Kitabı oxu: «Великая княжна Настасья», səhifə 2

Глава 3

Проснувшись утром, не спешила открыть глаза. Опять окунуться в этот невыносимый кошмар? Я боялась. Просто боялась. Каким богам успела нагрешить, чтобы попасть в эту избушку с покойниками? Лежала и вспоминала своё прошлое. И думала, отчего моя судьба столь круто переменилась в том осеннем лесу?

С детства моя жизнь отличалась от будней сверстниц. Папа-археолог часто, возвращаясь из экспедиций, брал меня на осмотр древностей, что удалось отнять у прошедших времён. Чтобы я смогла всё осмотреть и потрогать ещё до того, как эти вещицы отправлялись в музеи или запасники. Антикварные кольца и серьги, монеты, кувшины, шлемы, кольчуги. Но больше всего мне нравилось старинное оружие. Оно буквально завораживало меня. Затаив дыхание, я рассматривала ножи, мечи, копья, бердыши, пищали. В музеях мы с отцом часами пропадали в залах с огнестрельным оружием. Арбалеты, мушкеты, аркебузы и кулеврины: казалось, каждый предмет хранит свою историю, свою, пусть маленькую, тайну – все они отнимали чью-то жизнь и спасали другую.

Мама, педагог по профессии, не одобряла моего увлечения, считая, что девочке больше подходит шитьё, вязание, на худой конец, плетение из бисера, или кулинарные курсы. Всё то, что может пригодиться мне во взрослой жизни.

По её настоянию после школы я поступила в институт на бухгалтера. Человек, работающий с деньгами, всегда будет обеспечен, так рассудила мама и права выбора у меня не было.

Потом всё пошло своим чередом: работа, муж, сын. Жизнь складывалась так, как надо, мама счастливо вздыхала, глядя на нашу семью. А у меня всё слилось в один сплошной день сурка, где каждые сутки были до приторности похожи на предыдущие.

Работа, пусть и хорошо оплачиваемая, вгоняла в уныние. Бесконечные отчёты и цифры – сплошная тоска.

Когда в тридцать лет я уволилась из своей фирмы и поступила в школу оружейников при заводе, все смотрели на меня как на сумасшедшую, только что не крутили пальцем у виска. Муж долго убеждал вернуться и не рушить карьеру, хотя ни о каком повышении речь не шла, много лет я перебирала бумажки на позиции рядового бухгалтера.

Как ни странно, папа никогда до этого не перечивший маме, встал на мою сторону. Был страшный скандал, в итоге, бухнув по столу кулаком, отец запретил лезть в мою жизнь. Мама долго дулась и не разговаривала с нами почти месяц, но потом смирилась и махнула рукой.

Учёба отнимала много времени, и папа взял на себя все заботы о Егорке. Садики, утренники, походы по врачам, затем школа. И я была очень благодарна ему за поддержку. Однажды, приведя сына из секции по боксу, отец услышал недовольное ворчание моего мужа, прервав его на полуслове, папа сказал, что жизнь, в которой нет мечты, не может быть полноценной и уж коли я выбрала такой путь для себя, то задача семьи, если не помогать, то по меньшей мере не мешать. Больше разговоры о моей профессии не поднимались никогда.

Но не всё было так гладко. Для того чтобы освоить новые навыки требовались инструменты. Профессия мастера-оружейника редкая, все атрибуты для неё – штучный товар, а значит, дорогой. Муж со скрипом выделял деньги, но так до конца и не простил мне того, что я не захотела жить так, как он планировал. С годами появилась стена отчуждения, мы просто существовали как соседи в одной квартире, с каждым днём всё больше отдаляясь друг от друга. В итоге, однажды он забрал вещи, заявив, что у него большая и чистая любовь с женщиной, которая по-настоящему его понимает.

Пожав плечами, помогла ему собраться и без сожаления проводила его из своей квартиры и из своей жизни. Подруги бросились утешать меня, а я была занята новыми техниками и методами возрождения старого оружия. Вскоре армия утешительниц оставила меня в покое, поняв, что рыдать, обняв ведро с мороженным, попивая вино, я не собиралась, как и жаловаться на подлого изменника. С мужем у нас сохранились вполне дружеские отношения, он не забывал о сыне, всегда помогал и поддерживал его. Все наши обоюдные претензии остались в прошлом, что нас обоих устраивало.

Егорка же часами пропадал со мной в мастерской, которую я обустроила дома. Он, затаив дыхание, следил, как я чищу старые пистолеты или мастерю новую рукоять для кортика.

Трудное, но такое захватывающее ремесло требовало множества знаний и навыков. Баллистика, секреты чистки и ремонта оружия, обработка дерева и металла, чеканка, резьба, гравировка, литьё, инкрустация, канфарение (прим. автора – техника украшения металлического предмета путём нанесения точек, штрихов или насечек на его поверхность) и много других сопутствующих технологий и умений. Через несколько лет, освоив тонкости работы с оружием я, помимо диплома, получила Федеральную лицензию на огнестрел и появились первые заказы. Дело ладилось, теперь нередко мне приходилось сотрудничать с музеями и коллекционерами, брала заказы и от частников на гравировку разнообразного колюще-режущего и не только. Дарить именные пистолеты или кинжалы стало модным. Стоила такая работа немало, моё увлечение стало приносить хороший доход.

Я проводила прорву времени в мастерской, изготавливая лекала, занимаясь синением, воронением, гравировкой.

Однажды один мой заказчик познакомил меня с Владом – реконструктором, который увлекался историей Древней Руси. Новый знакомый и сам походил на былинного богатыря – высокий, с хорошо развитой мускулатурой, русоволосый красавец. Он так захватывающе рассказывал о своём увлечении, что мы с Егоркой не устояли и поехали на выходных смотреть на постановочный бой.

Ну, что сказать? Зрелище действительно оказалось невероятно захватывающим, да и сам антураж: пища, приготовленная на кострах, красивые девушки в нарядных сарафанах, мужчины в кольчугах и ярких плащах – оставили в душе неизгладимый след. Всё это захватило и нас, став любимым хобби.

Моё ремесло пришлось здесь как нельзя кстати, многие хотели украсить свои мечи, ножи или боевые топоры искусной гравировкой или чеканкой, а то и полудрагоценными камнями.

Обращались ко мне и наши «коллеги», которым больше пришлись по душе куртуазные века Людовиков, с весёлыми и отважными мушкетёрами, толкиенисты или реконструкторы времён Первой и Второй мировых войн.

Ко мне приносили самое разное оружие от мечей до автоматов, которые я чистила, приводила в порядок, ремонтировала, заказывая новые детали мастерам на заводе.

А мы с сыном под руководством наставника учились владеть древним оружием русичей. На профессиональный уровень не замахивались, но азы обращения с кистенём, булавой, мечом, стрельбу из лука освоили.

Егор недолго сопровождал меня, вскоре появились свои юношеские увлечения, после института он устроился на хорошую работу и женился. Молодые жили самостоятельно, изредка заезжая на выходных.

Я постепенно начала принимать участие в реконструкции битв, уезжая нередко на неделю-другую в глухие деревни, где нас никто не тревожил.

Так и в тот раз, неугомонный Влад достал разрешение на охоту, и мы сорвались устраивать княжеский выезд. Все ребята неплохо держались верхом, научив и меня, поэтому было решено устроить небольшой конный поход и поохотиться на кабанов с луками и копьями.

В тот злополучный день всё и произошло: мы неспешно ехали через лес, молодые люди ускакали вперёд, Влад рассказывал о своей новой задумке – деревне, построенной по образцу поселений IХ – X веков.

Бывший врач, он, не раздумывая, оставил свою карьеру, чтобы заниматься любимым делом, так же, как и я, за годы своего увлечения, освоив множество профессий. Мужчина буквально жил прошедшей эпохой, заражая своим энтузиазмом всех вокруг.

Не понукая коней, шагом мы выехали на небольшую поляну. Впереди слышался гвалт нашей бравой ватаги. Похоже, они загоняли кабанчика. Трещали кусты, грохотали копытами кони, кричали парни, подбодряя друг друга. Шум приближался к нам, вот уже стали видны первые всадники. Странный свист… и шею пронзила острая боль! Шальная стрела нашла единственное незащищённое место в моей броне… Не понимая до конца, что произошло, подняла руку к шее и увидела кровь, почувствовала, как пульсируя, та широкой лентой стекает по груди. Дышать стало тяжело, перед глазами потемнело, а потом я потеряла сознание.

И по прихоти неведомых богов оказалась в этом странном месте. Лежать дальше было невмоготу, неохотно открыв глаза, увидела ту же безрадостную картину: маленькая избушка и мощный мужик на полу. Через бычий пузырь, натянутый на узкое оконце, пробивались первые лучи восходящего солнца. Рассвет приободрил, вселил надежду, прогнал остатки ночных кошмаров. Теперь я понимаю, почему в древности люди молились дневному светилу: вот так переживи ночь бок о бок с хищниками и поймёшь, какое счастье, когда на улице светло и относительно безопасно.

Глава 4

С трудом поднялась с жёсткой скамьи и подошла к раненому. Дыхание его было ровным, но в сознание он так и не пришёл. Сколько ещё продлится такое состояние, сказать трудно. Но его надо как-то постараться напоить, обезвоживание на пользу не пойдёт.

Походила по хибаре, разминая затёкшие за ночь руки и ноги, всё тело ещё болело, как будто по мне прошёлся бульдозер. Любопытство тоже не давало покоя, хотелось осмотреть себя лучше, но страшно было разрушить и так трещавшую по швам привычную картину мира.

Так просто не бывает…

Не оказываются люди в мгновение ока непонятно где и в чужом теле. Но реальность упорно говорила об обратном.

Оглянувшись на воина, убедилась, что он без сознания, и подглядывать не станет. Медленно разделась и осмотрела себя, насколько это было возможным.

Худенькое девичье тело, навскидку лет шестнадцати. Руки ухоженные, а значит, не крестьянка, да и, судя по дорогой одежде, в деньгах семья не нуждается. Ещё бы знать, что за родственников подкинули мне высшие силы. Кто такая эта девушка, чьё тело я столь бесцеремонно, пусть и не по своему желанию, заняла?

Ничего особенного больше не рассмотрела и, вздохнув, хотела было одеться в свой грязный сарафан, как взгляд упал на сундук. Хозяйке всё, что там лежит, уже без надобности, а ходить в провонявшей дымом, грязном одеянии было невмоготу. Порывшись в чужих вещах, нашла пару длинных рубах, одну тонкую, другую шерстяную, сарафан до пят из плотной грубой ткани и какую-то старую телогрейку из протёртых шкурок. Переодевшись, наконец, согрелась. В избе было довольно прохладно, и не удивительно, если судить по пейзажу за окном – уже была поздняя осень.

А вот огонь в печи потух и это плохо. Вспомнив свои вчерашние потуги с растопкой, чуть не расплакалась, но, утерев первые слезинки, снова достала кресало, кремень и принялась за дело. В этот раз всё прошло лучше, недолго поупрямившись, разгорелись тонкие веточки хвороста и скоро хибарка прогрелась от пылающей жаром печи.

Надо было проверить рану больного, промыть, наложить новую повязку и новую порцию целебной кашицы. Вскипятив воду, заложила нужные травки, затем аккуратно откинула плащ, в который укутала воина, и убрала лоскуты мною же разорванных рубах.

Рана выглядела неплохо. Конечно, до полного заживления далеко, но и явного воспаления заметно не было. Омывая тело от запёкшейся крови, удивилась, а ведь воин не так уж и стар, как показалось на первый взгляд. Не было стариковской дряблости, под кожей бугрились хорошо развитые мышцы. Только многочисленные шрамы портили всю картину – мой подопечный точно бывалый воин.

Почти закончив перевязку, заметила слабое движение: мужчина потихоньку приходил в себя. Дыхание участилось, и он приоткрыл глаза:

– Настенька… Жива! – первым делом просипел он, слабо улыбнувшись.

– Угу, – буркнула в ответ, не зная, что сказать. Его речь точно была русской, но с таким странным говором, что я не понимала и половины его бормотаний. Он что-то спрашивал, мне приходилось лишь глупо кивать в ответ.

Взгляд мужчины стал более осмысленным, он с удивлением приподнял свои связанные руки и перевёл взор на меня. Я лишь пожала плечами:

– Лежи спокойно, – положив ладонь на грудь незнакомца, мягко надавила, чтобы лёг обратно на плащ.

– Воды, – с трудом просипел он.

Ну, хоть что-то понятное! Набрав ковш, поднесла его к губам мужчины. Пил он жадно и долго. Потом кивнул, откинулся на свою импровизированную постель и затих.

А у меня сводило живот от голода: вторые сутки без пищи давали о себе знать, да и физические надобности требовали уединения.

Осторожно открыв дверь, выглянула на поляну, кругом царила тишина, лишь шум голых ветвей проносился по воздуху. Осторожно ступая, стараясь не шуметь, обошла домик с другой стороны от ночного пиршества волков: видеть останки их трапезы было сейчас не под силу. Быстро справившись со своими делами, оглянулась. Недалеко виднелся колодец с замшелой крышей, сразу за домом у стены примостилась большая поленница. Это хорошо, вопрос воды и обогрева пока снят. Осталось раздобыть еды.

Вернувшись, принялась обшаривать горшки и туески, стоявшие на печи. В чистой тряпице нашёлся кусок хлеба, в который я вгрызлась не хуже голодного волка. По окончании поисков, у меня на руках оказалось немного сушёных грибов и мешочек с сухарями. Если припасы и были, держали их явно в другом месте. Да только как его отыскать?

Тут из-за печки раздалось жалобное блеяние. Точно! У меня же есть молоко, но пока чисто теоретически.

Я подошла к козе и принялась за осмотр. Вымя было маленьким, если у неё и есть молоко, то скорее всего, совсем немного. Напоив животинку, поделилась с ней сухарём, козочка смачно захрумкала и даже не обратила внимания, когда я с миской в руках полезла её доить.

Мне – городскому жителю, процесс дойки был известен лишь в общих чертах. Согнувшись в три погибели, я старалась ухватить козу за сосцы, но та постоянно переступала с ноги на ногу, вертелась и крутила головой.

Измучившись акробатикой с козой, в итоге зажала её в углу и, о чудо, в миску упали первые капли молока. Надоив пол стакана, достала мешочек с сухарями и принялась за завтрак. Кажется, ничего вкуснее в жизни не ела! С голодухи такая простая пища была верхом блаженства.

Завозился и застонал мужчина. Вот ведь! Я чуть не забыла о том, что его тоже надо кормить. С сожалением поглядела на остатки молока, размочила в них сухарь, сделала тюрю и, отыскав деревянную ложку, буквально по крупицам принялась вливать полученную кашицу ему рот.

После еды мужчина снова уснул, его щёки порозовели, а могучая грудь мерно вздымалась при каждом вдохе. Надежда, что о выживет, воспряла с новой силой.

***

Интерлюдия

Могута Мстиславович

Мысли, похожие на вязкий кисель, лениво ворочались в голове. Воевода постепенно приходил в сознание. Ныло от боли раненое плечо. Приоткрыв глаза, увидел Настеньку и в груди защемило от радости. Жива! С трудом оглядевшись, понял, что они так и остались в ведьминой избе, только вот ни самой мёртвой хозяйки, ни Аксиньи видно не было. Значит, не один день он провалялся в забытьи. Настя сама управилась тут, да и его не запамятовала, рана была перевязана.

Попытавшись выспросить о случившемся, старый воин удивился: казалось, Настасья не понимает его. На все вопросы лишь глупо кивала и односложно бурчала. Ох и несладко пришлось бедной девочке! Приволок её, дурень старый, в избушку среди леса, где вместо помощи нашли они только покойниц-хозяек. Княжна до этого и мёртвой курицы не видала, берегла мать слабенькую от рождения дочь, гулять только под присмотром нянек и мамок выпускала. Девочка была чуткой с ранимым сердцем, очень жалостливой. Бывало, увидит щенка с перебитой лапой и льёт над ним слёзы ровно об убитом. Страшно гневалась тогда княгиня на нянек, скора была на расправу. Не раз таскала за волосы нерадивых дворовых девок.

А потом усаживала Настеньку на перины, да рассказывала ей сказки про Змея Горыныча и богатыря, да про красавицу деву-лебедь. Младшенькая дочь, любимая. Сыновья княгини уже давно учились ратному делу, часто сопровождая отца в недалёких походах, да забавляясь потешными поединками с гриднями, вот и досталась вся материнская ласка Настасье.

Что же теперь будет с Вежой? Одна только дочь и осталась у князя с княгиней. Право на княжение можно передать и по женской линии, да только справится ли юная княжна с приграничным городом, который без малого неделями иной раз был под осадой степняков? Не давали они покоя, то и дело устраивали набеги, после растворяясь в степях, как утренний туман. Трудна доля князя, нет у него ни минуты покоя. Не только Вежу надо оберегать от супостата, стояли маленькие крепостницы со своей дружиной, были и крестьянские деревеньки, которые тоже нуждались в защите. Издревле на их земле повелось, что у Вежи был свой князь, младший из черниговских, который стерёг границы княжества. Боги были благосклонны к роду славного Велерада, пятеро сыновей подарила судьба им с жёнушкой. Вот младшему Братиславу и выпало княжить в Веже, оберегая покой родной земли.

Теперь придётся отцу подыскивать для дочери славного витязя, которому можно передать бразды правления и кого одобрит князь черниговский – Гостомысл Велирадович. Норов у того был крут, боялись его гнева даже родные сыновья.

А если прознает об этом великий князь Ярополк, то и своего жениха подыскать может. Его слово – закон. Давно он недоволен тем, что живут князья черниговские особицей. Хоть и платят дань Киеву, да только своим умом правят. Напрямую свой гнев не покажет Ярополк, сильна дружина черниговская, ссориться с князем опасно, а вот посадить своего человека в Веже заместо Братислава, то ему под силу. Прикажет выдать Настю замуж за одного из приближённых воевод, да хоть за Свенельда, тот даром что немолод, а князю люб, слушается его советов Ярополк. И Вежа – кусочек лакомый. Тут и леса да нивы богатые, по Снове-реке плывут купцы в землю русскую, исправно платят дань пограничную. Казна городская никогда не пустует. Знает об этом и Ярополк.

Ох, ты долюшка горькая! Погибли все три княжича, давно не было на Вежу такого набега, словно чёрной тучей накрыло город. Много сражений видела старая крепость, но никогда ещё степняки не добирались до детинца, до княжеских палат.

Как там княгиня-матушка с князем? Надо скорее возвращаться!

Недаром воеводу зовут правой рукой повелителя, много дел в городе, за всем пригляд надобен. Да только сил нет подняться, и руки связаны. Что это ещё удумала Настасья? Неужели не признала дядьку, что с младенчества забавлял её деревянными лошадками, да сказками про дальние края?

Старый воин, то приходил в сознание, то снова впадал в забытьё. Слабость не давала подняться, просить развязать руки, он не стал. Ежели так спокойнее княжне, пусть так и будет. Потом разберётся, успокоит напуганную девочку.

В следующий раз очнулся Могута, когда стала кормить его Настенька жидкой тюрей. В печке весело потрескивали поленья. С трудом проглотив еду, старый воин прикрыл глаза. Молодец девочка, сама справляется с ним немощным. Тяжело было воеводе чувствовать себя обузой, не привык он пролёживать даже раненым, с рассвета и до заката дела требовали его участия. В пылу боя не обратил он внимания на рану, а вон оно, как повернулось, свалило его с ног точно деревце молодое на ветру. Да только лежать сейчас не время!

Очнувшись ото сна, ближе к закату, Могута с трудом сел, облокотившись о лавку. Испуганно смотрела на него Настасья. Да уж не тронулась ли умом девка? Вон и словечка вымолвить не может, дрожит точно лист осиновый.

С лаской обратился к ней воевода:

– Настасьюшка, али не признала меня? Это же я дядька Могута, – воин внимательно смотрел в глаза девушки, да нет, на полоумную непохожа, взгляд живой, осмысленный. Неужто убийство братьев так подкосило княжну или успели степняки обидеть девочку?

Воевода поднял связанные руки:

– Настенька, развяжи меня, я не причиню тебе зла.

Могута и сам мог разорвать верёвки, да только боялся ещё больше её напугать. Снова взглядом указал на путы:

– Развяжи меня, Настасьюшка, – повторил, медленно проговаривая каждое слово.

Бочком, будто к чужому шла, княжна всё же к нему приблизилась, и, быстро стянув верёвки, сразу же отскочила к двери, точно боялась, что сейчас ударит её Могута.

Тихо сидел воевода, почти не шевелясь, ласково разговаривая с княжной, стараясь успокоить её. Вот уже и перестала дрожать Настенька, может, признала всё-таки? Принесла ему воды, а сама поглядывает с любопытством, точно в первый раз видит.

Надо возвращаться скорее в Вежу. Да как покажет он такую дочь родителям? Что скажет княгинюшка? Эх, не уберёг дитя!

Воевода и не заметил, как одолела его вновь дремота, откинулся он на свой плащ, да снова провалился в глубокий сон. Уже не слыша, как хлопочет о нём Настенька.