Kitabı oxu: «Лорд и леди Шервуда. Том 4», səhifə 24

Реджинальд заставил себя ласково улыбнуться Клэренс, он даже поднес ее руку к губам, но ответил с той же твердостью:

– И ты, Клэр. Я хочу остаться один.

Сказав эти слова, он усмехнулся, не слыша печального вздоха Клэренс: по сути, он и остался один.

* * *

Ночь прошла в дороге, и к рассвету Марианна пересекла границу Ноттингемшира. Чувствуя неистощимость собственных сил, она была готова продолжать путь без остановки. Но верный иноходец нуждался в отдыхе, и Марианна сделала краткий привал в лесу. Она с трудом заставила себя поспать хотя бы час, не выпуская из рук меча. Убедившись в том, что Колчан немного отдохнул, она снова отправилась в путь, и вскоре оказалась почти на краю Шервудского леса, высокая гряда которого заслонила горизонт.

Марианна глубоко вздохнула, почувствовав радость и облегчение, оттого что в дороге не встретила ноттингемских ратников, но тут же увидела трех всадников, которые выехали из зарослей и заступили дорогу. Кем они были, Марианне гадать не пришлось: в том, кто держался впереди остальных, она сразу узнала командира дружины Гая Гисборна.

– Ваша светлость леди Марианна! Я прошу вас проследовать за нами. Сэр Гай желает увидеться с вами и побеседовать.

Сэр Гай желает побеседовать с ней! А она желает того же? Ей было не о чем разговаривать с Гаем, и ее не интересовало то, что он сам мог бы ей сказать. Но есть ли у нее выбор? Марианна посмотрела из-под ресниц на ратников и усмехнулась:

– А если я откажусь?

Джеффри тяжело вздохнул и опустил глаза:

– Ваша светлость, мне очень не хочется применять силу. Со своей стороны, я заверяю вас в том, что как только ваш разговор с сэром Гаем закончится, я немедленно провожу вас на эту же дорогу, где мы сейчас с вами встретились.

Марианна лишь рассмеялась в ответ.

– Я понимаю, что вызывает ваше недоверие, но обещаю вам безопасность даже от действий моего господина, – сказал Джеффри и посмотрел ей в лицо твердым взглядом.

Не ожидавшая подобного и, казалось бы, немыслимого обещания, Марианна бросила выразительный взгляд в сторону двух других ратников.

– Леди Марианна, – сказал один из них, – наш командир сейчас говорил не только от своего имени, но и от всех нас – тех, кто сейчас здесь, и остальных, кто остался в лагере сэра Гая.

Это было еще интереснее! Дружина Гая, преданная своему господину, как свора выдрессированных псов, уверяла ее в том, что защитит от него Марианну, если придется! Марианна молча кивнула в знак согласия, и ратники окружили ее, увлекая за собой вдоль опушки. Через полчаса они приехали в большой лагерь, разбитый между дорогой и лесом.

– Ваша светлость, прошу вас накинуть на голову капюшон, – попросил Джеффри. – Ни к чему, чтобы кто-нибудь признал в вашей светлости женщину, тем более – узнал именно вас!

Марианна вспомнила, как ее о том же и почти такими же словами просил Вилл Статли, когда она в первый раз приехала в лагерь лорда Шервуда. От чьих же глаз теперь хочет ее укрыть командир дружины Гая? Или сам Гай? Кого вдруг стал опасаться шериф Ноттингемшира, наделенный властью самим королем и находящийся в пределах подвластного ему графства?

Джеффри помог Марианне спешиться и, почтительно взяв ее под локоть, обходя костры, возле которых собрались ноттингемские ратники, повел к одному из шатров. Предупредительно откинув перед ней полог, прикрывавший вход в шатер, он пропустил ее внутрь, а сам остался снаружи.

– Ты все-таки пришла, принцесса!

Гай сидел на раскладном стуле в дальнем углу шатра. Он поднялся навстречу Марианне и, видя, что она осталась стоять неподвижно, медленно подошел к ней. Они молча посмотрели друг на друга. Гай выглядел усталым до изнеможения, но не столько телом, сколько душой. На его лице залегли тени, темные глаза напоминали пепелище, оставшееся после многодневного пожара. Он не отрываясь смотрел в глаза Марианны и не находил в них ничего, кроме собственного отражения. Так, словно смотрел в бесстрастное зеркало. Она ничуть не была взволнована неожиданной встречей с ним. Страха он и не ждал, но волнение было бы естественным. А Марианна оставалась такой спокойной, словно вообще не видела его перед собой.

– У тебя был долгий путь, – сказал он, отводя взгляд в сторону, и указал подбородком на стол. – Позволь предложить тебе обед.

Это безотчетно-надменное движение отчасти напомнило Марианне прежнего Гая. Намеренно не замечая предложенной ей руки, она подошла к столу, обогнув по пути Гая, словно он был камнем или столбом. Гай усмехнулся, наполнил кубок светлым вином и поставил его перед Марианной. Сев за стол напротив, он молча смотрел, как она отщипывает от ломтя хлеба маленькие кусочки, неспешно запивая хлеб вином. Больше она ни к чему не притронулась, хотя он позаботился, чтобы на стол подали пусть и холодные, но изысканные блюда.

– Я ждал тебя. Как только мне стало известно, что ты вернулась в Веардрун, я понял, что ты не замедлишь отправиться в Шервуд. Знал, что ты приедешь, хотя и надеялся, что ты все-таки останешься в Веардруне.

Серебристые глаза Марианны мельком скользнули по лицу Гая, и ему вновь показалось, что его взгляд отразился от ее глаз, как от зеркальной поверхности.

– Снова не хочешь сказать мне хотя бы слово? Неужели ты настолько сильно меня ненавидишь? – усмехнулся он и, когда Марианна в ответ равнодушно пожала плечами, поправил себя: – Презираешь!

Гай ошибался. Марианна вообще не испытывала к нему никаких чувств. Предложив ей обед, не выказав пока никаких враждебных намерений, он тем не менее был способен в любой момент ударить ее, отдать приказ о ее казни, взять в плен заложницей. Но даже это понимание не пробудило в ней ничего: ее душа была исполнена холодного безразличия к нему. Близость ли Шервуда или незримое покровительство Фрейи сохраняли ее спокойствие – она и сама не знала. Но одно она знала твердо: человек, который принес ей столько зла, в эту минуту не вызывал в ее душе ничего, словно больше не существовал.

Так и не дождавшись от Марианны никаких слов, Гай тяжело поднялся и, сложив руки на груди, сделал по шатру несколько бесцельных шагов.

– И все же я рад нашей встрече!

– Понимаю! – тихим, но жестким тоном ответила Марианна. – Ты ведь уже все рассчитал, продумал, какую выгоду сможешь извлечь для себя. Ну и как же ты намерен использовать меня, Гай? Опять попытаешься шантажировать Робина моей жизнью? Или убьешь? Только давай обойдемся на этот раз без пыток. Я не боюсь их, но ты понапрасну потеряешь время. Хотя, наверное, получишь удовольствие!

Он едва заметно вздрогнул от ее беспощадных слов, застыл на месте, его плечи напряглись. Но Гай не оглянулся на Марианну и долго молчал, оставив ее слова без ответа. Она тоже отвела от него взгляд и продолжила нехитрую трапезу.

– У меня умер сын Лайонел, – вдруг услышала она его ставший задумчивым голос, – маленькое существо, любившее меня. Любил, но все равно боялся, как и все остальные. Пока он был жив, я часто ловил себя на мысли, что не такого наследника я желал. Он не был моим единственным сыном – есть и другой, бастард, первенец. Им я гордился куда больше, чем законным. Худенький, робкий, – Лайонел раздражал меня! И вот он умер… Не думал, что мне будет так сильно его недоставать, что я вдруг так затоскую по нему. Оказывается, сыновей не пересчитывают по головам, как ягнят, и каждый из них дорог отдельно.

– Мне очень жаль, Гай, – неожиданно для себя самой сказала Марианна.

Он резко обернулся к ней и покривил губы в усмешке:

– Помнишь, как ты прокляла меня в Веардруне? Могла бы не утруждаться! Должно быть, меня прокляли еще при рождении. Всю свою жизнь я был обречен терять тех, кого любил, потерял и Лайонела…

Замолчав, Гай внимательно посмотрел на Марианну и с удивлением вскинул бровь.

– А ведь тебе действительно жаль! Я причинил тебе столько горя, а ты сейчас искренно жалеешь меня!

– Не тебя, – поправила его Марианна, – твоего сына. Наверное, он оказался слишком хорош для такого отца, как ты.

– Не меня, – понимающе кивнул Гай. – Конечно, как ты можешь понять мои чувства? Тебе ведь не доводилось терять сына!

Она тут же вскинула на него ледяные глаза, и он осекся, изменившись в лице.

– Вспомнил? – жестко усмехнулась Марианна. – Да, мне понятна твоя боль, но я тебе не сочувствую.

Гай запрокинул голову, закрыв на миг глаза, и, глубоко вздохнув, сделал то, чего Марианна от него никак не ожидала. Он подошел к ней совсем близко, опустился на колени и, взяв ее руку, прижался к ней лбом.

– Скажи, что мне сделать, чтобы ты простила меня? – услышала она его глухой голос.

– А что ты можешь сделать, Гай? – она высвободила руку и, когда он поднял голову, спросила, глядя в его темные глаза: – Повернешь время вспять? И мой отец не погибнет, Лончем не бросит меня на забаву своим ратникам, мой сын родится живым и здоровым, а не мертвым и недоношенным? Или, может быть, ты отправишься к королю и признаешься, что оклеветал Робина и смута в Средних землях возникла по твоей вине, а не его?

Гай выслушал ее и, усмехнувшись, поднялся с колен. Вернувшись за стол, он налил вина в свой кубок и, сделав глоток, ответил:

– Нет, Марианна, не в моих силах сделать хотя бы что-то из того, что ты перечислила. Я не маг и не колдун, чтобы возвращать прошлое или воскрешать мертвых. Смерти Робина жаждет сам Иоанн. Что бы я ни сказал ему, мои покаяния не возымеют желаемого тобой действия. Да и нет нужды в чем-то признаваться: король сам знает всю правду, кто и в чем виноват. К тому же он не удостоит меня аудиенции, поскольку разгневан на меня за то, что вся эта история тянется так долго. Поэтому он отправляет сюда королевских ратников, но командовать ими буду не я, а Брайан. Вот так, принцесса. Мне нечем заслужить твое прощение. Значит, останемся каждый при своем!

Он долго молчал, изучая Марианну бесстрастным взглядом, потом спросил:

– Если я дам тебе охрану, чтобы ты могла вернуться в Веардрун, ты вернешься?

Она покачала головой, вызвав у него сокрушенный вздох.

– Марианна, через несколько дней в Ноттингемшир вступят королевские ратники, и тогда все, кто сейчас в Шервуде, будут обречены. И сам Робин, и все его люди, и ты, если отправишься в Шервуд.

Марианна безразлично пожала плечами. Неправильно истолковав этот жест, Гай рывком поднялся на ноги и взволнованно заходил по шатру:

– Я знаю, ты намекаешь на силу и ратное искусство Робина и всех, кто с ним остался. Но ни то ни другое их не спасет. Численный перевес королевского войска будет настолько велик, что им не выстоять! Ратники Иоанна их просто сметут. Ты же понимаешь, как обойдутся с тобой! Опьяненные победой, кровью, разгоряченные битвой, что еще они могут с тобой сделать?!

– Откуда тебе известно про большое численное превосходство? – спросила Марианна.

– То есть в точности ли я знаю, сколько людей у Робина? – понял Гай и невесело усмехнулся. – Тебе ведь известно, что очень многие покинули Шервуд после того, как Иоанн даровал всем, кто был объявлен вне закона, свое королевское прощение? Так вот, среди этих многих было немало и тех, кто охотно отвечал на любые вопросы. Без всякого принуждения, лопаясь от собственной значимости, гордые тем, что могут помочь милостивому королю. Единственное, что для всех добровольных осведомителей было тайной: расположение дозорных постов. А сосчитать с их помощью, сколько людей осталось в Шервуде, не составило труда. Они сами же и называли число стрелков, оставшихся в каждом отряде.

Марианна стиснула зубы. Ладно, они ушли, не в силах устоять перед королевским помилованием и возможностью вернуться домой, но помогать врагам лорда Шервуда, снабдить их подробными сведениями о силах вольного леса! Это было выше ее понимания.

– Да, Марианна! Вот такие они – люди, за которых Робин всегда был готов положить жизнь, – тихо сказал Гай, пристально глядя на Марианну и угадывая все ее мысли.

– Почему ты со мной так откровенен? – спросила Марианна.

Понимая, что ее интересуют не соображения о людской природе, он с усмешкой ответил:

– А что я теряю, ничего не скрывая от тебя? Я ведь сказал тебе, что командование королевскими ратниками Иоанн поручил Брайану. Вот пусть и командует, как сочтет правильным. Это уже не моя война, Марианна, хотя по-прежнему война Робина. Свою войну я проиграл, ему же не выиграть войны с Иоанном, но этому пусть радуется король. Я даже свою дружину не пущу в битву с вольными стрелками! В конце концов, должен же я чем-то отблагодарить своих ратников за годы верной службы!

Глухо и коротко рассмеявшись, он быстро умолк. Чуть слышно вздохнув, Марианна спросила:

– Твой сын Лайонел – что с ним случилось?

Гай приподнял бровь и бросил на Марианну быстрый пристальный взгляд.

– Почему это вдруг стало тебе интересно? Любопытство? Жалость? Или ты так решила отблагодарить меня за откровенность в том, что касается Робина?

Марианна не ответила, лишь слегка пожала плечами в знак того, что не настаивает на ответе. Гай медленно провел ладонью по щеке и, не сводя с Марианны темных глаз, мрачно улыбнулся:

– Я был в Ноттингеме, когда мне доложили, что он простудился. Это известие не стало для меня ни неожиданным, ни тревожным. Лайонел был слишком хрупким и, хотя я следил за его должной закалкой, постоянно то чихал, то кашлял. Поэтому я выслушал гонца и забыл о том, что он сказал. Но через три дня мне стало не по себе, и я, вопреки своей натуре, махнул рукой на дела и отправился домой. Когда я приехал, лекари мне сказали, что лихорадка усилилась и мальчик буквально плавится от жара. Ни смоченные холодной водой простыни, ни пиявки, ни кровопускание, ни отвары из трав – ничто не облегчало его состояния. Я пошел к нему с намерением попенять за слабость.

Он на мгновение замолчал, а когда заговорил вновь, его голос изменился, хотя на губах оставалась все та же улыбка, хорошо знакомая Марианне:

– При виде меня он так просиял, что строгие слова застряли у меня в горле. Он сильно похудел, прямо-таки истончился. Я положил ладонь ему на лоб – он и вправду горел огнем. Я просидел возле его постели до самой ночи, даже рассказывал ему какие-то волшебные истории, чего никогда прежде не делал. Не знаю, какой из меня получился сказитель, но малыш жадно внимал каждому слову, смеялся и, не капризничая, глотал из рук лекаря снадобья, вонь которых даже меня заставляла морщиться. Он не выпускал моего запястья из своих пальцев и, когда наступила ночь, посмотрел на меня так жалобно, что у меня не хватило сил уйти. Я лег рядом с ним, преступив собственные правила, сделав то, за что всегда бранил его мать. Он был так счастлив! Прильнул ко мне и обнял за шею. Так мы с ним и уснули. Когда на рассвете я проснулся, он по-прежнему обнимал меня, но уже остывал. Умер, не шелохнувшись, не разбудив меня, словно и в преддверии смерти боялся вызвать мое недовольство.

Марианна слушала монотонный, глухой голос Гая, воочию представляя себе то, о чем он говорил, и усилием воли заставляя сердце биться ровно. Лицо Гая оставалось неподвижно-спокойным, на губах сохранялась все та же улыбка, лишь глаза почернели, словно перестали быть зрячими.

«Мне жаль его сына, но не его самого», – твердила она в уме, притом понимая все чувства, владевшие Гаем. Своего сына она никогда не видела, не подносила к груди, не брала на руки, но не забывала о нем ни на один день из всех лет, прошедших после его гибели. Меньше всего на свете она желала бы пережить то, о чем только что поведал Гай: проснуться, сжимая в объятиях коченеющее тело собственного ребенка.

Он глубоко вздохнул, его взгляд стал осмысленным, а глаза приняли обычное выражение – цепкое, все подмечающее, скрывающее любые чувства.

– Его не успели ни исповедовать, ни соборовать. Хотели, но отложили из-за моего приезда. Выходит, я повинен и в том, что мой сын умер, не получив отпущение грехов. Но священник, то ли боясь моего гнева, то ли считая, что я нуждаюсь в утешении, твердил, что Лайонел был настолько безгрешен и чист душой, что несомненно попал на небеса, к своей матери, отличенной кротостью ангела.

– У тебя была хорошая и добрая жена, – отозвалась Марианна.

Гай криво ухмыльнулся.

– Священник сказал мне то же самое. Но либо он и ты не все знали о ней, либо ангелы не так уж кротки, какими их представляют! – бросив острый взгляд на Марианну, он отчетливо произнес: – Беатрис тебя ненавидела, завещала свою ненависть брату и, раскаявшись в ней перед самой смертью, не успела освободить от этой ненависти душу Брайана. А теперь, после того что услышала, скажи мне еще раз о ее доброте!

– Скажу, – ответила Марианна. – Мы виделись с ней за несколько дней до ее кончины. Леди Беатрис очень любила тебя, Гай. Да, я обошлась с ней жестоко, но она простила меня.

– Она, – с усмешкой выдохнул Гай, – но не ее брат.

Из-за полога шатра послышался приглушенный голос Джеффри:

– Милорд! К вам идет сэр Брайан!

Почти сразу полог откинулся, и в шатер вошел Бэллон.

– Чем ты занят, что тебя предупреждают о моем визите? – спросил он, с удивлением посмотрев на Гая, и вдруг заметил Марианну. – Ух ты! Прекрасная леди Рочестер, графиня Хантингтон собственной персоной!

Его лицо расплылось в довольной ухмылке. Придвинув к себе табурет, он сел напротив Марианны и окинул ее неторопливым и весьма удовлетворенным взглядом.

– Что же вам не сидится за надежными крепкими стенами, дивная леди? – рассмеялся он. – Но мы с сэром Гаем очень признательны вам за визит! Наскучило который день торчать на окраине этого леса, знаете ли! А вот вы нам сослужите добрую службу и поможете выманить на открытое место мятежного графа Хантингтона.

Бэллон задрал голову и весело посмотрел на Гая, который стоял за его спиной, сложив руки на груди, и смотрел поверх головы Бэллона мимо Марианны ничего не выражавшим взглядом. Почувствовав на себе настойчивый взгляд Бэллона, Гай опустил глаза на него и вопросительно поднял брови.

– Как ты думаешь, Гай, отношение графа к его такой своенравной супруге не изменилось? Она по-прежнему остается для него самой притягательной приманкой и твой старый способ применим и сейчас?

– Не сомневаюсь, – бесстрастно ответил Гай и наконец посмотрел на Марианну, прямо ей в глаза. – Но я не хочу, чтобы леди Марианне был причинен хоть малейший вред!

– И не будет! – ответил Бэллон и покровительственно похлопал Гая по руке: – Не беспокойся! Завершим дела с графом Робертом, и веди прелестную вдову под венец!

Он перевел взгляд на Марианну, и его лицо выразило нескрываемую неприязнь:

– Не знаю, леди, чем вы заслужили такую сильную склонность к вам моего друга, но если бы не он, я припомнил бы вам нож у шеи моей сестры! Ладно, оставим старые счеты и перейдем к делу. Итак!

По-прежнему не сводя с Марианны глаз, Гай резко, с силой ударил Бэллона по шее ребром ладони, и тот, потеряв сознание, упал ему под ноги. Гай негромко позвал Джеффри и, когда тот немедленно появился в шатре, приказал:

– Обеспечь безопасность леди Марианны – она сейчас уезжает.

Он вопросительно изогнул бровь, молча предлагая сказать, куда она все-таки решила отправиться.

– В Шервуд, – ответила Марианна.

– В Шервуд, – со вздохом повторил Гай. – В бесстрашии тебе не откажешь, а вот благоразумие никогда не было твоей сильной стороной. Ну, в Шервуд так в Шервуд. Тогда, Джеффри, проводи ее светлость так далеко, как сможешь, чтобы самому не повстречаться с воинами его светлости.

Джеффри молча склонил голову в знак того, что в точности исполнит волю господина, и подал Марианне руку, помогая ей подняться. Она приняла его помощь, и Гай, неотрывно наблюдавший за ней, незаметно усмехнулся. Отказавшись от его руки, она, не чинясь, положила ладонь на руку его слуги, посчитав того более достойным подобной чести.

Марианна сделала шаг к выходу, но Гай внезапно преградил ей путь. Он стоял перед ней, не говоря ни слова, и только смотрел на нее. Заметив невольную досаду в ее глазах, он усмехнулся и отступил в сторону. Она взялась за полог, когда услышала за спиной его негромкий голос:

– Передай ему мою просьбу.

Марианна оглянулась, и он, прочитав в ее глазах вопрос, сказал, отчетливо выделяя каждое слово:

– Скажи, что я прошу его о поединке.

Помедлив, она кивнула, и Гай отвернулся, словно начисто забыл о существовании Марианны. Опустив глаза на Бэллона, который все еще оставался без сознания, она, не удержавшись, спросила:

– Почему ты это сделал, Гай?

Почему? На миг он задумался и едва не поддался порыву сказать, что когда-то почитал за счастье просто дышать с ней одним воздухом. Что когда она сегодня вошла в шатер, вслед за ней ворвались запахи трав, имбирных стеблей, вересковых пустошей Уэльса и соленых морских ветров Веардруна, а до ее появления, казалось, обычный воздух почти исчерпался. Что он наконец постиг науку отпускать тех, кого любишь, но кто не любит тебя, – то, что ему безуспешно пытался объяснить Робин во время их откровенного разговора в Веардруне. Постиг и отпустил их обоих. Но слишком поздно для всех, о чем сейчас сожалел.

Справившись с собой, Гай не сказал ничего из того, о чем успел подумать за краткое мгновение. Марианна услышала негромкий отрывистый смешок, и Гай, по-прежнему стоя спиной к ней, ответил самым обыденным тоном:

– Может быть, потому что я все еще люблю тебя? До сих пор, несмотря ни на что. Впрочем, ты вряд ли поверишь мне.

Внезапно обернувшись, он обжег ее мгновенным взглядом и глухо бросил:

– Уезжай, пока Брайан не пришел в себя! Прощай, Марианна.