слишком много «не» сегодня. Ну и плевать.
К Алексу отправили нового журналиста. Кажется, Алексу. Алекс и Алекса. Может, они подружатся на этом фоне? На меня же поворчали, пригрозили и вновь усадили за скучные гороскопы и страничку для мамочек, где вся информация дублировалась из журнала в журнал. Привычно набивая бессмысленный текст, состоящий из советов не волноваться, питаться правильно и доверять мужу, я возвращалась мыслями в ту маленькую комнатенку. Заляпанную красками, такими яркими на белых стенах, такими же яркими, как и их хозяин. Я вспомнила, как солнце подсветило его и так рыжие волосы, превращая их в самое настоящее пламя.
Огненный человек из космоса, который как-то случайно оказался здесь на серой Земле. Это уж явно поинтереснее всего, что я знала. Но больше меня к нему не пустят. Одно радовало – в моей записной книжке красовался маленький рисунок, нарисованный специально для меня. Дома я аккуратно вырвала листочек, обрезала неровные края и положила под стекло на столе. Вот так. Приобрету для него рамочку потом.
Жизнь снова возвращалась в привычную колею. Встречи, строки написанного текста, разговоры с простыми людьми. Все, что раньше радовало меня, вдруг сделалось скучным, неинтересным. Словно мне перестало хватать красок.
В меланхолии я продолжала рутинную работу, размышляя, где можно купить красок и недорогих кистей. Шеф вызвал меня неожиданно. Усадил в кресло напротив, предложил кофе и, дождавшись, когда я пригублю напиток, ошарашил новостью:
– Алекс снова хочет увидиться с тобой. С Алексой работать отказался. Отправили к нему Дашу, ты знаешь, она хорошо ладит с людьми, но и её кандидатуру отклонил. Ему нужна только ты, – шеф чуть нахмурился. – Чем ты его так зацепила?
– Я не знаю, – удивленно выдала я. Алекс попросил меня прийти? Отказался работать со всеми остальными, даже с Дашей? Ух ты! – Когда я могу к нему прийти?
– Встречу назначили через день. И, Алис! Мне нужен материал, а не как в прошлый раз!
– Да-да, обязательно! – возбужденная перспективой скорой встречи, я торопливо отставила кофе в сторону и подскочила в кресле. – Больше он ничего не говорил?
– Сказал, что ждет космос, – откликнулся шеф. – Знаешь, что это значит?
– Да, – я расплылась в улыбке. Пусть мою фразу восприняли, как обещание, но зато это дало мне возможность увидеться с Алексом снова.
Я покачала головой. Надо только придумать, что же принести такого, похожее на космос.
– Мне не скажешь? – вдруг поинтересовался мужчина, тоже улыбаясь.
– Не-а, – я покачала головой и направилась к выходу из кабинета. – Это личное.
Шеф хмыкнул, но промолчал. А я уже летела к своему рабочему месту, собирать вещи, искать маленькое чудо, которое может стать космосом для человека, рисующего его каждый день.
День встречи был солнечным. Ярким. Чистое, голубое небо словно светилось изнутри, напоминая, что где-то там, внутри него прячутся целые созвездья и галактики. Что ж, скоро я увижу их и без телескопа.
Я не ошиблась. Алекс творил. Тихо притворила за собой дверь, оставляя небольшую щель – условие врачей. Но сейчас это было неважно. Не получалось оторвать глаз с рождающейся картины. Мелкие мазки звезд, яркими точками разгорающиеся на темном небосклоне. Краски яркие, живые лились на меня с холста, вновь раскрашивая жизнь. Глубокий синий, фиолетовый, яркий рыжий. Они переплетались, смешиваясь и рождая новую Вселенную. Та дышала и все норовила вылезти за края холста.
Тихо щелкнув, разгорелся шар, по стенам заплясали маленькие звезды, закружились в хороводе, попадая на картину и на самого Алекса. Я выключила свет, и пока замерший парень вглядывался в звездочки, задернула штору. Комната ухнула в полумрак, расцвечивающийся маленькими искрами искусственных звезд. Впрочем, сейчас они казались самыми настоящими. Наконец, Алекс улыбнулся, перевел взгляд на меня.
– Ты сдержала обещание. Космос пришел ко мне.
– Да, – я улыбнулась в ответ. – Окажешь мне ответную услугу?
– Какую? – забавно наклонив голову вбок, поинтересовался парень.
– Я тоже хочу увидеть космос, – замок на сумке сопротивлялся, не давая извлечь на свет краски и кисти.
– Тебе нарисовать?
– Я хочу увидеть свой космос, – ответила я. – Поможешь?
Кисточка выпала из нервно дрожащих рук, и Алекс, наклонившись, поднял и протянул ее мне.
– Обязательно.
Маленький ночник на полу продолжал крутиться, заставляя звезды прыгать по стенам, потолку, картинам и по нам двоим. Космос уже был рядом. Осталось его только нарисовать.
Вышедшие из глубины
Кап-кап. Шаг, шаг. Стук в дверь. Открой?
Кап-кап.
Это наши мокрые следы ты найдешь на пороге. Мы простояли там долго, ведь нам нечего больше терять. Ну же, не крести зря воздух, это не поможет, ведь нас уже нет здесь. Только ты, и дурманящий страх, который чувствуется за километр.
Как жаль, что днем тебя не достать.
Шаг, шаг.
Мы разбредаемся в темноте. Наши тела отяжелели от воды. Шаг медленный, но верный. Еще никогда мы не уходили без добычи.
Наши глаза давно ослепли и глядят на тебя белыми глазницами из провалов окна.
Это мы скребемся по ту сторону стекла и завываем в камин. Пусти нас, пусти! Дай добраться до желанной плоти!
Стук в дверь.
Это мы кричим на разные голоса каждую ночь и просим помощи. Мы плачем под дверью маленьким ребенком. Мы готовы быть даже портовой шлюхой и подарить наслаждение, прежде чем убить.
Это мы звеним ключами и шебуршимся в замочной скважине. На дне озера полно ключей, может, одни из них подойдет?
Это мы пугаем кошку до вздыбившейся шерсти. Наши пальцы скребут по обшивке двери. Это следы от наших ногтей ты найдешь на ней с утра.
Мы будем настойчивы, ведь голод сжирает изнутри, а ты так просто попался на крючок. Ведь ты нас слышишь. Ты боишься. Ты видишь нас.
И мы будем приходить вновь и вновь, ведь ты единственный еще живой человек в округе. Желанная добыча.
Кап-кап. Шаг, шаг. Стук в дверь. Открой?
